Тайна маяка Хеллисёй

      20 октября, среда       Остров Федье       08:50              Северо-западный ветер уверенно гнал серые волны в сторону острова Федье. Туда же следовал и нагруженный рыбой катер Гутфрита Хансена. Хозяин судна, довольный утренним уловом и пребывающий в прекрасном расположении духа, окинув сметливым взглядом кучу трески, которую Мейс и Троттл только что закончили извлекать из сетей, пригладил сухощавой ладонью седую бороду и усмехнулся.       — Неплохо, неплохо, — проговорил он и, чуть подумав, добавил: — Выгрузим это, и на сегодня всё. По домам.       Его помощники смотрели на старого рыбака в ожидании дальнейших пояснений.       — Ну а что… — продолжал он. — Мы, считай, выловили двойную дневную норму. Можно и отдохнуть.       Взглянув на рыбу еще раз, он скрылся в рубке.       — Отлично! — изрек Мейс, обращаясь скорее к треске, чем к своему напарнику. — Хоть что-то приятное за последние сутки.       Троттл ничего не ответил на эту реплику. Впрочем, со вчерашнего вечера они едва ли перекинулись парой слов, ибо после не самого приятного разговора, состоявшегося между ними, общаться никто из них пока не хотел.       Попрощавшись накануне с Кайрой, Троттл вернулся в хижину, где его уже ожидал Мейс. Он смотрел через окно куда-то вдаль. Во всей его позе угадывалось недовольство, которое он немедленно решил облечь в слова.       — Где ты был?       — Проводил Кайру. Ей небезопасно ходить одной по острову, — ответил Троттл.       — Ты что творишь? Может быть, не стоит всем подряд раскрывать нашу тайну? — процедил Мейс сквозь зубы, медленно оборачиваясь к Троттлу. — Ты головой думаешь или членом? С кем ты связался? С журналисткой! Хочешь, чтобы уже завтра к нам сюда нагрянули ее коллеги по цеху вместе с полицией, военными и еще черт знает с кем?! Она из нас сделает сенсацию, заработает денег, а мы не просто завалим миссию, но еще и окажемся за решеткой. Ты хоть понимаешь…       — Да не станет она этого делать! — оборвал его Троттл.       — Ха-ха! Почему ты так в этом уверен? Или, по-твоему, хороший секс затыкает журналисткам рот? — Мейс пристально посмотрел на него. — Не думал, что ты такой дурак!       — На себя посмотри! — парировал Троттл. — А где был ты? Наверняка, навещал симпатичную продавщицу? И после ты скажешь, что интрижка с Эвой сугубо в интересах миссии? А ты уверен, что она еще ни с кем не поделилась о своем романе с рыжим марсианином?       — Именно так! К чему ей болтать про нас в поселке? В Эве я уверен, она не выдаст. Ей же жить на этом острове. По крайней мере, еще какое-то время. Зачем ей лишние пересуды, проблемы с полицией? Да и покупателей терять не хочется, а ей деньги нужны. И безопасность для нее и ее детей. А вот твоя репортерша наверняка уже строчит во все СМИ об инопланетянах на Федье! — бушевал Мейс. — Ты ведешь себя крайне непрофессионально, и я должен доложить об этом Стокеру.       — Стокеру об этом знать необязательно, — возразил Троттл. — А ты слишком плохо думаешь о людях.       — В нашем деле нужна максимальная осторожность. Странно, что ты, военный, этого не понимаешь. Готов пожертвовать конспирацией ради бабы, — Мейс разочарованно выдохнул. — Если она сообщит о нас, разруливать это будешь сам.       — Главное, чтобы с ней все было в порядке.       Мейс, бросив на Троттла недобрый взгляд, отправился спать. Больше они не разговаривали.              ***              «Надеюсь, Хансен, воодушевленный сегодняшней удачей, не решит и в субботу выйти в море, — подумал Троттл, разбирая рыбу, сваленную на палубу. — За то время, что мы у него работаем, такого еще не бывало, но мало ли… Именно тогда, когда во что бы то ни стало нужно осуществить наш план. Только вот не мешало бы нам с Мейсом для начала поговорить… А то согласовывать дела молча довольно сложно!»       План-то у них был, но Троттл прекрасно понимал всю его шаткость. Случись так, что в самом начале им не удастся вколоть посыльным кетамин, и далее можно ставить крест на всем остальном. А если не получится усыпить сторожевых псов? Тогда на успех сложно рассчитывать. Если они все же сумеют добраться до острова и даже незаметно высадиться, найти Винни и забрать его с собой, но их увидят вооруженные охранники, тогда им всем — крышка.       От этой мысли Троттл невольно поморщился. Существовал план В, который пока что рисовался во взятии штурмом и силой этого острова с сектой, однако сперва хотелось бы попробовать провернуть освобождение Винни без лишней шумихи.       — Слушай, Мейс… — обратился Троттл к молчаливому напарнику. — Я хотел бы обсудить наши дела…       — Ты не спрашивал моих советов, когда трахал журналистку, — буркнул Мейс, покосившись на рубку. — Так чего обсуждать?       Кажется, Гутфрит их не слышал.       — Она уехала сегодня утром на материк. Всё. И даже если вообразить, что ты прав, и она может обнародовать имеющуюся у нее информацию, в чем я очень сомневаюсь, то мы должны успеть осуществить наш план до того, как сюда потянутся любопытные. В субботу мы отправляемся на остров, — сказал Троттл.       — Да, — ответил Мейс. — Только вот что будем делать, если с гонцами что-то пойдет не так? У тебя есть идеи, умник?       — Сперва мы все же попробуем их нейтрализовать, а если не выйдет, тогда придется действовать быстро и решительно. Помнишь, как мы брали Северный Кало?       — Я сидел тогда в штабе перед мониторами. Честь штурмовать захваченные врагом города выпала другим, более смелым и ловким, — не без сарказма ответил Мейс, и, вероятно, желая сменить тему, сказал: — Мне нужно заскочить к Эве, спросить, приезжали ли сегодня посыльные из общины, да справиться о ее самочувствии. Она все жаловалась на мигрень.       — Да, сейчас важна любая информация, — кивнул Троттл.       Закончив работу, Мейс занял свое любимое место на корме. Положив локти на борт катера, он безмятежно взирал на морскую гладь и казался в этот момент таким спокойным, умиротворенным. В отличие от Троттла, напряженного, как струна, от собственных мыслей.       Очередное упоминание о Кайре невольно пробудило в памяти их поездку на остров и ночь, проведенную там, в маленькой хитте.       Светлые волосы, собранные в хвост на затылке, любопытные голубые глаза с пляшущими в них задорными искорками, мягкие губы и щеки, покрытые такой гладкой кожей… Полная грудь — сперва обтянутая теплым свитером, а затем открытая его взору и доступная ладоням… Прикрыв глаза, он выдохнул. Сомневался ли он, сожалел о том, что произошло между ними? Нет, он совершенно четко и осознанно этого хотел. Как, впрочем, и она. И все оказалось по-настоящему круто и так искренне, что сожаления совершенно напрасны. Да, сейчас он мог признаться самому себе, что за те несколько дней, что они с Кайрой знакомы, им удалось достичь определенной степени доверия и близости. И не только в интимном плане.       Жаль, что они расстались. Впрочем, зачем они вообще встретились?       «Может, не стоило ее отпускать?» — внезапно подумал Троттл и удивился собственным мыслям. Он прекрасно понимал, что она покинула остров ради собственной безопасности, которую он вряд ли смог бы обеспечить ей. Кайра уехала навсегда и уже вряд ли вернется. Так что, может быть, правильнее перестать о ней думать и переключиться на освобождение Винни?       — Значит, говоришь, журналистка уехала? — задумчиво спросил Мейс. — Что ж, верное решение. Несмотря на ее любопытство, думаю, что ее все же не прельщало быть умерщвленной во славу богам. Эх… Только бы обошлось без шторма в субботу!       — Погода непредсказуема, — заметил Троттл, становясь рядом с ним и кладя руки на борт судна, дабы скоротать остаток пути до берега созерцанием местных пейзажей. — Так что там с Эвой? Почему ты так печешься о ней? А?       — Я бы ответил, что это не твое дело, — Мейс косо взглянул на напарника. — Но если вопрос не из праздного любопытства… Эва согласилась нам помогать. Просто так. Ну почти… — он неопределенно хмыкнул. — И она чертовски напугана, переживает о том, как сложится ее дальнейшая судьба. К слову, она поделилась со мной своими планами. Она хочет уехать с острова на материк, забрать детей, потому что не видит будущего в этой дыре. У нее два парня, которым на Федье совершенно нечем заняться.       — А чем напугана? — насторожился Троттл.       — Говорит, что эти гонцы из общины присматриваются к ее младшему сыну, которому скоро должно исполниться девять лет.       Троттл задумчиво хмыкнул. Девять лет… Девять лет… Почему он никак не сообразит, с чем очень важным это может быть связано? Но вот с чем именно?       Катер сбавил скорость на подходе к гавани и сейчас двигался вдоль высокого скалистого берега Федье. Отсюда хорошо проглядывалась та часть острова, которая, если смотреть на нее с суши, практически не видна из-за высоких скал и поросли низкого, но довольно густого кустарника.       «Кажется, я ни разу не был на этом мысу, — подумал Троттл. — Впрочем, здесь нет ничего интересного, но кто-то, видимо, считает иначе…»       Его внимание привлек припаркованный на самом краю скалы белый автомобиль. Любопытно. Кто и зачем мог забраться в такое опасное место?       Взяв бинокль, Троттл поднес его к глазам, чтобы рассмотреть машину получше. Да, белый внедорожник шведской марки «Вольво». Как у Кайры… Стоп! Если бы он не знал, что она уехала, то подумал бы, что она вновь решила исследовать скалы. Но это не могла быть Кайра. В конце концов, мало ли в Норвегии белых внедорожников?       «В Норвегии — да, но не на маленьком Федье! — мысленно возразил он самому себе. — Стоило проводить ее на паром и убедиться, что она благополучно покинула остров!»        Неприятное и тревожное чувство заставило его тяжело вздохнуть. Только бы это не то, о чем он подумал!.. Белый «вольво» находился в довольно странном месте. Вряд ли владелец авто специально сюда заехал, чтобы полюбоваться морем и послушать шум прибоя. Даже если бы это было так, тогда где он сам?       — Мейс, посмотри. Там на берегу белая машина. Рядом никого нет. Думаю, нам стоит туда пойти и посмотреть, все ли в порядке.       — Ну давай зайдем после работы, — согласился тот. — Надеюсь, мы своим появлением не порушим ничьи планы. Тот, кто туда заехал, явно не хотел, чтобы его там нашли.       «А ведь он прав! — подумал Троттл. — Его там и не найти».       Катер тем временем обогнул мыс и медленно причалил к пристани, где неподалеку располагался рыбный склад Гутфрита Хансена. Напомнив ребятам о том, что сразу после разгрузки судна они могут быть свободны, рыбак отправился по делам, полностью доверив завершение работы помощникам.       Перетаскивая рыбу, Троттл, не переставая, размышлял о белой машине. Как она там оказалась? Думать о том, что, возможно, это машина Кайры, ему не хотелось, но все же такую возможность он не исключал. Однако, прежде, чем строить предположения, нужно разобраться, что к чему, проверить. Место для стоянки совершенно неподходящее. Даже если это не Кайра, а кто-то другой, возможно, ему нужна помощь. Так что в любом случае нужно пойти туда и все разузнать.       Отыскать то место, что они видели с моря, оказалось не так-то просто. Если бы не заметные на грунте следы колес, они бы долго там петляли. Кто-то очень сильно не хотел, чтобы «вольво» был обнаружен.       Машина стояла на самом краю обрыва. Троттл и Мейс осторожно подошли ближе и заглянули внутрь.       В салоне никого.       На переднем пассажирском сиденье лежал открытый рюкзак, из которого торчал рукав белого шерстяного свитера с узором. Точно такого же, как у Кайры. Да что там! Это тот самый норвежский свитер, который Кайра надевала на острове, — Троттл без труда узнал его по рисунку на рукавах. На заднем сиденье стояла небольшая дорожная сумка.       Сомнений больше не оставалось: это ее вещи. И они находятся в ее машине!       Черт!!! Где Кайра?!       Нехорошее предчувствие на несколько мгновений парализовало Троттла, заставило замереть, тупо глядя через стекло на свитер. Браслет, тисия, секта, обряд…       Она в опасности. Кайра не успела покинуть Федье и попала в беду. Ей нужно помочь!       — Судя по всему, тисию они себе все же организовали, — Мейс тоже заглянул внутрь.       — Да, черт возьми! — раздраженно ответил Троттл. — Это ее «вольво», ее вещи. А сама она исчезла.       — Если здесь ее нет, то где ей еще быть, если не там, на острове? — тревога Мейса казалась вполне искренней.       Троттл удрученно кивнул. Дернув ручку, он с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. Заглянув в салон, он еще раз внимательно осмотрелся, принюхался.       Здесь до сих пор витал ее запах.       — А это что? — короткий сигнал привлек внимание Троттла и заставил наклониться и проверить пол под рулем.       Звук, напоминавший хозяину о том, что аккумулятору требуется зарядка, шел из валявшегося под педалями телефона, в котором он опять же без труда узнал мобильный Кайры — по изображению пятиконечной звезды на задней панели. Взяв его в руки, он попробовал включить, но не смог из-за требования ввести пароль.       — Он разряжен, значит, лежит здесь уже довольно давно, и вряд ли Кайра отправилась бы куда-либо без него. Черт! Она не успела уехать, они ее опередили.       — Значит, в субботу нам придется спасать не только Винни. Но и ее! — констатировал Мейс. — Если она еще жива.       — Она нужна им живой до воскресного ритуала.       Несколько мгновений Троттл смотрел на телефон Кайры, затем убрал в карман.       — Что делать с этим? Оставим так? — Мейс кивнул на машину.       — Давай хотя бы закроем все, — вытащив из замка ключ, Троттл захлопнул дверь и нажал кнопку на пульте, а затем отправил ключи в карман следом за телефоном.       Разумеется, они обошли весь остров, хотя и без особой надежды встретить Кайру. Троттл все чаще оглядывался в направлении острова с общиной, борясь с непреодолимым желанием отправиться туда прямо сейчас. Если с Кайрой что-нибудь случится, он себе этого никогда не простит.              ***       20 октября, среда       Община во имя Тюра       10:40              Три удара в гонг служили призывом собраться на лобном месте. И обычно это означало необходимость проведения жрецом важного собрания, на котором освещались события, происходящие в общине, планы, новости и наказания.       Остро наточенный карандаш, выводивший на бумаге то длинные плавные линии, то короткие рваные штрихи, замер в покрытой белой шерстью руке, а затем лег на стол рядом с альбомом. Винни с грустью посмотрел на незаконченный портрет Моны и подумал, успеет ли он завершить его до воскресенья. Сейчас с наступлением осени и коротких световых дней рисовать удавалось лишь утром, потом уже становилось довольно темно. А ему очень хотелось оставить эти работы ей на память. Кажется, они ей понравились! Будет иногда посматривать, а как надоест — бросит в печку.       Вновь взяв альбом в руки, он открыл первую страницу: город Вару. Город, где он родился, где прошли его детство и юность, где он обрел друзей и первую любовь и где оказался никому не нужен.        Его первый мотоцикл. Красный спортивный байк, очень крутой, который подарили ему родители на шестнадцатилетие. Хороший презент от любящих, но вечно занятых мамы и папы. Он помнил, как гордился им и как балдел, гоняя на нем по улицам с Харли.       Харли… Юная, красивая, голубоглазая, но сейчас такая далекая. Как же он сходил с ума по ней! А она его отвергла, сказала, что он ее не достоин. Есть парни куда круче, чем он. Это резануло так больно, словно серпом по яйцам! «Не переживай! Сколько у тебя еще таких девчонок будет!» — говорили ему друзья, но в тот момент он хотел только Харли, и эти ее слова сыграли потом решающую роль. Он ей не нужен. В чем тогда смысл его существования? Для чего и для кого жить? Для родителей? Они любят его, но слишком заняты работой и всегда компенсируют отсутствие внимания дорогими подарками. Друзьям? Троттлу и Модо? Если что, они есть друг у друга. И всегда были. Может, он вообще являлся третьим лишним в их компании? Ему часто казалось, что они — лучшие друзья, они много общаются, что-то планируют, организуют, а его просто посвящают в свои планы по факту, потому он не чувствовал себя полноправным членом банды. Интересно, они вообще заметили его исчезновение?        А вот Харли не смогла его полюбить, хотя он так старался ей хотя бы просто понравиться. Он всматривался в ее черты на бумаге и не понимал: она ли это на самом деле или не она? Может быть, ее образ давно стерся, и уже не память, а воображение создавали этот портрет?       Перелистнув страницу, Винни увидел островной пейзаж, вид на море и остров Федье с того самого мыса, где он любил подолгу сидеть. Его жизнь в Вару закончилась. Здесь началась новая, с абсолютным смыслом. И предназначением. Там он не был нужен никому, здесь же в нем нуждались как минимум полсотни человек, смотрели на него с трепетом и видели в нем свое спасение.       Волны, чайки, маяк… А вот маяк вблизи. Высокая бело-красная башня, унылая и бесполезная. Какой от него толк, если он не горит? Тем не менее, Винни любил смотреть на морского стража, иногда даже вести с ним мысленный диалог. Но когда ему стало казаться, что он слышит в своей голове голос, который ему отвечает, Винни решил это занятие прекратить — из страха, что у него едет крыша, и это — первый признак. Однако он нарисовал этот потухший навигационный ориентир работающим, льющим свой яркий холодный свет на темные воды, направляя суда в верную гавань, ибо таково его предназначение. Интересно, будет ли он снова когда-нибудь включен?       А на следующем рисунке некто в белом балахоне, движущийся по дороге в бесконечность — он сам. Воин, борец за счастье других, стремящийся к вечному свету.       Натюрморт с утренним завтраком, который он всегда ждал. Ждал, что придет Тео и принесет его. А где же Тео? Странно, ведь каждый рисунок в этом альбоме отображал кого-то или что-то, имевшее для Винни особое значение. Почему же он не нарисовал своего единственного друга? Ведь в отличие от Модо и Троттла он все эти годы был рядом.       Неоконченный портрет Моны… У него здесь было много женщин. Сначала — как немая месть Харли, затем — потребность в физической близости. Но ни одну из них он не хотел нарисовать. Мона стала первой и последней.       В альбоме оставалось всего три чистых листа.       Захлопнув его и бросив на стол, Винни схватил плащ и вышел на улицу.       Жители общины торопливо пробирались к центральной площади. Кто-то на ходу натягивал куртку, кто-то поправлял шапку, все взволнованные, взбудораженные, с особым блеском в глазах. На этот раз никто не задавался вопросом, что произошло, ибо все знали — сегодня особенное собрание, важное!       Винни высматривал в толпе Мону и Тео. Девушка покинула его задолго до завтрака — ее ждала работа на кухне, где она, по всей видимости, до сих пор находилась, но вот-вот должна появиться. А Тео уже здесь. Заметив Винни, он махнул ему, призывая подойти ближе.       — В чем дело? — шепотом на всякий случай спросил Винни, становясь рядом с юношей.       — Как в чем? Последнее собрание перед воскресным событием, — ответил Тео. — Жрец будет говорить.       Когда все братья и сестры разместились на площади по кругу, в центр его вышел Норвальд, обвел взглядом присутствующих, словно желая убедиться, что никто не уклоняется от необходимости быть сейчас здесь.       — Братья и сестры! — начал он. — До великого дня, когда год обернется против света, когда Великий Тюр поднимет свой молот, дабы призвать души троих избранных, а священную кровь их превратить в эликсир, дарующий исцеление, осталось четыре ночи… В воскресенье, на рассвете мы все соберемся здесь, вокруг жертвенного алтаря, чтобы своими глазами увидеть, как вершится божественный ритуал. Невинный земной юноша, мужчина иной и женщина — все трое соединят свою кровь во благо всех страждущих.       Подняв руки высоко вверх, жрец запрокинул голову и закрыл глаза, а толпа зрителей взорвалась восторженными криками.       — Да здравствует Великий Тюр!       — Во имя Тюра…       — Смерть ради жизни!..       Опустив руки, жрец вновь взглянул на людей и удовлетворенно кивнул.       — Ровно в девять утра мы все вновь соберемся здесь. Это будет великий день, великий праздник, ибо свершится истинное таинство! — на одном дыхании проговорил Норвальд. — И прольется священная кровь во имя Тюра! Мы обретем чудодейственный эликсир, дарующий вам облегчение и свободу от преследующих вас кошмаров!       И люди снова закричали и захлопали. Было видно, как они искренне ждут и надеются, что успешно проведенный обряд дарует им то, в чем они так сильно нуждались, — исцеление от снедавшего их недуга.       Дождавшись, пока толпа стихнет, жрец обвел их взглядом. Остановившись на Винни, он ткнул в него пальцем.       — Останься. А все остальные — за работу!        Народ начал расходиться, возвращаться к своим занятиям на кухне, на скотном дворе, на складах.       — Пойдем, мой мальчик, я провожу тебя, — тронув Винни за плечо, произнес жрец. — Не голоден ли ты? Я прикажу принести тебе лучшей пищи с кухни. Пусть это сделает Мона. Пока Мона! А вечером к тебе придет тисия. Ты помнишь о трех ночах с ней?       Винни помнил. Жрец неоднократно рассказывал ему о необходимости трехкратного совокупления с женщиной, избранной тисией, на протяжении трех ночей, ради того, чтобы действо имело результат. Все же цель Винни, к которой он так уверенно шел на протяжении девяти лет, должна быть достигнута. Он умрет ради жизни и здоровья других, тех, кто нуждается…       «Ради Моны, — подумал он. — Она получит средство, которое поможет ей избавиться от ее страхов и позволит жить нормальной жизнью!»       — Да, я помню, жрец, — ответил Винни. — Сегодня уже первая ночь?       Норвальд кивнул.       — Ее приведут к тебе после отбоя. Ожидай, — он снова похлопал Винни по плечу и заковылял к своему дому.       Винни вернулся к себе и снова хотел было взяться за рисунок, но работа не шла. Мешали мысли, роившиеся в его голове, словно пчелы. Чем ближе тот самый день, тем сильнее он переживал, тем острее ощущал всю возложенную ответственность. И боялся, что великому событию кто-то или что-то сможет помешать. Обряд должен быть проведен! А он сделает все от него зависящее. Нужно переспать с тисией — хорошо. Нужно собственноручно вскрыть вены — он готов. Смерть ради жизни других, ради спасения их израненных, измученных страхами душ.       Вскоре явилась Мона с пакетом провизии, вырвав его из размышлений. Разложив на столе свежие вафли с козьим сыром, копченую рыбу, овощи и поставив среди всего этого бутылку вина, девушка улыбнулась, хотя Винни эта улыбка совсем не понравилась. Он чувствовал: не то у Моны настроение, чтобы радоваться.       — Тебя балуют, — сказала она.       — Ага, — не глядя на продукты, Винни обнял Мону за талию и притянул к себе.       Она звонко рассмеялась, но быстро погрустнела и опустила глаза. Винни догадывался, о чем она думала в такие моменты, но они никогда не говорили об этом. Зачем обсуждать то, что неизбежно? Мона знает, что он скоро покинет этот мир. Но она верит в его предназначение и тоже, как все, ждет исцеления. Ничего иного быть не может: сожаления, тоски или грусти. Почему же все эти эмоции он видит сейчас на ее красивом лице? Привыкла к нему, привязалась. Ну, ничего, время лечит. Сначала она, конечно, будет его часто вспоминать, но потом, вернувшись к нормальной жизни, подхватив ее бешеный ритм, — все реже и реже. А его миссия на Земле окажется выполнена. Он уйдет туда, откуда нет возврата. Он хочет этого. Он ждет.       Но пока он здесь, он может получать удовольствие от близости с этой девушкой и может радовать ее. Почему бы им не заняться сексом прямо сейчас?       — Я пойду. Не хочу мешать, — сказала она, глядя в его рубиновые глаза. — У тебя столько важных дел.       — Каких дел, Мона? — удивился Винни. — Останься.       — Тебе нужно готовиться к ритуалу, сделать все правильно, чтобы он состоялся и дал результат. Мы все так ждем этого! — глаза Моны восторженно заблестели.       Ее можно понять. Она тоже хочет получить долгожданное облегчение. Известной ей ценой. И потому готова пожертвовать минутами их единения ради этого.       — Сегодня останься, — Винни снова обнял ее. — И завтра приходи.       — Что? — удивленно воскликнула девушка. — Но ты же будешь занят. Ты будешь не один. Я же знаю…       — Думаю, это не займет много времени. Приходи, — Винни кивнул. — Я подожду тебя. Если не придешь, я сам тебя найду.       Мона с сомнением взглянула на него.       — Это мой долг, Мона, — добавил Винни. — Долг перед всеми вами. Я выполню его, а потом мы сможем увидеться?       Неопределенно мотнув головой, Мона ушла.              Время неумолимо близилось к вечеру. Вот уже на ясном октябрьском небе появились первые звезды. На улице пахло соломой и дымом из печных труб. Завершив вечернюю прогулку, Винни вернулся домой. Вошел в комнату и осмотрелся, так, словно видел знакомую до боли обстановку в первый раз. Стол с разбросанными на нем карандашами и бумагой, пара стульев, комод, печка, кровать под лоскутным одеялом, хранившая запах Моны.       После ритуала Мона получит свою порцию эликсира. А у него впереди главная финальная партия. Девять долгих лет он ждал этого момента, готовился… Воодушевленный, он подошел к зеркалу и попытался рассмотреть свое отражение. В тусклом свете свечи его белое тело казалось призрачным и размытым, но он видел широкие плечи, сильные руки с крепкой мускулатурой, уже совсем не детское лицо, и взгляд — глубокий, осмысленный. Да, он готов.       Осталось осуществить еще одно важное действо, являвшееся частью священного обряда — три совокупления с тисией. Сегодня будет первое. Никогда раньше он не задумывался о сексе как о чем-то, имеющем сакральный смысл.       Часы пробили девять раз. Чуткое ухо уловило какие-то шорохи — сперва на улице, а затем возле порога. Стук в дверь, трижды. Ему не нужно открывать — они войдут сами. Он лишь поднялся им навстречу, отложив альбом для рисования.       Первым вошел жрец, затем еще двое, державшие под руки женщину. Свободный балахон с капюшоном полностью скрывал ее фигуру и лицо, но какая, в общем-то, разница, как она выглядит, если долг Винни — просто переспать с ней.       Норвальд указал рукой на женщину и посмотрел на Винни:       — Оставляю ее с тобой до утра. Думаю, ты знаешь, что делать.       Жрец жестом приказал своим помощникам выйти и сам удалился следом за ними.       Женщина, лишившись опоры, стояла, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и Винни, опасаясь, как бы она не рухнула, потеряв равновесие, взял ее за руку, гладкую и холодную, и отвел к постели. Усадив на покрывало, он первым делом откинул с головы капюшон. Белокурая молодая девушка с тонкими чертами лица подняла на него свои огромные голубые глаза, подернутые туманной пеленой. Несколько секунд она смотрела на него, затем на ее губах заиграла странная улыбка. Протянув руку, она коснулась Винни, что-то невнятно простонав.       «Хорошо, что она спокойна, не сопротивляется и не бьется в истерике, — подумал он, продолжая разглядывать женщину. — А то пришлось бы брать силой!»       Быстро справившись с завязками, он скинул с нее балахон. Под ним оказалась длинная белая рубаха, почти прозрачная, сквозь которую отчетливо проступала высокая большая грудь с набухшими, вероятно, от холода сосками. Винни невольно засмотрелся на них. Да, девица-то вполне ничего.       Тонкое одеяние, с тихим треском разорванное на две части, полетело на пол. Больше ничто не мешало ему рассмотреть ее как следует. А девушка, казалось, не особо смутилась, оказавшись перед ним полностью обнаженной. Скорее, наоборот, расслабилась, протянула к нему руку, а другой принялась себя ласкать. Винни в немом изумлении наблюдал за тем, как она, откинувшись на подушку, сжимает уже обеими руками полные груди, водит вокруг них ладонями, крутя плотные розовые соски между пальцев и при этом слегка постанывая. Без малейшего стеснения она развела в стороны полусогнутые ноги, предоставляя Винни возможность увидеть все и сразу. Узкая ладонь устремилась туда, и вот девушка уже оглаживала, теребила свое лоно, время от времени погружая пальцы в ярко-розовую сочность. Вероятно, когда возбуждение накатывало особо сильно, она смыкала колени, затем вновь разводила в стороны, продолжая свои ласки.       «Что она творит?!» — мысленно кричал Винни. Он, настроенный на то, чтобы просто несколько раз вставить ей ради святого долга, был к такому абсолютно не готов. Ни одна из его женщин ничего подобного перед ним не делала. Обычно они сразу переходили к сексу. Но в тех случаях женщины являлись к нему добровольно, готовые на все, что он с ними совершал. Эта же, очевидно, напичканная какими-то веществами, подавляющими сознание, способность к сопротивлению и повышающими либидо, явно плохо соображала, где она и с кем, но абсолютно точно она жаждала соития. Видимо, жрец хорошо ее подготовил к встрече с Винни.       Почувствовав характерную тесноту в штанах, Винни быстро разделся, выпустив наружу возбужденный член. Сев на колени между ее ног, он хотел сразу войти, но что-то его остановило. Слишком невероятным и потрясающим являлось то, что он видел. Женщина стонала и извивалась, а он как завороженный смотрел на ее соски, которые, словно крупные спелые ягоды, так и просились в рот. Не в силах совладать с соблазном попробовать, Винни, склонившись к ним, обхватил губами сперва один, слегка посасывая и облизывая, затем второй. Девушка громко застонала. Ее рука крепко обхватила его член, и без того твердый, как камень, и принялась водить по нему вверх-вниз, а затем резко ввела его в себя. Ничего себе! Такое с ним тоже впервые. Обычно он всегда входил сам даже с самыми смелыми и раскрепощенными девушками.       Он снова сел на колени, обхватив ее бедра, резко рванул на себя, чтобы войти на всю длину своего органа. Как же круто, черт побери! Влажное тепло обволакивало, дурманило, не отпускало. Он принялся двигаться все быстрее и быстрее, и чем резче и неистовее становились толчки, тем сладостнее она стонала, и тем сильнее заводила его.       Внезапно распахнув глаза, она громко прошептала:       — Давай же, Троттл… Как тогда, в хитте… Ты не представляешь, как я скучала!       Что? Троттл? Винни насторожился. Девушка явно не понимала, с кем имеет дело. Но она сказала «Троттл»?! Он не ослышался? Откуда ей вообще известно это имя? Оно не норвежское. И вряд ли кого-то из ее знакомых могут так звать, только если ее знакомый — не его друг… Нет-нет! Не стоит обращать внимания на ее бред. Сейчас важно другое.       Опираясь на локти, он лег на нее, продолжая двигаться и при этом ощущать ее кожу всем торсом, чувствуя, как волнительно набухшие соски трутся о его шерсть. Девушка громко вскрикнула, выгнулась навстречу оргазму, затем расслабилась, но через пару мгновений вновь настроилась на удовольствие. Сам Винни сейчас напоминал себе глубокий сосуд, наполненный возбуждением, которое, перерождаясь в наслаждение, бурлило и переливалось через край.       Что ж, хорошее начало! Винни прекрасно отдавал себе отчет в том, что это уже не просто соитие в преддверии обряда, а вполне полноценный секс. Он ускорился, обхватив ее бедра и плотнее притягивая к себе. Девушка обвила его руками и ногами и проговорила уже более отчетливо:       — Троттл, пожалуйста!.. Как в хитте, возьми меня сзади…       — Троттл? Сзади?.. — переспросил Винни, уставившись на нее.       Что, черт возьми, происходит? Ее взгляд был по-прежнему рассеян. Может, она бредит? Девушка смотрела на него, но видела ли? Понимала ли, кто на самом деле перед ней? Похоже, что нет, а вот Винни понимал. Эта женщина, судя по всему, знакомая Троттла, и поэтому она, находясь под действием препаратов, назвала Винни его именем. Все же они довольно похожи внешне, и она могла в таком состоянии запросто принять одного за другого? Но откуда она знает Троттла?! Только этого не хватало!       Винни резко поднялся. Девушка удивленно воззрилась на него.       — В чем дело, Троттл? Что-то не так?       «Сказать ей, что я не Троттл или попытаться у нее что-нибудь выяснить про него? Боюсь, что сейчас она вряд ли сумеет сказать что-то внятное…» — подумал Винни, глядя на изнывающую от возбуждения девицу.       Ухватив ее за талию, он стащил ее на пол. Стол или кровать? Наверное, стол подойдет больше. Опрокинув ее ничком и положив ладони на ее бедра, он снова вошел в нее.       Подруга Троттла попала сюда в качестве тисии. Черт! Троттл находится здесь не случайно. Скорее всего, он ищет его, Винни, в общине, возможно, с целью выкрасть и, соответственно, сорвать ритуал. Если Троттл узнает, что его девицу тоже собираются привлечь к участию, не повлияет ли это на его решимость вмешаться в дела еще сильнее? Черт! Черт! Черт!       Винни принялся толкаться еще неистовее, подгоняемый раздражением от мыслей о Троттле. Кстати, в том, что он трахал, возможно, девушку друга, было что-то волнительно-запретное, что еще сильнее распаляло. Несколько раз он спросил себя, может быть, стоит остановиться, для ритуала уже вполне достаточно, но вместо этого брал женщину снова и снова. Женщину Троттла.        Перед ним была гладкая спина. «Какая белая», — подумал он. Эту совершенную белизну нарушали лишь две маленькие родинки — одна под лопаткой, а вторая на ягодице. Не удержавшись, он коснулся их обеих.       — О, Троттл… — простонала она. — Да, вот так! Прошу, не останавливайся!       — Ты соскучилась? Когда мы виделись в последний раз? — спросил Винни, склонившись к ее уху.       — Да, — отозвалась она. — После ночи в хитте прошла еще одна ночь — одинокая и безумно тоскливая. Я так не хотела сегодня уезжать, Троттл…       — Ты хотела остаться со мной? Где? — продолжал Винни.       — На острове… О да! Еще, пожалуйста… — простонала женщина, задрожав от оргазма. — Укуси меня в шею… И хвост! Ты совершенно забыл про хвост!       Укусить в шею? Поласкать хвостом? Кажется, у Троттла все хорошо с фантазией, но сейчас она интересовала Винни гораздо меньше. Однако он выполнил то, о чем она просила — чуть прикусил кожу под ухом и принялся стимулировать клитор пушистым кончиком хвоста. Она закричала еще громче, вцепившись в стол, а Винни, поймавший ее настрой, бурно кончил, с силой сжав ее бедра. Только лишь излившись в нее до последней капли, Винни решил ее отпустить.       Женщина лежала на столе полностью обессиленная. Казалось, будто она вовсе лишилась чувств. Переложив девицу обратно на кровать, он принялся одеваться. Вернулись мысли о Троттле. Что за чертовщина?! Почему Троттл снова вмешивается в его дела? В данном случае — опосредованно, через тисию, но вмешивается же! Если из-за него сорвется ритуал, если из-за него Винни не сможет достигнуть своей цели, если все, к чему он шел долгие девять лет, накроется черной тряпочкой… Он убьет его! И чем раньше, тем лучше! Чтобы везде сующий нос Троттл не смог ему помешать. Но для этого ему необходимо выяснить, где он находится и что ему вообще нужно!       Мысль об убийстве Троттла тоже была новой, и Винни поразился ее внезапности и своей решимости. Да, если для благополучного проведения ритуала необходимо убить Троттла, он сделает это. Другой вопрос — как?..       До боли сжав кулаки, Винни заметался по комнате, время от времени поглядывая на блондинку, которая лежала на его кровати, кажется, погрузившись в дремоту. Нужно срочно привести ее в чувство и выяснить, где Троттл. Пусть расскажет все, что ей о нем известно!       Сев рядом с ней, он задумался. Действие того препарата, который ей ввели, рано или поздно должно закончится. Она придет в себя, и тогда они смогут поговорить. На случай, если она откажется от разговора, ему придется пригрозить ей удушением. Если она еще рассчитывает на какое-то спасение, то он ей не оставит ни единого шанса.       — Эй, — позвал Винни. — Ты что, уснула? Эй… — он тронул ее за плечо.       Она отмахнулась и повернулась на бок. Вздохнув, Винни накинул на нее одеяло и вновь погрузился в раздумья. Итак, с ее слов Троттл на острове. Но можно ли ей верить в таком состоянии? Можно. Вряд ли она выдумала подобное. Троттл где-то совсем рядом. К тому же он сам чувствовал его присутствие. И вряд ли ошибался. Нужно непременно поговорить с ней и все выяснить. Но явно не сегодня.       «Скажу жрецу, чтобы завтра привели ее трезвой! — подумал Винни с раздражением. — Она мне все расскажет!»       Еще раз задумчиво посмотрев на спящую женщину, Винни надел плащ и вышел из дома с желанием прогуляться, освежиться и еще раз привести все мысли в порядок.       «А, может, позвать Мону? — подумал он, проходя мимо женского барака. — Но она, наверное, уже спит…»       Навстречу ему от темной стены здания отделилась какая-то тень.       — Я не была уверена, что ты придешь, но все равно ждала тебя, — призналась Мона.       — Я рад, потому что не знал, как найти тебя там, — он кивнул на барак. — Ты не замерзла? Хочешь прогуляться со мной?       Мона в знак согласия взяла его за руку, и они вместе двинулись в сторону излюбленного места Винни. Он не стал предлагать ей присесть на холодные камни, поэтому они остались стоять, вглядываясь в ночную мглу, туда, где шумело море. Обняв девушку за плечи, Винни вздохнул. Все, что он сейчас делает и о чем думает, сводится к ней, к Моне.       — Я хочу оставить тебе свои рисунки, — сказал он. — Если они тебе нужны, конечно.       — Спасибо, — она нежно прильнула к нему. — Они прекрасны, и я с удовольствием приму их в дар.       — Но будет и еще один подарок. Эликсир. Помнишь? Все девять лет я жил с мыслью, что взойду на жертвенный алтарь ради людей, нуждающихся в спасении и исцелении, которые дарует им моя кровь. Но сейчас… — он погладил ее по голове. — Я совершу это в первую очередь ради тебя, Мона. Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы частичка меня навсегда осталась в тебе.       Ответом на его слова стали тихие рыдания на его груди.       — Ну-ну. Ты чего? — Винни ласково погладил ее по спине, затем коснулся подбородка и приподнял ее лицо, чтобы взглянуть на нее.       — А я все это время просто ждала этого исцеления, считала тебя лишь временным гостем в общине, а сейчас поняла, как мне страшно… И это совсем другой страх, Винни. Если ты понимаешь, о чем я.       — Понимаю, Мона, понимаю, — он осторожно коснулся поцелуем ее губ. — Но кто я такой? Что моя жизнь по сравнению с твоим будущим? Ты переживаешь, но поверь, это совершенно напрасно. Да, ты привязалась ко мне, как и я к тебе, поэтому сейчас нам грустно. Но пройдет совсем немного времени, и ты забудешь…       Всхлипы постепенно затихли. Успокоившись, девушка крепко обняла Винни и прошептала:       — Хорошо, что мы встретились, и я смогла пережить столько прекрасных мгновений рядом с тобой.       Винни кивнул. Почувствовав, что девушка начала сильно дрожать — не то от волнения, не то от холода, — он принял решение вернуться. Проводив ее до женского барака и поцеловав на прощание, он вернулся к себе.       Женщина лежала там, где он ее оставил. Раздевшись, он лег рядом, накрылся одеялом и вскоре спокойно заснул.              Жрец и конвойные пришли рано утром. Винни уже не спал. Несмотря на потраченные силы, он был слишком взбудоражен случившимся.       Увидев разметавшуюся на постели девушку, Норвальд плотоядно усмехнулся. Винни видел, как глаза его жадно заблестели, лоб покрылся испариной, а в уголках губ скопилась слюна. Он хотел сказать жрецу, что только он может обладать тисией перед ритуалом, но решил, что тот знает лучше.       — Сегодня не давайте ей ничего, — попросил Винни. — Эти ваши препараты превращают ее в полутруп. А я предпочел бы иметь дело с живым человеком.       — Как скажешь, мой мальчик. Как скажешь… — отозвался Норвальд.       Женщину унесли, завернув в балахон. Что с ней произошло дальше, Винни не знал. Взяв альбом, он отрыл чистую страницу. Карандаш торопливо забегал, и вскоре на бумаге появились вполне узнаваемые черты того, кого он намеревался убить.