Новое зарубежное

— Еще пятнадцать копеек! Андрей хмуро поковырялся в пустом кармане и тут же просветлел, когда Миша торжественно высыпал недостающую мелочь на тарелочку. Раньше он не смел тратить выданные отцом карманные не по назначению. А назначение было — суп, котлеты с толчонкой и компот. В столовой путяги. А уж никак не темное нефильтрованное в ларьке на самой окраине Ржевки. Князь окинул Горшка приободряющей улыбкой. Вот стоит он, весь длинный, как шпала — вытянулся за лето, тощий и нескладный, в рубашечке, мамой заботливо выглаженной, застегнутой под самый ворот, с ногтями коротко остриженными, но все равно грязнючими, будто в земле ковырялся, опускает купленные баклашки в черный пакет. И стремается, как пить дать стремается, что бабки тратит на запрещенку. От одной мысли, что сегодня Андрей увидит своего целомудренного, нецелованного друга по-настоящему открытым, и даже, воображал он, трогательным, внутри все замирало и щекоталось. Себе-то он, конечно, признался уже, что дрожат коленки рядом с Мишей не оттого, что тот виснет на нем всем своим немалым весом, а оттого, что первый Мишкин поцелуй страсть как украсть хочется самому. Почувствовать мягкость пухлых губ и юношеского пушка, что Миха наотрез отказывался сбривать, воображая себя мужчиной. Да, Андрей пушок этот тоже хотел бы почувствовать губами, чтобы удостовериться, что не воображает он себе, а и правда Миху Горшка целует. Вот отчего коленки тряслись. — Чего застрял? — буркнул Горшок, повесил пакет на кисть и, спрятав руки в карманы, потопал в сторону Шуркиного дома. До Шурика чесали в неловком молчании. Князь выудил пачку сигарет из кармана и шумно затянулся. Миша отказался от протянутой пачки и корчился недовольно, что Андрей тратит драгоценное время. — Неужто так не терпится, Миш? — ухмыльнулся Князь. — Ещё чего выдумал! — зарделся Горшок. — Просто… А вдруг родители Шуры придут раньше? Я не хочу, чтобы нас застукали! — Миша скривился и добавил, уже чуть тише и не так воинственно, — вообще не понимаю, что я тут делаю. — Как это что? — Андрей округлил глаза, — Шура обещал, что там что-то особенное! Там короче это… итальянский жеребец, Мих, — Князь тоже засмущался, глядя, как Миха покрывается пятнами, — Сильвестр Стамлоне. Американская, не абы что, Миш. Горшок нервно фыркнул и растянулся в улыбке, которую изо всех сил пытался сдержать. Свою лыбу Князь спрятал за сигаретой, докурил быстренько и выбросил окурок. Хлопнув Миху по плечу, он потопал в сторону обшарпанной подъездной двери, обклеенной мятыми объявлениями. Миша, шурша пакетом, поплелся следом. Балу с самым важным видом разлил пивас в батины пивные бокалы, весь напыжился, схлюпывая плотную пену и удовлетворенно вздохнул: — Хата свободная, порнуха зарубежная, не вечер, а сказка, скажите, пацаны? Что, Гаврила, первый раз, что ли? — Балу ухмыльнулся мнущемуся на пороге гостиной Горшку, — не боись, мы каждую пятницу это делаем. Обещаем не подсматривать! Князь по-свойски развалился на диване, щедро отхлебывая свое пиво. Бабушкин плед с блевотными цветочными узорами съехал со спинки, но Андрей на это не обратил ни малейшего внимания. Он похлопал ладонью рядышком с собой и хитро подмигнул Мише. Миша, как мог, суетливо поправил съехавший плед, взял свой бокал и скромно опустился рядом. Тем временем Балу уже включил видик и плюхнулся на пол у ног друзей, шурша пакетиком на пульте. Пузатый экран понтового телевизора сначала отражал белый шум и непонятные зелёные цифры. Балу немного поматерился, натыкал там что-то, и тёмную комнату осветила цветастая картинка. Под тревожную музыку показывали типичную советскую зиму с высокими сугробами и холодным солнечным небом. Кадр уходил в длинный тоннельный мост. В конце моста стояла фигура в шубе. Миша весь подобрался. В комнате воцарилась глухое молчание. Кадр приблизился, и стало понятно, что это девушка. В шубе. И больше ни в чем. Какое-то время она смотрела в камеру, а потом кадр сменился на фото двух обнаженных девушек под развеселый джаз и пошли титры, видимо, с действующими лицами. Князь, все это время затаивший дыхание, громко втянул носом воздух: — Одна из них негритянка… видел? — Да, — шепнул Горшок так же тихо. Балу хмыкнул: — Надеюсь, порно не с ней. Некрасивая. Под бодренькую музыку сменялись титры и фото актеров. Князь давил наползающую на лицо улыбку, что скорее была проявлением смущения, чем предвкушением. Какого бы мачо он там из себя ни строил, он то знал, что девиц голых еще не видел никогда, но зато болтал всякое, пересказывая на свой лад, чего от опытных друзей наслушался. Не подавая виду, он громко отхлебнул пива и пересел по-турецки, касаясь коленкой замершего каменным изваянием Горшка. И только Балу расслабленно откинулся спиной к дивану и похлебывал свой бокал, ожидая горяченького. *Сильвестр Сталлоне моется в душе с очень сочной девушкой, она натирает его тело куском мыла и звучит ее томный голос. Она рассказывает, как заводится, просто находясь с ним рядом. Как сильно она его хочет, всегда хочет. Полные груди девушки покачиваются, розовые соски обыденно расслаблены, она ютится со своим жеребцом в крохотном душе, и у смотрящих складывается ощущение, что они подглядывают за обычной семейной парой, а никак не за порноактерами* Балу несколько раз глотнул свое пиво, осушив бокал до дна, отставил его подальше и завозился, расстегивая ширинку. Было не видно, что именно он делает, но и не нужно было видеть — ладонь вполне однозначно скользнула между ног. Миша сначала пялился на беззастенчивые Шуркины манипуляции, а потом, когда его бицепс напрягся, а рука задергалась вверх-вниз, Миша скосил глаза на Андрюху — тот тоже пялился в экран, как и Балу, легкий румянец окрасил острые скулы, и мальчишеское лицо купчинской шпаны приобрело самый невинный вид, до того трогательный, что Мише стало не по себе. Будто он подглядывает не только за актерами, но и за близкими друзьями. Они не должны смотреть это… Князь, бычащий на дворовых шкетов, курящий и бухающий, не должен смотреть это. Точнее, он не должен смотреть так. Ранимо. Миша глухо сглотнул ком и перевел взгляд вперед, и увидел собственное отражение в зеркале через заставленные сервизом полки в серванте. Он выглядел так же. Потерянно. С точно таким же румянцем на щеках. И только Балу выглядел сосредоточенным, как хищник. Он глядел в телевизор, не моргая. Его рука лениво гуляла в расстегнутой ширинке. *его движения такие сильные, мои соски сразу становятся крепкими и упругими* Миша вернул внимание на телевизор. Сильвестр Стамлоне уже лежал в ванной со своей полногрудой женщиной и ласкал ее блестящее, мокрое тело — по рукам, груди, животу и округлым бедрам, избегая только пушистого темного лобка. Мишу заворожили его руки. Когда эти двое стали целоваться, Горшка покоробило. Послышался шепот Князя: — Фу. Миша фыркнул. — Мне тоже не нравится. — Скажи, противно? Че он, заглотить ее хочет? Миша опять хрюкнул, сдерживая смех. Андрей тоже явно сбросил напряжение, вернувшись в родную среду — веселить Мишу. Уж лучше так, чем сидеть, как истуканы. Однако, когда Стамлоне, целуясь с девицей в постели, чуть повернулся набок, и между ног показалась розовая мошонка, смех будто застрял у Миши в горле. Слишком уж интимно это выглядело и чувствовалось. Какая ирония, ведь они собрались тут смотреть порно и дрочить на глазах друг у друга. Так чего же Миша тогда смущается? Из всего их шевеления по разворошенной кровати, из шума сексуальной музыки, томных рассказов девушки о ее вожделениях и стонов, Миша слышал только звучное рычание Сильвестра Стамлоне, и завороженно смотрел, как его мощные ягодицы напрягаются от фрикций. Пах обдало жаром. Миша внимательно смотрел, он ждал, когда же покажут, как его член входит в девушку. Но, к сожалению, кадры ограничились их валянием по постели. Миша разочарованно надулся и откинулся на спинку дивана. Князь отзеркалил его. Рука Балу, до того активно дергающаяся, замедлилась. Он тоже откинулся, коснувшись макушкой Мишкиной свесившейся с дивана ноги. — Бля, это так задумано, кайф ломать? — Шура вытянул свои длинные ноги перед собой, продолжая поглаживать себя. Миша бросил взгляд за плечо Шуре, и резко дышать стало нечем — он увидел, увидел темную, налившуюся головку Шуркиного члена! Щеки обдало жаром, Миша поспешил отвернуться. И встретился глазами с Князем. Тот наблюдал, как Горшок пялился на член Балу. От ощущения беспомощности Мише совсем поплохело, и то жалкое возбуждение, что он успел испытать, схлынуло под страхом осуждения. Но Князь не осуждал. Он смотрел на Мишу так же затравленно, будто они испытывали одни чувства на двоих. Андрей проморгался и ушел от невербального диалога, отхлебывая из своего бокала. Его ладонь как бы невзначай накрыла пах, но Миша заметил, как там у него натянулась ширинка. Князь перевел взгляд на экран, прыснул и закашлялся, отфыркиваясь от пива в носу. Миша тоже уставился в экран и всю неловкость как ветром сдуло. Ну, не то, чтобы сдуло. Но Миша вздохнул с облегчением. На экране происходило что-то нелепое. Стамлоне корчился у зеркала, напрягал мускулы на манер бодибилдера, а в отражении на постели нежились две голые девицы. Короткостриженая и та самая негритянка из титров. Стамлоне, глядя в зеркало, воображал, будто гладит их извивающиеся тела. Миша подумал, что подобная несуразность не то, чтобы возбудить никого не сможет, она скорее нагоняет испанского стыда и полную неспособность к эротическим расслаблениям. По крайней мере, так было для них с Князем. Балу лишь сокрушался, с досадой опустив руки себе на бедра: — Бля… нет! Ну все же хорошо было! — Че, Балу, не нравятся шоколадки? — съехидничал Горшок, заговорщицки улыбнувшись Князю. Будто переключение на горести Балунова отменят их общий на двоих позор. Шура боднул затылком коленку Миши. — Да непривычно как-то… весь настрой сбила. — Это единственное, что тебя смутило? — подхватил Князь, вытирая остатки пива с носа рукавом. — Ну да. Короткостриженая красивая же. Да ну вас. Досматривали неловкие воображаемые ласки и кривляния Стамлоне в молчании. *Пышногрудая девушка села в позу лотоса и сложила ладони чашей у живота. Она медитирует. За кадром звучит ее томный голос с совершенно ублюдским русским дубляжом. — Забавно. Я становлюсь такой мокрой от желания, когда сижу вот так, со скрещенными ногами. Где же я настоящая? Это расстояние между моими ногами… Видел бы это Ста. Это он научил меня наслаждению. Мне, наверное, стоит немного потанцевать, чтобы отвлечься.* Если бы Горшок мог провалиться сквозь землю от неловкости, то прямо сейчас этот несчастный диван под ним разверзся бы, и он бы рухнул прямехонько в кипящий котел, прям с бабулиным пледом. Очень странно она танцевала. Ее движения были какими-то неловкими, хоть и грациозными. Ее бедра покачивались в стороны, как и полные груди, она откидывала то одну, то вторую ногу в сторону и приседала, и была полностью обнажена. Камера очень близко снимала ее пах и ягодицы. — Она в-выглядит смешно… — Миша аж заикнулся, покраснев до самых корней волос. — Зато смотри, как грудь покачивается… — задумчиво ответил Шура, и его рука возобновила свои поступательные движения между расставленных ног. Миша смотрел на нее как пришибленный, и чем ближе камера наводилась в мохнатому лобку, тем он сильнее каменел, вцепившись в ремень своих брюк. Еще сильнее он окаменел, когда почувствовал прикосновение к своему колену. Голос Андрюхи прошептал: — Мих, ты нормально? Миша дрогнул. Рука Андрея так и осталась на коленке, он смотрел на Мишу во все глаза, и Миша в ответ пучился в ужасе. Рука Андрея чуть сползла на внутреннюю сторону и, вопреки здравому смыслу и всему, что негласно принято между ними и вообще в их мире, поползла выше. — Прекрати, — одними губами, боясь, что Шура их услышит, а потом прочистил горло и сказал уже вслух, — нормально. — Заткнитесь, пацаны, сбиваете меня! — с досадой шикнул Шура. Его правая рука очень активно работала, и он смотрел на танец в телевизоре завороженно. Взгляд Миши снова метнулся к лицу Андрея. Тот сидел близко. Непозволительно близко. Голубые глаза потемнели, а то, что Горшок увидел в них, заставило поерзать на диване в попытке отодвинуться. Но получилось ровно наоборот, и Миша почувствовал бедром жар чужого тела. Почему чертовы брюки такие узкие? Миша опустил взгляд, уставившись на заметный бугор в Андрюхиных джинсах. Андрей чуть сжал ладонь на бедре Горшка и скользнул взглядом на его губы. И, о боже, облизнулся. Как бы невзначай, одним кончиком языка, но облизнулся! Миша застыл, будто перепуганный олень в свете фар. Почему ему так горячо внизу живота? Почему сердце стучит загнанно, отдаваясь шумом в алеющих ушах. Почему от Андрюхи так приятно пахнет? Его запах проник в легкие и обжег внутренности, до дрожи в конечностях и глухого стона, что Миша из последних сил сдержал. Его член больно уперся в ширинку брюк и запульсировал от толчками приливающей крови. Миша подумал, что если Андрюха сейчас двинет ладонью хоть на миллиметр выше, он обкончается себе в трусы. Из легких Князя послышались тихие, рваные выдохи. Андрей почти забыл, где находится, и что они собирались тут делать, сжимая горячую от соприкосновения с Мишиной пылающей жаром кожи ткань. — Ты че делаешь, бля, сдурел, что ли? — прошипел Миша, дрожа всем телом. И боязливо бросил быстрый взгляд в сторону увлекшегося танцем пышногрудой девицы Балу. Андрей дурел от вседозволенности. И Миша дурел от волнующего прикосновения, которое медленно поползло выше по внутренней стороне бедра к паху. Когда рассудок помутился, когда терпеть горячее, томное возбуждение не было мочи, когда низ живота уже скрутило приятной судорогой и Миша приготовился позорно кончить от запретных поглаживаний, когда, чего уж таить, решался и мужался, чтобы припасть губами к таким близким и манящим губам Князя, в телевизоре послышалась ругань. Балу шумно выдохнул, а Миша отпрянул от завораживающей близости, стараясь не смотреть в разочарованное лицо Андрюхи. Он поспешил схлопнуть бедра от греха подальше, и Андрей убрал руку, как-то особенно ранимо заморгав своими светлыми ресницами. Стамлоне со своей пышногрудой подругой стали драться. * Сталлоне швыряет пышногрудую на постель и, схватив ремень, начинает ее пороть. Замахивается он остервенело, хлещет жестко, его и так ассиметричное лицо искажено яростью, но на тело девушки опускаются очень уж слабые шлепки каким-то тканевым лоскутом, и она извивается на постели, крича и подставляясь «ударам».* Все трое в недоумении уставились в экран. — Чушь какая-то, — буркнул Балу и прихватил ладонью Михину свисающую лодыжку, — Гаврил, че за хуйню мы смотрим? — Это ты нам скажи, твоя же кассета! — попытался разбавить напряжение Князь, но Миша, вопреки ожиданиям Князя, не заржал. Он так и сидел истуканом, все еще бордовый и зажатый. Мише было не до смеха. Миша думал о том, как бы сбросить с себя паралич, отпилить себе сейчас ногу и ускакать из этой квартиры, и никогда больше друзьям на глаза не показываться. Тем временем порка благополучно завершилась не слишком уж правдоподобным соитием, и оба они, Стамлоне и пышногрудая, нежились в расслаблении на мятых простынях. Стамлоне признался подруге, что хочет стать актером. Открыл ей свою тайную мечту. И та ответила, что верит в него. Что верит, что у него все получится. Андрей скосился на Миху, тот вроде как смотрел в экран, но взгляд был пустым и устремлен куда-то в себя. Стамлоне, присев на кровати, сказал подруге, что было бы здорово пригласить еще женщин. Балу явно воодушевился и даже отпустил Михину щиколотку, усаживаясь поудобнее. Миша заметно расслабился. *Начинается новая сцена в зале, где уже сидят много обнаженных людей. Сталлоне внимательно наблюдает, как чернокожая женщина развлекает компанию танцем. Еще более неловким танцем, чем был у пышногрудой. Она пляшет дергано, скорее прыгает и трясется, как папуасы из программы «Вокруг света». Когда чернокожая закончила вызывать дождь, кадр сменился на другую пару, что отдельно от всех заперлась в комнате. Они занимались сексом. У мужчины под наездницей даже нет эрекции, но девушка все равно стонет. Возможно, ей приятно трение их гениталий. После нестоячего секса началось какое-то мракобесие - люди в гостиной свалились на пол и дурачились у какого-то искривленного зеркала, прыгали друг на друга, и в этой куче тел с торчащими ногами и руками иногда мелькали их счастливые лица и волосатые лобки. Они перекатывались, как лежбище котиков и смеялись. Возможно, они употребили наркотики.* Князь смотрел в экран с приоткрытым ртом, и даже Миша забыл о своем смущении, полностью погрузившись в сюрреализм кино. Балу в недоумении повернулся на ахуевших друзей: — Клянусь, я смотрю это впервые, как и вы. Миша с Андреем машинально кивнули, не отвлекаясь от фильма. Если признаться, то происходящее на экране было до того нелепым, но каким-то эротичным, что ли, что все трое, стыдясь свей истинной реакции, как бы втихаря наслаждались красотой обнаженных тел. И эта картина, несмотря на способ ее реализации, была будоражащей. Все трое как воды в рот набрали. Балу больше не прикасался к себе, Андрей больше не пытался касаться Миши. А Миша не мог оторвать взгляда от гениталий Стамлоне, и даже несмотря на то, что тот совсем не возбужден, сам Миша потихоньку тлел и плыл, глядя, как его вялый член свисает между ног, когда он стоит на четвереньках и ласкает женскую грудь, и как между его ягодиц темнеет тугое колечко мышц. Бледная короткостриженая женщина села верхом на целующуюся пару и скакала на них, будто на родео. И это было совсем не сексуально. Но благодаря гротескной позе и неловким скачкам на ее изгибы тела было приятно смотреть. Люди хватали друг друга за ступни, локти, за волосы и груди, и, несмотря на флер какой-то шизофренической эротики, из сексуального во всем этом кинематографическом шедевре был только саксофон. Зато, когда кадр сменился на Стамлоне, когда он сел на бедра своей подруги, а она имитировала фрикции, шлепаясь своими бедрами о его ягодицы, у Миши в паху все прямо-таки загорелось, совсем так же, как когда Андрей трогал его ногу. Как Стамлоне ей подмахивал… Миша живо нарисовал картинку, как он так же сидит верхом на Андрее, и Андрей ритмично вбивается… Стало душно. Миша расстегнул пару пуговиц и шумно выдохнул. Но, видимо, возбудился только он, потому что Балу скучающе прихлебывал Мишино забытое пиво, а Андрей смотрел в экран с самым скучающим лицом, на которое был способен. Это что же получается, один Миша такой извращенец? *На экране несколько девушек, а потом и вся честная компания, выстроились в ряд и с угашенными лицами, расставив руки в стороны, качаясь, завели хоровод.* — Кхм… Нравится, Миш? — прочистив хрипотцу, шепнул Князь. Только сейчас, обратив на него внимание, Миша заметил, что у Андрея между ног туго натянулась ширинка. Балу завозился, стянул с Миши заштопанный носок и погладил теплую ступню. Миша дернул ногой, но никак не прокомментировал, что Балу обнажил ему ногу и трогал ее, совсем как эти психи из порнухи. Вместо этого он ответил на заданный вопрос: — Никто из них не занимался сексом по-настоящему! Это танцы голых людей, я таких в бане каждый второй понедельник месяца вижу, когда отец берет меня с собой. Шура, херня это, а не порнуха. — А как надо им было, Миш? Как правильно? Балу развернулся и оказался прямо между разведенных Мишиных ног. Он продолжал сжимать и поглаживать, забираясь пальцами под штанину. Князь придвинулся к Мише и потерся носом о его плечо. Горшок совсем растерялся, только сейчас отчетливо понимая, что эти двое к нему откровенно подкатывают. — Ййя не знаю… Пр… проникновение не показали. И они там… пальцами не касались даже… ну… членов и писек. — Пальцами? — шепнул Князь и, тихонько, выдохнув Мише в самое ухо, принялся расстегивать ему рубашку. — Да, ты прав, Гаврил, — прохрипел Балу, — с пальцами было бы намного горячее. — Он переместился на диван со спины Миши и приобнял обнажившийся торс, погладив впалый живот, — продолжай. Стало невозможно делать вид, что ничего не происходит. Миша поежился и забился глубже в диван, но это мало чем ему помогло, потому что он оказался буквально зажат между телами своих друзей. — Ч-что вы делаете… Ребят, вы че вытворяете? Это неправильно! Пока Миша дрожал подбородком и боролся с внутренними противоречиями, Балу закопался носом ему за ухо и, крепко прижавшись, шепнул: — разве неправильно, Миш? Князь, все еще не веря своему счастью, что Миша позволяет все это, не дожидаясь новых возражений, набрался мужества положить свою ладонь на щеку Мише и приблизиться, опаляя дыханием. — Так ведь намного горячее, Миш. И коснулся губами его губ. Целомудренно, нежно, вкладывая в этот долгожданный поцелуй все свои бурлящие к Горшку чувства. Трепетные чувства, что приходилось скрывать почти год их дружбы. Горшок рвано выдохнул и замолчал. Зажмурился, не вырываясь, но и не отвечая на поцелуй. Послышался еле слышный шепот Шуры: — Мы только пальцами, Миш… Никто не узнает. Если тебе не нравится, мы остановимся. Остановимся? — Пожалуйста, давай не будем останавливаться? — интимно прошептал Князь в самые губы Мише. Звенящую тишину нарушила громкая секундная стрелка настенных часов. — … Ладно, — так же на грани слышимости пролепетал Миша и, расслабившись, приоткрыл рот, позволяя робкому касанию перерасти в настоящий поцелуй. Его первый поцелуй. Отданный не какой-нибудь однокурснице, не соседке с четвертого подъезда, о которой Миша нет-нет, да мечтал, а Андрею Князеву. Своему товарищу, другу, о котором впервые подумал в подобном ключе буквально сегодня. Это было влажно. Пока Миша терялся в ощущениях, позволяя мягкому языку Князя скользить у себя во рту, Балу дрожащими руками принялся расстегивать ширинку его брюк. Покончив с пуговками, Шура стянул штаны с Мишкиных бедер, пошуршал чем-то там сзади и к обнаженной спине прислонилась теплая грудь, а руки зашарили, беспорядочно сжимая кожу. Миша чувствовал, как у Балу бешено колотится сердце, у него и у самого оно выпрыгивало из груди, до того жаркими и запретными были их ласки. Князь потянул Мишу чуть на себя, усаживая боком, его поцелуй стал настойчивее, послышался даже тихий скулеж. Миша не поверил своим ушам — Андрюха стонет, не стремается! Миша тоже возбужден, страсть как хотелось коснуться Андрея, хотя бы почувствовать пальцами колючую кожу щек, но стыд все еще сковывал и Миша не понимал, что ему позволено, а что нет. Андрей считал неуверенность, взял Михины ладони и положил себе на плечи, шепча: — обними, Миш, прижмись ко мне, давай же, ну. Сгорая от смущения, Миша сделал, как было велено. Его колом стоящий член красноречиво оттопырил трусы, и он проехался им по Андрюхиному бедру, по жесткой джинсе, и даже через два слоя ткани ощущалось это восхитительно остро, похотливо. Тело предало его, и он заскулил, вцепившись в подставленные плечи, как в спасительный круг. И, набравшись храбрости, еле-еле подался бедрами вперед. Андрей ахнул. — Да, Мишк, вот так, еще. Боясь показаться назойливым, но пылая от желания испытать это еще раз, Миша снова двинул тазом. В ягодицу впилась ладонь, уверенно направляя, прижимая ближе, позволяя Горшку при всей своей ранимости делать, как до одури хочется, как приятно. — Да… не сдерживайся, потрись еще, давай, — Князь прихватил зубами верхнюю губу, дурея от Михиного пушка, и принялся нервно расстегивать себе джинсы. Шура сзади тоже потерся бедрами о Мишу, уперевшись стояком в поясницу. Тонкие ладони, ласкающие Михино тело, опустились к ягодицам и скользнули в трусы, оглаживая зашедшуюся мурашками кожу. Миша продолжал тихонько тереться о Князя, сгорая от желания и стыдясь собственных стонов. — Шур, Шура, куда… ах, — вздохнул Горшок и замер, когда его ануса коснулись прохладные, влажные пальцы. Балу щедро прошелся торопливыми поцелуями по шее и, прикусив мочку алеющего уха, прошептал, будто девчонку уламывал: — Расслабься, Миш. Мы всегда так делаем, это приятно. Будет приятно. Я только пальцем, Миш. Миша позволил. Он продолжил робко тереться о Князя, жалостливо поскуливая. Вцепился пальцами Андрюхе в загривок, прижался лицом к его горячей шее и мямлил себе под нос, похныкивал, пуская слюну, и терся уже всем собой. Андрей крепко Мишу обнял, прижал к себе, позволяя прятаться от стыда, и гладил по лохматой макушке и спине, и, не отрываясь, смотрел на Балу. Балу хитро подмигнул Князю, и Горшок прерывисто задышал. В его анус вскользнул щедро обслюнявленный палец. Миша поднял бордовое лицо и заглянул в затуманенные похотью голубые глаза. Андрей, облизнув подсохшие губы, чуть отодвинулся от Миши и, достав из трусов свой напряженный член, надавил Михе на затылок. — Нет! Миша замер на полпути, и на его лице отразился откровенный испуг. Он смотрел на Князя влажными глазами снизу вверх и весь его вид был до того просящим, аж в груди защемило. Несмотря на настойчивость Андрея, Миша все еще ему доверяет. Балу влажно поцеловал торчащие позвонки на сутулой спине и согнул палец внутри. Миша судорожно выдохнул и зажмурился, уронив голову Князю на бедра. Налитая головка Князя сочилась жирной каплей предэякулянта у самого его носа. — Миш, — послышался робкий шепот, — пожалуйста, Миш. Только губами, коснись немножко, один раз, умоляю. Балу аккуратно вытащил палец, сплюнул и снова вернул его к сфинктеру, нежно поглаживая тугие складочки и приговаривая: — да, Миш, сделай Андрюхе приятно, а я тебе сделаю. Давай, никто не узнает. Горшок еще какое-то время договаривался с собой, слушая тихие мольбы Князя. Поцелуи Балу, его рука, блуждающая по Михиному тощему телу, и ладони Андрея, гладящие ласково, треплющие и так спутанную копну, помогли принять решение. Разве может он отказать, когда две пары рук дарят ему нежность, когда шепчут так взволновано, когда палец так бережно оглаживает ему самое интимное место и проникает внутрь, разжигая своими нехитрыми ласками настоящий пожар в груди и внизу живота? Конечно, не может. Андрей испытал настоящий экстаз, когда пухлые губы коснулись его налитой, чувствительной головки. — Бля, Миш… Его губы, такие нежные, касались осторожно, будто с опаской, но с каждым следующим движением поцелуй становился горячее, настойчивее. Миша собрался с духом и поцеловал уретру, ощущая горьковатый вкус Андрея и вспыхнул сильнее, когда тот отозвался утробным стоном и, запустив пятерню в волосы, подался бедрами навстречу. — Лизни, Миш. Пожалуйста. Пожалуйста, — скулил он, — намочи слюной всего лишь, чуть-чуть. Пожалуйста, Миш, пожалуйста. В сознании крутилось это жалобное «пожалуйста», от каждого полушепота тело Миши скручивало горячей судорогой. Наслаждаясь мольбами, он сосредоточенно зацеловывал головку, уздечку, нежную кожу крайней плоти и сам же сходил с ума от того, что делает это. Поцелуи и ласки Балу прекратились. Он завозился, прихватил Мишу за бедра и поставил его коленями на диван, вынудив немного прогнуться. Миша мягко поддался, не до конца понимая, что вообще там сзади происходит, пока с него не стянули трусы. — Вот так надо, Миш, — проворковал Балу. Ладони погладили тощие ягодицы и прежде, чем Миша успел возразить или вывернуться, его ануса коснулось что-то еще более влажное и очень мягкое. И это был не палец. Промежность опалило горячим дыханием, и послышались причмокивания и Шуркин стон прямо между Мишиных ягодиц. — Пиздец, — зажмурился Миша и, шумно выдохнув, все же высунул язык и широко лизнул соленую головку, повторяя за Балу его ласки. Андрей не выдержал и с рыком надавил Мише на затылок. Член царапнули осколки зубов, и он вскользнул в наспех открытый рот. От неожиданности Миша закашлялся и попытался отстраниться, но Андрей держал крепко, позволяя себе несмелые фрикции — несмотря на Михину неумелость, во рту у него было восхитительно, мокро и горячо. Настолько, что мощный приток крови к члену чуть не оставил Андреев мозг в полном невменозе. Хоть Горшок и сопротивлялся поначалу, все равно вел себя аккуратно, рот пошире открыл, боясь укусить, навредить, и сам дрожал от возбуждения, от осознания, что прямо сейчас он сосет мужской член, и мужчина этот от его ласк топится, стонет и лопочет, умоляя еще немножко, еще чуть пососать, пожалуйста. От нежных ласк Шурика между ног Миши уже хлюпало и слюна уже начала стекать на яички. Балу шумно засопел, уткнувшись носом в расщелину, и его юркий язык погрузился внутрь, раздвигая тугие мышцы сфинктера. Миша зажался и взвыл от стыда, завертел задницей, уклоняясь от откровенных ласк, и его собственный член налился кровью до боли, до зуда в яйцах, требуя долгожданной разрядки. Балу покрепче ухватил виляющий зад, с рычанием погружаясь в сжимающуюся дырочку, и язык поршнем заходил в анусе, пуская по Мише тягучие предоргазменные волны удовольствия, из-за которых из горла Миши вырвались жалобные стоны. Князь откинул голову назад и всхлипнул, замерев в горячем плену Михиного рта. Нежная головка набухла и толчками выплеснула несколько порций горькой спермы. Горькой, совсем как осознание, что именно только что между ними произошло. Балу отстранился, и влажные ягодицы обдало холодом. Сначала по ложбинке проехалось что-то нежное, крупное, оно шлепнуло по анусу несколько раз и на кожу выплеснулось горячее и липкое. Миша сглотнул и содрогнулся в ужасе, обхватив взлохмаченную голову руками и зажмурившись. Наступила звенящая тишина. Снова по комнате разнеслись щелчки секундной стрелки. Шумно выдохнув, Балу погладил трясущийся Михин зад, размазывая потеки своей спермы по сжатому анусу и смоченным собственной слюной паховым волоскам. — Миш. Миша так и остался лежать, свернувшись калачиком с обнаженной жопой к верху и уткнувшись пылающим лицом в Андрюхины бедра. Князь осторожно вывернулся, сползая на пол, даже не удосужившись натянуть трусы на место, сравнялся с Михой лицом, и его холодная ладонь скользнула по торчащим лопаткам. — Миш, ты чего это, а? Миша поднял влажные глаза на Андрея. — Зачем ты это сделал? — он всхлипнул, — зачем вы это сделали? Андрей аж отодвинулся. Ему казалось, что все довольны… Ему казалось, что Мише нравится. Что Миша сам этого хочет. Он же подавал знаки… И реакции его были однозначными. Или Князь просто выдавал желаемое за действительное и, воспользовавшись удачным моментом, просто поимел Мишу, унижая его своей настойчивостью? Пока Князь обтекал, Балу засуетился: — Мих, Мих, эй! — он усадил поддавшееся расслабленное тело на диван, забив даже на бабкино покрывало, — ща, погоди. А ну, сядь. Член Миши гордо торчал, в то время как сам Миша затравленно изучал потолок, не в силах опустить взгляда на друзей у своих ног. Две пары рук заскользили по разгоряченной коже бедер, лаская пах и живот, чья-то прохладная ладонь прихватила член у основания и сразу два языка нежно и настойчиво облизнули бордовую головку. Один из них скользнул вдоль ствола, размазывая вязкую слюну, добрался до мошонки, и губы восхитительно всосали одно яичко. Вторые губы, напрягшись, накрыли головку и насадились, погружая член во влажное, горячее, до упора. По телу Миши растеклась щекочущая нега, он конвульсивно подался бедрами навстречу откровенным ласкам и расставил пошире ноги, продолжая жмуриться до цветных мушек перед глазами. Руки сжимали и гладили, языки нежно оглаживали каждый участок кожи, а гулкий стон в горле Князя прошел вибрацией по чувствительной головке, вызывая сладкий спазм в паху. Миша зашипел и откинулся головой на спинку дивана, низко застонал и выплеснулся белесой жидкостью, пачкая себе живот и лица Шуры с Князем, что самозабвенно ласкали его. Шура отпустил нервный смешок и отстранился, облокотившись на ногу Миши, а Князь еще разок лизнул чувствительную уздечку и улегся щекой на расслабленное Михино бедро. Миша немного успокоился, зарылся рукой в отросшие пряди Андрея и робко помассировал затылок. — Так, а че… часто вы так… зависаете? – робко спросил Горшок. Князь с Балу виновато переглянулись. Шурик толкнул Андрея локтем и тот, прочистив горло, признался: — Впервые, Миш. Миша горестно вздохнул и, помявшись, обреченно сказал: — Андрюх… В титрах, вначале, помнишь, показали, как баба одна с открытым ртом улыбается. У нее зубы кривые. — Я не смотрел на их зубы. А че? — Андрей поднял взгляд на Мишу, но тот продолжал упрямо смотреть в потолок. — Гаврил… не начинай, — расстроенно прошелестел Балу. — Да че, че? Не поняли, что ли? Меня только ленивый тупнем кривозубым не называет. А в Америке на таких дрочат. — Ну а мы тут на тебя дрочим, Миш, — ответил Балу, — в стране советов. Миша грустно улыбнулся. Андрею вдруг совестно стало, хоть он Мишу так никогда и не называл, но хорошо понимал, о чем он говорит. — Мих… — А как теперь меня называть будут, интересно, — перебил Миша, и губы его искривились в досаде. — Мих, Мих, ты чего. Не узнает никто. Мы же это… — тут Андрей испытал острое желание извиниться, объясниться, хотя бы за себя. Чтобы Миша не думал, что им попользовались, что Андрей им попользовался, — я ж это все делал не для того, чтобы тебя обзывать. А потому, что хотелось очень. Давно хотелось, Миш. Тогда и меня назовут так же, как тебя. Балу повернул голову в сторону Миши, тот тоже, наконец, отлепил затылок от дивана и уставился на Князя своими огромными карими глазами, хлопая невдупленно, будто Андрей ему тут Америку открывает. Обняв Мишу за икру, Балу опустился щекой на коленку и улыбнулся Андрюхе, когда тот поднялся на колени и потянулся лицом навстречу Мише. И умиротворенно смотрел, как трепетно Андрей приложился к припухшим губам Гаврилы, смело, глубоко и настойчиво. Так, как, видать, хотелось ему. Давно. — Ну что, парни, — разулыбался Шура, выключая телевизор, что последние минут двадцать демонстрировал белый шум, — нормальную порнуху посмотрим или в Волшебный лес сыграем?