Самый лучший мальчик

Шкряб много раз слышал, как двуногие называли его «псом-курьером» и никогда не понимал значения последнего слова в этом определении. Но оно, кажется, значило что-то не очень хорошее, потому что Гомвик каждый раз возмущенно закрывал своему четвероногому другу уши, когда какой-то двуногий снова с усмешкой показывал на Шкряба пальцем. Пес так и не понял, над чем они смеялись и почему Гомвик так остро на это реагировал. Он вроде слышал, что у двуногих смех заразителен и они обычно смеются все вместе. Но его другу явно было не смешно. В такие моменты Шкряб слышал от него запах злобы и обиды. Наверное, все это как-то было связано с тем, что Гомвик начал гордо звать его «псом-охотником». Вот это второе слово Шкряб знал! Охотник – действительно звучало солидно и справедливо, потому что друг часто брал его с собой в лес добывать еду. Благодаря этому пес очень быстро выучил разницу между такими животными, как он, и «дикими». Дикие были агрессивны не только к двуногим, но и друзьям двуногих, вроде него самого. Не сказать, что Шкряб не понимал этой злости – мало радостного в намерении превратить тебя в кусок мяса на ужин. Но так уж заведено в их мире. Либо ты, либо тебя. Хотя несколько исключений он все же встречал. Например, те белки, что бегали по деревьям в лесочке недалеко от его дома. Когда Гомвик выпускал Шкряба погулять там, пес постоянно играл с маленькими друзьями. Малыши горазды были с веселыми писками носиться от него по всему лесу. Но у него никогда не возникало мысли их ловить, а у них – его бояться. Однажды они повстречали у реки раненого медведя. Шкряб так и не понял, почему, но Гомвик тогда не стал его убивать. Освободил большую лапу из того кусачего железного рта и перебинтовал рану, пока Шкряб успокаивал большого собрата как мог. Тот в подарок притащил им странные красивые склянки, от которых разительно и тепло пахло магией. Медведь сказал, его лесные двуногие хозяева попросили передать. Шкряб понятия не имел, что это, но Гомвик хранил их очень долго и использовал разумно, поэтому наверняка баночки были чем-то важным. И вот теперь, спустя столько времени, когда Гомвика уже нет в живых, а у самого Шкряба теперь новая стая, он снова повстречал дикого. Того напуганного маленького детеныша, что Тав освободила от жестоких маленьких двуногих. Малыш тогда убежал так быстро, что никто и глазом моргнуть не успел. А запах едкой воды в том лагере, странного мяса и сильный душок маленьких двуногих перебивали след малыша, и даже Шкряб не мог понять, куда же тот делся. Он помнил, что Тав сильно расстроилась, ее запах воодушевления после одержанной победы сменился грустью и печалью… Да, тут Шкряб понимал ее чувства. И псу было очевидно, что беззащитный детеныш не выживет долго один, без матери и заботы. Но он выжил. И нашел их даже под землей! Шкряб был так рад ошибиться, когда одной ночью почуял знакомый дикий шлейф. Малыш был голоден и все еще сильно напуган. Он схватил кусок мяса, что кинула ему Тав, и убежал обратно в темноту, прочь от лагеря. «Наверное, мама не успела научить его даже охотиться…» – с грустью подумал Шкряб, наблюдая за этой сценой. Но ему все же стало немного спокойнее. Теперь он знал, что малыш где-то рядом и Тав сможет ему помочь. В следующий раз он увидел ковыляющего в их лагерь медвежонка через несколько дней. В нос ворвался жестоко яркий запах крови, и Шкряб тут же подскочил к палатке Тав, пытаясь разбудить ее своим самым проверенным способом – размашисто облизать нос несколько раз. Сработало, как и всегда. Она сначала посмеялась над ним, но, услышав его просьбы о помощи, сразу посерьезнела и побежала к тому углу лагеря, где сидел малыш. Его рану в лапе излечили яркие магические потоки, которые пахли любовью и безопасностью. Шкряб был уверен – медвежонок тоже это почуял. Тогда он снова убежал, но с тех пор Шкряб каждую ночь сидел у входа в лагерь. Не охранял – ждал. С каждым побегом шансы детеныша на выживание были все меньше и меньше, и пес не хотел, чтобы они иссякли совсем. Его ночное бдение заняло еще несколько суток, но стоило того. — Ты ждешь меня?.. — раздался над ухом у пса неуверенный детский рык. Шкряб поднял голову с лап и обнаружил стоящего у темного камня медвежонка, который неловко и боязно переступал с лапы на лапу. Пес не чуял от него боли, поэтому это он, скорее, разминал лапы на случай, если придется бежать. — Да. Не волнуйся, тебе нечего здесь бояться. — Хочешь меня прогнать?! Стоило Шкрябу сделать один маленький шаг в его сторону, как малыш тут же ощерился, распушив ворох своих перьев. Пес уже видел такое, многие дикие делали нечто похожее, становясь в его собачьих глазах еще более угрожающими. Он и сейчас легко мог обмануться, научись медвежонок скрывать свой запах страха. — Нет, я хочу, чтобы ты остался и не бродил больше один. Это опасное место. — Двуногие убили мою маму! Я им не верю! — Эти? — Шкряб кивнул в сторону лагеря, в котором сейчас у костра сидели все его друзья. — Я вот помню, что они, наоборот, спасли тебя от маленьких двуногих. — Они все одинаковые! — Неправда, — Шкряб наклонил голову и посмотрел в испуганные и злобные глаза малыша. — И ты это знаешь. Пес с болью осознал, что прекрасно знает этот взгляд. Он много раз видел такой у собачьих собратьев. Ему везло, что Гомвик никогда не задерживался там, в доме у большого города. Шкряб редко сталкивался с жестокостью хозяйки, но другие… Другие каждый раз смотрели на нее так же, как сейчас этот малыш смотрит на него. — Я знаю плохих двуногих, — промолвил он, и шерсть на загривке дернулась от неприятных воспоминаний. — Но знаю и хороших. Вон тех. Они дали мне еду, лежанку и стаю, когда мой хозяин умер. Они добрые. Малыш еще несколько мгновений в упор сверлил его глаза, и Шкряб еле заставил себя стоять прямо и не отступать. Взгляд диких сложно было выдержать: даже самые юные из них могли быть куда более грозными, чем самые большие псы, которых он знал. Но сейчас речь шла не о выживании и не о схватке, а о помощи. Ради этого Шкряб готов был найти в себе немного храбрости. — Ты не врешь… — неуверенно чирикнул малыш. — Не вру. Не бойся, пойдем. Они будут рады тебя видеть. Слегка потталкивая носом под бочок, Шкряб вывел детеныша на поляну с костром, где тот тут же оказался в любящих и заботливых руках Тав. — Что она делает? — проворчал малыш, в секунду дернувшись от ладони, которая аккуратно тянулась его погладить. — Не бойся, — повторил пес, ткнувшись головой под теплую руку. — Видишь? Это совсем не больно. Он понимал, что пройдет еще много времени, прежде чем этот чудной медвежонок в перьях привыкнет к заботе и ласке. Но не было ничего невозможного для большого и любящего сердца Тав. И сегодня, когда этот пуховый комочек подсунул ей в тонкие пальцы свой маленький клюв, он тоже обрел новый дом. Пусть пока еще и не понял этого.