Попался

Северус Снейп, в сущности, был довольно неплохим преподавателем, воспитателем и наставником: если он видел, что ученику грозила опасность, то старался обнаружить ее причины и устранить до того, как произойдет что-либо ужасное. В школе чародейства и волшебства, где простая оговорка при произношении заклинания или же небрежность при приготовлении зелий могли привести к травмам и разрушениям, за учениками требовалось следить вдвойне пристально. Особенно, если эти ученики настолько любопытны, что готовы сунуть свои носы в любую дыру. Особенно, если среди этих учеников есть Гарри Поттер. Преподаватели и студенты Гриффиндора и Слизерина точно, а остальные учащиеся весьма вероятно знали о предвзятом отношении профессора Зельеварения ко всеобще то любимому, то ненавидимому Гарри Поттеру. Впрочем, Северус никогда не скрывал от остальных и, в первую очередь, от себя, что с трудом выносит само присутствие данного студента. Проблема была в самом факте его существования, если вы понимаете, о чем речь. За три с небольшим года все настолько привыкли к подобному положению вещей, что уже и не задумывались о причинах подобного отношения. К тому же, сама репутация грозного профессора берегла его от чужого излишнего любопытства. Конечно, Поттер не раз и не два слышал монологи в свой адрес из уст преподавателя Зельеварения о ненависти, схожести подростка с покойным Джеймсом Поттером и своих недалеких умственных способностях, однако все эти словоизлияния не отражали и десятой доли истинного положения дел. В действительности же… все было очень и очень запутано. Ребенок, плачущий в своей кроватке, еще не осознающий, что разом лишился и отца, и матери, был попросту не замечен Северусом в ту роковую ночь. Не до него было, слишком сильно рвалось от горя сердце, слишком отчаянно, почти страстно хотелось рвануть вслед за ушедшей в небытие любимой. Были слезы, переходящие в вой, были непонимание, неверие, было едкое разочарование в человеке, который мог бы спасти Лили Эванс. Северус понимал и собственную позорную мелочность, и беспокойство Дамблдора о маленьком, оставшемся без семьи и защиты существе, однако шантажировать его зелеными, бесконечно прекрасными глазами навсегда потерянной женщины было низостью. Конечно, так получить согласие на незримую опеку за ребенком, дальнейшее участие в Ордене Феникса и помощь Альбусу было проще всего, более того, только так и можно было вывести Снейпа из глубин печали, ужаса и самобичевания, однако… Это все, словно по раздавленному сердцу хорошенько потоптаться, затем сжечь его, а после полить соленой водой. И виноватым в этом оказался именно Гарри Поттер: в конце концов, это ведь ради него на задних лапах танцевал весь волшебный мир во главе с Альбусом Дамболдором. Все усугубилось с первым же брошенным на Снейпа взглядом мальчика. Если честно, Северус с трудом удержал себя в руках в тот момент, поскольку у Гарри Поттера действительно оказались глаза Лили Эванс: тот же разрез, тот же цвет, те же забавно торчащие в разные стороны реснички и до боли знакомые еле уловимые морщинки в уголках глаз, сохранившиеся, несмотря на очки. Снейп смотрел на темноволосого мальчишку, а видел рыжую девчушку, парящую с качелей, спешащую по длинным коридорам Хогвартса, восторженно склонившуюся над котлом с очередным зельем… Свихнуться можно! Ее походка в чужом исполнении, манера чуть склонять голову при разговоре, но на другую сторону, ее «у» на школьных пергаментах вперемешку с буквами другого почерка, ее реакция на определенные события, ее привычка защищать все и всех подряд — Альбус был абсолютно прав: в душе Поттер гораздо, гораздо больше походил на мать. Это напрочь сбивало с толку. Так и повелось: мальчишка дерзко, как умела одна только Лили, вскидывался в ответ на колкость профессора Зельеварения, тот на мгновение терялся, а затем закипал от ярости за то, что волосы не рыжие, кожа не молочная, любовь к зельям отсутствует, пол не тот и зовут не так. Вслух произносилось все то, что за долгие годы совместного обучения сильно хотелось сказать, но так и не сказалось Джеймсу Поттеру. Директор видел предвзятость, укоризненно качал головой, но не вмешивался: наверное, он, как и все вокруг думал, что Северус так и не вырос из детской, хоть и очень болезненной вражды. Впрочем, самого Снейпа это нисколько не трогало. Хуже было другое: по ночам, словно адские гончие, приползали непрошенные мысли: «Если бы ты тогда не ляпнул то мерзкое слово, она была бы с тобой и это мог бы быть твой ребенок». Те же темные волосы, чуть послушнее, те же зеленые глаза, но без очков, не такие острые коленки, немного светлее кожа и маленькая горбинка на носу — вот она, мечта, которая никогда не сможет сбыться. Гарри Поттер вовсе не был абсолютной и совершенной копией своего отца, и, пусть фамильные черты и угадывались, при минимальной капле фантазии вполне можно было дорисовать свой, правильный образ. Тот образ, который Северус любил бы всем сердцем, тот образ, которому он был бы предан до конца своих дней. Поттер оказался призраком вечной мечты, постоянным напоминанием о ней, главным доказательством самого горького поражения в жизни Северуса Снейпа. Так стоило ли говорить о том, что милый, зачастую чересчур наивный, добрый, отзывчивый, искренний, порывистый и благородный ребенок превращал каждую минуту совместного существования со своим преподавателем в нестерпимую муку? Ненависть к раздражителю была лишь защитной реакцией, Северус знал об этом, однако ни ему, ни Поттеру от этого осознания не становилось легче. Боль не утихала со временем, скорбь не отступала и сожаления смотрели из-под густых черных ресниц изумрудно-зелеными глазами. И все же профессор Зельеварения не был мерзавцем: понимая, что мальчишка в очередной раз нарвался на крупные неприятности, он пытался помочь ему, порой открыто, порой незаметно. Делалось это вовсе не из-за данного давным-давно обещания, а просто потому, что по-другому Северус поступать не мог. Когда ребенок находился в опасности, его требовалось спасать, а уж как зовут этого самого ребенка — дело десятое, если не сотое. Не единожды оставленный в опасности, он вставал на защиту каждого, кто в этом нуждался. Вот и на сей раз именно Северус стал тем, кто забил тревогу в тот момент, когда все казалось почти безоблачным. Спрашивается, кто станет вычитывать детали полунаучного бреда в домашнем эссе не самого успешного ученика, к которому, к тому же, сам преподаватель питает не самые лучшие чувства? Однако Северус стал. Разумеется, не в первый и не в последний раз мальчишка безответственно подошел к выполнению заданного, но Снейпу хватало объективности для того, чтобы заметить: ряд сведений в работе был почерпнут из специальной литературы, из нескольких источников, применен успешно и не без изящества. При этом местами в работе встречалась откровенная чушь, а местами можно было прочитать совершенно посторонние мысли. Поток информации, порой бессвязный и спутанный, порой просто отражающий все, что происходило вокруг. Опытному зельевару не составило труда сообразить: парнишку одурманили. Где Поттер мог наглотаться дурманящих зелий? Какого жареного дракона ему это вдруг потребовалось? Приключения закончились? Азарта не хватает? Так ведь Турнир Трех Волшебников в самом разгаре, веселья доставалось вдоволь и студентам, и профессорам и чемпионам. Кто-то решил разнообразить Поттеру жизнь? И кому бы потребовалось травить мальчишку? До второго испытания еще очень долго, соперников и их болельщиков должны тревожить другие проблемы… Тот, кто бросил имя Поттера в этот злосчастный Кубок? Нет, иначе все действия этого «доброжелателя» пропадут впустую. Об этом нужно было срочно доложить директору, однако Северус решил не поднимать тревоги, до конца не разобравшись, в чем дело. С этого момента он принялся пристально наблюдать за поведением Поттера, с каждой встречей понимая, что оказался прав. Это действительно был дурман, мальчишка шатался по коридорам как ошалелый, однако все было не так просто. Что-то в гриффиндорце сопротивлялось воздействию, причем настолько сильно, что грозило уложить его на больничную койку до того, как зелье перестанет действовать. Если же злоумышленник решится повторить свое воздействие, то разуму Поттера грозила большая опасность. В этом Северус убедился сразу же, как велел мальчишке остаться после урока. Глаза парня лихорадочно блестели, на лбу явственно проступала испарина, лицо казалось мертвенно бледным. «Странно, что еще никто не бросился бить тревогу, — с недоумением подумал Северус, осторожно следуя за гриффиндорцем. — Неужели списывают все на усталость?» Медлить дальше было опасно, и Снейп решился действовать. Сначала наугад, наудачу: просто задал студенту вопрос, который заставил бы его вскинуться и посмотреть профессору прямо в глаза. Любимый трюк опытного легиллемента и окклюмента, сладкое очарование всезнания и всевластия — впрочем, Северус никогда не применял его без праздного любопытства. Он должен был увидеть, что именно произошло: с чего все началось и куда движется. Неожиданно для профессора Поттер опустил голову, занавесил челкой глаза и принялся мямлить так жалко и отвратительно, что Снейп даже опешил. Промедлил несколько мгновений, решил настоять на своем и все-таки встретиться взглядом с упрямым студентом, а потому упустил тот момент, когда Поттер дернулся всем телом, с сильной бросился вперед и вылетел из класса, не разбирая дороги. Тяжело вздохнув и уже почуяв проблемы мировых масштабов, не меньше, Северус отправился на поиски невезучего гриффиндорца.