peccatum mortale

             Найти к ней подход оказалось проще, чем думалось изначально.       По хмуро-каменному лицу догадаться было невозможно, если не всматриваться в горький изгиб губ и отчётливее проступающие тени в глазах, но Шифу почти до самого конца яростнее остальных верил, что всё это обыкновенная ошибка выжившего из ума старика — пусть взгляд Угвэя оставался твёрдым и внимательным, не допуская даже надежды на это.       Тогда Шифу впервые решил, что статус мастера-учителя слишком тяжёлая ноша — а ведь он когда-то отыскал ключи и к своенравной Тигрице, и к домашне-очаровательной танцовщице, и к неуверенному в себе, по-птичьи тонкокостному, уборщику — эта же девчонка, до абсурдного напоминающая панду, совмещала в себе всё самое худшее, с чем Шифу сталкивался: недопустимо мечтательная, чтобы не отступить от надуманного, но недостаточно глупая, чтобы обманываться в своих шансах, она имела резкое чувство юмора, из-за которого и побратались с Обезьяной, и была безнадежно изнеженной спокойной жизнью в лапшичной.       А потом он видит в ней отражение собственного голода.       В том, как она жадно впивается зубами в мягкий край мясного шарика, жмурится от удовольствия и едва не всхлипывает, изголодавшись и обжигаясь; то застывает, растягивая момент, облизывает губы и смыкает челюсти; то, словно вспоминая о чём-то, торопливо откусывает и проглатывает новые кусочки.       Шифу наблюдает за этим с немой неприязнью того, чей дух сражается с подобным безустанно.       Затем — с вопросительным осознанием.       И, наконец, с азартным очарованием.       Замочек у По оказывается простым, но любопытным — совмещать кунг-фу и насыщение пищей никогда не удавалось так прямо: это процессы взаимозаменяемые и взаимодополняемые — сытость порой помощник, а порой заглушается медитацией и становится барьером, который нужно перешагнуть, — но ранее Шифу даже в голову не приходило ставить её первопричиной для тренировок.       И ведь работает.       Более того — увлекает его самого: запретить, разрешить, снова отобрать, играть на границе неприкрытого подзадоривания и учительской строгости, сыто улыбнуться и наслаждаться вспыхнувшим голодом, упрямством и весельем на девичьем лице.       Потрясающе.       И, оказывается, добытая подобным образом еда на вкус ярче в сотню раз — в его собственном рту вспыхивает абсолютным наслаждением победителя, а чуть позже зеркально отражается и в самой По, когда ей удаётся добыть желаемый кусочек, и она, сощурившись от удовольствия, длинно тянет приглушенный стон, не отводя замутненного взгляда от своего мастера — и тогда эта девчонка, неказистая, грузная, неумелая и грубая, выглядит восхитительно притягательной.       Шифу уверен: он за это осознание заплатит долгой-долгой медитацией.