Dolor

Понтий Пилат почувствовал запах розового масла. В глазах у Мастера появилась вспышка, потом резко потемнело, кожа покрылась мурашками. Неожиданно надавило на правую половину головы. Вокруг него не было ни кипарисов, ни пальм в саду, ни этого масла. В доме пахло только бумагой, книгами и чернилами. Боль разрасталась. Голова казалась настолько тяжелой, что не было сил держать её на шее. Мастер начал массировать виски, шею, плечи. Не помогало. Было тошно. Он попытался встать, чтобы перебраться на диван. На голову что-то надавило. Он с громким выдохом опустился на стул. Попытался откинуться на спинку стула и закрыть глаза. Голову давило так сильно, что хотелось заорать и закричать, лишь бы ослабить это хоть как-то. Мастеру казалось, он заплачет. Было отвратительно невыносимо. Никогда бы Мастер не подумал, что ужасающая болезнь персонажа перекинется на него самого. У жизни явно были свои планы. Он закутался в халат, заставил себя встать со стула и перебраться на диван. Лёг. Снова закрыл глаза. Боль то разрасталась, то утихала. Мастер долго пролежал, укрывшись одеялом, пытался подавить боль. Не помогало. Она окутывала часть головы и сжирала её голодным змием, обвивая ещё и шею. Мастер сел снова за стол, продолжил писать, на короткое мгновение стало легче. Иешуа разговаривал с Понтием об истине. Эти полчаса казались Мастеру блаженством. Потом боль вернулась, охватила нестерпимо. Мастер сквозь туман встал, намочил какую-то тряпку и лёг, приложив её ко лбу. Опять стало легче. Даже получилось заснуть. Проблемы с постановкой привели к тому, что мучительная пульсация начала появляться намного чаще, чем раньше. До этого она показывала себя всего лишь пару раз в год: когда он долгое количество времени не спал и вокруг было много раздражающих людей. Теперь их стало больше. Однажды Мастера прибило так сильно, что он еле-еле выдержал. Добежал до дома, сел за стол. Некоторое время назад он заметил, что каждый раз, когда он пишет роман, боль становится как будто бы тише, оставляя покой вымотанному человеку, а не изнурительные и мучительные ощущения. Правда, дело было в том, что так эта проблема решалась ненадолго. Через какое-то количество времени боль возвращалась снова, принося с собой такие терзания, что любой шум казался тошнотворным. Ему хотелось закрыть уши и ничего не слышать. *** В следующий раз аура приближающейся пытки явилась, когда его милая Маргарита находилась рядом. Мастер как раз заканчивал главу и собирался отдать эту часть ей для чтения. Привычные вспышка и темнота появились перед глазами. Боль охватила лоб и макушку. Он простонал, откинул голову на спинку стула и попытался позвать Маргариту. Перьевая ручка упала с громким стуком на стол. — Мой дорогой, с Вами всё хорошо? Верные слова не приходили на ум, как он не пытался их подобрать. Мастер попробовал взять лист бумаги и написать там, но руки его не слушались. Маргарита присела перед ним, не боясь запачкать подолы платья, и провела ладонью по лицу, приложив её ко лбу. Он уткнулся головой в её плечо. Боль потихоньку начала испаряться. Маргарита встала на ноги, аккуратно помогла подняться Мастеру и повела его к дивану. — Ну, всё, тихо-тихо, хороший мой, — она села на покрывало, он осторожно лёг и положил голову на её колени. Маргарита начала бережно перебирать волосы. Боль затихла. *** Руки задрожали, вспышки не было, но знакомая аура вновь окутала его. — Mein Lieber, ist alles gut? — раздался над головой мужской голос. — Um ehrlich zu sein, du siehst schrecklich aus. Мастер почувствовал испарину на лбу и повернул голову в сторону немца. Тот сидел с очень обеспокоенным видом, опираясь на свою трость. — Keine Sorge, alles ist in Ordnung, — отмахнулся он, пытаясь размять конечности и унять дрожь. Боль нарастала, становилось неимоверно мучительно. — Ich kannte eine Person, — начал Воланд, подходя ближе к нему. — Er litt an einer Hemikranie. Wegen des Geruchs. Genau wie dein Pilatus. Wozu führe ich das? Ein weiser Mann lehrte mich, wie man massiert. Kann ich Ihnen nicht helfen? — Das müssen Sie nicht. Es wird von selbst verschwinden, — пытался отговорить его Мастер. Однако Воланд настаивал на своём. В конце концов Мастер сдался и позволил немцу помочь. Стало действительно легче. Разум прояснился, дрожь в руках окончательно прошла. — Du bist ein Zauberer, mein Freund, — улыбнулся Мастер, когда начало дышаться проще. Воланд кивнул головой и подмигнул в ответ: — Natürlich, mein Lieber.