Рубиновый сон

321 г. до н.э., Гермополь, Египет.

Легкие солнечные лучи мягко ласкали лицо Эвы после тяжелой ночи. Девушка в очередной раз допоздна изучала и практиковалась в Гермопольском храме, пока другие ученики отмечали свои успехи за очередной пинтой сливочного хека. Эва знала: положиться можно только на себя, для чего необходимо много работать, а так как работать полноценно она еще не могла, выход только один – учиться за троих.   Реммао, её наставник, очень чутко это подмечал. Он нередко ругался на себя и остальных, что за ошибки в прошлом ему свалились аж три начинающих черномага, но отрицать предрасположенность Эвтиды к делам шезму было сложно.   Разделение на мужскую и женскую часть в храме, при котором проводилось обучение как лекарей, писарей или деятелей искусства, так и тайных шезму, редко останавливало Исмана, лучшего друга и названного брата, который каждое утро пробирался перед занятиями разбудить Эву.   – Эме, родная, просыпайся, – парень мягко поглаживал щеку девушки, запуская руки в слегка вьющиеся волосы, ниспадающие вдоль кровати. – ты скоро все проспишь. Я принес твои любимые лесные ягоды. – Эва резко открыла глаза, вызвав искренний смех друга.   – Ты точно знаешь, чем заинтересовать девушек. – Эва слегка потянулась, а после мягко накрыла его руки своей, дабы забрать ягоды и полусонным голосом продолжила. – Не стоило меня будить, ты же опять опоздаешь.   – Опоздаю, потому что кто-то долго спит. – Девушка в шутку изобразила обиду, нахмурив брови, чем рассмешила парня. – Снова занималась допоздна? Эва, ты же знаешь…   – В точку. – Не дав брату закончить фразу, юная шезму юркнула за ширму, набрасывая легкую ткань хлопкового халата лекарей, подаренного когда-то Исманом. – Знаю, ты переживаешь и тебе не нравится, что я черномаг, но я в порядке.   Её мягкая улыбка могла вмиг растопить всё недовольство лекаря. Конечно, он переживал за неё! Где это видано, чтобы девчонка по ночам сбегала из безопасной постели на непонятные тренировки, где изнуряла себя, занимаясь до седьмого пота.   «Шезму всегда должен быть настороже, а потому лишняя подготовка не помешает».   Не было ближе Исмана у неё никого, поэтому его забота и безукоризненная поддержка были самым большим богатством и всегда теплили сердце. Ради него она готова на всё. Сколько бы он не ворчал и не причитал, она понимала – он беспокоится за неё.   – Мне пора, Эме, – парень провел рукой по лицу девушки, аккуратно заправляя выбившуюся прядь. – вечером у меня для тебя подарок. Можем потренироваться сегодня вместе, как раньше.   Лекарь замялся на пару секунд, словно хотел что-то сказать, но быстро отдернул себя. Её искренняя улыбка была красноречивее слов, именно поэтому Исман не стал дожидаться ответа и поспешил на занятия.   Дни начинались всегда одинаково, тем не менее Эву это устраивало. Она неспешно могла собираться по утрам, где её никто не отвлекал: все уже разбрелись по занятиям, а Дия, соседка по комнате, как всегда, начинала утро с ухода и процедур в купальне. Причуды для богатых.   Бурная жизнь в храме помогала затеряться. Так никого не интересовало, чему именно учит Реммао трех учеников в небольшом зале за закрытыми дверьми. Каждый урок начинался одинаково. Наставник вторил одну и ту же фразу: “Каждый шезму сам за себя”. Небольшой, но горький опыт показал, что эту фразу можно легко сократить – каждый сам за себя.   – С этого дня будьте аккуратны вдвойне: ни с кем не болтайте и нигде не шляйтесь после заката. Эпистат в Фивы едет, и что-то мне подсказывает, что сделает остановку в Гермополе. Чуйка у него на нас нечеловеческая. – Завершая урок, заключил Реммао. – Не знаю, пустые слухи это или действительно правда, однако… лишняя безопасность не помешает.   – Ого, у нас настоящий праздник – увидим живую достопримечательность. Не каждый день с главным цепным псом Фараона знакомишься, – ядовито подметила Эва, переглядываясь с Реймссом и Дией.   – Эвтида! – Реммао поджал губы, а его широко раскрывшиеся глаза если и могли, то тотчас прожгли бы в ней дыру, – Я запрещаю не только говорить, но и смотреть на него. Никаких контактов: сидим ниже травы, тише воды. Тогда видит Ра, переживем ближайшие ночи. Нам рисковать нельзя – сегодня идем на заказ. Как не вовремя охотники решили заглянуть.   В глазах Эвы вспыхнула искра нарастающего азарта. В голове довольно быстро промелькнули мысли удовлетворения: «Реймсса и Дию наставник уже не раз брал, похоже на этот раз пришел мой черед. Полноценный заказ! Это ж сколько денег он принесет!».   Весь оставшийся день девушка занималась приготовлениями: проверила пять раз накидку, натерла вновь переливающейся пылью обсидиана маску, – «для лучшего контакта с Ка», – а после томительное ожидание съедало её так, что ни Исман, увлеченно рассказывающий в очередной раз, что он узнал на занятиях сегодня, ни Дия, решившая растормошить соседку, – никто не мог её отвлечь.   Золотой час начинает покрывать мягким светом весь Гермополь, расположенный на возвышенности возле Нила. С верхних этажей храма казалось, что даже мелкие частички песка, что пустыней раскинулись по окраинам города, чудились золотистым отливом. «Долгожданная цель близка, осталось только найти Реммао».   – Пора выдвигаться, скоро стемнеет, – наставник подкрался бесшумно, из-за чего Эва немного поежилась, пропустив мурашки по коже, – к сумеркам должны уже быть на месте…   Путь был не близок. Чтобы не привлекать внимание, Реммао и Эва пробирались до нужного места через рынки, то и дело останавливаясь у разных прилавков. Девушку всегда завораживали атмосфера шумных споров и зазывал, снующие туда-сюда люди, не знающие, чего они хотят, дай только им спустить в очередной раз последние тетрадрахмы, но больше всего ей нравилось разнообразие различных нужных и не очень товаров, будь то очередная побрякушка и одежда, или дорогие аромамасла и камни. Жизнь здесь будто шла своим чередом, повинуясь своим негласным законам.   Гермополь плавно облачался в темноту, а шезму, словно две тени, пробирались по последним переулкам. Оставалась пара домов и они на месте. Грубая пластина маски плавно трансформировалась, подстраиваясь под очертания черномага. Она нужна не только для сохранения тепла Ка, но и для защиты тайны личности шезму.   Пользоваться черной магией, будь то онейромантия, или некромантия, позволено было только жрецам, одобренным Фараоном. Все остальные вынуждены скрываться в ночи, облачаясь в темные ткани. Услуги шезму, несмотря на всю прибыльность, были на порядок дешевле, чем у жрецов.   Эву всегда злила двуличность людей. Жалкие людишки будут продолжать обращаться за помощью к таким, как она, но если их прижмут к стене, то сдадут тебя охотникам и глазом не моргнув.    Лёгкий стук Реммао в дверь вывел шезму из мыслей. Дверь открывает крепкий поникший мужчина. Он, словно неестественно ему, ссутулился, приглашая жестом руки в дом два темных силуэта.   – Показывай уже… – рявкнул Реммао. Он был спокоен, но медлительность хозяина дома действовала на нервы.   Дочь хозяина лежала в центре богато украшенной гостиной. Кожа её была бледной, губы сухими, а синяки по всему телу и еле слышное дыхание заставляло отца вновь и вновь проверять – жива ли она. Наставник кивает в сторону девушки, как бы разрешая начать.   Картина вырисовывалась темная: мрачные образы во сне девушки сменяли друг друга. Онейроманты нередко принимают переживания человека полностью, примеряют чужую жизнь на себя. И сейчас чувство гнетущего страха заставляет сжаться, закрыться, сбежать.   Минута поисков и Эвтида всё же находит Азанет. Прекрасная девушка с поникшим взглядом озирается по сторонам даже в собственном доме. Она замечает Эвтиду и сквозь боль улыбается самой заразительной улыбкой.   «Как хорошо, что люди не помнят нас, черномагов, в реальности».   – Милая, расскажи, что с тобой, – Эвтида хотела расположить к себе, показать, что она невраждебна, – я хочу тебе помочь.   – Я не знаю… Я ничего не помню. Знаю только, что мне было очень плохо, больно, страшно.   Знакомые чувства не давали покоя шезму. Она быстро обходит весь дом и замечает, как тьма сгущается возле двери. Именно там Азанет чувствует угрозу и идти вновь туда рискованно. Неокрепшее подсознание может разрушить всё вокруг. Реммао не раз предупреждал, что во сне можно умереть.   Эва решает рискнуть, тянет за ручку двери и выходит на улицу. Она вновь немой наблюдатель. Притаившись, она замечает молодую пару, громко ругающуюся на весь Гермополь. В девушке еле заметна Азанет. Тощий мужчина кричит на неё, размахивая руками, словно ястреб.   – Я не люблю тебя, Ако. Никого не люблю. Хватит таскаться за мной. Отец всё равно не выдаст меня замуж за мясника.   Ако хватает бедную девушку за предплечье в попытке остановить, но перегибает, заставляя Азанет взвыть от боли. Она пытается вырваться из его хватки, но не получается, и вместо этого с грохотом падает на землю, представая перед ним на коленях.   Губа разбита и кровоточит, заставляет поморщиться от привкуса железа. Ако возвышается над бедной и беззащитной Азанет и истерично надсмехается.   – Никому не достанешься тогда. Останешься в моей памяти молодой, красивой и такой желанной.   Ако заносит руку с тупым предметом над головой Азанет. Нельзя, нельзя поддаваться эмоциям во время заказов, но Эвтида вязнет в назойливом желании защитить девушку. Она всё поняла – мужчина обезумел и решил, что убить отвергнувшую его Азанет будет лучшим решением. Глухой звук заставляет дернуться, но шезму не отворачивается. Ако возвышается над телом девушки, а после, разрыдавшись, падает на колени. Неужели сожалеет?   Мужчина не проверяет, жива ли Азанет. Вместо этого он быстро снимает с её руки браслет и прячет в карман, а после робко целует бездыханное тело, бросив его посреди дороги. Остерегаясь, что кто-то может заметить его, он тут же мчится домой.   Эвтида решает – пора. Перед глазами пелена жажды мести. Злость заставляет её схватить факел и нагнать мужчину. Она врывается к нему в дом, застав его прячущим очередную вещицу возлюбленной, и обжигает лицо горячим пламенем.   – Мерзавец Ако, неужели ты решил, что будешь безнаказанно бродить по земле после ужасов, причиненных беззащитной девушке? Не-е-ет, ты будешь сгорать раз за разом, обреченный на вечные муки.   Истошные вопли мужчины от боли остаются позади. Эвтида возвращается к Азанет, пытается растормошить девушку, привести в чувства, обращаясь к её Ка напрямую. Она проводит мягкой рукой по болезненному лицу, убеждая, что опасность ей больше не грозит.   – Милая Азанет, очнись. Никто не поможет тебе выбраться из этого кошмара, кроме тебя самой. Будь сильной. Твой отец опечален, места не находит. Всё винит себя в случившемся. Не дай разрушить обезумевшему Ако сразу две жизни. Время поджимало, а потому проверять, подействовали ли её слова или нет, было некогда. Эвтида пряталась в первом попавшемся доме, блуждая по нему до тех пор, пока не выбралась из сна Азанет. Выход из сознания неподготовленного человека оказался сложнее, чем тренировки с другой шезму под ибогой, поэтому девушке потребовалось пару минут, чтобы прийти в себя.   – У нас мало времени, что узнала? – Эва с подозрением посмотрела сначала на наставника и решительно кивнула в сторону мужчины, – Ладно… Оплата вперед. – Мужчина быстро протягивает наставнику мешок звенящих серебряных монет, который тот пересчитывает и прячет под мантию, а после приказывает девушке, – Рассказывай.   – Ваша дочь очень боится. – Она обращалась сразу к обеспокоенному отцу, – Ако, ваш сосед, виновен в её страданиях. Безответная любовь вскружила ему голову, отчего и решил, что если не ему, то не достанется никому.   – Эта паскуда решила, что я возьму и отдам свою дочь простому мяснику? Да никогда! – осознание, кто сотворил все ужасы с его дочерью, вывело отца из себя. Он был практически неуправляем и непредсказуем, – Я убью его!   Мужчина резво направился к выходу. Эва уже в голове начала представлять, как тот поднимет шум на весь район и как их поймают, но взяла себя в руки, заприметив, как быстро его остановил Реммао. Он хотел было что-то сказать, но Эва оказалась быстрее:   – Остановись, создашь проблем и себе, и нам. – В другой ситуации вряд ли бы это возымело такой эффект, но сейчас, поравнявшись с мужчинами, она заставила его, мужчину околознатных кровей, прислушаться к себе, – Не дай пелене злости и эмоций брать над собой верх. Сбегутся люди, а там ты убиваешь соседа, – начнут задавать ненужные вопросы.   – Но… Но что же мне делать? Отродье Сета и дальше будет ходить безнаказанным?   – Дождись, пока мы уйдем. Сегодня отряд эпистата в Гермополе остановится. Как патрулировать улицы будут, расскажешь им об Ако. – Она сделала небольшую паузу, чтобы убедиться, что мужчина немного успокоился и слушает её, а после, слегка ухмыльнувшись своим словам, продолжила, ­­– На дочь знати напал простой мясник, – поверь, они найдут на него управу. Не бери грех на душу и не марай руки чужой кровью, тебе еще о дочери заботиться! Упомяни, что шкатулка у него у входа стоит, где вещи Азанет прячет. А если хочешь, чтобы он уж точно помучился, расскажи им про торговлю свининой, что-то мне подсказывает, что у него она точно найдется.   Реммао начал поторапливать её, аккуратно потягивая шезму за руку. Эва понимала, что пора идти, но видела душевные страдания, метания из стороны в сторону и множество вопросов обеспокоенного отца, поэтому, задержавшись всего на момент, приободрила:   – Выкарабкается. – Мужчина выпрямился и расплылся в добродушной благодарной улыбке. – Я помогла ей побороть страх и защитила от этого монстра во сне.   Через пару минут двое шезму уже скрылись в темноте узких переулков. Работали слаженно. До боли выверенные на тренировках движения получались механически: мантия сложена, маска спрятана в складках ткани, сколько не тряси сверток – случайно не выпадет. Повседневную одежду необходимо очистить от обсидиановой пыли. Брать с собой мантию и маску, возвращаясь в храм, было опасно, поэтому девушка отдала свои принадлежности наставнику.   Всю дорогу Реммао молчит, но это не сильно интересует Эву. Азарт отдавался приятной сладостью на губах. Сердце бешено стучит, ноги рывками мчатся вперёд. Эвтида жадно глотает воздух, но не останавливается.   Возвращались теми же путями, минуя, разве что, рынок: вечером здесь не так людно, а потому затеряться здесь нельзя. Минуя поворот за поворотом, они ловко пробираются к храму, заходя внутрь через черный ход. Останавливаются в паре метров от двери в спальню Эвы, где девушка, почувствовав себя в безопасности, заливается детским смехом.   – Ты справилась быстрее, чем планировалось, молодец! – Эва расплылась в победной ухмылке, услышав похвалу наставника, – Но ты ослушалась. Сколько раз говорил, не входи в контакт с заказчиком и не теряй время на пустую болтовню.   – Я сделала то, что посчитала нужным! – Громко возразила Эва, а после одернула себя за рукав и начала осматриваться по сторонам, пока старший черномаг доставал мешочек с серебряными монетами и её сверток с накидкой и маской. – Это был мой заказ, и вся ответственность за него была на мне.   – Держи, твоя доля. – Мужчина не стал вступать с ней в этот бессмысленный диалог, без лишних слов он бесшумно развернулся и направился в сторону главного зала.   – Но тут… Тут больше, чем мы договаривались! – Еле слышно произнесла девушка. – Не уж-то проверить решил, наставник? – Она отсчитала ровно половину и резко протянула руку вперед, – Забирай.   – Ты заслужила всё, а теперь отдыхай.   Дверь отворилась легко – Дия опять забыла закрыть её. Никто не посмел бы вломиться, все отлично помнили, как девушки выпихнули парней, Исмана и Холдуна, решивших испугать их. Юные шезму не остановились на этом, поэтому подставили лекаря и помощника ювелира перед главным жрецом храма, выкрав и подмешав в их мочалки и мыло дорогие проявляющиеся черные чернила каракатиц, привезенных на изучение.   Первым делом, заперевшись в комнате, Эва начала проверять, всё ли на месте. Так, свитки здесь, мешок с деньгами затянут так же туго, как и раньше, а любимый кулон по-прежнему ждет в шкатулке.   Непонятный шум, доносящийся с улицы, заставил Эву тихо пробраться на террасу. Наверху её встретил теплый ветер, а как только она коснулась перил, то увидела, как приближается к резиденции Фараона и знатных вельмож громадный кортеж. По центру располагалась большая, лаконично украшенная повозка, единственная с полностью закрытым верхом. Окна в ней были крошечными и уж слишком темными.   «Неужели через них можно хоть что-то разглядеть?»   По сторонам от главной колесницы было несколько мелких и простеньких повозок, передвигающихся в унисон. Что-то завораживало её в этом. Будто из обычной поездки кортеж устраивал целое представление своим существованием. В Гермополе редко встретишь хотя бы одну колесницу, разве что у заморских купцов, отгружающих как можно больше товаров; а тут сразу несколько, где каждый шаг будто отточен до идеала.   Понемногу люди начинали скапливаться. Улица загоралась ярким пламенем факелов, а шум копыт перебивался гомоном людей. Главные представители города собрались, чтобы встретить ночных гостей. Еще пару мгновений и все странники выбираются из своих повозок. Все, кроме одного. Девушка замечает, как люди пытаются пробраться ближе, чтобы хоть одним глазком разглядеть, кто же пожаловал к ним в столь поздний час. Это позабавило Эву, как и то, что она словила себя, что тоже пытается разглядеть путника.   Из главной колесницы, которую уже успели расседлать, наконец-то открывается дверь. Оттуда уверенным шагом выходит внушительных размеров мужчина. Он полностью облачен в белые длинные одежды, что позволялось здесь в основном только врачам и жрецам. Под накидкой Эва замечает светлые волосы и такую же светлую кожу.   «Исфет, «повезло» ж таким белёсым родиться эпистату. Судьба бывает несправедливой, однако».   Весь его внешний вид быстро пронёсся в сознании и отразился легкой рябью мурашек, пробежавших по тонкой коже девушки. Она так увлеклась, что не сразу заметила, как блондин смотрит в ответ, пытаясь разглядеть одинокий силуэт на верхних этажах храма. Пусть смотрит, отводить взгляд, поджав хвост в страхе, она не собиралась.   Люди начинают расходиться кто куда, пора возвращаться в комнату. Эпистат слишком близко, нужно подготовиться заранее. Шезму ловко разворачивает накидку и пластину одной рукой, параллельно открывая небольшой тайник под кроватью другой. Она нашла его, когда в очередной раз за спорами с наставником и главным жрецом, получила в качестве наказания уборку всего храма.   Еле заметная плита размером с ладонь ловко поддалась предусмотрительному черномагу. Главной задачей было аккуратно положить плиту сверху, дабы не раздавить пластину. Стон облегчения, граничащий с полушепотом, сорвался с её губ, слившихся в победоносной улыбке.   «Пора отметить моё первое задание» – пронеслось искрой в голове Эвы.   Дия и Реймсс частенько проводили вечера в таверне, потягивая одну за одной пинту сливочного пива. Таверна была недалеко, – всего в паре узеньких переулков, а потому и привлекала многих учеников при храме, сбегавших по ночам.   Привлекать лишнего внимания не хотелось, поэтому девушка сменила ярко-красное короткое платье на легкое чёрное в пол с короткими рукавами и небольшими разрезами вдоль ног. Следом пошли и украшения: несколько неприметных колец и кулон, который она практически не снимала и который отлично подчеркивал её глаза.   Наряжаться было её любимым занятием – тщательный подбор деталей доставлял особое удовольствие и был неким ритуалом. Несмотря на это, гардероб шезму был достаточно мал, особенно в сравнении с соседкой. Последним этапом приготовлений были разве что румяна из охры – единственная косметика, которой пользовалась девушка. Она бережно брала рассыпчатое средство, слегка насыпала на пальцы и, расплываясь в улыбке, чтобы ровно отделить щечки-яблочки, наносила легкими прихлопывающими движениями.   Такую роскошь девушка не могла позволить, поэтому, когда Исман подарил румяна на один из их совместных дней рождения, Эва разрыдалась и чуть было вовсе не отказалась от столь щедрого подарка. Эта отличительная черта Исмана, – желание дать только лучшее сестре, – всегда восхищала. До этого никто в жизни девушки не заботился о ней так же сильно, как это делал он.   Эвтида пробирается через узкий коридор в сторону черного хода: не хватало ещё, чтобы её увидели, выходящей через главные ворота или, куда хуже, – выбирающейся из окна. Ночной воздух помогал забыться. Прохлада пробирала до самых костей. Она неспешно, по меркам шезму, пробиралась по полуспящему городу. Факелы практически не горят, и путь освещает лишь яркий свет Луны.   Эва не раз задумывалась, что они с ней очень похожи. Такие же одинокие, хотя вокруг так много друзей-звёздочек, то загорающихся, то потухающих в ночи. Она не может вечно втягивать друзей и брата в опасности, а потому положиться ей не на кого.   Погрузившись в свои мысли, девушка не заметила, как врезалась в чью-то спину. Перед ней был высокий мужчина, – непривычно высокий для Гермополя, – который о чем-то разговаривал с другими. Хотя и на разговор это было мало похоже: приказной тон не сулил возможности для диалога. Удивленный он развернулся, чтобы посмотреть, кто это мог так не заметить.   – Простите, господин, – потирая рукой лоб, протараторила Эва, поправляя смявшееся платье и сумку.   Эвтида попыталась быстро осмотреться: четверо мужчин в практически одинаковых одеждах смотрели на неё в упор. Исфет, на самого эпистата наткнулась. На его поясе замечает оружие, – в ножнах лежат хопеш и мелкие клинки. Мужчина смотрит испытывающе на девушку, пока та мечется взглядом по всему переулку.   – Чего забыла здесь в такой час? Дурное место для твоих услуг. – «Услуг...?» – эхом прогремело в голове Эвтиды. Она изгибает бровь в удивлении, но продолжает молчать. – Не в подворотне телом торгуют.   – Раз не торгуют, значит не та, за кого приняли. – Вздернув нос от обиды, проязвила ему прямо в лицо Эва.   Щеки щипало от злости. «Да как он мог вообще такое подумать?! Да кем он себя возомнил! Никто не смеет так наговаривать на людей». Её не волновало, что только за такие мысли её можно было бы высечь. Мужчина вопросительно обернулся к своему отряду, что стоял уже в паре метров, чтобы не мешать разговору, но те не нашли, что ответить, – не разбирались, похоже, в жрицах любви.   – Покажи сумку, – блондин с безразличием кивает в сторону крепко прижатой к телу сумке, которую Эвтида, мешкаясь, так не хочет отдавать. – Быстрее!   Не ожидая приказного тона, она пугается, отчего быстро отдает сумку. Охотник резкими движениями хватает её, грубо прощупывая по периметру, отчего девушка злится ещё больше. «Дура я что ли, брать с собой маску. Смотри, сколько хочешь».   – Аккуратнее! – не рассчитав громкость, прикрикнула она. Заметив удивленных охотников и презрительный взгляд мужчины, Эвтида немного стушевалась, пояснив – Не абы что, а ювелирные свитки держишь, господин! Не мои они, головы мне не сносить, если их поврежу.   – Ступала бы домой. Нарвёшься на кого хуже. – Повторно кивает и протягивает сумку девушке, подгоняя её вперед.   – Разве плохое что-то делаю? Почему прочь гонишь, господин?   Что-то увлекало её в мужчине. Не каждый день видишь такую белёсую громадину, пробирающую одним только взглядом до самой Ка. Глаза от мягкого света факелов переливаются, словно голубая бездна среди белого песка, а волосы аккуратно ниспадают, еле дотягиваясь до ушей. Что-то притягивает её, просит провести по ним рукой, дабы убедиться, что не парик пред ней, но она вовремя себя останавливает. До такой глупости уж точно не опустится. С удивлением замечает, что охотник продолжает смотреть чётко на неё, держа руку на оружии, словно готовится в любой момент вынуть хопеш из ножен.   – Солнце, глаз, длань, анх. По меткам вижу, несешь волю самого Фараона. Не уж-то тот самый Верховный эпистат, жданный и желанный половиной города, возится с какой-то девкой в подворотне.   Эпистат на секунду задумался: бессмертная она или просто дурная? Хотел было что-то сказать, прогнать уже прочь несносную девчонку, но их диалог прервал один из охотников.   – Амен! – Окликнув эпистата по имени, обратился мужчина, – Нам уже пора. Через пару часов светлеть начнет, а мы ещё не весь город обошли.   – Проводи девушку, Тизиан, коль она не жрица любви, а после возвращайся к отряду. – Амен до последнего всматривался в глаза девушки, словно заметил в ней что-то необычное, а после развернулся и жестом показал остальным охотникам, что пора выдвигаться.   Оставшись наедине с Тизианом, Эва наконец-то выдохнула. Он казался ей менее опасным. Легкий мандраж догонит её чуть позже, а пока она наслаждается приливом сил и сладким послевкусием опасности на устах. Вот он, Верховный эпистат, гроза всех шезму и целого Египта, прослывший кровожадным охотником, не заметил её и со спокойной душой отпустил. Это развеселило девушку и заставило слегка рассмеяться.    «Неужели нет никакой чуйки?!»   – Сколько нам еще до твоего дома, дурная девица? – слова вытащили девушку из размышлений.   – Мы не домой. Почти пришли.   – Всё-таки прав был эпистат, ты жрица любви. Знаешь, что будет с тобой, если он узнает об этой маленькой лжи?   – Много ли вы понимаете, охотники, в жрицах любви. К друзьям иду, в таверне встретиться решили, выпить сливочного хека с мандрагорой, – удовольствие удлиняет жизнь, не так ли, Тизиан? – она специально протянула его имя, заставляя охотника добродушно улыбнуться. Запомнила, значит.   – Отчего ж не встретили тебя твои друзья?   – В библиотеке при храме Тота задержалась, свитки забирала, – она уверенно показывает на сумку со свитками для подтверждения своих слов.   «Не говорить же охотнику, что на заказ таскалась».   – На ювелира учишься, значит-ся?   – Нет. Не мои это свитки, говорила уже, – вымученно проговорила девушка, – Это допрос? Где успела провиниться? Не уж-то эпистату слово поперек сказала?   – Дурная ты. Простую беседу от допроса отличить не можешь.   Не нравились Эве такие ночные беседы с незнакомцами. Тем более с охотниками. Тем более с, по всей видимости, правой рукой эпистата: «Он единственный, кто обратился к нему, да еще и по имени. Тут и военным быть не нужно, чтобы понять, какая это неслыханная дерзость».   – Задаешь вопросы только ты, господин, – игриво подметила Эва, обезоружив охотника.   – Задай и ты мне, коль интересно.   – Не думаю, что тебе по службе можно с простой девкой из подворотни трепаться, а значит, ничего ценного ты мне не расскажешь.   – Вот ты какая, – по-доброму усмехнулся Тизиан, – решила разузнать все государственные тайны у первого попавшегося охотника? – девушка отрицательно покачала головой, рассмешив мужчину,  – Тогда задавай любой вопрос, и, если он будет уместным, я отвечу на него предельно честно, но в ответ попрошу того же.   Эвтида резко остановилась и покосилась на Тизиана. «С чего бы такая щедрость?» Тяжелый вздох и легкий выдох. До таверны оставался один поворот. Шум веселья и свет огня уже доносились оттуда, поэтому что-то сложное спрашивать не хотелось. Она с минуту задумалась, чего бы такого, эдакого, спросить, но здравые мысли так и не приходили в голову.   – И как тебе служба при дворе Фараона? – Охотник явно не ожидал такого вопроса, но чтобы прогнать тень удивления с его лица, Эва продолжила, – У тебя практически столько же меток, что и у эпистата, вот и подумала, что вы как минимум оба служите при дворе.   На самом же деле, не только метки выдавали в Тизиане знатного служащего. Одежда «простого» охотника сшита из более легких и качественных материалов, что не по карману обычным людям, обувь – кожаные сандалии, а не плетеные, как у самой Эвтиды, а рукоятки оружия в ножнах сплошь и рядом набиты драгоценными камнями, служащими в основном защитой от черной магии. Всё это незаметно обычному глазу, однако Эва частенько проводила время с ремесленниками при храме, которые «под заказ» делали знатным ученикам различные вещицы, а потому такие мелкие детали сразу бросались в глаза.   – Хм, хороший вопрос. – Тизиан задумался, медленно вглядываясь в еле виднеющиеся, мигающие звезды на небе. Эвтида засматривается на его туго затянутые волосы, и морщится, представляя, насколько это больно. Она зябко трясётся от холода, ночные разговоры посреди улицы явно не входили в её планы. – Знаешь, я задумываюсь об этом каждый лунный цикл. Тяжела служба, тяжела, но без неё я уже не представляю своей жизни, поэтому грех жаловаться. Моя очередь.   – Валяй. Но учти, у тебя мало времени – за поворотом меня уже давным-давно ждут.   – Откуда ты всё-таки? Только не лукавь, библиотеки при храме вечером открыты только по распоряжению главного жреца, который радушно встречал кортеж эпистата.   – Что ж, у тебя был шанс задать стоящий вопрос, а на этот я уже ответила эпистату. – Маленькая шезму заметила своих друзей за одним из столиков, поэтому вежливо улыбнулась охотнику, как бы прощаясь, – Всего доброго, господин Тициан.   – Тизиан. – Поправил её охотник, – А тебя, дурная девица, как звать-то?   – Не забивай себе этим голову, господин охотник. Доброй ночи! – Она прокричала ему в след, пробираясь через небольшую толпу. Охотник проводил её взглядом и, убедившись, что она действительно начала приветствовать своих друзей, ушел.   Наконец-то. Наконец-то она добралась до этой злополучной таверны. Наконец-то можно не притворяться, а просто расслабиться. Дия и Реймсс боязливо переглядывались друг с другом, а Холдун показывал скучающему Исману очередной чертеж нового заказа, который он взял за спиной у мастера.   – Ну, что, принесла? – Холдун краем глаза замечает Эву. Она аккуратно достает дорогие свитки и передает их ювелиру, пока все боятся заговорить.   – Кто это был, Эме? – Исман отчаянно вглядывался в след давно ушедшего охотника, а после испепелял взглядом сестру. Ни на минуту оставить её нельзя – опять во что-то вляпается.   – Исфет, Эва, это один из охотников! О чем ты только думала, чтобы идти с ним сюда? – Дия истерично начала засыпать подругу вопросами. Говорить напрямую об их причастности к черномагам было нельзя – Холдун не был в курсе их деятельности.    – Это странно даже для тебя. – Поддержал подругу Реймсс, – С чего бы это? Неужели и охотника околдовала своими чарами? Признавайся, новый ухажер?   – Побойся Сета, Реймсс, какой ухажер? – Эва закатила глаза, а после начала потягивать хек, – Я шла сюда из храма, задумалась о своем и случайно встретилась с патрулём эпистата. Он принял меня за жрицу любви, а после отправил со мной этого охотника, чтобы проводил.   – Ты что сделала? – Друзья в унисон прикрикнули, обращая на себя внимание других людей, а после притянули девушку ближе, чтобы можно было обсудить чуть тише. – Ты совсем сошла с ума?   – Я ничего не сделала! Я, как и многие ученики здесь, пришла насладиться жизнью после тяжелого учебного дня и выпить немного пива с друзьями.   Получилось эмоциональнее, чем планировалось. Всё навалившееся на Эву за день дало о себе знать: первый заказ, встреча с эпистатом, дурацкий Тизиан со своими вопросами и теперь давящие на неё друзья. Она уходит в свои мысли, пока все таращатся на неё с подозрением.   Первым нарушает тишину Холдун. Он пытается растормошить друзей, но встреча бок о бок с охотниками действует на них слишком сильно. Реммао предупреждал быть осторожнее, предупреждал, что охотники церемониться не будут и всех под нож пустят. А уж тем более отряд Верховного эпистата! Легкий страх неминуемой опасности поселился в голове каждого.   – Пойдем, Эме, я тебя провожу.   Девушка, взяв свою сумку, молча пошла следом за братом: пререкаться не было ни сил, ни желания. На самом деле она была благодарна Исману. Он всегда знает меру и в который раз, прекрасно понимая, что вечер может только ухудшиться, спасает сестру от самой себя.   Эва быстро поравнялась с ним, стараясь идти нога в ногу, – своеобразный ритуал, который она повторяла всякий раз, когда они куда-то шли. Легкий ветерок заставил вновь поёжиться и в который раз разозлиться на себя, что не взяла накидку.   Искоса она смотрела на брата: всю дорогу до храма он молчал, а на лице не было ничего, кроме усталости. Легкое покалывание в груди заставляло замяться от стыда, но подступающий ком к горлу не давал начать диалог первой. Она уже успела несколько раз пожалеть, что, встретив охотников, не развернулась и не пошла обратно.  «Интересно, о чём он сейчас думает? Может быть, что я снова испортила вечер? Или как он устал от моих очередных приключений, которые приносят всё больше и больше проблем? Или всё таки…» – Бесконечный поток мыслей не прекращался.   – Перестань так громко думать, Эме, мы почти пришли. – Исман тяжело выдохнул, когда они остановились перед ступенями храма Тота, засматриваясь на чистое звездное небо. – Ты же знаешь, что я никогда не буду думать о тебе плохо. Я просто переживаю.   Щеки вспыхнули огнем от стыда, чувство вины нахлынуло с двойной силой. Как она вообще могла так подумать про самого близкого человека? Разве он хоть раз давал повод усомниться?   В храме было необычно тихо и свет в комнатах отсутствовал, что было на руку друзьям, возвращающимся поздней ночью. Они привычно прощаются в паре метров от спальни Эвы, после чего Исман желает доброй ночи и скрывается в темноте, – мужской корпус находится в противоположном крыле храма.   Эву встречает пустая спальня. Зажигать свечи совсем не хочется. Ничего не хочется. Девушка на ощупь доходит до кровати и уставшая валится с ног. Ей хочется бросить вещи, как попало, а обувь закинуть под кровать, но внутренний голос заставляет аккуратно повесить одежду в шкаф, а сандалии, очистив от пыли, убрать в импровизированную обувницу. И только после этого она спокойно засыпает, уткнувшись в стену.   Темная дымка завлекает девушку. Она, словно ведомая, следует за ней по зову сердца. Пытается осмотреться: пространство впереди расплывается, все детали мутные, но любопытство берет верх. Чувство неизвестности пленит и не даёт сосредоточиться.   С каждым новым шагом картина становится яснее: темные образы мягко сменяются светлыми, детали становятся более отчетливыми, и вот шезму всё больше и больше кажется, будто бы всё это ей знакомо, привычно.   Эвтида ловит себя на мысли, что ощущает себя, как при заказе онейроманта: её притягивают похожие неясные образы с плавными переходами, тихие звуки, доносящиеся как бы отовсюду сразу, и легкие разноцветные дымки, за которыми следуешь, разматывая их как клубок.   Но есть одно НО. Она не на заказе. И шезму не видят снов без настойки ибоги. И дымки вовсе не цветные, они сплошь и рядом темные.   Юная шезму долго плутает по коридорам подсознания, пока не выходит в главный зал. Пред ней открывается храм. Он подозрительно сильно отличается от Гермопольского. Вокруг практически всё из белого мрамора: и пол, и стены, и колонны, и даже двери. Форма зала напоминает квадрат, немного вытянутый в прямоугольник, по периметру которого стоят четыре изысканные алебастровые вазы.   Шезму ступает на одну из плит и все вазы разбиваются разом, как заговорённые, заставляя остановиться. Эвтида поднимает глаза и посреди зала замечает темную фигуру. В попытках рассмотреть кого-то, она приближается ближе.   От увиденного по телу пробегают мурашки, волосы становятся дыбом и потеют ладони. Человек с головой шакала предстал пред ней. Его присутствие рядом отдавало мертвой плотью, отчего и дымки были густыми, темными. Она чувствует, что не должна быть здесь, что она словно пленница в своем же сне.   Анубис… Не к добру он снится людям, а шезму, что не видят снов, подавно.   – Это конец, и это же будет началом…   Эвтида пытается переспросить, что это значит, хочет связаться с Анубисом и узнать и для чего он здесь, в её сне, но не успевает. Сон прерывается и затягивает круговоротом обратно в постель.   Глаза медленно открываются, и девушка вздрагивает от резкого пробуждения. Сердце начало бешено колотиться в груди, пока она с трудом вдыхала воздух. Комната погружена в полумрак, и тишина настолько плотная, словно её можно почувствовать в ушах. Эвтида сжала кулаки, пытаясь собрать свои мысли, но чувство тревоги охватывало все сильнее, словно зловещий туман, ползущий к ней с темноты.   – Что произошло? – дрожащим голосом прошептала она, пытаясь отпугнуть нечто неведомое, что таилось в тени.   Так она пролежала до самого рассвета, уткнувшись в стену и не смыкая глаз. Утром Исман приходит непривычно странный. Его глаза мечутся по всей комнате, да и сам он немного взволнован. Волосы взъерошены. Движения резкие, неестественные для спокойного молодого лекаря.   – Эме! Как хорошо, что я тебя нашел!   – Где я ещё могу быть? Ты же каждое утро сюда приходишь и всё проходит одинаково.   – Эме, ты не понимаешь, – парень быстро приближается к Эве и переходит на полушепот, – они здесь. Охотники обыскивают весь храм, уже перевернули ваш зал, но, судя по тому, что Реммао еще крутится вокруг них живой, там ничего не нашли. Пока не нашли, Эме!   – Исман, прекрати панику. Мы ничего не делаем плохого. Ты – лекарь, я – писарь, кому мы вообще сдались?   Любопытные уши повсюду, а потому трепаться на каждом углу о делах шезму, будь это даже собственная спальня, девушке не хотелось. Она выставила за дверь брата, заверив, что всё хорошо, и сама глубоко выдохнула под звук скрипа дверей. Не успела она завязать последние ленты темного платья на спине, как в дверь постучали.   – Исман, побойся Богов, что ещё ты хо…, – она открывает и видит перед собой ночного охотника. Волосы у него всё также стянуты в тугой узел, а та же одежда сигнализирует, что он совсем не спал, хотя по боевому настрою так и не скажешь. – И что ты здесь делаешь?   – Вот это встреча! – Тизиан широко улыбнулся, словно ожидал её увидеть, но не думал, что найдет в спальне. – Приказ Фараона осмотреть Гермопольский храм Тота, участились жалобы о промыслах шезму. Пустишь сама или силой войти?   – С какой это стати? А, хотя… Валяй. Быстрее начнешь – быстрее закончишь.   Девушка скучающе продолжила бороться с ненавистными завязками на спине, пока охотник рыскал по всем углам в поисках чего-то, что может хоть как-то доказать принадлежность к черной магии. Эвтида была, на удивление, совершенно спокойна: руки не тряслись в страхе, дыхание ровное, мысли не путались. Она ещё вчера позаботилась и о маске, и о накидке, а потому причин нервничать не было.   – Долго ещё, господин охотник?   – Нет, я закончил. Поторапливайся, эпистат ждет через 10 минут в главном зале. – Тизиан взглянул на девушку, которая всё это время мучилась с платьем. – Тебе помочь?   Легкий кивок стал призывом к действию. Тизиан обошел со спины, аккуратно поддевая тонкие ленты ткани. Было видно, как непривычно неповоротливым пальцам охотника хоть что-то сделать. Девушка заливалась звонким смехом от новых осечек, подначивая мужчину всё больше и больше.   – Что здесь происходит? – холодный голос, доносящийся из-за приоткрытой двери, заставил в миг сжаться.   Их веселые выражения лиц сменились напряженными и серьезными. Тизиан отскочил назад на несколько метров, выпрямился, словно он стоит в строю, и крепко сжал кулаки, а Эвтида невольно прикусила губу, подавляя смешок. Они выглядели так, словно их застали за чем-то непристойным.   – Хватит с девицами заигрывать, Тизиан, у нас ещё много дел. – Эпистат кивает в сторону двери, не сводя взгляд с двух молодых людей, – Найди жреца и передай ему распоряжение.   Амен передал Тизиану папирус, текст которого так и остался для Эвы неизвестным. Помощник эпистата быстро кивает и скрывается в коридорах храма, после чего резкий звук захлопнувшейся двери заставляет слегка подпрыгнуть. Эва обернулась, встретившись со взглядом эпистата, а после улыбнулась своей собственной глупой идее.   – Не поможете, господин эпистат? Никак не могу справиться с платьем. – Голос её подозрительно быстро становится мягким, игривым, ласковым. – Обычно мне помогает соседка, но вы, похоже, поймали её в главном зале раньше меня.   Эпистат тяжелыми шагами медленно подошел сзади, устало вздохнул, и принялся завязывать легкие ленты. Это казалось более интимным, чем с Тизианом. Эпистат молчал, сфокусировавшись на деле. Холодные пальцы иногда соскакивали и легкими движениями задевали открытые участки кожи, пуская небольшой разряд по телу. Что это? Трепет?   – Волосы мешают, убери. – Девушка послушно выполнила просьбу мужчины, убрав волосы на одну сторону. – Звать как?   – Эвтида.   – Эвтида… – Амен повторил её имя, но уже мягче, словно пробуя на вкус. – Занятно. Мать со знанием дела нарекла. Значит, учишься всё-таки. Интересно получилось.   – Отец имя выбирал, не мать. И я сразу сказала, что не «жрица любви». – Она резко вздернула голову, отчего бедному охотнику пришлось начать всё заново.   – Чего ж ты, отцовская гордость, по подворотням ночью шастаешь, Эвтида?   – Я уже отвечала на этот вопрос, – Девушка хотела поскорее перевести ненавистную тему, поэтому ляпнула первое, что пришло в голову, – А как к вам обращаться: Амен или господин эпистат?   – Господин эпистат. – Охотник затянул покрепче узел, и, не позволяя себе ничего лишнего, отошел назад, приоткрывая дверь и пропуская хозяйку спальни вперед.   – Хорошо, Амен, спасибо, что помогли. – Эвтида, словно песчаная лиса, быстро скрылась за дверью, устремившись в сторону главного зала, оставляя мужчину одного.   – Непокорная… – Еле слышная фраза, брошенная вслед, донеслась до девушки, заставив рассмеяться.   Шезму быстро нашла своих друзей, Реймсса и Дию, взглядом. Они делали вид совершенно нормальных учеников, пока Реммао с главным жрецом крутились возле охотников, решая какие-то вопросы. Взгляд наставника не сулил ничего хорошего, но Эва отмахнулась от лишних мыслей. Придет время, и он им сам всё расскажет.   Краем глаза Эва замечает Исмана, приближающегося к компании черномагов. Брат держит за поводок черного, как обсидиан, пса. «Откуда он его только притащил?»   – Эме! Я обещал подарок! – Он еле-еле удерживал массивное животное, которое с радостью примкнуло к ногам девушки, будто бы почувствовало, кто будет его хозяйкой. – Теперь у нас есть пёс!   – Исман, побойся Богов, ну какой пёс?! Нам не разрешат его оставить в храме, и вообще, у меня нет места для себя самой, а тут еще пёс!   – Он может оставаться у нас по очереди или только у меня. И я уже договорился со жрецом, он разрешил в качестве исключения. – Исмандес Нилей был ужасно заразителен своей улыбкой, а потому даже злиться на него было невозможно. – Эме, пожалуйста, дай ему шанс…   Новые обязательства встревожили девушку, но она не могла отказаться от такого проявления любви и всё же неуверенно кивнула в знак согласия. Она любила животных, но не настолько, чтобы их заводить.   – Только имя чур даю я! – Исман рассмеялся искренним смехом. Она опустилась на уровень сидящего пса, протянула ему руку, на что тот вальяжно протянул лапу в ответ. – Омфис.   – Только ты могла назвать пса в честь царя загробного мира... – «...учитывая твоё второе имя» продолжила про себя мысль брата.   Весь остальной день в храме творилось безумие. Помещения, в которых всё было перевернуто вверх дном, пустовали, оставив лишь неприятное ощущение хаоса. Снующие туда-сюда люди создавали излишний гомон. Тревожно было не только шезму, но и всем вокруг. Охотники явно искали что-то ещё.   – Амен, – девушка громко крикнула, увидев знакомого охотника, но, заметив неодобрительные взгляды его и наставника, наблюдавшего за ними со стороны, тут же осеклась, – то есть, господин Верховный эпистат, вы не видели моего друга? Он такой, чуть выше меня, у него темные жесткие короткие волосы, средний нос, а сам обычно весь в побрякушках ходит и с кучей свитков.   – Забрали его, чего хотела? – Сухо проговорил эпистат, не отрываясь от бумаг и давая понять, что сейчас не до неё.   – Как забрали? Он ничего не сделал, за что это? Неужели подарок невесте решили сделать?   Эвтида не всегда понимала, когда стоит говорить, а когда промолчать, вот и сейчас в очередной раз она перегибает, лезет не в своё дело, но, на свое удивление, вновь не сталкивается с наказанием.   «Только лает, не кусает. Странно… Может всё же слухи это всё?»   – Занятный кулон, – Амен бесцеремонно опускает глаза на грудь Эвтиды и аккуратно поддевает цепочку пальцами, не касаясь кожи, – дай угадаю, Эвтида… Обсидиан?   – Это преступление? – Шезму, хоть и стоит перед охотником, но практически его не страшится. Резким движением она отдергивает его руку от своего кулона, высоко вздернув голову.   – Значит, я прав. Нынче и писари предпочитают черное стекло или это причуды Гермополя?   Эпистат оставляет папирусы в стороне, приближаясь всё ближе и ближе к девушке. «На что он намекает? Шезму… в основном шезму используют обсидиановую пыль». Нет. Она не поддастся на эти дешевые провокации. Скосит под дурочку, как и всегда. Никаких доказательств нет, а без них и предъявить нечего! Эвтида самодовольно улыбается, скрестив руки на груди.   – Нет, господин эпистат, они все поголовно любят рубины. Не мой камень, не прижился. Слишком кровавый. Этот скрытный камень больше по вашу Ка, Амен.   Она ждала. Ждала, какой следующий ход он сделает, что ответит на её колкость, но мужчина не реагирует. Холодный, закрытый, властный. Он испепеляет одним взглядом, заставляет оступиться, сказать лишнее. Но каждым словом она играет с ним. Прощупывает, насколько далеко может зайти. Что ещё ей нужно сказать, чтобы эпистат показал себя?   – Когда Холдун вернется? Мне нужна его помощь.   – Зависит от того, насколько быстро сдастся. – Амен скучающе возвращается к своим делам, разгребая накопившиеся свитки. Вот так просто он потерял к ней интерес. – Пытки обычно длятся несколько часов.   – Что…? – Эвтида обескуражена, ком в горле не даёт ей сказать ни слова.   Глаза шезму стали пустыми и безжизненными. Воздуха резко стало мало, дыхание стало поверхностным, но она старается поддерживать его ровным и спокойным. Эвтида сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь рук, и сосредоточилась. Любая слабость или проявление эмоций могут быть использованы против нее, поэтому она заставила себя оставаться каменной стеной, хотя ее сердце сжималось от одних представлений.    Заприметив смену настроения, Амен, подобно охотнику, нападает на жертву. Застаёт врасплох, атакуя вопросами. Между ними огромная пропасть.    – Чем занимался Холдун, помимо цацок для «золотой» молодежи? – Эпистат прекрасно знал, как воздействовать на людей, даже если это не пыточная, а вокруг не только кучка охотников. Это их третья встреча, но его перепады тонов в диалоге уже заставляли постоянно сомневаться, а что же будет дальше? – Отвечай!   – Я… – Глаза накрывает пелена, и губы слегка подрагивают. – Я не знаю.   – И про маски не знаешь? Не поверю, что в свитки не заглядывала.   – Заглядывала. Не разбираюсь в них. Какой прок смотреть дальше? Никто, никто прежде не давил так сильно, кроме… Эта ситуация помещала Эвтиду в далёкое прошлое, где мать и её мужчины всякий раз спускали пар на маленькой девочке. Она вновь чувствовала себя совершенно одинокой среди толпы, попавшей в лапы зверя. Хочется укрыться, закрыться, лишь бы не слышать обвинения охотника, спрятаться от его внимательного взора.   – Эва, с тобой всё хорошо? – Наставник появился из ниоткуда. Он кладет руку на спину девушки в районе лопаток, подталкивая её уходить, – Иди, приведи себя в порядок и успокойся. Какие маски вас интересуют?   – Никакие. Нашли маску шезму у Холдуна. Ступай, Эвтида, мы закончили.   Оставшийся вечер девушка провела в своих мыслях – погрузиться в тексты папирусов не получалось. Она то и дело возвращалась к бедному Холдуну. «Он не был шезму, его подставили!» В голове проносились мелкие детали с ним. Она вспоминала его улыбку и беззаботный смех, глупые шутки и яркие мечты о будущем. Он точно знал, кто он и чего хочет, а потому было ещё больнее от осознания, что некто знакомый терпит ужасы охотников.   Горечь и отчаяние кричали: «Почему? Почему именно он? И что будет с другими? Неужели они и Исмана могут так…?». Нет. Она даже думать о таком не будет. Она вернется в комнату, закроется мягким одеялом и, уткнувшись в уже родную стену, попытается уснуть, скинув с себя лишние эмоции. Да, именно так и сдела…   – Вот ты где! Я долго тебя искала. – Вытаскивает из мыслей внезапный возглас.   Эва поднимает удивленный взгляд на незнакомую девушку. Её прямые короткие волосы словно зависли в воздухе прямо над плечами. Непривычный наряд привлекал внимание: единое полотно было изыскано драпировано, что подчеркивало изгибы девушки. Сама она аккуратно осматривалась по сторонам, чтобы никто не услышал.   – Я знаю, чем ты занимаешься и мне нужна твоя помощь.   – Не понимаю, о чем ты. – Эва вновь вернулась к чтению, показывая свою незаинтересованность.   – Помощь мне твоя нужна. …колдовская. Или как это у вас называется?   Это снова какая-то очередная проверка? Или шутка такая? Эпистат и охотники рыщут по всему храму тут и там, забирают невинных, а она черномага ищет? Похоже, с головой она не дружит еще больше, чем сама Эва.   – А ну замолчи. Зачем клевещешь на меня? Я – писарь, иди ищи себе черномага в другом месте. А лучше обратись к жрецу. По побрякушкам вижу, можешь себе позволить хоть главного в храме Тота.   – Больно нужно мне на тебя клеветать. Какому писарю нужно изучать строение некрополя?   – Будущему лекарю.   – Дорогая, мы не изучаем специально строение некрополя, мы и без того проводим в нем много времени. Ты сама себя подставляешь. – «Исфет! Не закрывать же резко все свитки, признавая, что она права». Девушка опускается на мягкую тахту возле Эвтиды и говорит полушепотом – Есть один мужчина… не могу выбросить его из головы. Он дал понять, что никогда на меня не посмотрит, как я того хочу. Другой… черномаг сказал, что нельзя любовь создать, а потому… хочу перестать любить его. Знаю, вы можете с этим помочь. Я заплачу щедро, – Феоноя в долгу не остаётся.   – В деньгах не нуждаюсь. Какая мне с этого выгода? Почему должна тебе верить?   – Потому что весь храм кишит сплошь и рядом охотниками, а ты уже у них на виду. Я иду с миром, но и отказа не приму, – сдам тебя и глазом не поведу. Прими щедрый дар за свою работу или отправляйся гнить в темнице.   Эвтида, подумав немного, соглашается, выторговав у знатной девицы оплату, как за полноценный заказ, – лишними тетрадрахмы точно не будут. Девушка ведет шезму в отдаленные залы, которые предназначались только для жреческих ритуалов или приемов Фараонов.   «Столько лет в храме, а о них ни сном ни духом. Неужели настолько близка её семья к власти? Вряд ли. Иначе зачем обращаться к неумелому черномагу за помощью?».   Эвтида укладывает Феоною на кушетку, заставляя расслабиться, пока сама осматривает зал в поисках хоть какой-то маски, но всё тщетно. Травы, масла, сосуды, плоть, – здесь было всё и немного больше для ритуалов и черной магии, но никто в здравом уме не оставит свою маску на видном месте. Время поджимало, а потому действовать нужно быстро.   «Смогу ли без маски удержать хоть немного тепла её Ка? Попытка не пытка, нужно работать с тем, что есть».   – Для чего это? – Феоноя интересуется, когда замечает, что шезму жжет веточки сушеной лаванды.   – Для того, чтобы ты расслабиться могла и поскорее заснула. Спи уже.   – За это не переживай, – Эва выгнула бровь в немом вопросе. – Я уже выпила немного, чтобы расслабиться. И тебе проще будет в голове моей копаться. Слышала, вино из голубого лотоса усиливает чувства, но может его ещё выпить?   – Ты что сделала? – прикрикнула Эвтида, а после опомнившись, что не стоит сейчас шуметь, прошипела, забирая злосчастное вино – Отдай сейчас же, глупая госпожа.   Только этого ей не хватало. Она скрывается в тайных жреческих залах, пока вокруг охотники ищут черномагов, работает без маски и накидки, – подставляется по всем фронтам, – а Феоноя не удосужилась сказать об этом заранее?   По правде говоря, вино и лаванда действительно срабатывают. Феоноя уже через пару минут сладко засыпает, предоставляя поле для работы шезму. Эвтида настраивается и выходит это куда быстрее, чем она предполагала.   «Глупая наивная влюбленная девчонка. Не важно, какой статус ты имеешь, в конце концов перед любовью все равны, и не всегда наши чувства взаимны. Я понимаю тебя, Феоноя». Пред ней в воздухе мелькают разноцветные дымки, притягивая к себе, как немого наблюдателя. Наставник всегда говорил, что лучше всего не входить в контакт с кем-либо во сне лишний раз. Подсознание – хрупкая вещь, а потому нужно работать тонко. Кто-то принимает онейромантов спокойно, а кто-то настойчиво гонит чужаков из своей головы.   С Феоноей было куда проще, чем с Азанет. Она была слишком увлечена эмоциями, а потому даже не замечала юную шезму. Пока всё предстает размытым, Эвтида прячется, чтобы понаблюдать.   С каждой секундой мутные образы превращались в четкую картинку. Она в чьей-то спальне. Вид довольно странный. Внешне комната кажется слишком простенькой: нет привычных золотых, синих или белых проблесков, так присущих домам знати. Лишней мебели здесь тоже нет – по центру стоит большая кровать, а напротив неё внушительный стол из дорогих пород дерева. Вдоль стен стеллажи, полностью напичканные травами, маслами, склянками и папирусами. Эвтида пытается прочесть хоть что-то, но не получается: практически все записи сделаны хоть и аккуратным почерком, но на греческом, и лишь небольшие комментарии на египетской демотике, которая не особо популярна даже среди писарей.   «Греческий лекарь? Феоноя, ты серьёзно?»   Разрыв связей дело сложное, а потому требует подготовки, времени на которую у неё нет. Неизвестно, когда всё закончится, – без маски черномаг не может контролировать сны.   Влюбленная девушка послушно сидит на кровати, слегка укрывшись одеялом. Непонятные звуки долгое время путали Эвтиду: «Это что, вода? Собственная купальня в доме. Знатный мужчина тебе полюбился, Феоноя».   Юноша входит в комнату в одном полотенце. Он проводит рукой по влажным волосам, осматриваясь вокруг. Феоноя игриво приглашает обратно в постель, но быстро меняется в лице, когда он направляется прямиком к шкафу.   – Ливий…? Мы не виделись несколько недель, прошу… давай проведем хотя бы вечер вместе? Я скучала…   ­– Нет, Феоноя. – Мужчина аккуратно натягивает одежду, явно что-то обдумывая, – Мы уже это обсуждали. У меня много работы. И у тебя, кстати, тоже. Люди на улицах гибнут, пока мы тут развлекаемся. Взялась помогать – помогай, или не мешайся вовсе.    Мужчина убирает волосы в хвост и садится за бумаги. Поздняя ночь, он с дороги, а всё равно пытается разобраться в работе. Эвтиде знакомо это чувство. Преданность делу. Ливий горел своим ремеслом, как горел Исман, и как горела она сама.   Глаза влюбленной девушки наливались слезами. Слова Ливия порождают в Феоное множество эмоций, но это всё нелюбовь. Красная тонкая дымка отличается от плотной нити любви. Страсть, злость, азарт, – вот, что чувствует девушка! А за ними и остальные эмоции, подпитывающие её интерес.   «В один день он ласкает её, прижимает к себе во сне, а в другой – гонит прочь. Чувствовать неизвестность, холодность, предугадывать, а что же будет дальше тяжело. Страсть, она причина всех страданий. Перережу её и всё остальное угаснет».   Шезму быстро продвигается к Ливию, хватает нож со стола и резко перерезает красную нить, тянущуюся от Феонои. Девушка вскрикивает от боли, пока Эвтида вглядывается в лекаря. Он не меняется в лице, лишь заинтересованный взгляд заставляет обратить на себя внимание. «Кто же ты такой, Ливий, и почему дуришь голову бедной девушке?»   – Кто ты? – Лекарь вглядывается в Эвтиду. Что-то ему кажется знакомым в ней.   – Где мы? В Фивах? – Шезму переходит сразу к делу. Неизвестно, сколько ещё может существовать сон Феонои, а потому, пока ничего не стало рушиться, Эвтида хочет узнать как можно больше.   – А где ещё, по-твоему, мы можем хворь изучать, если не в её рассаднике?   – Расскажи, что уже известно? Сколько людей умерло? Как?   – Кто дал право допрашивать меня так рьяно? – Мужчина презрительно оглядывал девушку, не желая выдавать ничего.   «Заносчивый. И слова из него не вытяну».   Часть сна разрывается. Нужно бежать. Эвтида в последний раз встречается взглядом с юношей, пытаясь запомнить его черты лица, а после скрывается в длинных коридорах подсознания. Еще немного и всё закончится.   Преимущество онейромантов заключалось в том, что они «просыпаются» раньше, чем тот, в чью голову проникали, а потому есть время, чтобы прийти в себя.   Получилось.   Не дожидаясь пробуждения Феонои, шезму находит мешочек с деньгами и уходит теми же путями. Тонкие узкие коридоры выводят Эвтиду в библиотеку незамеченной. Она убирает оставленные свитки по местам, а после пытается скрыться.   По дороге из библиотеки в спальню девушка встречает Исмана. Брат одним движением обнимает Эву, прижимая к себе ближе, и шепчет ей на ухо: «Всё хорошо, мы со всем справимся». Рядом ластится Омфис, заставляя хозяйку улыбнуться. Она хотела приласкать животинку, но он быстро умчался прочь.   Пёс выводит Исмана и Эву на тренировочную площадку. Это определенно то, что нужно. Сбросить эмоции, выплеснуть все, что накопилось за последние дни. Злость, обида, гнев, страх, отчаяние, – всё это и многое другое она пыталась выместить в каждом приеме, в каждом ударе, в каждом шаге. Эвтида вдыхала ночной прохладный воздух и старалась убежать от себя и своих же мыслей, совсем не замечая при этом Исмана.   – Эме, я тоже переживаю! Прекрати меня истошно бить, мы не сражаемся.   Он прав. Слова проносятся эхом и девушка от бессилья опускается на колени прямиком на уже слегка подмятую траву. Руки сами тянутся к требующему внимания Омфису, который с радостью подставляет гладкую шерсть для ласок хозяйке.   – Я еду в Фивы. Знаю, что ты сейчас скажешь, но, Эме, это даже не обсуждается! Я принял решение и… это такая возможность, Эме!   – И кто же тебя там ждет, интересно узнать? В Фивах люди гибнут на улицах, а ты рвешься в самое пекло.    – Практика меня ждет, сестрёнка, практика. Лучшие умы ищут путь к лечению, и я хочу быть среди них.   Он прав. Прав, что это отличная возможность проявить себя и помочь в конце концов тем, кто нуждается в этом больше всего, но… но она боится за него! Вдруг всё будет не так радужно и хворь достанет и его? До этого дня им не приходилось сталкиваться с болезнью. О ней судачили, ходили слухи, но люди не умирали. Или не в таких количествах.   «Была бы моя воля, я бы его из дома не выпускала»   Что-то в таких моментах было особенным: старший брат редко занимался с ней, но это были самые продуктивные тренировки, а после и самые приятные воспоминания. А главное, она чувствует себя в безопасности. Исман никогда не оставит её одну.   Брат и сестра быстро возвращаются в храм, в который раз минуя главные ворота. Исман, как обычно, провожает свою навсегда маленькую Эме строго до последнего поворота и крепко-накрепко обнимает на прощание. Она улыбается ему вслед и выдыхает, когда тот заходит за поворот. Тяжелый день подходит к концу. Единственное желание Эвы сейчас – наконец-то лечь в теплую постель, мягко прижавшись к прохладной подушке. Мышцы тянет приятной болью от недавней тренировки.   Веки слипаются от усталости, пока девушка движется в сторону спальни в приятной полудреме. Она дергает ручку двери. Закрыто.   «Похоже Дия снова пропадает с Реймссом в таверне».   – Снова ночь и снова я ловлю в ней Эвтиду. Это уже входит в привычку. – Голос со спины приближающего из темноты охотника испугал её до чёртиков. Она закрывает глаза, решительно выдыхает, и разворачивается к нему, чтобы что-то ответить, снова сказать какую-то колкость, но не успевает, – приказной тон прерывает её, не дав возможности начать – Сумку. Живо.   – И не подумаю. – Она прижала её к себе ближе. Эвтида до последнего трясется над своими вещами, чем еще больше провоцирует фигуру напротив. – С чего бы это? На этот раз я ничего не сделала!   Амен вырывает её силой, но внутри находит лишь тряпки. Он швыряет вещи на пол и приближается ближе, заставляя черномага пятиться назад. Она вжимается в стену, не оставляя себе места для отступления. Липкое чувство страха сковывает, когда его кулаки сжимаются и массивная челюсть напрягается. Девушка закрывает глаза, готовясь к худшему.   Если судьба так несправедлива, то пусть он убьет её прямо здесь.   Но вместо боли она чувствует, как рука Амена осторожно обвивает её тонкую шею, медленно проводя холодными пальцами по ней. Его прикосновения казались нежными и ласковыми, но с каждой секундой эпистат надавливает все сильнее и сильнее. Он оттягивает её волосы назад так, чтобы видеть, как её глаза блуждают по стенам темного коридора в глухой мольбе о помощи.   – Глупая маленькая девчонка. Посмотри на себя. Страшишься одного моего вида, но все равно пытаешься бросить вызов смерти.   Разве она сделала что-то плохое, за что можно так ловить её в ночи? Сделала. И она прекрасно знает что. Зачем? Зачем она согласилась на этот дурацкий заказ с Феоноей? Почему не послала её, не сказала, что ей это не интересно? Вдруг эта девица уже рассказала всё охотникам, и эпистат пришел по её душу?   Тишина. Разве может тишина быть такой громкой? Эвтида издает невольный всхлип. Она не заплачет сейчас. Только не при нём. Не покажет свою слабость.    Хрипит от сильной хватки эпистата. Дрожит. Воздуха катастрофически мало. Веки слипаются от подступающих слез. А сердце…   Сердце тотчас выскочит, выскочит, выскочит, выскочит.   Но что-то внутри ломается. Для неё. Для него. Он отпускает девушку так же мягко и ласково, как и начинал держать, и отходит плавно назад. На его грозном лице пустота. Перед ней кремень. Он, точно высеченный из камня, не отражает ни единой эмоции. Говорят, что глаза – зеркало души. Получается, у эпистата её нет: в его стеклянном взгляде невозможно прочесть ни-че-го.   – Собирай вещи, завтра едем в Фивы. – Амен спокойно шепчет ей на ухо, а после Эвтида смотрит удаляющемуся охотнику вслед.   Шезму обессиленно спускается по стене. Соленые слезы душат, затекают в нос, неприятно пощипывая. Дыхание постепенно приходит в норму. Боль от крепкой хватки на шее постепенно сходит на нет. Похоже, конец действительно становится новым началом…