Между нами (не) любовь

У Чимина всё пошло по наклонной, а если быть точнее — всё катилось на бешеной скорости под самый крутой откос. Он ненавидел чувство одиночества, но последние несколько недель искал любой повод остаться наедине с собой. С Юнги дела шли из рук вон плохо. Тот демонстративно его не замечал, а если выпадали случаи совместной работы, то как по щелчку включал образ строгого, но заботливого хёна, обмениваясь с ним шутками и редкими касаниями. Было больно. Чимин устал наблюдать, как Юнги расслабленно и непринуждённо вел себя в компании ребят, но как только их взгляды встречались — он ощущал на себе чувство отвращения и брезгливости. Изменения в поведении Чимина заметили все. Обычно шумный, живой, суетливый и готовый поддержать любую сумасшедшую идею, он всё больше отмалчивался, запирался в комнате, или до упора репетировал. Несобранный, раздражительный и невнимательный. Его словно подменили. К ежедневному стрессу прибавились тяжёлые мысли, каждую ночь свинцом стягивая его голову. Подойти и поговорить с Юнги, Чимин не мог. Трусил. Ведь каждый раз, прокручивая в голове тот вечер, он непроизвольно замирал, чувствуя странную невесомость внутри, а на грудь будто положили мешок с песком — не вздохнуть, не выдохнуть. И если на свете существует человек способный принимать самые идиотские решения, то это, безусловно, Пак Чимин. Ведь он решил избегать проблему, пока она сама собой не рассосётся. Порой забитый подчистую график и недосып были лучшим средством спасения от навязчивых мыслей и опрометчивых действий. Забываясь, Чимин мог невзначай отпустить себя и позволить лишнее слово или движение в сторону Юнги, но вовремя одергивал себя, замечая глубокий, режущий отвращением взгляд. Чимин готов был смириться со многим: злость, ненависть, разочарование и гнев, но принять факт того, что их отношения с Юнги больше не будут прежними, он просто не мог. Это было похоже на ту самую микстуру от болезни, горечь которой долго ощущается на языке, но к которой со временем привыкаешь. Мучительно, странно и беспрекословно. Он физически ощущал тяжесть от потери надежды, словно пловец в открытом море без шанса на спасение. Боль — шестой орган чувств человека. Она связующий фактор, основной источник жизни и смерти. Мы рождаемся и умираем, чувствуя боль. Нам больно, когда мы поранились, когда слышим колкие слова, когда видим смерть, когда чувствуем запах обмана и впервые пробуем что-то запретное. Без привычной дружбы и общения с Юнги, Чимин чувствовал боль, заполняющую каждую клеточку его тела. Он словно инвалид без рук или ног просыпаясь каждое утро, надеялся обнаружить себя полноценным и счастливым. Юнги больше не говорил с ним как раньше, не смотрел на него как раньше, не обнимал как раньше. Как раньше. Теперь всё казалось бессмысленным и пустым. — Ты разве не идёшь? — голос Тэхёна был непривычно тихим, и Чимин уловил его где-то на периферии сознания. — Успевай, пока студию не заняли девчонки из новой группы. — А? Что? — Говорю, беги скорее. Юнги-хён не любит, когда опаздывают. Сердце за секунду рухнуло вниз, а пульс подскочил, разрывая нежную кожу запястий. Из-за забитого графика и бесконечных тренировок, Чимин совсем забыл о совместной записи с Юнги. «Отрезанная» рука запульсировала с новой силой, и он инстинктивно зажмурился. Остаться с Юнги один на один — тяжёлое испытание, ловить на себе его безразличие и холод ещё тяжелее. — Я сейчас, только… только соберу вещи, — Чимин старался звучать уверенно, но от своего дрожащего голоса было дико стыдно. — Эй, поговори с ним, — Тэхён посмотрел на него в отражении зеркала. Тренировка давно закончилась. Но Чимин до последнего ошивался в зале, отрабатывая и так безупречные движения. Он просто прятался здесь, а Тэхён, как всегда, видел и понимал намного больше остальных. — Думаю, ему тоже это нужно. За какие такие заслуги Чимин заслужил такого друга? Тэхён умел то, чего не могли сделать остальные. Одним взглядом или словом он вселял в него надежду, заставлял вновь чувствовать себя живым и нужным. — Я не хотел, чтобы так вышло, — тот напряжённо наблюдал за тем, как Чимин суетился по залу, то и дело перекладывая свои вещи с места на место. Он видел, как друг тянет время страшась желанной, но мучительной встречи. — Прости. — О чём ты? — Ты знаешь. Вот так. Открыто, колко и, блять, чересчур правильно. Чимин забыл, что Тэхён может не только вселить надежду, но и забрать её одним своим словом. Ты знаешь. Да, Чимин знает. Но он не хочет, не хочет винить друга в своих же ошибках. Ему чертовски больно осознавать, что кто-то может обвинять себя в его недостатках. Это тяжело, неправильно и больно. Тэхён не должен нести чужой груз на себе. Не должен просить прощения за чужие изъяны. — Тебе не за что извиняться, — голос тихий, умоляющий. — Если захочешь поговорить, ты знаешь я всегда готов тебя выслушать, — Чимин уловил во взгляде друга что-то странное, едкое и затапливающее. Как будто Тэхён знал то, чего ещё не понял он. Длинный коридор казался последней дорогой на эшафот, и Чимин по инерции растягивал шаги. Немного не доходя до белой, матовой двери, он слышит приглушённые голоса и чей-то смех. Убеждая себя, что это ребята из точно таких же групп, он смело открывает дверь и, проклиная себя за все грехи, медленно опускается в пропасть. Он мельком успевает оценить хрупкую фигуру девушки, что по-хозяйски устроилась на чужих бёдрах явно довольная положением. А ещё замечает широкие ладони, с вьющимися узлами крепких вен, оглаживающие ее тонкую талию. Мин Юнги. Чимин узнает эти руки даже в глубокой темноте (простите ему его слабости). Младший не успевает попросить прощения за внезапное вторжение, как слышит резкое: — Съеби. Громкий хлопок заглушает чиминово сердце, что грохочет в разы сильнее, и туманит сознание. Пак пытается оттолкнуться, но ноги, кажется, прилипли к полу. Он разворачивается, не замечая, как дверь приоткрывается выпуская наружу хмурое лицо Юнги. — Чимин? — Прости. Мысленно умоляя ноги двигаться Чимин срывается на бег, позорно унося свою тушку от лишних глаз. Он не помнит, как оказался в общежитии, как буркнул что-то нечленораздельное ребятам в гостиной и даже, как оказался в своей комнате. Ощутив наконец теплоту под ворохом одеяла, Чимин дал волю слезам. Обида. Вот что он чувствовал. Ему было дико, дико обидно. За себя, за все те недели, что Юнги воротил от него нос, за то, что пару минут назад он его не остановил. Значит он не хотел. Не хотел, чтобы Чимин был рядом. Осознание этой простой истины бьёт по мозгам, прорывая плотину и сильнее затапливая новой порцией обиды и боли. Почему? За что Чимина так наказывали? Где он провинился, и что сделал не так? Он плачет, плачет навзрыд, но судорожно закрывает ладошкой рот, чтобы не быть услышанным. Утыкается в подушку, оставляя на ней мокрое пятно от слёз и соплей. Спать на мокром будет неприятно, а утром его лицо будет опухшим. К чёрту опрятность, он подумает об этом завтра. Проваливаясь в сон, он не услышал, как в дверь тихонько постучали, как очень долго ждали ответа, но так и ушли ни с чем. Это был тот, кто являлся причиной его слёз. Это был Мин Юнги.

***

Чимин ненавидит сравнения. Имея хрупкие черты лица и идеальную фигуру, он никогда не был обделён вниманием, но его тяга к совершенству мешает ему наслаждаться жизнью. Ему мешают его толстые бока, ненужные складки, отёки, и ещё огромный список несуществующих причин, чтобы терзать себя и своё тело. — Возвращаться не собираешься? — Тэхён аккуратно открыл дверь большого танцкласса, где в одиночестве репетировал Чимин. — Джин ворчит, что никто не уважает его старания. Сегодня у нас самгёпсаль. — Тэхён-а, ты же знаешь у меня диета, — Чимин взглянул на своё отражение и слегка скривился. — Посмотри сам, я похож на свинью. Можно отрезать от меня пару кусков, чем пускать бедную свинку на убой для вашего ужина. Извинись за меня перед хёном, я останусь здесь и ещё немного порепетирую. — Я это предвидел, — Тэхён зашуршал принесёнными пакетами, усаживаясь на пол. — Это, конечно, не самгёпсаль, но есть можно, — он выудил несколько картонных коробок, пару контейнеров с мясом и салатами, и гору снеков с разными вкусами, для себя. — Тэ, прекрати. — Я не уйду пока ты не съешь хотя бы кусочек, — друг был неумолим, а Чимин понимал, что спорить с ним бесполезно. Вымученно выдохнув, он сел напротив Тэхёна, нервно поглядывая на манящие коробочки с едой. Он закусил нижнюю губу, борясь с желанием накинуться на цветную упаковочку снеков. Красочная обёртка и такое вкусное описание заставляли вязкую слюну скапливаться во рту, а впалый живот выдавал своего хозяина соответствующими звуками. — Я не голоден, — Чимин сконфужено опустил взгляд, проклиная свой желудок за несдержанность. — Прости. — Тогда тебе придётся наблюдать, как я ем, — Тэхён демонстративно придвинул к себе всё, что принёс, и начал открывать пластмассовые крышечки. — И я съем это всё один. Чимин внимательно следил, как тот нарочито медленно подцеплял палочками идеальные кусочки мяса, предварительно обмакнув в соус. Как слишком долго подносил пищу к губам, чтобы дать ей пропасть в тёмном лабиринте своего рта, но задумывался о чем-то, и продолжал держать лакомство на весу. Чимин боролся с собой, наблюдая, как чёрные капли соуса оставляли свои метки на гладком паркете, а Тэхён внимательно наблюдал за другом. — Открой рот, — командный тон вывел Чимина из раздумий. — Что? — Я сказал, прекрати себя мучать и открой рот, — Тэхён двумя пальцами надавил на щёки друга, заставляя пухлые губы разомкнуться. И ловко, но бережно вложил в открывшийся рот небольшой кусочек мяса, словно заботливая мама, кормящая несмышлёного птенца. — Вот так, умничка, — он мысленно поставил себе галочку за отличную работу и, поддерживая друга, ухватил ещё один кусочек для себя. Чимин зажмурился от удовольствия. Мягкое, сочное мясо в сочетании с кисло-сладким соусом и листиками салата сейчас казались самым вкусным, что он когда либо ел. Его взор тут же устремился на высокую коробочку с китайскими символами, а Тэхён, замечая взгляд друга, тут же протянул ему палочки. С жадностью набросившись на китайскую лапшу, что всё это время томилась в тесной, душной коробке, Чимин остервенело втянул в себя приличную порцию, растекаясь в довольной улыбке. — Давно бы так, — усмехнулся Тэхён, радуясь тому, что его друг наконец-то что-то жует, а не пьёт воду на завтрак, обед и ужин. — Прости, — Чимин резко отстраняется, понимая свою ошибку. Чувство голода, что преследовало его уже почти месяц, заставило действовать, словно животное. Чёртов Ким Тэхён, который знал его слабые места. Ну ничего, пусть скажет спасибо, что руку ему не откусил. — Выгляжу, как собака, которой бросили кость. — Выглядишь, как «бухенвальдский пленник», — Тэхён взглядом указал на оставшуюся еду, мол это всё тебе, и придвинулся к Чимину, будто контролируя приём пищи. — Рассказывай. — Ну, я репетирую? — Ммм, вижу. А как прошла твоя запись с Юнги-хёном? Познакомился с Миён? — продолжая надавливать на больные точки, спрашивал Тэхён. — Ты знал, что хён там не один? — Да. Я как раз закончил записывать свой кусок, когда она пришла, — наслаждаясь хрустящим снеком, рассказывал Тэхён. — Прости. Забыл тебя предупредить. Вот оно. Неприятный сюрприз. То самое минное поле, где каждый шаг приравнивался к смерти. Чимин не был готов к такому повороту. Ким, чёртов, Тэхён. — Зачем? — Чтобы убедиться, что мои глаза меня не обманывают, — Тэхён взял друга за руку, переплетая их пальцы. — А дружеское сердце болит не просто так. — Тэхён-а, — голос предательски дрогнул, а взгляд устремился вверх, изучая резную плитку на потолке, лишь бы не дать волю подступившим слезам. — Поговори со мной. — Я такой эгоист, такой глупый и трусливый, — начал тараторить Чимин, всё ещё боясь посмотреть другу в глаза. — После той игры Юнги-хён смотрит на меня так, будто я измарал его в грязи. Он больше не разговаривает со мной, избегает. Я вижу, как я ему неприятен. Вижу, как он старается держать лицо на камерах, и быть со мной обходительным. Это так больно. Больно, Тэхён-а. — Уверен, Юнги-хён также переживает, — Тэхён обнял Чимина, сжимая до хруста. — Ты же знаешь, наш старичок просто скрывает свои истинные эмоции. — Он скрывает свои отношения, — грубо выпалил тот, утыкаясь в шею друга. — Ставя нас всех под угрозу. — Ты ревнуешь? Тишина становится слишком громкой, а чужой вопрос неприятно оседает под кожей. — Ты что с ума сошёл? С чего бы мне ревновать хёна? Мы не женатая пара, чтобы мне кричать о ревности. Это глупо. Глупо. — Вообще-то, я имел в виду дружескую ревность, но твоя версия мне нравится больше, и… — Заткнись! — Я не буду умолять тебя открыться, если ты этого не хочешь, — Тэхён аккуратно начал складывать остатки еды в пакет, чтобы выбросить. — Но я прошу тебя поговорить с Юнги. Скажи ему то, что рассказал мне. В конце концов мы группа и семья. Мы должны понимать и принимать друг друга, — направившись к выходу он обернулся. — Сейчас он один. Это я знаю точно. Дорога до заветной комнаты казалась бесконечным лабиринтом, а боевой настрой Чимина на разговор постепенно сдувался, как воздушный шар. — Можно? — вспоминая предыдущий опыт, он предварительно постучал, соблюдая все рамки приличия. — Ты друг Юнги? — стоявшая у стола миниатюрная девушка резко обернулась. Первый удар ниже пояса. Судьба откровенно смеялась над ним. — Я… я, наверное, пойду. — Нет! — слишком писклявый голос, пронеслось в голове Чимина. — Останься, пожалуйста. Юнги ушёл в магазин, оставив меня одну. Чувствую себя затворницей, — девушка настойчиво двинулась в его сторону, протягивая руку. — Я Ким Миён. — Пак Чимин. — Наконец-то я могу познакомиться хоть с кем-то из друзей Юнги, — Чимин подметил, что Миён чувствовала себя очень уверенно, а значит она здесь не в первый раз. — Ты ведь с ним вместе в группе? — Да, я только что с репетиции, — Чимин сам не понимал, зачем отчитывался перед незнакомой девушкой. — А ты? — Я учусь на визажиста и прохожу практику в вашей компании. Хм, так вот как Юнги познакомился с ней. — Честно говоря, тайные отношения это только в самом начале весело, — продолжала девушка. — Со временем устаёшь прятаться и прислушиваться к каждому шороху. А ты, встречаешься с кем-нибудь? — Нет, ты что! У нас… — Контракт, знаю-знаю, — девушка удивлённо вскинула брови, будто это какая-то шутка. — Но ведь это слишком сложно. Да и какой нормальный парень будет отказывать себе в удовольствии? А ведь и правда. По всем стандартам Чимин абсолютно ненормальный. Он не то что не встречался ни с кем, он поцеловался-то по-настоящему месяц назад, да и то с парнем. Невольно вспомнив тот самый вечер, Чимин густо покраснел и отвернулся. Девушка напротив даже не догадывалась, что Чимин целовался с её парнем и теперь мучился от глубокого чувства вины. — Я не нашёл со вкусом клубники, и взял вишню, — дверь резко открылась, впуская внутрь запах бергамота и мандарина. Юнги. Его любовь к цитрусовым выражалась в выборе парфюма, и этот лёгкий, насыщенный аромат идеально ему подходил. — Чимин? — Юнги-я, тебя только за смертью посылать, — Миён выхватила из рук парня большую пачку конфет. — Мне уже пора, увидимся завтра, — она притянула его за футболку и, не давая шанса отстраниться, накрыла его губы своими, мягко углубляя поцелуй. Земля уходит из-под ног. Чимин зажмуривается, пытаясь ровно дышать. Боль сковывает каждую мышцу, и губы отчего-то жжёт. Второй удар точно в сердце. Пульс мотором грохочет в ушах, отдаваясь в виски. Проглатывая очередной комок обиды и жалости к себе, Чимин взглядом цепляется за принесённую Юнги пачку конфет. Казалось, поцелуй длится целую вечность, а он взрывается внутри ярым актом протеста. Каждая клеточка внутри него кричала: — «Неправильно!» Каждая клеточка внутри него хотела поменяться местами с Миён. Ты ревнуешь? Чёртов Ким Тэхён!