***
Ваниморе направился в просторную гостиницу и заплатил за комнату, выходившую сквозь резные деревянные ширмы во двор, где играл фонтан. Златокожая рабыня в медных браслетах и браслетах принесла ему еду: лепешки, посыпанные маком, мягкие ароматные сыры, баранину, каменный кувшин терпкого вина. Когда она уходила, он бросил ей тяжелую золотую монету, и ее подведенные сурьмой глаза сверкнули. Приглашающе покачивая бедрами, она вышла из комнаты. «Мне всегда нравился Харад.» За эти семь лет добровольного плена он понял, что ему нужен кто-то, он хочет, чтобы кто-то был его, кто-то, для кого он будет всем, кто будет обожать его, несмотря на то, кем он был. И он хотел эльфа с его способностью любить вечно. (Ибо она умерла, его сестра, которую он любил, а смертный умрет слишком рано.) По сути, он мог переписать свою собственную историю с кем-то невиновным, как когда-то был невиновен он сам. «Дурак. Я все еще дурак. Ни один эльф не принял бы меня, если бы знал, кто я.» Он сел, аккуратно скрестил ноги и расслабился до стремительного наступления ночи, после чего встал и покинул гостиницу, направляясь во дворец Увата, беспутного правителя города.***
— Я прибыл из Мордора'', — сказал он стражникам, и их копья поднялись. К нему подошел человек в тюрбане и в белых одеждах, поклонился и провел его через дворец в богатую пустую палату. — ''Где твой хозяин?'' — резко спросил Ваниморе. — ''Это невежливый визит, и я не буду ждать. Я приношу новости.'' — Он… занят, господин,'' — снова поклонился слуга. — ''Его нельзя беспокоить. Мы принесём вам освежение…'' Рука Ваниморе легко сомкнулась на его горле, но у мужчины возникло ощущение, что даже небольшое давление может раздавить его горло. Человек с трудом мог дышать. — Благодарю тебя, но думаю, что увижу его сейчас. Не трудитесь показать мне, я знаю дорогу.'' Он толкнул слугу в неуклюжее пространство на полу и направился к другой двери. Это было похоже на сон отчаявшегося человека или, по крайней мере, того, кому нравились очень молодые люди, и один мужчина действительно наслаждался всем этим, хотя, похоже, он был единственным кому нравилось происходящее. Ужасно толстый, с толстыми золотыми браслетами в складках на шее, с кольцами на пухлых пальцах, Уват стал правителем этого города благодаря разумному использованию яда. Ваниморе пихнул ногой в его тучный зад и сказал: — Все еще так же ловок и селен, как бык, Уват?'' По комнате раздался пронзительный крик. Уват с грохотом откатился в сторону, ругаясь, пока не увидел, кто это сделал, затем настороженно напрягся, маленькие мерзкие глазки вытаращились на гостя, которого он явно не ждал здесь увидеть. — Господин…'' — Он протянул руку за мантией. — ''До нас доходили слухи, что ты мертв.'' — Мне жаль разочаровывать тебя,'' — вежливо сказал Ваниморе, — '' теперь сделай мне одолжение, старик, и позови своих министров.'' — Моих министров, господин? Почему?'' ''Отправлять. Для. Их. — Команда отлила кровь от лица мужчины. В этом было что-то, что говорило о том, что отказ немыслим. — Я подожду.'' Ваниморе прислонился спиной к стене, словно собираясь стоять там бесконечно. Уват выкрикивал приказы, просовывая голову сквозь шелковую мантию, и его мысли бешено кружились, когда он допил кубок вина. Ходили слухи, что Темный побежден, но на Юге это пока были только слухи. Никто из тех, кто проезжал через Южную Сиканну, не видел этого собственными глазами. Возможно, лучше не скрещивать клинки с тем, кто был близок к Лорду Саурону. Один за другим, пробуждаясь ото сна или долгих вечерних пиршеств, входили советники и министры города, растерянные, лощеные и развращенные. Ваниморе бесстрастно наблюдал за ними. — Ну, господин. Мы собрались по вашей просьбе,'' — прогремел Уват своим старческим басом. — ''Чем мы можем вам помочь?" — Я хочу Суд Сиканна,'' — холодно сказал Ваниморе. Наступила мертвая тишина, прежде чем Уват разразился смехом. — ''Я буду править этой страной, пока не вернется Владыка Саурон.'' — Вы шутите, господин! Мы когда были союзниками, слугами Лорда Саурона... но у нас есть слухи, что его больше нет, а?'' — Он продолжал: — ''Великого, которого мы хотели бы с радостью принять... но никак не его Раба. Вы не привели с собой никакой армии и не передали никаких приказов от Господина.'' Ваниморе спокойно наблюдал за ним, а затем он со звоном достал из ножен мечи и в один миг расположились по обе стороны толстой шеи. — Возможно, я не совсем ясно выразился.'' — Его глаза вдруг внезапно засияли словно сталь. — ''Я возьму Суд Сиканна. И ты скажешь об этом своему народу и отречешься от своего правления, иначе я прикажу четвертовать тебя прямо на главной площади перед дворцом.'' Кровь стекала тонкой струей по шее Увата. — ''Сделай верный выбор.'' Позади Ваниморе кто-то пошевелился, и он обернулся убив того, кто пытался сбежать, обезглавленное тело упало на пол выложенной дорогой плиткой, лезвие вернулось обратно к шее Увата. — Это может очень быстро меня разозлить.'' — пробормотал он. Думая, что теперь делать, Уват напрягся. Были и другие способы убить незванного гостя. Никто, даже Лорд Саурон, если верить слухам, не был непобедимым. — Будьте еще дураками! Кажется, у меня нет выбора.'' — Нет,'' — улыбнулся Ваниморе. — ''Я уверен, что смогу найти для тебя работу в моем Совете, Уват.'' — Вы не найдете город прекраснее этого, господин, кто может предложить вам лучше, чем я?'' — Желчь ненависти закипела в горле мужчины, пока его разум прокручивал мысли, отбрасывая их в сторону. — ''Может быть… подарок… он вам понравится, я за это ручаюсь ?'' он. Черные брови поднялись. — ''Как любезно. Кроме города, что еще ты можешь мне предложить? — Все что пожелаете... золото дорогие одежды, прекрасных женщин, или миловидных юношей. Я предпочитаю выбирать себе любовников ''по младше''. Я могу подобрать для вас самых лучших, они точьно должны вам понравятся. Такие невинные...'' И тогда Ваниморе увидел это. Образы, что он увидел, всплывали в сознании Увата, как пена из котла с кипящими потрохами. Он думал что самое мерзкое он уже видел, но это... Кровавые Боги... Молния сверкнула в его глазах, и он отступил назад, ярость лилась из него, как мерцание жара от раскаленного песка. Уват непонимающе смотрел на него со страхом. — Вызовите капитана стражи'', — приказал он. — ''Сделай это сейчас же !'' Солдат, который поспешил войти, был жилистым но крепким человеком. Он пришел, ожидая, что будет защищать своего правителя, и настороженно остановился, увидев черноволосого незнакомца, чувствуя опасность, как любой хороший солдат. Пара фиолетовых глаз встетилась с его собственные, и во рту у него пересохло. — В этом городе пропадают дети, не так ли? Уличные мальчишки, сироты, а иногда и дети, которых берегут и любят. Как твой сын, капитан.'' Ваниморе увидел, как темный взгляд стал пристальным и испуганным, услышал дыхание. Его взгляд скользнул по молчаливым советникам, застывшим на месте. — Все вы прекрасно знаете, о чем я говорю.'' — его голос стал ужасно мягким. Лампы с пальмовым маслом освещали росу густого пота на неподвижных лицах. Огромная капля скатилась в мясистые складки шеи Увата. — Лорд...'' — вскричал капитан, как будто его проткнули острием кинжала. — ''Моя жена оплакивает нашего сына, и никто не может его найти! Мой первенец, и его не взяли в Храм...'' — Нет. Он не был жертвой для Саурона,'' — заявил Ваниморе, его немигающий взгляд вернулся к правителю. — ''Я могу найти его. Позови своих людей.'' Послышалось шаркание ног в тапочках, когда министры стремились отодвинуть как можно большее расстояние между собой от ужасного воина Саурона. Снаружи раздались приказы, и капитан вернулся с мрачноглазыми солдатами за спиной. — Ты знаешь, о чем я говорю, ты, кусок падали!'' — плюнул Ваниморe на Увата. Он повернулся, безошибочно подошел к стене, оторвал кусок богато украшеного гобелена и открыл зарешеченную дверь. — ''Приведите его, приведите всех, кто в этом замешан! Если они попытаются убежать, сломайте им ноги или лодыжки! Если ты хочешь найти своего сына живым, капитан, повинуйся мне. Или умри за того, кто его насиловал!'' Джайсал счел невозможным отрицать власть этого голоса, и его охватило ужасное понимание. Уват взревел, бросился в коридор и обнаружил, что путь ему прегражден. Его голова была откинута назад, и раздался голос, когда ему в рот засунули кляп и завязали там. — Я бы хотел, чтобы твои верные солдаты увидели, чему они служили, Уват.'' Ваниморе отпер дверь и открыл ее. Ступеньки ведут вниз в коридор, а в дальнем конце была еще одна дверь. Оно было заперто. Ваниморе ударил по нему раз, два, и дерево раскололось. Комната была обставлена в красных и золотых тонах, и в ней проживало пятнадцать детей разного возраста — от малышей до юношей. Их разрисовали, надушили, приковали цепями к длинным диванам. Слезы заставили хол и золотую пыль течь и размазываться, и сквозь них в юных глазах читались синяки, выражающие боль, стыд и ужас. Безумная ярость белила разум Ваниморе, словно палящее солнце. — Хидри!'' Джайсал выбежал вперед и взял мальчика на руки. Лица солдат были ошеломлены; даже в этом упадочном городе были вещи, которые вызывали отвращение. Ванимор медленно повернулся к связанному Увату с кляпом во рту. — Ты будешь кричать так же, как эти дети, клянусь.'' Его голос был тихим, и в нем была мертвая уверенность, твердая, как железная стена. Ятаганы балансировали на его плечах, он повернулся, поймав взгляд солдата; Джайсал пытался разорвать цепи, связывавшие его сына, а Ваниморе небрежно вложил мечи в ножны, как будто у него не было причин никого бояться. Взяв в руки тонкие цепи, он разорвал звенья. — Некоторые вещи ставят человека выше любого закона,'' — сказал он, пытаясь освободить других детей. — ''И иногда нам приходится вынести соответствующее суждение. А теперь приходите. Мне нужны свидетели!'' Последнее слово прошипело сквозь зубы, когда он прошел обратно через двери. Он многое сделал в своей жизни и сделает еще больше, но некоторые поступки были выше его сил. Он оглянулся на черную дорогу своей жизни, на юношу, кричащего о помощи, которая никогда не придет... Джайсал и его люди разорвали бы Увата на части голыми руками, если бы он позволил это. Новость распространилась со скоростью огня: толпы людей хлынули к дворцу, неся факелы и выкрикивая имена детей, которые умерли одиноко мучительной смертью в подземной камере. Когда Ваниморе вышел поговорить с собравшимися, свет осветил его. Он говорил о Сауроне как о том, кто вернется, но сейчас, по его словам, он будет править Судом Сиканой. Он пообещал лучшую оплату регулярной армии, бесплатное жилье, обеспечение вдов и тех, кто получил ранения в боях или на тренировках. Богатство, накопленное Уватом и его министрами, будет использовано с пользой. А после обещаний демонстрация того, что будет с теми, кто ему не угодил... — Эти дети были сыновьями и дочерьми этого города, их похитили и подвергли насилию.'' Его глаза вспыхнули красно-золотым огнем, возможно, отражая свет факела или гнев, который пел внутри него. — Они будут жить с этими воспоминаниями всю свою жизнь, как воин живет со своими шрамами.'' Он знал, что смертные могут постепенно забыться, и душевные раны затянутся. Какая-то сила их разума могла блокировать воспоминания. Иногда. — Но многие никогда не вернутся. Кто знает, где похоронены их тела?'' Женщины плакали, а мужчины ругались. Жажда мести витала в воздухе. Подкованные сталью копыта огромного боевого коня стучали по булыжнику. — Жаль, что ты не сможешь почувствовать всей боли и унижения, что ты причинил этим детям, но ты будешь долго и мучительно умирать. — пробормотал Ваниморе, а затем прошептал слова проклятия на Черном Наречии и приказал начинать. Смерть Увата была медленной и мучительной, и она вызывала тошноту даже у самых измученных. Ему медленно мломали конечьности, а после так же медленно разорвали на части. Крики мужчины достигли такой высоты, что вывели их за рамки человеческого и разорвали ему горло. Многие из зрителей бежали, их рвало, или они бежали в истерической панике. А Ваниморе смотрел с суровым, как мрамор, лицом, не видя ничего, кроме освещенных красным покоев Ангбанда.