Белый Десница

Прозрачные капли одна за одной стекали по гладкому белому камню. Небо потемнело от скопившихся туч, нарушивших радость теплого выходного дня. Ледяной ветер бессильно бился вокруг гигантской башни-маяка, неугасимо освещающей всю округу. Яркое пламя его вершине бушевало в железной решетке своей тысячелетней клетки. Стоило только представить себе, что ждет всю морскую торговлю окрест башни, если в один день огонь погаснет, как руки слуг сами бросали в топку дрова, пропитанные смолой и дегтем, поддували меха и следили за силой ветра. А капли все стекали и стекали по обожженной клети, по ликам первых Королей из Высокой башни, по каменным блокам, пока не попадали на верхний край оконной рамы. Ставни были плотно прикрыты, оставляя окружающему миру обветренный прямоугольный блок подоконника из белого мрамора с тонкими черными прожилками. Капли ритмично падали на него, разбиваясь на множество капель поменьше. Лорд Ормунд Хайтауэр, Светоч Юга, Глас Староместа, Лорд Гавани и прочая, и прочая сильно удивился бы, если бы узнал, с какой точностью стук его собственных пальцев о резной деревянный стол совпадал с падением этих капель. Но он был в недостаточно хорошем расположении духа, чтобы думать о погоде за окном. Но ни один из присутствующих в солярии лорда не мог догадаться, что именно тревожит думы господина и тревожит ли вообще. Ормунд Хайтауэр умел хранить маску величественного, пренебрежительного спокойствия. Его короткие волнистые кудри чуть коснулась седина, но вылепленное поколениями благородной селекции лицо — будто и не тронуло время. — Итак. Короткое повелительное движение и один из сидящих напротив отмер. За окном раздалось зловещее карканье. — Наши люди при королеве сообщают, что положении ее милости ухудшается, — не обращая более внимания на стук пальцев о столешницу, прервавший свою речь мейстер продолжил рассказ. Голос его был тих, похож на шелест подхваченного ветром песка. — После трагической гибели вашего брата, сторонники принца Деймона и прочие недоброжелатели королевы вытесняют ставленников милорда Отто. Рождение мальчика-наследника несколько укрепило наше дело, но этого недостаточно. — О наследовании пока рано говорить. Принц Эйгон не пережил еще года, а наследницей названа принцесса Рейнира, — стюард Староместа, грузный Эомунд Хайтауэр, троюродный дядя лорда Ормунда, вяло перекатывал золотую монету с отчеканенным драконом Таргариенов. В его покрытых пеленой сонливости глазах воском застыла скука. — Сейчас все это не важно, — отрезал лорд Ормунд. — Если этот мальчик не выживет, Алисента еще молода и успеет разродиться. Принцесса всего лишь девчонка, ей никогда не стать королевой вперед братьев. — Но король… — Король Визерис мудр, рано или поздно он поймет нужду Семи Королевств, — уверенно перебил глава дома Хайтауэр своего мастера над оружием. — Нас должно беспокоить, что сейчас, оставшись без опеки моего покойного брата, Алисента уязвима для прямого удара, — светлые глаза Ормунда потемнели. — Они уже убили одного Хайтауэра, что стоит им убить девочку, пусть хоть трижды королеву. — Никто не посмеет поднять руку на королевскую семью, милорд, — кастелян Высокой башни, сир Мерн Маллендор из вассального Хайтауэрам дома возмущенно приподнялся со своего места. — Смерть моего брата осталась неотмщена, — еще свежая обида, боль и унижение вспенились в груди Ормунда. Взглядом приковал он своего советника к месту. — Король бессилен, его мастер над шептунами и палачи вдоволь почистили столицу от смутьянов, но виновные не найдены! Что стоит им избавиться и от королевы? — Леди Алисента не выходит из Красного замка, милорд, — кустистые усы старого мейстера забавно дергались, когда он говорил. — Она почти не покидает своих покоев, кроме как по вызовам короля или для молитвы в септе. — Она слишком долго горюет по отцу, — лорд нахмурился. — Отто будет отомщен, но королю нужны еще наследники. Ладно, о том позже, в твердыне Мейгора Проклятого она в безопасности. — Истинно так, милорд, — аккуратно начал сир Эомунд. Его сонный взгляд тревожно блестел, как будто толстый человек, никогда в жизни и не бравший в руки меч, вспомнил о чем-то опасном. — Но я должен кое-что добавить к уже прозвучавшим сегодня новостям. Под внимательным взглядом собравшихся, стюард Высокой башни спрятал монету в широких рукавах и положил перед собой сомкнутые руки: — С недавними караванами с севера в город пришел один очень тревожный слух. Будто бы сир Отто выжил или воскрес после нападения людей принца Деймона в плащах то ли Королевской гвардии, то ли стражи столицы… На несколько секунд над столом воцарилось тяжелое молчание, в воздухе запахло приближающейся бурей. — Как они посмели… — прошептал кастелян. — Безбожные лгуны, — сокрушенно покачал головой старый мейстер. — Невозможно, — мастер над оружием, старший брат погибшего в тот день сира Мерина сверлил недобрым взглядом горевестника. — Если бы сир Отто или мой брат выжили, они бы немедленно… Все голоса оборвал резкий удар кулаком по столу. Лорд Ормунд стоял во весь рост, глаза его метали молнии, лицо покраснело, а на лбу выступила яркая гневливая вена. — Я никому не позволю пользоваться именем моего дома и порочить имя моего брата, — злобно прошипел только что безупречно спокойный лорд. — Ни один самозванец не посмеет называться его именем. Ни один глупец не посмеет разносить эти ничтожные слухи, если ему дорог язык! — Но милорд, а если в слухах есть хоть доля правды… — начал было стюард, но немедленно умолк, поймав обжигающий взгляд. — Мой брат мертв. Иначе мы бы уже знали обратное. Он не стал бы таиться столько времени, тем более от семьи, — Ормунд повернулся к кастеляну. — Объявите сегодня же. Любой, кто посмеет назваться именем сира Отто Хайтауэра будет схвачен и сварен в масле. Кто будет разносить эту скверную ложь — лишится языка. Выполняй немедленно! — Да, милорд, — кастелян поднялся с места, шумно отодвинув стул с бархатной спинкой. — С другой стороны в этом есть и свои плюсы, милорд, — осторожно произнес мейстер. Правильно поняв нетерпение господина, он продолжил. — Эти слухи наверняка встревожат убийц, заставят их залечь на дно или совершить ошибку. Будь то принц Деймон или кто-либо еще. Ормунд задумался, вновь заняв свое место. Ладони сошлись под подбородком. — А ваш гнев и попытки задушить слухи — лишь разожгут интерес к ним. Некоторые позволят себе трактовать ваши действия — как невольное подтверждение им. — Будто бы я скрываю правду, укрывая Отто в Староместе, — быстро уловил мысль мейстера Ормунд. — Но, что, если король потребует от меня показать брата, поверив слухам? — Вы скажете ему правду, милорд, — мейстер пожал плечами. — Ведь люди сами себя обманут и убедят, а противники наши уже устанут боятся тени восставшего и обман разоблачит сам себя. — Неплохо придумано, Калиан, — Ормунд широко улыбнулся старому мейстеру. — Рад служить, — уроженец Цитадели почтительно склонил голову, звякнув цепью. Сир Эомунд Хайтауэр, опасливо умолкнув от разразившейся грозы, облегченно выдохнул и перестал теребить перстень с сапфиром на среднем пальце. Господский гнев миновал, в очередной раз усмиренный мудростью старика Калиана. Но что будет, когда едва ходящий мейстер наконец отойдет к праотцам, отучив три поколения Хайтауэров? Раньше можно было надеяться на влияние младшего брата Отто, имевшего большой авторитет в Высокой башне не только как десница короля, но и как искушенный во многих делах человек. Но теперь, когда сир Отто мертв… Как бы гордыня лорда Ормунда не обернулась проблемами для всего Староместа. — Предоставь моему кастеляну имеющуюся у тебя информацию о тех, кто распространяет эти нелепые слухи. Если это человек значимый или неместный — ограничимся штрафом и конфискацией товара или его части. Если кто иной… — глаза откинувшегося на мягкую спинку лорда недобро блеснули. — А теперь свободны, мне нужно подумать. Все присутствующие поднялись со своих мест. Мейстера Калиана подхватил под руку расторопный слуга, все это время ожидавший за дверью. Старик заметно горбился, но шел уверенно, пусть и медленно. Мастер над оружием исчез из солярия почти мгновенно — хорошо подогнанные доспехи на теле мужчины почти не издавали звуков. Эомунд Хайтауэр прижал к груди счетные книги и уже у самого выхода бросил последний взгляд на своего родича — лорда Ормунда. Глава дома в Высокой башне оставил на столе бумаги в непривычном для него беспорядке. Стоя у окна, заложив за спину руки, он с нечитаемым взглядом смотрел сквозь мутную пелену шторма на свой город. Но его интересовали отнюдь не кирпичные крыши или беспокойная водная гладь. Стюард бесшумно вздохнул и исчез в лабиринте коридоров огромной белоснежной башне, венчавшей остров Боевой. Отто Хайтауэра оплакивал весь Старомест. И только его старший брат, и лорд не проронил ни одной слезы. Что было на уме Светоча Юга — знал лишь он сам. — Даже после смерти ты не оставляешь меня в покое, умник… — едва слышно пробормотал лорд Ормунд. Под завывание ветра за окном перед глазами промелькнули дни далекого прошлого. Дни детства, когда два брата пробрались на отцовский корабль, подрались и выпали за борт под хохот старого лорда. Долгое время они были друзьями. Ормунда всегда привлекал путь стали и седла, овеянный славными трубадурами, в то время как Отто любил тишину и пыльные закутки Цитадели. Но играли, учились и путешествовали по Простору они всегда вместе. Пока их отец за два мимолетных месяца не истлел в горячке. После этого у Ормунда больше не было времени на игры, а правление огромнейшим городом и точкой схождения интересов бесчисленных сил быстро избавило его от остатков юности. Старомест и его купцы нуждались в щедрой руке, многочисленные Хайтауэры из побочных ветвей дома в жесткой руке. Особенно после того, как стали ясны причины их пристального внимания к непривычно серьезному для своего возраста Отто. Братья разошлись, это стало ясно, когда Ормунд не пришел на свадьбу брата и Отто ответил ему тем же. Поздний брак старшего был вынужденной мерой — после скорой смерти отца пришлось присматриваться к стоящим за девицами политическим союзам. Это было одной из причин ориентации многих людей во владениях Хайтауэров на тихого, как казалось, более управляемого Отто. Но младший брат быстро вырос из пренебрежительных оков чужих ожиданий. К восемнадцати годам он сыскал славу умнейшего юноши юга, а затем и всего Простора. Его острым умом до сих пор существовали многие законы и порядки в управляющем механизме Староместа — те законы и порядки, что приносили теперь лорду Ормунду все новые богатства. И тогда вновь послышались голоса из темных кулуаров. Но характер шепота изменился. Марионетка сменилась превосходящим достоинством — многие торговые и мастеровые богатеи спрашивали друг у друга — а какой лорд им будет ближе? Ормунд нахмурился, смотря в собственное отражение. Молния мелькнула перед глазами, рассекая голубизну глаз. Если бы Старый король не призвал Отто к себе на службу… Он не знал, на что бы пришлось пойти, чтобы удержать Высокую башню и обеспечить свою безопасность. А теперь он мертв. Вот так просто с доски приникших интриганов из портового и ремесленного квартала исчезла самая желанная ими фигура. А Ормунд потерял брата. Опасного, но единственного. — Пусть тобой восхищаются Семеро, братец… Шепот лорда Хайтауэра прервал тихий шорох за его спиной. Едва слышимая работа сложной системы механических движителей. Ормунд застыл, руки чуть опустились, нащупывая на поясе кинжал. Сузившиеся глаза пристально смотрели в отражение — книжный шкаф у стены за спиной лорда медленно отъезжал в сторону. Из черной ниши показался человек, лицо которого Ормунд успел уже заказать скульпторам, чтобы украсить семейную усыпальницу первым после отца пополнением. Но лицо это было словно искажено, прокручено через десятилетия и выплюнуто обратно. Незнакомец был так похож на его брата. — Я наконец-то дома, Орм… Тихий, почти шепчущий голос, тайный лаз, известный лишь немногим в доме Хайтауэр — даже лицо, все говорило о том, что стоявший за его спиной — Отто Хайтауэр, десница короля, убитый почти два месяца назад. И это его «Орм»… Так называл его в детстве младший брат, которому было слишком сложно произносить длинное имя «Ормунд». — Ты умер, — лорд сумел сдвинуть налившееся свинцовой тяжестью тело, едва шевеля ватными ногами. Он подошел ближе к воскресшему из чертогов Неведомого брату, вгляделся в такие незнакомые черные глаза. Что это — человек или призрак? Может быть наемный убийца с далекого Востока, что просто надел на себя лицо мертвеца? Руки не тянулись больше к оружию, вряд ли короткий кусок стали спасет его жизнь. Горло сдавило — никак не вызвать стражу. — Прости меня, брат. Призрак навалился на него, неожиданно сильные для такой худобы руки сомкнулись на белом камзоле. От проникшего на вершину Высокой башни незнакомца разило потом, кровью и дорожной пылью. Но также человеческим теплом, таким знакомым теплом. — Отто… Под проблески грозы среди дождя разлученные смертью братья сжали друг друга в объятьях. И в этот единственный момент в их жизни ни одно противоречие, сомнение или опасение не трогали человеческие сердца. --- — День только что стал чуть светлее, а, парни? — со смесью радости и сомнений в голосе произнес Михан, подбрасывая наполовину заполненный кошель. Собравшиеся в тени арки девятеро мужчин хмуро переглянулись. Их мокрые плащи с капюшонами скрывали лица, наружу торчали лишь отращённые бороды. Почти два месяца путешествуя по Простору, нигде не останавливаясь больше чем на сутки, они были совершенно не похожи на самих себя из того злополучного дня, когда решили устроить засаду на обидевшего их брата старика. Их тела окрепли в дороге, на смену жирку пришла сухость мышц и бдительность постоянной опасности. Карета колдуна на дороге иногда привлекала лишнего внимания. Но старик, почти не выходивший на свет Семерых, всегда знал — кто и откуда на них нападет. Направляемые мысленными приказами, девятеро бойцов били не ожидавшего нападения врага, а если получали ранения — колдун каждому оказывал помощь. За время этого долгого пути, они сблизились. Бывшие крестьяне не только позабыли разлад своих деревень, но и к старику они пропитались искренним уважением. Он ни над кем не издевался, не раз спасал от смерти и, если кто-то все же решался его потревожить — без пренебрежения слушал и отвечал своим Мирдайн. Так он называл их, этот колдун. И со временем они стали называть так сами себя. Их шрамы, кровь на их оружии, даже бороды, со временем превратившиеся из неудобства пути в признак достоинства и братства, — все это объединило девятерых разбойников, когда-то вышедших не на ту большую дорогу. Не раз они видели, с каким тщанием их хозяин ухаживает за своей бородой, седеющей прямо на глазах. И каждый из них помнил черную землю, из которой они пришли. В Просторе рыцарям было не принято носить бороды. От пота под шлемом она кололась и чесалась, а чисто выбритое лицо считалось признаком благородного человека. Мирдайн не были благородными людьми. И борода стала символом их отличительности. Борода и белая рука на лбу, оставленная стариком. — Не думал, что наш загадочный «сир Лан» на самом деле десница короля… — протянул один из девяти, высокий рыжий детина Эрл. Привычное кабанье копье он сменил на короткий тесак-фальшион, куда более пригодный для узких улочек Староместа. — Мы, получается, десницы десницы? Улыбнувшись парой выбитых с детства зубов, он указал на свой лоб, где выделялась несводимая даже мыльной водой стигмата. — Умолкни, дурак, — беззлобно бросил Михан, все еще держа перед заинтересованными взглядами мешочек монет. — Мы получили все соответствующие указания от милорда — десница он или колдун — не важно. Каждый помнит зуд в загривке, когда возникали мысли сбежать? Восемь теней переглянулись. Взгляд лучника Брана был наполнен тоской, в то время как остальные относились к этому незримому поводку уже как к привычной детали существования. — То-то же. Кроме поручений, которые мы не можем не выполнить, хозяин дал нам это, — все взгляды снова сошлись на спрятанных за кожей монетах. — Награду за нашу службу. Никто не ответил Михану. Тяжесть сомнений, последняя черта перед согласием с новой судьбой, читалась на их лицах. Принятие этих денег значило бы для них добровольное согласие с новой жизнью, первые всходы которой они опробовали за дни пути с колдуном. И не сказать, что им не понравилось. — Я так посужу, братцы, — начал Гёник, самый старший из девяти. Голос его был тверд, пусть нервозная дрожь и была слыша глубоко внутри. — М’лорд Хайтауэр не обычный лорденыш. И не потому, что колдун, а потому, что мудр и добросердечен. Кто чего плохого слышал о деснице короля-то нашего? При нем была тишь да гладь, да Божья благодать. А как королек десницу сместил, что началось-то? Да и сами видели, пока ехали. И мы с вами грешники великие, что напасть на него, выжившего чудом, вздумали. И кара нам была по совести. Не от голода вышли на большак, а по прихоти, — несколько глаз с тихой злобой остановились на Михане, чья уверенная улыбка несколько поникла в ожидании конца речи Гёника. — И какой лорденыш на месте м’лорда Хайтауэра не повелел бы нас запороть до смерти? А хозяин наш не только смилостивился над нами, глупцами, но и раны исцелил, — старый пчеловод обвел взглядом собравшихся. — Хоть раз м’лорд издевался над нами, хоть раз бранил и хулил нас? Каждый из нас получил шанс выбраться из грязи, ухватившись за плащ человека, что мог убить всех еще там, на дороге. Но мы здесь, мы живы и наш хозяин не пришлый колдун, а сам десница короля. С этими словами Гёник с неожиданной для возраста прытью положил ладонь на кошель. Михан насторожился, но за оружием не полез. Все ждали, что будет дальше. — Так давайте поделим награду м’лорда Хайтауэра честь по чести и будем служить ему дальше правдой, какой мы служили нашим прежним хозяев, получая в благодарность не золото, но промахший кнут. Слова старика, словно искры, зажгли маяки в груди этих людей. Именно сегодня, в этот шторм, под ливень и гром, скрытые под каменной аркой, девятеро бывших крестьян навсегда оставили позади прошлую жизнь. В этот день родился Мирдайн, слава о котором надолго войдет в историю. Один лишь Бран был невесел. Искры слов попали в пучину тоски и готовы были бесследно раствориться в ее глубине. И разделил бы рано или поздно Бран судьбу исчезнувшего Вильямара, если бы не Михан. — Держи свою долю, брат в Семерых, — с сарказмом произнес мужчина, чья борода-лопата закрывала грудь и кольчугу на ней. Но следующие слова он произнес уже серьезно. — Хозяин позволяет тебе отправить полученные деньги обратно, к жене и ребенку. Одно условие, — рука кулачного бойца больно сжала плечо лучника. — Ни слова о службе. — Я понял, — скрывая гримасу боли, Бран вывернулся из рук Михана, пряча деньги. Тепло серебряных монет чувствовалось сквозь одежду, наполняя сердце тенью надежды. Пучина тоски сменилась вереском сомнений, и искры, заложенные Гёником, нашли себе место. — Не хочу, чтобы ты стал слабым звеном, — Михан не отпускал его, подойдя ближе. Злой шепот горячился угрозой. — А такие звенья выбивают. Не хочу пачкать об тебя руки. Бран не ответил, отвел взгляд. Михан широко улыбнулся и повернулся к членам Мирдайн, негласным лидером которого он стал: — А теперь, пойдем выпьем! Но не больше двух пинт, иначе кара хозяина найдет нас даже в пьяном бреду. Сегодня нам дозволено отдохнуть!