Impossibly close, extremely far away

Скарамучча всю жизнь считал себя самым гетеросексуальным гетеросексуалом на свете, и ничто не могло покачнуть его уверенности. Даже тот факт, что прошлой ночью он повелся на обман и согласился на хуевую идею пойти в гей-клуб со своим другом, где, напившись всевозможного алкоголя... Блять, об этом даже думать нереально. ...Окей, перепихнуться со случайным парнем в приватной VIP-комнате пьяным в хлам было самой хуевой и отвратительной ситуацией в его жизни из всех возможных. Во-первых, Скарамучча не бисексуал, и уж точно — не гей. Во-вторых, ему, вроде как, нравится Мона. И он, вроде как, нравится Моне. И их отношения, вроде как, опасно балансировали между отметкой «начать отношения» и «передружба». Всё в его жизни шло по ровной прямой, но вселенная не любит покоя, поэтому подкинуть такую несмешную шутку в бытие Скарамуччи было, с ее стороны, очень весело. Но он, видимо, чувством юмора не обладал. Скарамучча успокоил себя мыслью, что в его воспоминаниях парень выглядел ничуть не хуже девушки с этими длинными пепельными волосами и выступающей вперёд красной прядью (это ничуть не улучшало общего настроя, потому что Скарамучча справедливо считал это изменой Моне). По пьяни нетрудно спутать длинноволосого юношу с миловидной леди, ведь лица Скарамучча все равно не видел (о том, почему поясница так подозрительно болела, мозг решил не думать ради сохранения психического равновесия). Так Скарамучча и решил, когда после двух чашек выпитого кофе он вспомнил о существовании понедельника. Идти в университет совсем не хотелось, но не идти было нельзя, поскольку Тарталья непременно начнет спамить в чате с посылом пойти нахуй. Так Скарамучча и пришел в университет, со смятением и отвращением к себе и миру вспоминая прошедшую ночь. Если на пути ему попадется Итэр, он вряд ли сдержится, чтобы не убить его на месте.

***

— Бро, я уж думал, ты решил забить хуй! — рыжий придурок, почему-то являющийся другом Скарамуччи, бодро хлопнул парня по плечу. — Чё какой потерянный? Мона не дала? — Да иди ты, придурок хренов, — Скарамучча закатил глаза, не скрывая своего подавленного настроения. — Голова раскалывается... Он сел рядом с Тартальей, с тяжёлым вздохом опустил голову лбом в трибуну. Аудитория в такой ранний час уже была полна студентов. Громкие голоса поощряли головную боль становиться сильнее. — Да никак переборщил с алкоголем, — довольным тоном произнёс парень с длинными блондинистыми волосами, из ниоткуда появившийся рядом. — Итэр, иди нахуй, — пробормотал Скарамучча, не отнимая чугунной головы. — Я тебя ненавижу. Итэр, невинно улыбаясь, опустился по другую руку от злобного Скарамуччи. — Ого, что случилось? Вы устроили какой-то кипиш, но не позвали меня? — Аякс обиженно надул губы, но вкупе с горящими вечной жизнерадостностью глазами это выглядело нереалистично. — Так, ладно, с этим потом. Вы слышали, чё произошло? Итэр заинтересованно покосился на друга. Золотистые локоны волос водопадом спали по плечам. — Это уже интересно... План «заставь-препода-по-истории-уволиться» снова сработал? Аякс довольно улыбнулся, гордо кивнул. — Ага. Чжун Ли в пятницу последний день отработал и ушел. Сегодня пара с новым преподом. Его тоже доведём до увольнения. Итэр откинулся на спинку стула. — Будет круто делать ему подлянки. Скара, ты с нами ведь? Скарамучча болезненно простонал, сощурил глаза, отнял лицо от поверхности трибуны. — Блять, ты ещё спрашиваешь. Я ни за что в жизни не нарушу такую охуенную традицию. Скарамучча, наконец, пришёл в себя. Голова все ещё гудела пчелиным улеем, но уже чуть легче. Даже убивать Итэра хотелось менее жестоко. — Заебись. На первой паре посмотрим, чё за чел такой, а там уже можно решать, как с ним быть, — мудро изложил Тарталья. — Надеюсь, он окажется более терпеливым, чем Чжун Ли. — Ага, — Итэр щёлкнул пальцами. — Этот хер сбежал от нас спустя два месяца. А выглядел-то каким важным... — И никакой веселухи! — Чайльд уныло опёрся щекой о ладонь. — Хоть бы этот оказался интереснее. Скарамучча вздохнул. Головная боль мстительно отозвалась пульсацией, от которой захотелось вырвать себе мозг. — Кстати, бро, — Итэр заговорщически обратился к Скарамучче. — Как тебе вчерашний день? Гаденькая улыбка раздражала. Следовало проехаться кирпичом по этому самодовольному лицу. — Хуёво. Больше не води меня в такие мерзкие места. — Ооо... — загадочно протянул Аякс. Скарамучче захотелось им обоим врезать до цветных пятен перед глазами и сломанной челюсти. — Куда ходили? Неужели в тот самый клуб? — Мне удалось его туда затащить, ага, — Итэр упёр руки в бока. Скарамучча закатил глаза. Он даже не удивлен, что эта идея — плод совместных усилий этих двоих. Их извилин достаточно только для такого, и на что-то большее они просто не способны. — Вы оба идите нахуй, — Скарамучча, состроив максимально недоброжелательное выражение, выказал весь свой гнев средним пальцем. — Не злись, Скара, мы любя, — Итэр беззлобно потрепал друга по волосам. — Это просто... шутка. — Охуеть вы клоуны, — раздражённо бросил Скарамучча, закатив глаза. — Вам только в цирке и выступать. — Но было весело, правда? Разве ты не любишь клубы? Да, Скарамучча любил клубы. Ночные, со светомузыкой, горой алкоголя и Моной в мини-юбке черного обтягивающего платья под боком, с которой он перекидывался многозначительными хмельными взглядами. Но Скарамучча не любил клубы, в которых по чистой, невероятно невероятной из всех невероятно невероятных возможностей он перепихивался с красивым парнем в полумраке приватной VIP-комнаты. Соглашаться на это не нужно было. И как только этот светлоголовый придурок сумел обвести его вокруг пальца?! И почему Скарамучча не заподозрил подвоха в словосочетании «сходить в особенный клуб»?! Итэр — открытый гомосексуал. Стоило сразу догадаться, о чём шла речь. Мутные и расплывчатые образы прошедшей ночи тяжким грузом навалились на голову Скарамуччи снова. Он сразу поник. — Да ну, не так уж плохо. — Итэр довольно улыбнулся. Ему-то, конечно, легко говорить. — Просто очередная туса. Подумаешь, не было Моны и кругом одни парни. Главное — это веселье! В этом-то и проблема. Если бы там была Мона, она бы точно не допустила того, что случилось, и сейчас Скарамучча не терзался бы отвращением и отторжением к самому себе. По правде говоря, он всегда был нетерпим к иным ориентациям, помимо «натуралов». Он чувствовал себя неуютно, когда кто-то говорил о подобном, ощущал отвращение и гнев, находясь рядом с такими людьми. Итэр был исключением, потому что он — его друг. С его пристрастиями Скарамучче приходилось мириться, делать вид, что ему безразлично то, с кем Итэр бегал на свиданки неделю назад и кто завоёвывал его внимание спустя сутки общения. Скарамучча был гомофобен. Его непринятие не доходило до крайностей вроде открытой травли, но, возможно, это благодаря хорошей выдержке и ещё не до конца растерянного здравомыслия. Скарамучча никогда бы не подумал, что он окажется в настолько пиздецки хуёвой ситуации, из которой выход только один — спрыгнуть с третьего этажа университета и приложиться головой об острый выступ камня. Оба варианта в этом случае годятся — сотрясение мозга и потеря памяти или смерть. Лицо Скарамуччи приобрело серовато-бледный оттенок. Глаза с тёмными пролёгшими тенями под ними выражали крайнюю степень потерянности, печали, душевной гибели и боли. — Да ну, бро, всё настолько плохо? — Итэр приобнял друга за плечи. — Тебе чё, реально Мона отказала? Отшила?! Скарамучча скривился не то от глупости догадки, не то от факта, что Итэр допустил эту мысль. Мона, по нескромному мнению Скарамуччи, была самой охуительной девушкой во всём университете и его жизни в целом. Лишь она одна дарила покой и умиротворение, лишь с ней Скарамучча чувствовал комфорт, и мысли о том, что однажды она бросит его, вводили в долгосрочную меланхолию. Оттого мысли об измене становились ещё горше, больнее, ещё тяжелее становился груз вины. — Придурок, нет конечно. Это всё из-за вчерашнего... — О, твоя хрупкая психика нарушена? Вид полураздетых и раскрепощённых мужчин произвел неизгладимое впечатление? Ну ничего страшного, свыкнешься, — Итэр с толикой шутки и издёвки улыбнулся другу, качнув светлой головой. Аякс по другую руку от Скарамуччи не протянул ладони помощи, дабы спасти товарища из уз бесчеловечно жестоких издевательств. Сей жест расценился как подлое предательство. К счастью, цирк с участием двух клоунов и одной несчастной жертвы окончился довольно скоро, потому как начало пары неминуемо наступило огнедышащим чудовищем где-то сбоку. Скарамучча привычным жестом положил подбородок на поверхность трибуны, прикрыл глаза, отдающие неприятным жжением в веках. Погрузился в полудрёму и рой многочисленных мыслей под мерное гудение других студентов и хмурость серых туч за окном. Целых пятнадцать минут прошли почти спокойно — за исключением самоуничижительных мыслей, ничто не препятствовало безделью. Рыжий и блондинистый придурки вели себя на удивление тихо. Даже когда дверь аудитории хлопнула, а восхищённые женские перешёптывания поднялись резкой волной, Скарамучча всё ещё не выплыл из омута угрызений и самобичевания. Когда до слуха донёсся голос вошедшего и неясные шёпотки друзей, Скарамучча всё же соизволил обратить на него внимание. ...Лучше бы он не смотрел, не слушал и вообще не приходил на учёбу ближайшую бесконечность лет. Ебучие пепельные волосы с не менее ебучей красной прядью спереди ударили в глаза яркой вспышкой. Скарамучча замер каменной статуей. Мир на несколько секунд перестал существовать. Это не может быть ошибкой. Оттенок волос — единственное, что Скарамучча помнил достаточно хорошо, чтобы не спутать ни с чем другим. Это точно он. Ногти напряжённо впились в ладонь. Скарамучча бесшумно и глубоко выдохнул, но нервозность не ускользнула от проницательных взглядов друзей. — Ты чё? — шёпотом спросил Тарталья, наклонившись к самому уху. — Побледнел как. Это из-за нового историка? — У тебя похмелье? — шутливо изрёк у второго уха Итэр. — Или чё, новый препод понравился? Скарамучча не смог ответить словесно, зато с радостью кинул в лицо Итэру средний палец. Поперек горла встал колючий ком. Глаза неотрывно следили за плавными и неспешными движениями нового преподавателя, слух ловил приятный тембр его голоса и смущённые перешёптывания одногруппниц со всех углов аудитории. — По-моему, тебе нехорошо, — со знанием дела констатировал Аякс, осмотрев бледное лицо друга со всех ракурсов. Итэр тоже что-то пробормотал, но Скарамучча не смог не то что разобрать его слов — он не понял даже языка. Всё внимание было приковано к красной пряди, сердце попрыгунчиком скакало в груди вверх-вниз, и Скарамучче казалось, что до потери сознания ему рукой подать. Друзья что-то ещё прошептали, но вскоре отвлеклись на что-то более интересное — Тарталья самозабвенно строчил короткие записки с кучей криво нарисованных сердечек сестре Итэра, а сам Итэр увлечённо расстреливал противников в мобильной игре. Один только Скарамучча чувствовал себя как на электрическом стуле, не зная, в какой миг его тело прошибут две тысячи вольт. Кадзуха — преподаватель — казалось, вообще не замечал Скарамуччи. Возможно, не узнал, или просто делал вид, что не узнал. Скарамучча не решил, что хуже. Под конец пары Скарамучча был, мягко говоря, никаким: излишняя бледность, нервозность, бегающий взгляд, невнимательность к словам друзей. — Ну чё ты, в самом-то деле? — Аякс с тревогой заглянул в лицо Скарамучче, когда пара была, наконец, окончена. — Ща в буфет сгоняем, и настроение сразу улучшится. Скарамучча кивнул. Уже у самого выхода его начало отпускать. — Платишь ты, рыжий... — Это са... — Скарамучча Райдэн. Попрошу остаться, — прилетел пулей в спину оклик. Скарамучча ощутил, как внутренности обдало ледяным холодом. Глаза товарищей сочувственно блеснули, на губах расползлись подбадривающие полуулыбки. Махнув на прощание, они без слов нырнули в коридор, какого-то хера закрыв за собой дверь. Вашу ж блядскую мать. Предатели! Скарамучча неуверенно развернулся. Встретился взглядом с причиной его будущих ночных кошмаров, но постарался сохранить как можно более расслабленное выражение, граничащее с безразличием. — Да? Кадзухи, в своей идеально выглаженной белой рубашке с закатанными до локтей рукавами и обтягивающих брюках, опёрся об учительский стол и сложил руки на груди. — Хотелось бы поговорить. О, нет. Этот пид... нехороший человек догадался обо всём! Он узнал в Скарамучче того самого клубного парня! Теперь ему точно не жить. Внешне сохраняя невозмутимость, а тоном выражая даже некую дерзость, Скарамучча небрежно бросил: — О чём Вам может понадобиться говорить со мной? Безлюдность аудитории навевала страх, но уверенной позой Скарамучча почти удачно защищался от гнетущей тишины. — Ясное дело, о чём. Скарамучча непроизвольно закусил внутреннюю сторону правой щеки, морально готовясь к худшему. Конечно, сейчас он напомнит о произошедшем, и Бог знает, что будет дальше! — Об успеваемости. Как камень с души! Благо, что такой очевидной перемены в настрое было незаметно внешне. — Всё с ней нормально, — деланно безразлично ответил Скарамучча, нетерпеливо топнув ногой. — Да ну? — насмешливость в словах и уголках губ почти мгновенно взбесила Скарамуччу. — Количество двоек и троек превышает количество звёзд на небе. Это плохо. Кадзуха оттолкнулся от стола и одним шагом оказался ближе. Скарамучча сдержал порыв ринуться в другой конец аудитории. — И чё? — Моя задача, как преподавателя, заключается в том, чтобы не позволить студентам завалить сессию. Но тебе с такой-то успеваемостью не справиться и с межсеместровым зачётом. — До этого же я как-то справлялся целый год. Это так важно? Скарамучча, будь проклято всё гуманитарное, действительно не разбирался в истории. Он мог с лёгкостью начертить сложную геометрическую фигуру и решить прилагающуюся к ней задачу, вычислить значение нелёгкого алгебраического выражения или запомнить все формулы физики, но только не понять всё, что связано с гуманитарными науками. Они для него — дебри. — Вам всем позволяли списывать и халатно относиться к учёбе. Со мной такое недопустимо, — Кадзуха снисходительно улыбнулся, пройдясь лёгким взором по лицу Скарамуччи. И он не мог понять, что раздражало больше — это высокомерное отношение, спокойствие в голосе или отсутствие какой-либо реакции на человека, которого он имел так, что поясница до сих пор болезненно ныла?! — И чё Вы мне предлагаете? Кадзуха скользнул взглядом по лицу Скарамуччи с такой эмоцией, будто тот был кем-то незначительным. Спокойно. Всё хорошо. Дышать. — Выполнять задания как минимум. Для тебя — индивидуально. И снова эта лёгкая полуулыбка. Почти снисходительная. Как же он раздражал. И вызывал отвращение, приправленное толикой искренней непереносимости. И как после всего произошедшего этот придурок смел вести себя так непринуждённо?! Ему что, вообще плевать?! — Чё? В каком это смысле? Скарамучча всё же отошёл на шаг назад. В груди горячей лавой растекалась такая ненависть, что хоть стены бей. — Сделай три конспекта на четыре листа А4 каждый. Любые темы в твоём распоряжении, — и снова эта улыбка. Как заклинило. Скарамучча едва не выкинул искреннее «какого хуя?!», потому что это уже слишком! Для него написать целую страницу тетрадного листа — уже достижение, а тут... тут ебучие А4! Сколько сил и времени нужно потратить на такое количество символов?! Да писательства здесь на десяток лет вперёд! — А не дохуя ли? — почти беззвучно под нос прошептал разгневанный Скарамучча, предполагая, что читать по губам этот ебучий Кадзуха не умел. — Даже маловато, знаешь ли. Блядский препод. Пидор. Еблан. Хуесос. — Ладно, — неохотно выдавил Скарамучча. В мечтах он уже видел, как этот препод вылетает с работы, не выдержав издевательств святой троицы друзей. Ну, они ему ещё устроят... Скарамучча всё ещё не понимал, почему этот ебаный историк не узнал его. Или это он всё-таки ошибся?.. Нет, исключено. Ошибки быть не могло. — Хорошо. За две недели справишься? Десятилетия недостаточно для такого дела! Не прихуел ли?! — Постараюсь, — сквозь зубы выдавил разгневанный Скарамучча. Да он реально охуел! Кивнув, Кадзуха отпустил его. Скарамучча, плохо сдерживая клокочущий внутри гнев напополам с омерзением, поспешно покинул пустую аудиторию. Друзья, как оказалось, далеко не ушли, — ожидали рядом у стены. Решиться что-то спрашивать не смогли — вид друга словно говорил, что ещё немного, и кто-то умрёт от его рук. Молчание тянулось до самой второй пары, пока Аякс не решил утолить своё любопытство: — Что же всё-таки случилось? Ты чё-то натворить без нас успел? Давай, рассказывай. Скарамучча уныло мотнул головой. Тарталья и Итэр обменялись им одним понятными взглядами, но боле допрашивать друга не стали. А Скарамучча считал, что с этого дня его жизнь станет кошмаром наяву.