«Наверное нас ждут
Другое небо позовёт».
Глебушка: «Я бы мог не рефлексировать, если бы был уверен в том, что у нас есть будущее.» 22:03 отправлено Глеб давно не уверен в том, что это будущее существует. Он живёт будто в двух реальностях, которые никак меж собой не пересекаются. Глеб привык к тому, что фанаты создали из него образ лирического героя, свой идеал и упорно хотят видеть его именно таким, каким они его выдумали, а потом удивляются, что он не сходится с их выдуманным образом, но все равно упорно ищут ему оправдание и продолжают верить в свою ложь. Но Глеб не герой их романа, не персонаж какого-то дешёвого фильма с «России 1», а живой человек. Он не умеет быть романтиком, не умеет делать комплименты и ухаживать за девушками, все это ему никогда не было нужным, так как девушка сами лезли в его постель и взамен не требовали ни ласки, ни комплиментов, ничего. Им в целом хватало все, что он им мог дать, а на все остальное им было плевать. И этому Глеб был рад. Единственное, что Глеб умел делать по-настоящему, по мимо музыки – это любить. И любит он уже сколько лет? Двадцать? Тридцать? А может и всю жизнь, с самого своего рождения. Он не помнит, когда осознал, что любит Вадика совсем не братской любовью, но хорошо помнит, как на своем выпускном вечере, они с Вадиком впервые поцеловались и он заставил его пообещать, что будет с ним всегда. Не важно, будет у них будущее или нет, станут они успешными музыкантами или нет, все это было не важным. Важнее, как казалось тогда, это быть рядом и никогда не расставаться с друг другом. Сейчас все это кажется абсурдным и наивным детской фантазией, а с учётом того, что обещание тот так и не выполнит в полной мере, и есть то самое доказательство того, что все в мире не вечно. Ни отношения. Ни чувства. Ни любовь. Все со временем уходит и в конечном итоге остаётся шрамом на зажившем сердце. Глеб перебирает струны на старенькой гитаре, сидя в полутёмном номере. Гитару он взял с собой. Зачем? Без понятия. «Просто захотелось», оправдывал себя он. На деле, эта была та самая, его первая гитара, которую ему подарил Вадик, когда Глебу стукнуло шестнадцать лет. Ей уже больше тридцати лет, но благодаря бережному хранению младшего, она до сих пор была в хорошем состоянии. Гитара была единственной вещью, которую он оберегал и никогда, ни кому не давал в руки, боясь, что её у него отнимут и он потеряет единственную ниточку, которая связывает его с прошлым, потому что в будущем нет ничего примечательного и интересного. В будущем в целом нет ничего хорошего. Его просто нет в его понимании и не может быть, пока он живёт прошлым. За окном расцветает утренний рассвет. На часах уже пол шестого. Но сна как не было не в одном глазу, так и не было.Вадик:
«Я бы мог быть рядом, если бы ты не отвергал меня, всякий раз, когда я предлагаю поговорить.»
6:05. Прочитано.
Глебушка: «Наши разговоры всегда заканчиваются одним и тем же. Ты уверен, что нам удастся нормально поговорить?» 6:10. Прочитано. Глеб помнит каждую их разговор, после которого им обоим приходилось месяцами себя собирать по осколкам. Он помнит то, как в порыве своей злости, не раз давил на больные точки Вадика, провоцировал на эмоции и говорил столько глупостей, о чем потом, бессонными ночами жалел. Они так и не научились за столько лет с друг другом нормально говорить. Все их попытки заканчивались очередным скандалом и выяснением отношений, после которых, кто-то из них обязательно вставал с место и громко хлопнув дверью, уходил. Он все помнит и потому не хочет повторять все это по новой, заведомо зная то, что это ничем хорошим не кончится.Вадик:
«Тогда, мне нечего
предложить в замен.»
6:15. Доставлено.
Глеб хмыкает, отпивает стакан виски и аккуратно ставит гитару на пол. Ответить ему нечего, да и смысла от этого никакого не будет. Вадик не ждет ответа, а Глеб не ищет его. До вылета еще пару часов. В аэропорту шумно, как это бывает всегда. Людей много, но никто к счастью, к ним не подходит и не просит автографа и фото, и Глеб им искренне благодарен. Снэйк и Олег залипли в телефоне, только периодически отлипают от них, чтобы показать друг другу мемы из интернета, чтобы потом опять уткнуться в них и игнорировать окружающий мир. Глеб заказывает вторую чашку экспресса и нервно вертит зажигалку в руке. Курить хочется неимоверно, но идти куда-то и искать место, где покурить, лень, вот и приходится отвлекаться на что-нибудь другое, лишь бы не думать о сигаретах и табачном дыме. Наконец-то объявили о посадке. Перекинув на плечо спортивную сумку, Глеб плетет к сторону выхода на посадку, предоставив проводнице свой посадочный талон и мило улыбнувшись ей, проходит к выходу. Сидение узкие и неудобные. Благо, лететь всего два часа и потерпеть ещё можно. За окном солнышко светит, не предвещая ничего плохого. «Всё хорошо», пытается успокоить себя Глеб, но мысленно понимает, что ничего хорошего нет и вряд-ли будет. Снэйк под ухом что-то бубнит по телефону, Олег ёрзает на месте, все ещё не может найти вторую часть от ремня, соседи впереди о чем-то громко болтают, чей-то ребёнок во всю глотку орёт и не дает покоя своим родителям, которые за это время уже раз пятьсот покраснели и извинились за неудобства перед пассажирами. В общем, стандартная обстановка. Глеб втыкает наушники в ушу, включает музыку на всю громкость и удобно расположившись в кресле, засыпает еще до того, как самолёт двигается с места. Две бессонные ночи дали о себе знать и хорошо, что его отрубило в самолёте, а не где-то по пути домой, иначе бы его сложнее было бы растолкать.• • •
— В общем, у нас через пару недель интервью, я надеюсь ты об этом помнишь? — Помню-помню. – сонно отвечает Глеб, протирая глаза руками и зевая находу. — Я очень на это надеюсь. Как и на то, что ты будешь трезвый и как всегда не опоздаешь. — Посмотрим. Снэйк хотел еще что-то добавить, но внезапно появишься из не откуда Вадик, сбил его с толку. Вот кого кого, но его он явно не ожидал увидеть, с учётом того, что слишком много знает о них и их конфликте. — Отомри, Дим. – фыркнул Глеб, толкая его в плечо, стараясь не обращать внимания на брата. У Вадика явно было предподнятое настроение, что не скажешь о настрое группы после гастролей. Ребята быстро ретировались, ссылаясь на на такси, которое их ждёт, а на деле, хотели по скорее избавиться от общества двух Самойловых, которые испепеляли друг друга взглядами, но не произнесли за этот короткий промежуток времени ни слова. Снэйк знал этот их взгляд, и потому, покинул их общество первым, а следом, к нему присоединился и сам Соколов, который тоже не захотел долго задерживаться в их обществе, видя то, что этим двоим есть о чем поговорить и без него. — Какого черта ты сюда припёрся? Не мог дома подождать? Не смотря на то, что тон у младшего был раздражительным, внешним он все так же оставался спокойным. — Захотелось встретить тебя. Наверно, впервые за всю свою жизнь Вадик не соврал брату. Он очень хотел его увидеть, встретить, как это в дурацком фильме, в аэропорту, обнять и больше никуда не отпускать. Но мысленно Вадик себя одёргивал, зная прекрасно, что не время и не место, чтобы обмениваться телячьими нежностями в аэропорту, на глазах у миллионах людей по кругу. — Не нужно. Меня. Встречать. Почти по слогам проговорил Глеб и зло зыркнул на старшего. Но ни тон, ни интонация, которой Глеб произнёс эти слова, казалось Вадика ничуть не смутило, а только позабавило и размешило его. — Я что-то смешное сказал? Глеба бесила вся эта ситуация, как и сам Вадик, который откровенно ржет с него и еще больше бесит его. Вадику эта ситуация наоборот была на руку, так как он мог её контролировать, что не скажет про Глеба, который уже закипал и готов был его убить, если бы не свидетели вокруг них. — Нет. Ты просто забавно злишься. И почему я этого раньше не замечал? — Потому что ты дальше своего носа не видишь ничего. Говори, что хотел и я поехал, мне еще по делам нужно съездить. Дел никаких конечно не было, но Глебу настолько хотелось избавиться от общества брата, что он готов был соврать, чтобы поскорее закончить этот бессмысленный разговор и ретироваться на свою квартирку, зарыться в одеяле и не вылезать из него всю оставшуюся жизнь. Снова хотелось курить и спать. И больше ничего. — Я соскучился. — Я слышал эту шарманку пятьсот раз, если больше ничего нового ты не можешь сказать, то я поехал. — Глеб, я нихрена не понимаю, что происходит? Ты когда уезжал, было все хорошо, что опять произошло? — Я просто осознал, что ты полный мудак и с тобой я больше ничего общего не хочу иметь. Такой ответ тебе устроит? — У тебя биполярка или что? То я «единственный и неповторимый», то я «полный мудак». Ты уже сам определись, кто я, и потом обвиняй меня в чем хочешь. — А ты врач, чтобы диагнозы ставить? — В общем, я понял, что разговаривать сейчас бессмысленно. Когда определишься ролью, звони, пиши. Пока. Вадик удаляется, оставляя после себя лишь шлейф своего одеколона и легкое прикосновение к руке. Сердце в очередной раз рухнуло куда-то вниз, переломов все кости и ребра, прорубив огромную дыру в душе и окончательно разрушив все то, что он хотел восстановить, а в итоге, оказался под огромными обломкам разбитого сердца. «Сам виноват, чего себя жалеть?», пытался себя оправдать младший. «Идиот, надо было все выяснить, а не сбегать, как обиженная девчонка», клял себя старший.
«Ещё совсем чуть-чуть Немного поболит И скоро всё само пройдёт».