Самый лучший мальчик

Он слышал голоса в отдалении. Их звук становился все громче и громче с каждым шагом мягких лап по сырой земле. Но он бежал не на голоса, а на знакомый запах. Чувствовал его шлейф, почти видел своими зоркими глазами. Он знал многих двуногих. Некоторые из них были хорошими и добрыми, как Гомвик, который всегда заботился о своем четвероногом друге и искренне его любил. А некоторые были беспричинно, как псу казалось, злыми и жестокими, на манер… Нет, сейчас о ней не хотелось думать даже не привередливой в воспоминаниях собаке. Но та женщина, которую он встретил сегодня, была иной. Не похожей ни на кого из них. Она сочувствовала его утрате, пригласила к себе, как будто говорила с другим двуногим, равным себе. И запах у нее был странный, незнакомый. Неимоверно хотелось чихнуть в первые секунды их беседы. Беседы! Эта двуногая понимала, что он ей говорил! Пес очень любил Гомвика, но тот почему-то никогда его не понимал. Интересно… Может дело было в той странной блестящей склянке, из которой женщина отпила, прежде чем заговорить с ним? Жаль, что у Гомвика никогда таких не было. Он так и не узнал, насколько сильно был любим своим лучшим другом. Шлейф запаха и голоса՛ вывели его к большой поляне в лесу. Оттуда веяло теплом. Едой. Безопасностью. И кажется, весельем! Он услышал этот звук, которые двуногие называют «смехом». Он знал, что они смеются, когда им весело. Внезапно на пса обрушилась целая какофония запахов, половины из которых он вообще не узнавал. Кажется, самый стойкий и забивающийся в ноздри исходил от той большой краснокожей двуногой. Хотелось закрыть нос лапами – до того эта серная вонь его раздражала! Первой инстинктивной реакцией было пуститься наутек: еще ни один хороший двуногий не испускал таких ароматов на его собачьей памяти! Но пес удержал себя. Что-то не так… Пришлось напрячь свой немного покалеченный нос. Нет-нет, серный запах шел не от нее! От чего-то внутри нее… Что сидело так глубоко и крепко, что перебивало благовоние ее доброты и участия. Но теперь он чуял. Она хорошая. Просто с ней случилось много плохих вещей. Ему это было знакомо. От мужчины с большой палкой – кажется, они называют это «посохом»? — веяло чем-то… тоже определенно непривлекательным. Он понимал, что и это не родной запах двуногого, даже самые злобные из них так не воняют жадностью. Очевидно, нечто ужасное поселилось в его теле. И судя по напряженному лицу, тот отлично об этом знал… Да уж, этой компании двуногих пригодилась бы та вонючая мазь от паразитов, которую Гомвик постоянно втирал ему в шерсть. Где-то в отдалении сидела женщина с лицом, похожим на мордочки ящерок, которых пес так любил ловить на почтовой станции. Подумать только – бывают и двуногие ящерицы! Но судя по запаху недовольства, она не будет в восторге, если он попытается ее поймать. Пес втянул эту ниточку невидимого дымка еще раз… В тугом комке раздражения он учуял… грусть? Он подумал, что нужно будет раздобыть ящерке мячик. Скорее всего, она грустит из-за того, что ей приходится играть с длинной железной острой палкой, вместо чего-то мягкого и прыткого. В нос ударил цветочный запах, и пес с интересом начал вертеть головой, пытаясь найти его источник. В отдалении от всех, у связанных между собой тряпок — «палатка», да? — на коленях сидела еще одна женщина. Пес даже невольно наклонил голову, с интересом разглядывая ее позу. Напротив почтовой станции было большое здание. Иногда, проходя мимо вместе с Гомвиком, он видел внутри него двуногих, которые сидели точно так же… Но сколько бы он ни ломал собачью голову, так и не понял, зачем они это делали. Быть может, это что-то вроде попытки заснуть? От двуногих в большом здании пахло спокойствием и счастьем в такие моменты… Но почему от этой тогда так разит страхом и растерянностью? Мимо напуганной женщины прошел еще один двуногий, от запаха которого псу отчаянно захотелось заскулить. Его запах был так похож на Гомвика! Сильный, смелый, добрый, любящий… Только вот прорезь серы все портила. Она не била беспощадной морской волной по носу, как запах краснокожей женщины, но портила моральную душистость этого человека. Неужели с ним тоже случилось то же плохое, что с той двуногой? Около костра он заметил странного бледного мужчину. От него пахло… смертью?! Нет, так не бывает! Неважно: двуногие или нет — мертвецы всегда неподвижны и не дышат! Хотя, этот вроде тоже не дышит… Но разговаривает, смеется! И даже… Как это поведение называл Гомвик? Точно: «флиртует»! Что бы это ни значило, конечно… «Флиртует» он с той самой двуногой, что позвала его сюда. — Шкряб! Он плохо понимал ее язык, но отлично знал, как на нем произносится его имя. Она заметила его самой первой, еще когда он не успел и носа показать из колючих и плотных кустов. Секунда – и вот она стоит рядом с псом, жестами и непонятными словами призывая его выйти на поляну ко всем. И он вышел. Кажется, все здесь были рады его видеть! Шкряб почуял, как напряженность запахов сменилась на воодушевление и счастье. Даже сидящая на коленях женщина с улыбкой пошла в его сторону. Шкряб и понятия не имел, что одно его появление может так осчастливить двуногих! Он не знал, чему они так обрадовались, но не придал этому большого значения. Все что-то говорили, снова смеялись, но, судя по всему, никто не пил сегодня из той склянки больше: Шкряб почти ничего не понимал. Однако этого и не требовалось. Язык теплых и нежных пальцев в шерсти, вкусной еды и мягкой лежанки был универсален. Ему здесь рады. Да, собачье сердце все еще болело от одного воспоминания об искалеченном теле любимого хозяина. И будет болеть еще очень-очень долго. Но он больше не вернется в холодную клетку на почтовой станции и, как думалось, никогда не увидит злобного взгляда в свою сторону. Верному псу еще предстояло это узнать, но оказывается его место теперь – это весь лагерь. И в каждой палатке его обнимут, приласкают, накормят и уговорят спать рядом. Теперь у него есть стая.