Взлететь в одну высь дважды

Вампиры по очереди, длинной вереницей выстроившись от двери, проходят через сидящего на краю сцены Гейба, сжимая пальцы на рукояти Веритаса. Он задает стандартные вопросы, которые мы обсудили по пути в зал собраний кондоминиума. Про лояльность академии, отсутствие в послужном списке нападения на людей и связи с рецидивистами. Вампиры Алой луны, к счастью, относятся к процедуре с пониманием. По крайней мере, я не вижу ни одного недовольного, и Гейб, кивком предлагающий каждому опрошенному пройти дальше, судя по спокойному, чуть скучающему выражению лица, не улавливает ни ноток лжи, ни чего-то нового в ответах. Я нахожу место в последнем ряду выстроенных перед сценой кресел и стараюсь не привлекать к себе лишнего внимания. Но кое-кому я все же оказываюсь нужен. Элбан, уже одетый в оливковый, идеально подогнанный по фигуре костюм и убравший волосы в тугой конский хвост, бесшумно присаживается в соседнее кресло. Я напрягаюсь, проследив за направлением его взгляда — естественно, Элбан смотрит на Гейба. — Ваша ситуация не похожа на истории прежних создателей Веритаса, — произносит Элбан, водя указательным пальцем по резному подлокотнику кресла. Я ожидал чего угодно, все еще испытывая на себе влияние неотзвучавшего горячего раздражения, но не этих слов. — И мне кажется… — по губам Элбана пробегает тень улыбки, — что ты не готов проиграть проклятому металлу, Дуглас Бёрд? Он не мог не слышать наш разговор с Гейбом в уборной его апартаментов. Наша «ситуация» все еще не его собачье дело. И лишь в силу того, что Элбан нужен академии, я держу этот комментарий при себе. Меня волнует другое. Слишком волнует, чтобы промолчать. — Вы сказали, — припоминаю ему негромко, — металл отнимает у создателя возможность вернуться. Навсегда. Улыбка Элбана становится шире. Бесит его показательное самодовольство! — И тебя это задело, — произносит он, склонив голову набок и метнув на меня искрящийся весельем взгляд, который вновь напоминает, как чудовищно молод был Элбан в день своего обращения. — Вы в другом положении, нежели создатели древности. Потому что… Габриэль сотворил нож не по своей воле. А ты еще хочешь за него бороться. — Я не… — слова застревают поперек горла, кровь стремительно приливает к щекам. Не собираюсь обсуждать свои чувства и намерения с двухсотлетним вампиром. Мне просто нужно знать правду. Нахмурившись, я уточняю с нажимом, плевав на то, чем пахнет от моих настойчивых расспросов: — Значит, металл требует жертвы… только для создания? — Я думаю, Дуглас Бёрд… — произносит Элбан тягуче после небольшой паузы, проведя большим пальцем по тонкой нижней губе и надавив на подушечку выступающим клыком, — магия, несмотря на свою загадочную, кажущуюся нам изменчивой природу, жестко связана собственными правилами… и оставляет множество лазеек для столь непостоянной материи, как человеческая душа, человеческие… эмоции. — Мое сердце стучит чаще. Я не могу не надеяться, глядя в черные, как глубокая ночь, глаза Элбана, продолжающего вести вперед свою мысль: — Если металл говорит «для моего создания нужна жертва», разве может магия вмешаться в то, что будет после того, как ее принесут? — Элбан медленно качает головой. — Люди — палачи собственных судеб. Упрямые, гордые, готовые обречь себя на несчастья. Вам не сказали, что можно вернуть то, что дорого. Но не сказали… — Элбан разводит руками, — …что и нельзя. Отвечая ему хмурым кивком, я долго смотрю на свои скрещенные пальцы. Вопрос, разумеется, вовсе не в том, позволит ли мне что-то кусок металла. Собирался ли я спрашивать у него разрешения? Нет. Вопрос в том, что готов позволить себе Гейб. Что осталось от его жажды бороться. — Довольно забавное… — доносится от Элбана сдержанное, явно с трудом подобранное замечание, — …создание. Вслед за ним я опускаю взгляд и только тогда вижу и чувствую, что мой телефон, пристроенный на краешке сиденья, вибрирует от входящего вызова, а на экране высвечивается снимок, на котором Энджи корчит одну из своих дурацких рож. Он каждую неделю меняет свою фотку в моем списке контактов. — Да, Энджел, — говорю, хватаясь за телефон. — Что-то случилось? — Слышал, — запыхавшись, будто пробежал без остановки несколько кварталов и теперь силится отдышаться, говорит Энджи, — вы там налаживаете контакты с Алой луной? — Откуда? — черт, да новости не больше получаса. — Подслушал, как Карл Беньи обсуждал это по телефону с кем-то из Совета, — отзывается Энджи. На фоне у него что-то гремит, как сетка металлического забора, которую откинули с пинка. — Ты был в академии? — Забегал пополнить аптечку, — отчитывается Энджи. — Ты ранен?! — спрашиваю так громко, что Гейб и несколько стоящих у сцены вампиров оборачиваются в мою сторону. — Нет, — беспечно откликается Энджи. — Но кто-то… — продолжает он крайне туманно, — может быть. Так что с Алой луной? — Работаем над этим, — отвечаю сухо. — «Работаем», — передразнивает Энджи и фыркает. — Держи меня в курсе, придурок. Не люблю узнавать все последним! Энджи бросает трубку. В его стиле. Но думаю я о том, чего не сказал ему… еще раньше. Он меня уничтожит, когда узнает. — Мы можем, — спрашиваю, прокашлявшись, у улыбающегося чему-то Элбана, — рассчитывать на поддержку вашего клана в дальнейшем? Академия согласна на сотрудничество. Я думаю… это и в ваших интересах тоже. — Ты очень напоминаешь мне Алистера Бёрда, — произносит Элбан, поднимаясь из кресла. Уже направляясь к выходу, он бросает коротко, но предельно исчерпывающе: — Да. Вы можете. Гейб заканчивает допрашивать вампиров, и нам больше нечего делать в «Бухте» Алой луны. Мы спускаемся в том же чертовски медленном лифте на первый этаж, прислонившись к противоположным стенам кабины. — Эндж в порядке? — спрашивает Гейб небрежно, словно продолжая прерванный разговор. Хотя мы оба в курсе, на чем закончили за дверью ванной Элбана. — В полном. Я чувствую на себе пытливый взгляд Гейба и, резко и раздраженно поворачивая к нему голову, вижу… что он усмехается. Не так нагло и уверенно, как умеет, и все же. — Что? — спрашиваю сквозь зубы. — Ничего… — Гейб ерошит светлые, чуть более длинные на затылке волосы и смотрит на меня исподлобья. — Ты серьезно… отстранил бы меня от дела? — А ты хотел проверить? — уточняю я с вызовом, проклиная долбаный лифт, ползущий со скоростью хромой черепахи. — Не знаю, — в его голосе появляются знакомые саркастические нотки, — что-то помешало, наверное. — И что же? — цежу на остатках терпения. — Двести лет разницы? — предполагает Гейб со смешком. Не думая, какого хрена творю, я тянусь к кнопочной панели и со всей дури бью по кнопке восемнадцатого этажа, к которому мы приближаемся. Кабина останавливается, двери распахиваются, и я вылетаю в тускло освещенный коридор в поисках выхода к лестницам. Плевать. Спущусь на своих двоих, лишь бы не врезать придурку хорошенько за этот тон, за попытку шутить — пока я взрывоопасен, и он не может этого не замечать. Я успеваю сделать всего несколько шагов. Гейб нагоняет меня, хватает за плечо и дергает к стене. Запирает, впечатав здоровые ладони по обе стороны от моей головы. Его глаза полны отнюдь не веселья. Это выражение загнанного в угол зверя: отчаяние мешается на темно-серой радужке с плохо скрываемым бешенством. — Что ты хочешь услышать? — спрашивает Гейб рычаще, надсадно дыша. — Ничего, — огрызаюсь и пытаюсь поднырнуть под его рукой, но она тут же, будто я напросился, оказывается у меня на талии. Меня прошибает, словно током, от нечаянного прикосновения. В голове мелькают кадрами воспоминания, которые я не могу заглушить, как ни пытаюсь. Он не обнимал меня целую вечность. И я по-прежнему… хочу, чтобы он сделал это. Прямо сейчас. Но вместо этого продолжаю дрожащим от гнева голосом: — Это ты начал этот разго… — Что мне насрать на всех, кроме тебя? — будто не слыша, выплевывает Гейб и рывком притягивает меня от стены. Между нашими лицами остаются гребаные миллиметры ненавистного расстояния. Моего лица касается неспокойное дыхание, я чувствую грудью наше общее гулкое сердцебиение, как его пальцы забираются под один из ремней моей портупеи и сжимают в кулаке рубашку. Гейб произносит хрипло и глухо, когда мне кажется, что я вечность пялюсь на его светлую щетину и мечтаю коснуться ее ртом или пальцами: — Да, детка. Насрать… Гейб смотрит на меня мутными глазами. Пытается сделать шаг назад, выпустив из хватки, но я немедленно двигаюсь вслед за ним, издавая позорный, гортанный стон, в котором тянется раскатами растворенное в ярости облегчение. Я хватаю его за шею ладонями — и накрываю его рот своим, царапаясь о щетину. Целую, облизываю его жесткие солоноватые губы и требую откликнуться, показать, насколько ему не насрать на то, что я делаю с ним. Секунда. Такова цена выдержки Гейба. Он отмирает со сдавленным выдохом, его губы жадно открываются навстречу, а горячий язык принимается дразняще ласкать кончик моего языка. Черт. Просто восхитительно. Одной рукой обнимая меня и прижимая к широкой груди, вторую Гейб опускает на мой зад, и тут… — Сука! — выдавливаю сквозь спазм, схвативший горло, разочарованно, когда мы оба чувствуем вибрацию телефона в моем заднем кармане. Прервать этот поцелуй — еще хуже, чем ждать его три ебаных года. Но мне приходится. Гейб уже отступает, отпуская меня, на едва гнущихся ногах. Пятится и упирается спиной и затылком в стену, закрывая глаза. — Да, Энджел! — говорю я в трубку таким тоном, принимая звонок, что мы трое в курсе теперь, насколько, черт побери, я зол. — Что случилось? — Знаю, это очень не вовремя. Надеюсь, — осведомляется Энджи осторожно, почти заискивающе, — у нас уже все на мази с Алой луной?.. — Да. В чем дело? — Я облизываю губы и смотрю в распахнувшиеся глаза Гейба. Нас обоих… все еще потряхивает после поцелуя. — Я патрулирую в одном из мест вчерашних нападений, — отвечает Энджи. — И тут… кто-то оставил послание. Кровью. Наверное, лучше взглянуть вампирам. До того, как мне придется доложить руководству. — Вот блядь, — вырывается из меня потрясенное. Ну почему? Почему, если случается что-то дерьмовое — то оно никогда не приходит одно? — Высылай адрес, — говорю, сбрасывая звонок. И обращаюсь уже к Гейбу, старательно делая вид, что это не мой язык только что был у него во рту: — Нам снова надо наверх.

***

«Вам не добраться до нас всех». От букв по кирпичной кладке стены идут застывшие потеки. Учитывая, что переулок скрыт под относительно свежим, не растаявшим вампирским мороком, нет никаких сомнений в том, кто оставил это послание. Но я не уверен, что надпись сделана кровью. До тех пор, пока Элбан, с уже привычным небрежным изяществом одернув брюки и перешагнув кучку мусора в надраенных до блеска туфлях, не касается одной из букв. Собирает липкую субстанцию — и задумчиво кладет пальцы в рот. — Фу! Вау! — вскрикивает Энджи, уставившись на Элбана круглыми не то от ужаса, не то от восхищения глазами. — Отвратительно!.. — Это кровь, — обращая на него внимания не больше, чем на окружающую его грязь, говорит нам с Гейбом Элбан. Он достает из нагрудного кармана оливкового пиджака носовой платок и тщательно вытирает губы и руку. — Вампирская кровь… с какой-то примесью, которую я не могу определить. «Горше для вампира, чем яд», — думаю, нимало теперь не удивляясь тому, что клыки Элбана втягиваются, прячась за верхней губой. — И чья? — любопытствует Энджи, уперев руки в бока. Меня тянет отвесить ему подзатыльник. Он придирчиво заглядывает Элбану в рот, пока тот… смотрит на него с прохладцей оскорбленного достоинства. — Я не знаю, мальчик, — говорит Элбан наконец, поняв, видимо, что на Энджи не подействуют взгляды с намеком. На него вообще не действуют намеки. — Я думал, ты типа… ходячая лаборатория. — Энджи тычет пальцем себе в рот, решив опозорить меня окончательно, и разочарованно жмет плечами. Он интересуется светски: — Сколько тебе лет? Тридцать?.. Тридцать три? — В голубых глазах Энджи в скудном освещении переулка пляшут озорные чертики. — Триста?.. — Энджел! — одергиваю его шипяще прежде, чем наше сотрудничество с Алой луной окажется под угрозой. — Что? — Энджи невинно хлопает ресницами. В объемной отцовской куртке с заклепками и жутких спортивных штанах, которые «не сковывают его движения при беге», он выглядит еще младше, чем есть. Я не устаю удивляться тому, что этому ребенку уже двадцать два года. — Прояви… уважение, — подсказываю, делая Энджи страшные глаза. — Перед тобой глава клана. — Есть какие-нибудь догадки? — вклинивается Гейб, до того молчавший, и я невольно, все еще не остыв после коридора на восемнадцатом этаже «Бухты», вздрагиваю, услышав его голос — выдающий паузами между словами, что Гейбу не легче собраться с мыслями. Мое замешательство не укрывается от Энджи, который тотчас бросает на Гейба испепеляющий взгляд. Черт. Только этого нам не хватало. Гейб подходит ближе, пиная пустой пакет из-под чипсов, и внимательно рассматривает надпись на стене. — Ваши рецидивисты были не единственными, кто выходил на свою… «охоту»? — Либо недоброжелатель, — бесстрастно произносит Элбан, засунув руки в карманы брюк, — хотел бы подставить Алую луну, еще не зная о том, что Веритас на нашей стороне. Либо… Элбан замолкает. Я буквально заставляю себя поднять взгляд на Гейба. — Либо? — подбадривает Гейб, перехватив мой встревоженный взгляд, за нас обоих. — Предпочитаю ставить на локальный конфликт интересов, — высказывается Элбан, отступая от стены на шаг и склоняя голову набок, как эксперт, оценивающий стоимость и художественную ценность полотна. У меня мурашки по коже от этой вампирской… безэмоциональности. На стене кровь, а Элбан и бровью не ведет. — Лучше уж… кто-то, давно питающий неприязнь к Алой луне, вознамерится подставить ее. Чем кто-то… очертя голову рискнет Соглашением, чтобы развязать пламя большого конфликта между вампирами и охотниками подобными провокациями. — Элбан не удерживается от шпильки: — Академии подчас не нужен лишний повод. — И кто же «питает неприязнь» к Алой луне? — спрашивает Энджи скептически, но немедленно, охнув, тянет благоговейным шепотом: — Белая луна! Еба-а-ать. «Энджел Райан Бёрд! Следи за языком». — Веритас, — предпочитая не отвечать на догадку Энджи, что само по себе, на мой взгляд, уже является красноречивым ответом, предлагает Элбан, — быстро избавит нас от сомнений. У нас впервые за долгие годы есть возможность узнать, кто на нашей стороне. — Если Белая луна согласится на допрос, — проговариваю с сомнением. — Если нет, — справедливо замечает Гейб, — они сами себя ставят под подозрение. Выбор у них невелик… Совет будет пасти их каждую ночь, вешать на них любые случаи… Оно им надо? — Ребят, ребят, ребят… — Энджи трясет за рукав пиджака стоящего ближе всех Элбана. На лице того впервые появляется выражение искреннего шока, которое бы выдавило из меня улыбку, не обрати я внимание на стену, в которую Энджи пялится. Надпись. Она исчезает. — Черт! — Гейб подлетает к стене и прижимается к ней щекой. Смотрит, прищурив один глаз, на стремительно тающие буквы и бормочет: — Вероятно, растворитель… Вампирская кровь сама не высыхает и не исчезает со временем. Так вот что за примесь почувствовал Элбан. — Не волнуйтесь! — говорит Энджи бодро, похлопав себя по карману, в котором лежит телефон. — Я все сфоткал. — Меня волнует другое, — говорит Гейб, отталкиваясь от стены и равняясь со мной. Свет уличного фонаря золотится на кончиках его выгоревших коротких волос. — Очень похоже… на раствор с отложенным действием, которым пользуются алхимики. — Эта надпись была сделана для патрульного охотника, — бормочу, нахмурившись. — Увидеть ее мог только он. Мы с Гейбом и Элбаном одновременно поворачиваем головы к Энджи. — Что? — спрашивает он растерянно, вздергивая брови. — Я? Вы прикалываетесь?! Причем тут я? — Не конкретно ты, — поправляю, цепляясь за разрозненные, не сходящиеся в одной точке догадки. — Просто ты, как патрульный, обязан доложить об увиденном в академию. Кровь на анализ мы взять не можем, потому что надпись исчезла. — Я беру недолгую паузу перед следующим заявлением. — Это похоже на попытку посеять хаос, а значит… — Значит, наша задача — сделать обратное их ожиданиям, — подхватывает Гейб на лету. — У нас есть время до рассвета, чтобы выяснить больше, не ставя Совет в известность. В противном случае весь город будет стоять на ушах через полчаса-час. — Если это не Белая луна, — соглашаюсь, хмыкнув безрадостно, — несложно угадать, что вокруг них и сосредоточится основное давление академии. Ведь Алую мы только что проверили… — В таких условиях, — щелкая пальцами, быстро докручивает мою мысль Гейб, — настоящие возмутители спокойствия, посеяв смуту и настроив Белую луну против академии и Алой луны, могут провернуть что похуже надписей на стенах… — Да, — говорю, чувствуя себя… чуть увереннее от его поддержки. Не так нервно. Гейб, похоже, думает о том же, посмотрев на меня, прежде чем, подвигав челюстью, отвернуться. — Мы не можем, — обращаюсь к тактично не вмешивающемуся в диалог Элбану, — наведаться к Белой луне без посредничества нашего Совета. Но вы… Вы могли бы настоять на немедленной личной встрече с их главой? Элбан колеблется. Отношения Алой и Белой луны не назвать приятельскими. Но нам не нужны лишние враги. Не сейчас. — Нам требуется больше союзников, — напоминаю ровно, глядя в ледяные черные глаза. — Если Белая луна не причастна к этой надписи… — Ладно, — говорит Элбан, чуть скривив губы. — Это… имеет смысл. — А теперь скажите мне уже, блядь, наконец, — просит Энджи севшим голосом, — почему вы верите всем на слово просто так — и что такое этот ваш Веритас?