Pacific Ocean

       – Ты так усиленно набиваешь текст, – сказал Эрвин, обращаясь к сидящей за столом напротив Ханджи. – Дам руку на отсечение, там не вводная статья для монографии.       Женщина только загадочно хихикнула, что подтверждало слова Эрвина. Кроме них, в этот раз лаборатории сидели только Жан и Моблит. Последний, видимо, почувствовав небывалое облегчение после выяснения всех отношений с дамой своего сердца, перестал работать за столом и расслабленно развалился на диване с рукописью. Периодически (достаточно часто) он что-то вычеркивал в ней сине-красным карандашом и чуть слышно вздыхал. Было свежо и почти не жарко, ветерок задувал в раскрытые окна, горланили птицы, плескались близкие волны. Остров вечного лета показывал себя с лучшей стороны, и не верилось, что совсем недавно буря держала в заложниках весь дом.        – Руку, и правда, не хотелось бы чувствовать, – продолжил Эрвин, сжав и разжав кулак. – Что-то я вчера перестарался.        – Вам, мальчикам, только бы мериться всякой ерундой.        – Но у меня почему-то заработали пальцы, – Эрвин протянул Ханджи стикер с коряво нарисованным цветочком. – Здорово получилось?       Ханджи приняла бумажку, и на ее лице проступило абсолютное изумление. Она поднялась с места, обошла столы и схватила Эрвина за кисть. Палец за пальцем, Ханджи, раскрыв рот, осмотрела его руку.        – Это же чудо! – воскликнула она наконец, просияв улыбкой. – Но дар художника в тебе не проснулся.        – Это территория Моблита.        – Кстати! Я тут подумала, раз уж мне, вероятно, скоро становиться матерью, может, открыть для себя детский нон-фикшн? Я просила Моблита нарисовать дурашливую игуану, и у него очень мило вышло. Из нас получился бы отличный дуэт.        – Ты там сказку про игуану пишешь? – Эрвин указал пальцем на заднюю стенку монитора Ханджи.        – Да, я пытаюсь ввести какой-то сюжет, чтобы книжка не стала энциклопедией, – Ханджи вернулась за свой стол. – Никак не могу определиться с возрастом целевой аудитории. Надо бы протестировать на племянниках…        – А вводная статья?        – Моблит напишет, – отмахнулась Ханджи. – Он знает все мои работы. И это его вина, что я не могу ее дописать. Остров должен был изолировать меня от секса, чтобы я могла спокойно усублимировать себя в науку, но из-за Моблита все поломалось.        – Солнце, ты до меня не могла к ней приступить полтора месяца, – напомнил Моблит, подняв смущенный взгляд.        – Я просила тебя соблюдать субординацию при посторонних.        – О нет! – наигранно воскликнул Жан. – Никто ведь даже не заметил, что Моблит переехал в вашу комнату, доктор Зоэ. Вы что – встречаетесь? Вот это новости!        – Вам принести кислый кофе? – спросил он следом, так как на лице Ханджи смешалось нечто вроде агрессивного смущения. – Я пошел на кухню.       Моблит попросил чашечку, и Жан ушел.        – Что с Доуком? – сразу же сменила тему Ханджи. – Вы поговорили?       Губы Эрвина сжались в полоску, он шумно втянул воздух носом и некоторое время думал, с чего начать и что именно допустимо рассказать.        – Я запутался, – признал он. – Похоже, Энни – не та, кого мы искали. И мне не хотелось бы обвинять Эрена, так как ничего подозрительного я за ним не замечал. Но, если это не он, то нам не за что зацепится.        – Ты уверен, что это не Энни? Зачем тогда Доук послал к нам эту странную девушку, не имеющую отношения к науке?       Эрвин опять сделал паузу, вынудив Ханджи поторопить его пинком через подстолья.        – Если в тебе есть что-то святое, поклянись, что разговор не выйдет за стены лаборатории, – сказал он, наконец.        – Допустим, я клянусь. Что за недоверие?        – Это странная и деликатная тема. И это совсем не то признание, которого я от него ждал.        – Эрвин, бл*ть! Говори уже.        – Энни – любовница Найла.       Ханджи осела на стуле, и Эрвин услышал, как Моблит за его спиной отложил бумаги в сторону.        – Я решил положиться на удачу и сразу сказал Найлу, что в курсе его дел с Энни, и его ждет суд, – начал мужчина. – Как я и предполагал, у него быстро сдали нервы. Сначала он говорил, что девушка все придумала (почему-то он сам решил, что именно она все рассказала), потом говорил, что у нас нет доказательств, потом (опять-таки сам) говорил, что их переписка может быть сфальсифицирована. Якобы у Энни на него обида из-за какого-то неудачного экзамена, и она хочет его очернить. Где-то тут я уже начал понимать, что речь вовсе не о шпионаже каких-нибудь спецслужб. В общем, он минут двадцать разматывал клубок, и мне почти не нужно было его подталкивать. В итоге, он заверил меня, что их связь была исключительно платонической до наступления ее совершеннолетия.        – Он поэтому испугался суда?        – Очевидно, да.        – Старый развратник. А зачем он послал ее на остров? Чтобы оградить себя от искушения?        – Это драма, которую я едва разобрал сквозь слезы. Да, он называл Энни искусительницей, демоном в обличии юной девы и так далее, с религиозной поэзией и прочими мерзостями. История проста, но Найл смог ее усложнить. Его жена, знакомая нам Мэри, мать троих детей и образцовая домохозяйка, давно дружит с матерью Энни. Потому они договорились, что Найл поможет девушке с подготовкой к поступлению в университет, так как ей было нужно подтянуть биологию. И я очень надеюсь, что их роман начался не в этой точке, но правды мы, конечно, не узнаем. Их связь оставалась тайной и ничем не грозила Найлу до июля текущего года, когда Энни крупно повздорила с отчимом. Тот, со слов Найла, сильно давил на продолжение ее спортивной карьеры, чего она не хотела. В итоге, Энни сбежала из дома и (внезапно) начала требовать от Найла исполнить обещание и уйти из семьи к ней. Он снял ей квартиру, наплел еще каких-то небылиц и начал думать. Уходить из семьи он не хотел, содержать две семьи – не мог. Он бы отшил Энни, но боялся мести и (цитирую) не мог окончательно избавиться от чар ведьмы. Вразумить Энни и заставить ее вернуться домой Найл не сумел (если пытался), съем квартиры тянул слишком много денег, и тут пришло письмо от меня с предложением направить на стажировку какого-нибудь хорошего студента. Найл внезапно осмелел, подделал документы и убедил Энни в том, что он все решит, но ему нужно время, и будет здорово побыть на расстоянии, чтобы проверить чувства и еще что-то несуразное, во что может поверить только юная влюбленная особа. Я не знаю, на что он рассчитывал, но из-за проблем со связью Энни пропала надолго, и Найл почти перестал быть невротиком. А теперь он просит меня поговорить с Энни и убедить ее, что он ее не достоин.        – Меня ты убедил.        – А есть что-нибудь такое, но про других студентов? – спросил Моблит.        – Мне обзвонить всех преподавателей, которые подписывали их рекомендательные письма?       Ханджи отъехала на кресле от стола, закинула ногу на ногу и изобразила телефонную трубку рукой:        – Доктор Смит, мне известно, что вы рекомендуете Армина Арлерта исключительно из-за его эфебной внешности.       Эрвин повторил позу Ханджи и, изменив голос, сказал в сложенный кулак:        – Доктор Зоэ, просто признайте, что не так хороша мисс Браус, как овощи с ее огорода, которыми она вас подкупила.       Ханджи сразу изменилась в лице и даже слегка покраснела.        – Ты просто не пробовал домашних помидорок. И вообще, я же пошутила. К Армину нет вопросов.        – Если серьезно, то руководителю Конни я бы тоже позвонил. Очень сомневаюсь, что его рекомендовали от чистого сердца.        – Тогда и Ботту позвони, – напомнила Ханджи. – Вдруг Жан мастерски изображает союзника.        – Бросьте, Марко – добряк, каких свет не видел, – возразил Моблит. – Не поверю, что он полез бы в сомнительные интриги. Да и Жан совершенно не следит за языком. Какой из него шпион?        – Мы ходим по кругу, – сказал Эрвин. – Так снова вернемся к Николо. Но в его случае звонить некому. Он сам нашел нас по объявлению.        – И что делать, в таком случае? – спросила Ханджи.        – Лично я планирую проверить датчики на северном берегу, а вы можете заниматься, чем угодно. Вводная статья, книга про игуан, загадочные таблицы, которые вы от меня прячете – что пожелаете.        – Мы ничего не прячем!        – Я уже раз пять замечал, что ты сворачиваешь окно, когда я встаю. Там какие-то таблицы. Уверен, меня ждет ошеломительный сюрприз.        – Разве те датчики не Эрен обычно проверяет? – спросил Моблит, и губы его дрогнули в легкой улыбке.        – Пару раз он забывал и вносил выдуманные показатели.       Моблит кивнул, но выглядело это не как согласие, а как принятие аргумента в качестве приемлемой лжи. «Не понял?» – как бы спросил Эрвин глазами. «Все ты понял», – как бы ответил Моблит.       Прокрастинация – абсолютно понятное человеческое состояние. Сначала Леви подумал, что столкнулся с ней впервые, но после, подумав еще, решил, что прокрастинацией было все его пребывание на острове. Он намывал полы, стирал постельное, чистил овощи, читал книги и смотрел фильмы только для того, чтобы не браться за исполнение приказа Кенни. Времени еще полно – успеется.       Задача текущего дня, с одной стороны, была абсолютно проста: пройтись по заранее определенной площадке, прощупать покрытый высокой травой рельеф и, в случае, обнаружения чего-то выделяющегося на общем фоне, воткнуть заготовленный колышек с флажком из красной изоленты для заметности. Часть площади уже была исследована Эрвином в дни одиночества. Результатом исследований стали несколько кучек земли и плохо прикопанные прямоугольники ям. «Чувствуешь углубление? – спрашивал Эрвин накануне, водя Леви по местам своей бурной деятельности. – Это могло быть провалившейся могилой или постройкой. Но это просто рельеф». В сущности, такое занятие для Эрвина тоже было формой прокрастинации, но, покуда он мог его хоть как-то держать под контролем, оно называлось хобби. «Если мы что-то обнаружим, – говорил он, – важно не слишком увлекаться и оставить все для профессионалов. Ни в коем случае нельзя повредить контекст. Сначала ты прощупаешь почву, сделаешь отметки, затем мы еще раз осмотрим все это вдвоем. Если что-то будет сильно выделяться, мы сделаем небольшой геометрически правильный раскоп. Землю вскрываем тонкими слоями, каждый этап фотографируем. Находки не вынимаем. Если там что-то будет, я вышлю информацию Пиксису и буду ждать его указаний. До тех пор раскоп будет закрыт пленкой». Казалось, Эрвин четко видит план действий, и выполнить его совсем не сложно. Но работа была слишком монотонной, а солнце слишком грело затылок, и после очередной беспокойной ночи хотелось просто лечь под куст и ненадолго прикрыть глаза.       Леви осмотрелся. С утра он прошел не так много, и ничего в рельефе не прошло его строгий отбор на уникальность. Он видел, что чуть южнее, среди пышных клейнховий, мелькает оранжевая футболка Конни. В стороне, достаточно далеко, бродил Эрен. Остальные студенты находились где-то ниже. Недолго думая, Леви прошел еще немного вверх, до раскидистого куста гардении, и сел на траву. В термосе была холодная вода, что оказалось очень кстати. В листве жужжали безымянные для Леви насекомые, но любой другой человек на острове, наверняка, мог бы прочитать целую лекцию о жизни этих маленьких тварей. Леви развернулся к морю. Он спускался к воде минувшей ночью и пытался дозваться кого-нибудь из соплеменников, но кричать в островной тишине было неразумно, и никто не откликнулся или не услышал. Тогда в голове его промелькнула жуткая мысль. Что если его народ покинет это место до ближайшего новолуния? Много лет назад Кенни, собрав небольшую группу единомышленников, уже перебрался сюда из западной части Индийского океана. Почему этого не может повториться? Прошлый переезд, долгий и тяжелый, Кенни объяснял нетерпимыми изменениями качества воды и напором соседних племен. Леви слышал, как Эрвин, Ханджи и Армин с напряженными лицами иногда обсуждают отмирание рифа. Они были правы. Изменения начались пару лет назад, но Кенни не мог сказать, насколько они опасны. Стоило спросить Эрвина об этом, когда придется к слову. Леви опустил взгляд на светло-серый камень, торчащий из почвы у его бедра и, углубившись в свои беспокойные мысли, принялся рыхлить землю вокруг него.        – Как успехи? – стоило подумать об Эрвине, как он появился. Леви не услышал его приближения. На воздухе следовало быть внимательнее к звукам, ведь движения тел не отдавались волной, как в воде.       Леви взглянул наверх через плечо. Солнце светилось прямо за головой Эрвина, заставляя щуриться.        – Пока ничего интересного, – ответил Леви и вновь отвернулся к морю. Эрвин опустился рядом, но тень куста до него не доходила. На фоне выгоревших светлых волос особенно заметен был свежий, еще красноватый загар в блестящем бисере пота. Леви предложил Эрвину воду, и тот не отказался.       От горизонта поднимались белоснежные облачные горы, но они не предвещали возращения непогоды. Только короткий отдых от палящего солнца. С моря дул легкий, горячий ветерок, колыхались высокие травы вокруг со всеми их шумными обитателями, мелко трепетали листья. Леви, не поворачивая головы, скосил взгляд на Эрвина. Тот смотрел вперед, витая среди этих облачных громадин. Именно в таком состоянии Леви заставал Эрвина чаще всего до их знакомства. Тогда он думал, что с высоты берега Эрвин видит что-то, не заметное с уровня моря. Теперь Леви видел то же, что и Эрвин, но не понимал, что так завораживает его в голой равнине океана, где не видно даже крохотных скал или китовых спин. Не понимал, хотя, глядя в том же направлении, словно сам попадал под странную магию.        – Эй, у вас тут пикник что ли? – шутливо спросил Конни, и Леви второй раз за час решил, что нужно быть внимательнее к звукам. Парень оказался рядом как-то внезапно. Эрвин обернулся на голос и улыбнулся больше глазами, чем губами.        – Припекать начинает, – заметил Конни. – А вы без шляпы, доктор Смит.        – Действительно, – Эрвин посмотрел наверх, и только сейчас заметил, что солнце вошло в высшую точку. – Не волнуйся, Конни. Мы скоро спустимся.        – Ну, смотрите! Сами же говорили, чтоб без уборов не выходили, – парень постучал по козырьку кепки, показывая, что он-то все указания выполняет. – Может, вам принести? Вы точно скоро спуститесь?       Эрвин подтвердил свои слова, и Конни, жестами показав, что следит за ними, убежал вниз. Леви во время их короткого разговора отвел взгляд от горизонта и снова принялся колупать серый камешек.        – Что это? – как-то серьезно спросил Эрвин, и Леви не сразу понял, чего касается вопрос.        – Это? Камень, – ответил он, проследив взгляд Эрвина.        – Не видел здесь таких.        – А ты здесь все камни в лицо знаешь?        – Такой светлый и ровный.       Леви с подозрением прищурился.        – Ты зря шляпу не надел, – сказал он.       Эрвин наклонился ближе к земле, постучал по камню, а затем попробовал поцарапать его ногтем.        – Он мягкий.       Леви повторил его действия.        – Да вроде нет. Но похож на деревяшку.        – Это кость.       Эрвин и Леви одновременно подняли лица и с вопросом посмотрели друг на друга, а после начали поспешно и хаотично расчищать псевдокамень руками. Почти сразу выяснилось, что загадочный предмет вовсе не ровный и округлый, показались небольшие бугорки, затем ямка.        – Глазница… – пробормотал Эрвин. От осознания он настолько разволновался, что впился в землю ногтями и пошел вглубь.       Хотя Леви слышал, что сказал Эрвин, находка не сразу стала для него чем-то конкретным. Он видел человеческий череп на обложке какой-то книги в библиотеке и на зарисовках из сборника, который Эрвин давал ему перед началом работ. Но никогда он не видел скелета в объеме. Погребальный обряд его племени сводился к тому, что мертвое тело отвозили к глубокому ущелью в морском дне, обвязывали камнями и прощались с ним навсегда, глядя как оно опускается в черную бездну, где донные жители будут пировать на нем в ближайшие дни. Поэтому появление черепа из земли произвело на Леви заметное впечатление. Он смотрел на него, широко раскрыв глаза. Взгляд его перемещался с черепа на Эрвина, словно он пытался сопоставить голую кость с живой плотью. Лишенный мышц и кожи, череп словно улыбался, впервые за долгие годы увидев над собой облака. Леви тронул его переносицу, затем свою, прощупал кончиками пальцев скулы, сравнил с рельефом безымянного мертвеца, и из глубин его груди вырвался смешок. Эрвин, между тем, разгребал землю дальше в поисках других костей.        – Видимо, дождь смыл часть почвы, – говорил он. – Тут ведь край обрыва. Где-то должно быть продолжение тела.        – Ты ведь говорил, что мы сразу свяжемся с твоим другом и не будем ничего ломать, – напомнил Леви, по-прежнему любуясь находкой.        – А если это просто череп? Нужно убедиться, что это могила.        – А какая разница?        – Никакой. Я вру тебе и себе, потому что мне любопытно. Странно, что рядом нет других костей. Тут уже должны быть ключицы. Неудобно делать это пальцами… А лопатой мы все сломаем…       Леви без слов снял свою панаму и поместил ее на голову Эрвина.        – Нужно сходить за ложками! – придумал Эрвин, даже не заметивший, что на него что-то надели. – Я сейчас вернусь.       Поняв, что это надолго, Леви крикнул ему вслед:        – Принеси поесть!       Ожидая возвращения Эрвина, Леви измерял череп пальцами и пытался приложить измерения к себе. Выходило, что умерший был широк в кости и скуласт. Это открытие тоже в некоторой степени восхитило Леви, до настоящего момента считавшего, что человеческий скелет универсален и меняется только пропорционально росту.       Эрвин вернулся почти через полчаса, неся в руках пакет, лопату и второй головной убор.        – Я нашел продолжение, но оно какое-то странное, – сказал ему Леви, указывая на новый кусок кости на некотором расстоянии от черепа. Эрвин сложил вещи под куст и подошел.        – Это не ребра и не конечности, – сделал он вывод сразу и достал из кармана ложку, чтобы быстрее разгребать землю. – Это второй череп.       Леви вымыл руки водой из термоса, сел в тенек и принялся доставать вещи из пакета. Кроме кучи ложек, внутри была бутылка с водой, несколько бутербродов в бумаге и пара контейнеров с тушеными овощами.        – Начинай без меня, я сейчас кое-что проверю и присоединюсь, – сказал Эрвин, не открываясь от работы.       Леви пожал плечами, поставил контейнер на колени и принялся за обед. Несмотря на всю увлекательность процесса и жару, он был зверски голоден. Эрвин так и не присоединился.       Ужин Леви состоял из обеденного контейнера Эрвина. Мужчина почти не прерывался и точно не отдыхал. Уже дюжина черепов, выложенная в три скругленных ряда, смотрела на бледнеющее вечернее небо. Из-за разбросанной земли было непросто найти чистое место, чтобы присесть. Смеркалось.        – Принеси фонарь, – попросил Леви стоящего рядом Эрена. До этого парень вызвался подсвечивать доктору Смиту телефонной вспышкой.        – Вы еще не идете домой? – уточнил он. – В темноте нет смысла тут копаться. Вы и ужин пропустили.        – Мы скоро вернемся, – сказал Эрвин. – Дочистим череп и придем.       Леви уже знал, что Эрвин лжет. Он не мог остановиться. Несколько раз Леви напоминал ему хотя бы о питье, тыча в нос термосом.        – Прости, ты, наверное, устал, – сказал Эрвин, когда Эрен скрылся из виду. – Я что-то увлекся. Ты можешь идти отдыхать.        – Если ты не заметил, я прекрасно отдыхал под кустом. Мне нет разницы, где валяться. А за тобой, похоже, нужно присматривать.       Эрвин глухо рассмеялся.        – Да, иногда на меня находит, – сказал он и вытер пот со лба, оставив темный развод через все лицо. Леви едва сдержался, чтобы не принять меры.        – Но где-то же должно быть хоть одно тело! – продолжил Эрвин, будто оправдываясь.        – Может, они их ели? – пожал плечами Леви.        – Хорошее объяснение, – Эрвин, наконец, прекратил копаться в земле и сел. – Но что это за место? Почему здесь столько черепов? Кладбище? Святилище? На острове невозможно жить постоянно, потому что мало места и нет открытых источников пресной воды. Значит, сюда кто-то намеренно приволок кучу черепов, преодолев километры океана? А стрелы внизу… Кто-то оборонял это место?        – Наши парни нам точно ничего не расскажут, – ответил Леви, обведя рукой ряды голов.        – Третий, шестой и десятый черепа похожи на женские, но утверждать не стану. Ух ты! У этого отверстие меж бровей… У остальных ничего такого не было.        – Ни черта не видно же. Давай дождемся фонаря.        – Что-то видно будет всю ночь. Луна почти полная, небо ясное.       Похоже, ночь тоже не могла остановить Эрвина. В нем, спокойном и степенном в течение всех предыдущих дней, вдруг разогнался источник неутомимой энергии. Пару часов назад Леви едва ли не силой затолкал в него бутерброд, ведь для этого надо было остановиться, вымыть руки и перевести дыхание. Второй пункт Эрвин настойчиво хотел пропустить, поэтому, в качестве компромисса, он съел бутерброд из рук Леви.        – Леви, – обратился Эрвин, не отрываясь от занятия. – Я тут думал о твоей общине, и никак не мог понять, что вы за люди. Ты говоришь, что родился у Мадагаскара. У вас какая-то странная вера в мать-рыбу. Но откуда это взялось? Прости, если это прозвучит некорректно, но ты ведь белый. Возможно, с легкой восточной примесью. То есть ты или, как минимум, твои родители точно вышли из привычной мне культурной среды. И ты, не зная некоторых слов, свободно говоришь на английском языке. Возможно, с акцентом, но мои коллеги из Великобритании или Штатов и меня не всегда могут понять, поэтому не могу судить о произношении. Что это за закрытое общество на безымянном острове, где верят в мать-рыбу? У вас есть какой-то гуру? Мои родители в молодости увлекались всякими экзотическими практиками, пока не пришли к относительно банальному буддизму. Мама вообще постоянно пропадала на выездах с духовными братьями-сестрами. Но такие общества должны обладать большими ресурсами, чтобы долго существовать. Тебе больше тридцати лет, и ты не покидал общину никогда. Она была еще до твоего рождения, и ты хочешь в нее вернуться. Но я не понимаю, что это. Чем вы живете?        – Мы ловим рыбу, – ответил Леви. – И собираем жемчуг.       Ответ был достаточно честным. Охота за едой и блестящими бусинками – все, что составляло жизнь племени изо дня в день. Человеческий мусор интересовал далеко не всех. Кенни, Леви и Микаса были, скорее, исключением. Ситуация, в которой оказались двое последних, играла не на пользу сбору человеческого мусора.       Эрвин мог задать еще вопросы, но ниже по склону замелькал свет двух фонариков, и вскоре на вершину, тяжело дыша, поднялись Ханджи и Моблит.        – Отец мой Дарвин! – женщина осветила лучом «песочницу» Эрвина. – Это вы ложками все выкопали?       Ханджи опустилась на четвереньки, чтобы получше рассмотреть черепа. Моблит предложил ей надеть перчатки и ничего не трогать голыми руками, но она отмахнулась.        – Зубы не стерты, на стариков не похожи, – сказала Ханджи. – Это какие-то павшие войны?        – Возможно. Посмотри на эту дырку во лбу, – подтвердил без особой уверенности Эрвин.        – А вы сегодня домой пойдете вообще? – спросил Моблит. – Доктор Зоэ, хоть вы тут не застревайте!        – Конечно, пойдем, – заверил Эрвин, а Леви только покачал головой. – Холодает, и с фонарями работать неудобно.        – Я тоже заметила, что стало прохладнее, – осмотрев черепа, Ханджи выпрямилась. – Поэтому принесла вам домашнее вино Моблита и свитера. Еще у меня есть горелочка, если руки закоченеют.        – То есть мы не сможем затащить их домой? – спросил Моблит.        – Нет, конечно! У Эрвина острая фаза. Тут ловить нечего. Он успокоится, когда вскопает всю площадку или упадет в голодный обморок. Леви, он что-то ел в течение дня?        – Один бутерброд.        – Значит, еще на сутки его хватит.        – У вас есть питьевая вода? – уточнил Моблит.        – Треть бутылки.        – Пожалуйста, следи за тем, чтоб он хотя бы пил.        – Леви, ты не обязан присматривать за этим безумцем, – возразила Ханджи. – Брось его и пошли смотреть вторую часть Сумерек.        – Леви, пожалуйста, останься с ним, – Моблит сделал шаг вперед для убедительности. – Эти двое не ведают, что творят, когда чем-то увлекаются.        – Мы взрослые люди и можем о себе позаботиться!        – Да, но бывают моменты…        – Не выдумывай, Моблит. Пойдем-ка в дом. Леви, ты с нами?        – Еще побуду тут немного.       Немного никак не заканчивалось. Леви больше наблюдал, чем вмешивался в работу Эрвина, только иногда подносил воду. Когда вода закончилась, в ход пошла кислая брага Моблита. Вкус ее совсем не смутил Эрвина. Едва ли он отличил ее от воды.       Ночь, действительно, выдалась светлой. Луна сияла почти полным диском, а небо, скорее, состояло из звезд, чем из межзвездной мглы. Ветра не было, но постепенно становилось холоднее. Леви натянул свитер, Эрвин от своего отказался.       Бледный свет с той стороны, где скоро должно было появиться солнце, рассеял контрастные тени от фонаря. К этому моменту Эрвин почти дочистил ноги единственного полного скелета. Он лежал, указывая пробитой головой на север, а остальные черепа словно расходились от него лучами. То, что ночью казалось аккуратной работой, к утру проявило себя во всей своей неприглядной красе. Хотя общая картина стала ясна, невозможно было не заметить, что расчищал ее Эрвин с разрушительной страстью.        – Пиксис с меня шкуру спустит, – констатировал Эрвин.       Леви только пожал плечами. Они стояли бок о бок, глядя на результат спонтанных раскопок, и поздние звезды растворялись в синеющем небе над ними.        – Это все на сегодня? – спросил Леви после.       В глазах Эрвина догорали угли ночного пламени. Он казался изможденным и взволнованным. Леви же, напротив, выглядел точно так же, как и до заката. Только ежился от холода.        – Что-то я увлекся, – выдохнул Эрвин, и Леви кивнул. – В сарае за домом есть садовая пленка. Накроем ей все это, а днем, когда будет нормальный свет, сделаем снимки для Пиксиса.       После ночи на высоком берегу дом казался особенно теплым. Сквозь окна в открытое пространство первого этажа проникал свет. Все спали в своих комнатах, даже ветер не играл в деревьях, и в абсолютной, мягкой тишине усталые шаги двух мужчин казались особенно громкими.        – Я продрог до костей, – прошептал Леви, но и без слов Эрвин слышал, как стучат его зубы.        – Я сделаю чай, а ты пока грейся в душе. Держи ключ. Комната заперта.        – Но ты же не будешь трогать заварку этими руками?       Эрвин взглянул на свои руки, как на что-то новое. Они больше подходили каторжнику с картины девятнадцатого века.        – Не волнуйся. Я помою.        – И под ногтями.        – Само собой.       Когда Леви вышел из душа и переоделся в сухое, в дверь тихо постучали. Он открыл и пропустил Эрвина, чистые руки которого были заняты подносом. Дверь со скрипом распахнулась дальше.        – Закрой, – шепотом попросил Эрвин. В комнате было уже совсем светло.        – Чувствую себя студентом, – сказал Эрвин. – Вернулся домой под утро с какой-то вечеринки, усталый и потный. Еще и привкус пойла Моблита во рту.       Вспомнив вино, Леви поморщился. В остальном, описание Эрвина не вызвало у него ассоциаций, поэтому он поддержал его только стандартным движением плеч. Возможно, бесцветный смешок или пара легких кивков подошли бы лучше, но с недавних пор Леви почувствовал свободу в выражении своего непонимания общеизвестных образов.        – Да, тебе это незнакомо, – как-то рассеянно сказал Эрвин и сделал несколько лишних движений: расшевелил волосы, поправил поднос на столе, сунул руку в карман.        – Пожалуй, мне тоже следует сходить в душ, – сказал он, когда пауза в разговоре затянулась. – Не жди меня. Грейся чаем и иди спать. Обещаю, что не буду донимать тебя завтра своими делами.       Вскоре послышался шум воды в душевой. В остальном, дом был по-прежнему тих. Леви сидел с чашкой напротив окна и смотрел, как пейзаж снаружи набирает краски. Настенные часы показывали половину шестого утра. Скорее всего, Николо уже проснулся, но еще не вышел из своей комнаты. Остальные, разумеется, спали. В это время даже самые отъявленные романтики, вроде Армина, теряли силы и валились с ног. Леви и сам чувствовал усталость, особенно теперь, когда холод северного мыса сменился теплом чая.       Поэтому Эрвин вновь застал его спящим прямо на стуле. Он сидел, наклонив голову вперед и скрестив руки на груди, будто задумался, но приоткрытый рот и ровное посапывание говорили о том, что Леви уже не здесь.        – Эй, – тихо сказал Эрвин и тронул его за плечо. Леви хмыкнул и с трудом приоткрыл глаза. – Ты опять уснул сидя. Спина болеть будет. Иди в кровать.       Леви пробормотал что-то, относящееся, скорее, к прерванному сновидению, чем к реальности, и, сделав два шага, упал на постель. Эрвин хотел сказать, что имел в виду другую комнату, но усталый вид Леви внушил ему нечто вроде стыда.        – Прости, я тебя совсем измотал с этими черепами.       Эрвин опустил шторы и взглянул на часы. До будильника оставалось меньше часа. Мужчина и сам чувствовал тяжелую усталость, заглушаемую до этого азартом.        – Подвинься немного, – сказал он, сдвигая ноги Леви ближе к стене. Закоченелый труп оказал бы больше сопротивления при обращении со своим телом. Эрвин лег на освободившуюся половину и, скрестив руки, так как места для них не осталось, уставился в потолок. Спина Леви грела его бок. Впечатления прошедшего дня и мысли о дне следующем роем жужжали в его голове, поэтому он не пытался уснуть, а просто ждал будильника или утреннего шума в соседней комнате и коридоре. Но дом был тих, как никогда. Наверное, студенты здорово покуролесили в его отсутствие. В конце концов, не дождавшись никаких сигналов к подъему, Эрвин сам погрузился в спящий режим.       Леви вздрогнул и, распахнув глаза, приподнялся на локте. Из-за опущенных штор в комнате было темно, взгляд никак не фокусировался на часах в углу, и Леви не мог сразу понять, что именно его разбудило. Он лежал на боку, зажатый между холодной серой стеной и теплым, тихо похрапывающим Эрвином. Ручка двери дернулась пару раз, и Леви вспомнил, что именно этот звук прервал его сон. Кто-то тихо, будто боязливо, постучал. Леви ждал, что этот кто-то зайдет, но вместо этого услышал заглушенный стеной голос Армина:        – Нет там никого, – сказал он.        – Я же говорила, – ответила, кажется, Ханджи. – Эрвин не запирает комнату, когда внутри.       Заскрипели под удаляющимися ногами ступени лестницы. Леви опустился на подушку, пытаясь прогнать остатки сна. Осторожно, стараясь не разбудить Эрвина, он перевернулся на спину. В голове еще мелькали подводные пейзажи, сердце стучало от возбуждения охотника, почти поймавшего крупную добычу. Постепенно Леви все яснее осознавал, что вновь находится в этом странном доме, среди людей суши, и будущее его туманно, так как он до сих пор далек от возвращения в родную стихию. Леви вновь заерзал и лег теперь на левый бок, лицом к Эрвину. Глаза уже привыкли к темноте, и он хорошо различал его черты. Вот густые брови, по которым легко читать настроение их хозяина, складка между ними от частого напряжения, горбинка носа, свежая щетина на щеках и вокруг расслабленных губ, провал под ними и холм подбородка; щетина спускается вниз к шее; адамово яблоко, затем выемка между ключицами, вытянутый ворот поношенной футболки, на границе которого видны редкие завитки волос, сгущающихся где-то на груди, под покровом тонкого серого хлопка, спрятавшего детали, но оставившего общие очертания рельефного тела; ниже, под грудью, сложены руки, кисти слабо освещены и видны тени от натруженных вен, на правой руке – множество тонких белесых стежков, от грязи под ногтями нет и следа; подол футболки сбился, обнажив светлую полоску живота, закрытого далее мягкой тканью домашних брюк.       Поддавшись подсознательному порыву, Леви, стараясь не касаться кожи, опустил вниз край футболки. Похоже, впечатления от недавнего сна были еще сильны, или он соскучился по загонной охоте, но пульс никак не успокаивался. Напротив, Леви ощущал, как приливает к лицу кровь, и от ее стремительного движения холодеет спина и конечности, по телу бегут мурашки. Он попытался дышать глубже, чтоб вернуть себе состояние покоя, но легче не стало. В носу стоял запах хвойного мыла и какой-то неопределенной смеси, в которой узнавалось присутствие Эрвина. «Я снова болен? – подумал Леви. – Опять проторчал на ветру и простудился. Никчемное человеческое тело!» Мысль о болезни, вероятно, вызвала в нем волнение, отозвавшееся тянущим напряжением где-то в глубине живота. «Возьми себя в руки, – говорил себе Леви. – Возможно, это не болезнь, а очередная сухопутная эмоция. Меня напугало дерганье ручки? Я устал вчера?» Он прикрыл глаза и продолжил тихо и глубоко дышать. Леви решил, что нужно непременно встать и открыть окно, чтобы запустить свежий воздух. В постели стало жарко, хоть стена и холодила спину. Леви почувствовал, как на лице его выступил пот, состояние близилось к панике и нарастало стремительно. В момент, когда он собрался с силами и попытался подняться, Эрвин зашевелился, заставив его застыть, а после перевернулся на правый бок, выкинув вперед руку и ногу. Леви оказался прижат к постели.        – Эй, – сказал он тихо, чтобы разбудить, но не напугать Эрвина. Мужчина только поморщился во сне и перестал храпеть, как всегда бывало с ним на правом боку.       Леви замер, глядя в лицо перед собой. Даже если бы Эрвин не перестал храпеть, Леви вряд ли бы это услышал, так как все звуки в его голове заглушали обезумевшие удары собственного сердца. Было жарко, но отчего-то била дрожь. Руки его оказались неловко зажаты между его грудью и грудью Эрвина, и Леви будто бы слышал размеренный, относительно собственного, пульс лежавшего рядом мужчины. «Разбуди его! – говорил себе Леви. – Ты сейчас задохнешься, как рыбина на песке!» Дышал Леви, и вправду, неровно, словно ему не хватало кислорода. Легкие Эрвина, напротив, как и его сердце, работали исправно, потому через равные промежутки времени до губ Леви доносилось его теплое дыхание. Тяжесть в животе нарастала, притягивая к себе ток крови и усиливая дрожь. Эрвину что-то снилось, он хмурился, ерзал щекой по подушке и в один момент, уткнувшись носом в нос Леви, затих. Леви не стал отстраняться. Даже в темноте, он видел, как блестят под сомкнутыми ресницами глаза Эрвина. «Что тебе снится? – подумал он устало. – Гробницы с черепами? Рифы? Твой город? Проснись уже и скажи, что со мной!» Но Эрвин не читал чужих мыслей ни наяву, ни, тем более, во сне. Леви прикрыл глаза. «Ты ведь не хочешь его будить, – сказал он себе. – Тебе ведь сейчас хорошо. И ты, наверное, знаешь, что с тобой, да? Это оно?» Леви чуть съехал вниз по подушке и запрокинул голову. Чужое дыхание на губах вызывало приятный трепет, и оправдываться за это сейчас было не перед кем. Леви высвободил одну руку и осторожно обнял ей Эрвина, прижался грудью в груди, выгнулся в пояснице, отстраняя бедра – причины тяжести в животе стали неприлично очевидны, но избавиться от них, оставаясь в постели, Леви не мог. Нужно было выбираться, а это означало конец болезненно-приятной неге. Не ее ли он искал после того дня, когда коснулся человека и почувствовал вкус его крови? Он не мог ее искать, потому что не знал, о ее существовании. И теперь она волнами прокатывалась по его телу.       Вдруг Эрвин вновь дернулся во сне, слегка навалился вперед и Леви оказался прижат к матрасу половиной массы его тела. К такому повороту он оказался не готов, и нарастающее до этого момента томление вдруг вырвалось из его груди неожиданно громким стоном. Леви вспыхнул, как спичка, и прикрыл рот рукой. Эрвин явно проснулся, но еще не понимал, где и когда он находится.        – Ты чего дрыхнешь? – нервно выдал Леви, выпутываясь из его объятий. Необходимо было создать суматоху до того, как Эрвин начнет что-то соображать. – Время видел?       Леви сам не видел время и теперь с удивлением обнаружил, что близился час послеобеденного выхода на работы.        – Пыхтишь тут, – продолжил Леви свое ворчание, перелезая через Эврина и стараясь его не касаться. – Я весь вспотел из-за тебя. Придется снова в души идти.       Леви скрылся за дверью раньше, чем Эрвин успел сесть и тоже увидеть время. Пока за тонкой стенкой шумел душ, мужчина пытался избавиться от навязчивых образов из сна, где были черепа, древние обряды, гниющие рифы и Пиксис, бьющий его розгами за то, что он посмел испортить редчайшее захоронение. ***        – Я просто в шоке! – говорила Ханджи позже в лаборатории, когда Эрвин и Леви, сидя на диванчике, доедали остатки холодного обеда. К этому времени студенты уже разбрелись по острову, Моблит ушел с ними, а Жан сидел за своим местом, но, казалось, не слушал их, так как был погружен в прохождение древней игрушки с черепашками-ниндзя.        – Мы искали вас все утро, а вы спали в комнате, – говорила Ханджи. – Я ведь звала вас, ходила тут, кричала. Неужели, не слышали?       Эрвин и Леви синхронно помотали головами.        – Мы думали, вас смыло в море или типа того. Я уже представила, как ты, Эрвин, в темноте и своем запале, не увидел край обрыва и упал вниз. А там прилив, отлив, цунами… Да что угодно! Не так сложно смыть тело океаном. Ну, или Леви тоже что-то в этом духе с собой сделал... Может, спасать тебя полез и тоже сгинул. Только мобильник под кустом остался.        – Вы нашли мой телефон? – обрадовался Эрвин. – Я был уверен, что он в кармане брюк и ждал будильник…        – Ты плохо следишь за ним, раз уже вздумал хранить там секретные данные, – Ханджи бросила телефон на стол. – А заперлись зачем? Ты ведь никогда этого раньше не делал, если сам внутри комнаты. Говорите, пока я не придумала себе чего грязного!        – Это я, – подал голос Леви. – У Эрвина были заняты руки, и он попросил закрыть дверь. Почему-то я решил, что ее нужно закрыть на ключ.        – Чем у тебя были заняты руки, Эрвин? Говори, пока я не придумала себе чего грязного!        – Он нес поднос, – ответил Леви.        – Ах, это все ваши ночные чайные церемонии... Там студенты в ужасе от могилы, которую вы раскопали. А сегодня, вообще-то, полнолуние. Мы их как будем спать укладывать? У них ведь фантазия разыграется, и все – прощай, крыша.        – Предлагаешь закопать черепа обратно? – спросил Эрвин.        – Предлагаю устроить молодежи вечером пляжный волейбол, чтоб умотались получше. Ох, парни, как же вы меня напугали!       Ханджи опустилась на подлокотник дивана около Эрвина и обняла его за голову.        – У тебя ведь больше нет странных проектов на этом острове? – спросила она, вороша его волосы. – Мы просто закончим эту смену и поедем домой?        – Вы поедете. Я вернусь после праздников.        – И ты поедешь, Эрвин. Тебе ведь хорошо заплатили за этот проект? Давай наймем смотрителя, и ты подольше побудешь в цивилизации. Может, заново к ней привыкнешь.       В ответ Эрвин только мягко улыбнулся, что означало категорический отказ.        – А ты, Леви, уедешь с нами? – спросила Ханджи. – Ты сможешь добраться до дома из Сувы?        – Мне нужно исчезнуть раньше, – ответил Леви и задумался над неудачно подобранным глаголом. – Уехать раньше. Крайний срок – новолуние.        – Новолуние… Какой ты поэтичный. Когда у нас ближайшее новолуние? – Ханджи полезла в телефон. – А, ну, да… Сегодня же полнолуние. Значит, тебе нужно отбыть до тринадцатого ноября. Ох, Эрвин, поверить не могу, что я забыла про твой день рождения. Обещаю, напою тебя лучшим вином, как только вернемся в Окленд. Кстати, когда мы там вернемся? В конце ноября, кажется?       Ханджи принялась расписывать вечеринку, которую закатит в честь Эрвина, когда они окажутся в цивилизации. И Эрвин знал, что праздник будет фееричным, как всегда. Ведь не было года, чтобы Ханджи не забыла о дне его рождения и не устроила безумную извинительную вечеринку. Но до этого еще далеко. Эрвин не собирался возвращаться в город до того, как его не призовут преподавательские обязательства. И сейчас слушал Ханджи в половину уха, думая о том, сколько мелких дел нужно переделать в доме до приезда туристов и как загадочно безымянное место, в направлении которого скоро исчезнет Леви.        – Давай я унесу твою тарелку на кухню, – будто услышав в голове Эрвина свое имя, сказал Леви. Эрвин протянул ему посуду, глядя на него как-то рассеянно.       По пути Леви захватил еще несколько кружек со стола Ханджи.       На кухне никого не было. До ужина оставалась куча времени, Николо вышел подышать свежим воздухом и помешать Саше выполнять ее задания. Леви сложил посуду в раковину, но прежде, чем начать ее мыть, задумался, держа в руках ложку Эрвина. «Да, брось, – сказал он себе, смеясь где-то внутри. – Ты ведь не будешь этого делать». И тут же слизнул с ложки остатки сливочного соуса, затем бросил прибор в раковину, зажмурился, закрыл лицо ладонями, глубоко втянул воздух носом и, включив воду погорячее, принялся нервно натирать посуду.        – Ну и напугал ты меня сегодня, – сказала внезапно оказавшаяся рядом Микаса. Леви не услышал ее шагов из-за шума воды и в третий раз за день выругал себя за лишнюю расслабленность. – Я думала, что ты убил Эрвина и как-то сбежал домой раньше времени.        – Да, надо не забыть его убить, – отозвался Леви, продолжая натирать и без того чистую кружку. Этот процесс вдруг вызвал в нем ассоциации с другим процессом, с которым он впервые столкнулся час назад в душе, и кружка выпала у него из рук.        – Смой тут пену, – бросил он Микасе, отходя от раковины.        – Что случилось? – спросила девушка с тревогой.        – Ничего. Просто твой дядя уже не молод. У него шалит давление.        – Ты измерял его? Попроси у Эрвина таблетки. Ему виднее, что…       На лице Леви вдруг отразилась такая боль, что Микаса невольно замолкла.        – Ну, или просто полежи. Ты ведь устал вчера.