«Пиздуй сюда. Такси вызвал.»
Дальше опознавательные знаки (цвет, марка и номер) и ничего более. Энтони, он же более известный под псевдонимом Энджел Даст, выдохнул с какой-то смесью отвращения и отчаяния, после отодвигая со своих колен увесистого поросёночка. — Прости, Наггс. Работа зовёт. Работа, которую он ненавидит. Имя, которое предпочёл бы стереть и мужчина, которого он скорее желал бы видеть мёртвым. С другой стороны, это всё ещё лучше, чем вертеться в семейных кругах. Его жизнь была сплошной чёрной линией, в которой лишь изредка появлялись светлые проблески, будто краска в принтере засыхала в каких-то местах. По сути Молли и Наггетс были его единственными причинами не вскрыться до сих пор. Куда бы он не пытался уйти — упирался спиной в вариант ничем не лучше. Где не Валентино, там семья, а где не семья, там Валентино. Точно, Валентино. Фальш его обволакивала подобно его тошнотворному сигаретному дыму, смешанному с каким-то фруктово-ягодным запахом. Энтони с самого начала понимал, что имя ненастоящее, как и все, кто в принципе с сутенёром были знакомы, но никто его об этом не спрашивал. Кто же знает, насколько это больная тема и с какой степенью черепно-мозговой травмы спросивший отправится в больницу. Иронично, что Энджелу он по сути своей никогда не врал. Обещал покровительство от семьи — обеспечил, обещал устроить на прибыльную работу — устроил, обещал лелеять — преуспел и в этом, но не уточнил, в каком смысле имел это ввиду. А обращались с Энджелом как с вещью или как со зверушкой, которую недалёкие хозяева завели, чтобы глаз радовала, а когда та показывала неподобающее поведение — получала сполна за это. И сейчас, чтобы не получить в очередной раз, Дасту требовалось собраться за рекордно короткие сроки. Если его куда-то звали — являться нужно было при полном марафете, это негласное правило работало при любых обстоятельствах. Подскочив, парень натянул на себя первую же попавшуюся одежду из свежих, а конкретно чёрную кожаную юбку на уровне таза с линиями из-под подола, держащихся за талию, и розовый топ с узором паутины. И пуш-ап, разумеется. Какой-то фетиш был у босса на кроссдрессинг, он себе поставил цель сделать из Энтони практически полноценную девку, обязывал одеваться в женское и отрастить длинные волосы. Его и так светлейший натуральный блонд хорошо скрылся под белоснежным оттенком, на кончики так же лёг нежно-розовый. Энджел, в общем, не жаловался, не то что бы ему такой образ был сильно чужд или неприятен, но мороки с его поддержанием было много. Например, никакую причёску он сейчас сделать не может, только расчесать так, чтобы легли нормально, гораздо бо́льшую проблему составлял макияж. Слишком сильно пудриться не приходилось — лицо и так было бледным, тоже хороший стандарт. Эдакая пародия на героиновый шик, в его случае кокаиновый. Ангельская пыль, всё-таки. Худоба была соответствующей и некоторых даже пугала, но недостаточно, чтобы отогнать стояк, скорее наоборот. Хрупкий женственно-нежный мальчик в розовых тонах, ну что может быть в самом деле прекраснее? А его блевать от этой мысли потянуло. Рука задрожала и задела уже использованную тушь, которая полетела на пол и расплескала чёрные капли, затекающие под туалетный столик. Энджел этого не заметил, ему сейчас не до этого, ему нужно было сейчас найти розовые тени, а вообще хотелось разбить ко всем чертям это грёбаное зеркало, а осколком перерезать себе артерию. Можно было бы спрятать его в своих жадных до ткани одеждах и при встрече полоснуть им Валентино по лицу, а затем всадить глубоко в грудь. Только смысла от этого было мало. Опять же, только для того, чтобы убить себя следом. Новое уведомление. Новое сообщение от«Подъехал. Не заставляй ждать, детка, за лишние минуты из своего кармана будешь расплачиваться.»
Выругавшись на итальянском вслух, Энджел бросил попытки нарисовать стрелки и побежал в прихожую. Может, успеет накраситься в машине, Вал всё-таки близко не разваливается, где бы он ни был сейчас. Всё ещё ругаясь под нос, он натягивал на ноги сапоги-чулки с высокой шпилькой и старался не потерять равновесие, чтобы не придавить крутящегося под ногами питомца. Он всегда провожал его, а потом заваливался на именную лежанку и там тихонько похрюкивал в ожидании хозяина. — Чмоки, толстяк! С улыбкой бросил парень и, накинув на плечо сумочку, выскочил из квартиры. Спуститься с тринадцатого этажа — тоже не самая быстрая процедура, и Энджел от отчаяния был готов хоть с окна прыгать, если лифт по какой-то причине не работал. Сегодня, к счастью, хоть какая-то удача не повернулась к нему задницей и кабинка радушно раскрыла свои тесные объятия, после покатив на первый этаж и даже не захватив попутчиков. Логично, вряд ли тут есть коллеги Энджела, а кому ещё понадобится выходить из квартиры в такой поздний час? — На три минуты опоздали. — Бесплатная проба — десять. — Не у меня, я человек занятой, знаете ли, могли бы и уважение проявить к моему времени, девушка… После этого обращения Энджел его дальше не слушал. Валентино какого-то рандомного водилу за ним точно бы не послал, тогда с какого перепугу эта сучка так требовательно ноет и ещё в глаза долбится при этом? Как они тронулись — он не заметил, благо, ехали достаточно плавно, чтобы стрелки в отражении карманного зеркальца получались ровными. Маленькими, но ровными, с такой же ровностью и мягкостью на губы легла помада. Глухой стук закрывшегося зеркальца соединился с полной потерей движения машины. — Приехали. Неоновая вывеска клуба предстала перед ним в своём идеальном ярко-фиолетовом даже через тонированные стёкла. Никаких слов благодарности или «компенсации за время» этот брюзга не получит, пусть хоть изнасилует мозги Валентино или самого Энджела прямо на заднем сидении, но он выстилания перед тем, кто не платит, не практикует. Под недовольный возглас захлопнул дверь с противно громким звуком и тут же спустился к двери, отчеканивая шпильками каждый шаг, будто отбойным молотком. Скрылся внутри, как в укрытии, хотя на самом деле — ещё одно минное поле, но всё же лучше, чем то, что снаружи. И так во всём. Даже никогда здесь не бывая, он уже знал, куда нужно идти. Всё-таки указатели на вип-зону были такими же яркими, как и вывеска, выделяясь спасительными маячками от общей мешанины оттенков. Вырвиглазные блики стробоскопов норовили блеснуть точнёхонько в глаза, до абсурда громкая музыка била по ушам прямо в мозг и вкупе с запахом аммиака и алкоголя они создавали просто убийственный в нехорошем смысле союз. Энджел точно проблюётся сегодня, и однозначно мощно. К счастью, как только «уровень черни» оказался преодолён и начался «уровень для богатых», все эти неприятные детали канули в небытие, оставляя за собой лишь подслащенный привкус. Но от приторной сладости дыма от углей с клубникой тоже сводило нос. Этот клубничный ароматизатор Энтони возненавидел всеми фибрами души. Его теперь даже от вида обычной клубники воротило, настолько прочно ассоциация с поганой ямой, в которую он сам себя загнал, въелась в эту ягоду. Он и красный цвет теперь терпеть не мог и его обилие вызывало едва ли не приступы тревоги, которые, с другой стороны, легко подавлялись дозой. О, как он сейчас мечтал хотя бы об одной дорожке, лишь бы у Валентино они были. Найти его место не трудно. Именно оно от себя источает такое дымовое амбре, именно там Энджела ждут, как почётного гостя. — Энжи! — Валентино. На удивление, один, но ещё более удивительно — отсутствие в голосе какой-либо злобы или гнева. Хищно прищурившись, Валентино опустил лежащую на спинке дивана руку на место рядом с собой. — Ползёшь сегодня еле-еле. Встряски выпрашиваешь? — Ехал с каким-то мудилой, не хотел трогаться без словесных пиздостраданий. — Энджел ситуацией был нисколько не доволен и настроение было паршивее некуда, но лёгкая улыбка на лице умело всё скрывала. Только ястребиный взгляд Вала все эти тревожные звоночки мог заметить. Он всегда всё замечал. — Кто-то сегодня останется без работы. Несколько затяжек добродушно протянутой кальянной трубки спустя неприятные ощущения потихоньку стали отпускать, нет, опускаться глубоко вниз и там сбиваться в мерзкий комок. Елозящий под кожей, вроде не беспокоящий, но одним своим существованием показывающий, что ничего хорошего на самом деле вокруг нет. Просто оно прячется. От кокса должно стать легче, его, к счастью, тоже было в достатке. — Ты сегодня в настроении. — подметил Энджел, его натянутая улыбочка становилась всё более кривой и в этом настоящей с каждым глотком красно-розового Rosso. Вал точно подмешал что-то, гад эдакий, но ещё более гадким было понимание, что Энджел сам и не против. «Хуже быть не может», привык уже. Да и Валентино такие штуки использовал скорее как заигрывания, он-то получит желанное тело в любом случае. Будет ли оно при этом трезвым или не очень. — Успешная сделка, кексик. Ты попал на приватное празднование, радуйся. «Было бы чему радоваться». На полувдохе трубочку буквально вырвали из пальцев, затем хватая за копну волос и припечатывая к спинке дивана. Валентино, набрав полную ампулу обратно, посыпал белым порошком себе на язык, затем залезая с «подарком» Энджелу в рот. Размазывал по его дёснам и языку в дымно-влажном поцелуе, заходящем всё глубже и глубже, будто у их физических оболочек не существовало предела, они как заворачивались в две чёрные дыры, сливаясь одновременно вдвоём и с миром вокруг, сузившимся до одной этой комнаты и бьющей из динамиков музыки, в этой части не настолько шумной, чтобы выбить барабанные перепонки. Энджел уже не был «не против», он был «абсолютно полностью и всеми конечностями за», вцепился в спину Валентино, теперь как бы помогая в себя впечататься и зарыться, но тот отстранился так легко, будто придерживал его лишь воздух. Они собрали ещё одну дорожку, затем поднимаясь и покидая комнату. Ногой Энджел будто специально задел столик, сбрасывая недопитые коктейли на пол, чтобы после них они больше никому не достались. Куда идут? Кажется, вниз, по ступенькам, но куда конкретно? Свежий воздух на секунду проясняет поплывший от кайфа разум. Вышли на улицу — значит, идут к машине, ибо других причин покидать помещение не было. И куда они направятся теперь? Неужели прямо к Валентино домой? Попадали туда только избранные, коих среди знакомых-коллег у Энджела не было. Было бы о чём рассказать за перерывом, но всё произошедшее, вероятно, либо забудется и смоется с потом и рвотой поутру во время отходняка, либо само по себе станет секретной темой. Вероятно, всё сразу. Намеренно кривая пародия на прелюдию продолжалась и на заднем сидении личного авто, мокрые чавканья за расплывающимся миром никто из них не замечал. Энджела снова потянули за волосы, теперь требовательно утыкая лицом меж ног, отдавая такой немой приказ. Тот же приступил к его мгновенному исполнению, про себя с некой досадой приняв тот факт, что Валентино его этим вечером целовать больше не будет. До места назначения они ехали значительно дольше, чем когда Энджел добирался до клуба, и вроде хорошо, что у них было, чем занять это время, но обоих до одури раздражал факт отсутствия кульминации. Поэтому Валентино ненавидел прелюдии. Он терпеть не мог сдерживаться, не важно в каком отношении. Мысль о том, что потом всё сполна окупится, никогда не успокаивала. Чем больше времени проходило, тем на большее расстояние разум отлетал от больного бренного тела, до нужной двери Вал его чуть ли не на руках тащил (к счастью, не за волосы опять), а уже на месте сразу бросил на удобную поверхность (Энджел даже не был уверен, что это кровать), не тратя больше времени на эти дразнящие процедуры. Это, чёрт возьми, больно, даже несмотря на хоть какую-то подготовку. Больнее, чем обычно, хотя иногда Энджела трахали просто на месте, без смазки и прочего, а тот послушно всё принимал, будто не его берут, а он сам отдался. Сейчас он брыкался, по крайней мере ему так казалось. На деле же он чуть подёргивал запястьями, сжатыми гораздо более крупной рукой, и иногда водил головой туда-сюда, как если бы просто стряхивал упавшие на лицо волосы. Взгляд снова прояснился, но совершенно невовремя. Тогда, когда он увидел то, чего видеть не хотел, и осознал то, чего бы предпочёл не знать. Его уже не «любили», его яростно уничтожали, налитые кровью глаза зыркали сверху, а из-за сжатых до скрипа зубов брызгали капли слюны прямо на накрашенное лицо. Впрочем, целостность макияжа была поставлена под вопрос ещё час назад. Скорее всего, от ровности там не осталось ничего, яркие цвета смазались в стороны, отодвигая в сторону опрятный образ и оставляя на его месте настоящую сущность. Пропитая проститутка, шваль с улицы, грёбаный мусор, обёртка из-под давно съеденной конфеты и просто жалкое во всех своих ипостасях существо. Это ли разозлило Валентино? Факт того, что он, чёрт возьми, к этой швали привязался, одаривал и даже не до полусмерти избивал в приливах ярости, потому что испытывал к ней нечто большее, чем хозяева к своему товару должны испытывать. Энджел — сплошная проблема, от которой предпочтительно избавиться. Вырвать ему трахею или хотя бы придушить.***
Белые костяшки разжались, Вал, удовлетворившись, к собственному удивлению, с первого раза, подался назад, затем бесконтрольно падая на удобно появившееся на пути кресло. Вкинулся не сильно, скоро пройдёт до какой-никакой ясности ума. Продлевать в одиночку почему-то не хотелось. В пальцах щёлкнула зажигалка, поджигая первую сигарету. С ней, дотлевающей в пальцах, он вырубился на следующие полчаса, затем резко подскакивая из-за некого… Предчувствия. Шевеления где-то в подсознании, кричащего о том, что что-то не так. Валентино осмотрел лежащего в паре метрах от него Даста на столе. Такого… Неестественно неподвижного. Даже грудь от дыхания не поднималась. А было ли вообще это дыхание? — Энджел. Ноль реакции. — Энджел! От прикрикивания тоже. Уже взбесившийся от такого наглого игнорирования сутенёр поднялся со своего места и подошёл вплотную, на секунду замерев от вида закатанных пустых глаз. Стеклянных и неживых. Взгляд метнулся к не сходящим тёмным следам от ладоней на тонкой белой шее. Не дышит. Он, блять, в самом деле не дышит. — ТОНИ!!! Попытки привести его в чувства ни к чему не привели. Пульс затих ещё полчаса назад. Не так это всё должно было закончиться.