Impossibly close, extremely far away

Уныние тянулось до конца всего учебного дня, на протяжении которого Скарамучча мысленно отсчитывал, сколько понадобится лет на искупление греха. Если они с Моной не состояли в официальных отношениях, это не значило, что Скарамучча не считал всё между ними происходящее чем-то серьёзным. Думая об этом, Скарамучча чувствовал злость на себя и ебучего препода. Надо же было так вляпаться! — Ты весь день какой-то не такой, — изрёк Тарталья, когда троица друзей вышла на залитую осенним солнцем улицу. — Ну, в смысле, ты — это ты, но в то же время ты — не ты. Типа, вроде ты такой же чуток раздражительный, но как бы и не... — Да кто его знает, — прервал Итэр, методично вертя в руках стакан с кофе. — Он, по-моему, всегда такой мрачный. Аякс согласно кивнул мудрой мысли друга. Скарамучча лишь закатил глаза, поглубже нырнув носом в ворот светло-коричневого пальто. Друзья перекинулись ещё парой-тройкой неосмысленных фраз, прежде чем оба замолкли. Скарамучча не сразу понял, что молчание, вообще-то, направлено на него. Фыркнув, он вытащил нос из защитного ворота пальто и мгновенно встретился с взором Моны у фонтана. Та, коротко махнув, подмигнула ему. — Кажется, кое-кому нужно идти, — Тарталья ткнул друга в бок с многозначительной улыбкой, а Итэр толкнул в плечо. — Иди к своей ненаглядной, дружище, — наигранно ласково произнёс Итэр. — Мы без тебя не пропадём. — Идиоты, — бросил Скарамучча, но улыбка сама собой расползалась по его губам. Тарталья и Итэр, шепнув друг другу что-то, поспешили скрыться. Мона нежно заулыбалась, когда Скарамучча подошёл к ней. — Мучча, привет! — девушка в черном пальто упала в объятия Скарамуччи. Ее подбородок упёрся ему в грудь, светлая смесь голубого и зелёного в ее глазах заискрилась радостью. Скарамучча приобнял ее, вдыхая знакомый аромат вишни ее темных волос, собранных в два высоких хвоста. — Привет-привет. — Я хотела предложить сходить куда-нибудь... — ее ярко-алые губы надулись. — Ммм, у тебя есть идеи? — блаженно протянул Скарамучча. Девушка в его объятиях вновь улыбнулась. — Недавно открылся ресторан корейской кухни. Давай туда? Скарамучча словно призадумался, нахмурив брови и приняв самый что ни на есть задумчивый вид, чтобы постоять в этих объятиях чуть дольше. В конце концов решив, что стоять на холодном ветру слишком долго может быть опасно для слабого иммунитета Моны, Скарамучча всё же кивнул: — Ну хорошо. Веди. Девушка, воскликнув что-то неразборчивое, но, судя по интонации, довольное, схватила Скарамуччу за рукав, и, попутно щебеча что-то об учёбе, повела друга вперёд. А Скарамучча слушал её вполуха: на что-то согласно кивал, местами отстранённо поддакивал, но мыслями витал вокруг ненавистных конспектов и том, что делать их он решительно не будет — назло историку. Пусть хоть пулемётом наставит двоек. — ...и потом она обвинила меня! — Мона зло топнула ногой. — Если кто-то пытается доебаться — шли нахуй. Не получается — шли ещё и в пизду, — с умным видом выдал Скарамучча, когда Мона свернула в сторону к стеклянным дверям заведения. Девушка фыркнула в ладонь. — Ты такой забавный, Скара, — ее миловидное лицо вновь озарилось лучезарной улыбкой. Скарамучча не сдержал ответной. Заведение действительно оказалось хорошим: атмосфера спокойствия, тихая музыка из колонок, удобные диваны и приемлемые цены. Они заняли столик в углу, подальше от чужих глаз. Пока Мона жевала острую лапшу и рассказывала о раздражающих однокурсниках, Скарамучча любовался чертами ее лица, красивыми глазами и длинными волосами. Оттого становилось противно от себя ещё больше — Мона так прекрасна, а он посмел так нагло предать ее. И если бы не этот грёбаный историк, ничего бы не случилось! Скарамучча непроизвольно сжал руки в кулаки. От проницательной Моны не укрылось то, какой мрачной тенью накрыло лицо напротив. Она прекратила весёлую беседу и ее притихший голос зазвучал в ушах набатом: — Скара, что-то случилось? Скарамучча неопределенно дёрнул головой: не то согласие, не то отрицание. Ему очень не хотелось говорить об этом, потому что это разрушит всё. Не останется шанса ни на начало отношений, ни на сохранение дружбы. — Не бери в голову... Так, просто не с той ноги встал сегодня, — пробормотал он, отведя взгляд в сторону. — Уверен? — ее ладонь с чёрными накрашенными ногтями легла поверх дрожащей руки Скарамуччи. — Да, всё в порядке, — Скарамучча натянул полуулыбку. Не сказать, что Мона поверила, но допытываться не стала. Мегистус продолжила увлекательный монолог, на который Скарамучча уже не обращал внимания — лишь делал заинтересованный вид. Всё было бы относительно неплохо, если бы в какой-то роковой момент Скарамучча не решил взглянуть влево, на тень одного из посетителей. Ему захотелось исчезнуть с лица земли. Кадзуха собственной персоной, весь из себя такой серьезный. Примостился за соседним столом с ноутбуком и никого не замечал. Мона продолжала что-то разъяснять, пока нервная система её друга медленно выходила из строя и грозилась воспламениться. — ...так. Понял? — прозвенело над ухом. — А? Что? — Скарамучча встрепенулся, с растерянностью повернулся к Моне. Она терпеливо повторила: — Я спрашиваю: ты понял, почему она поступила так? — Кто? — ещё более недоумённо выдал Скарамучча. — Ынъён. — Мона начинала раздражаться такой рассеянностью друга. Встретившись с непониманием в его взгляде, она пояснила: — Главная героиня недавно вышедшей дорамы. Скарамучча понимающе кивнул. — О... Да, понял. Мона скептично выгнула бровь и сложила руки на груди. — Ты ж нихера на самом деле не понял, да? — Скарамучча честно кивнул. — Сегодня ты слишком не такой. — Не выспался, наверное, — пожал плечами Скарамучча. Совесть грызла всё больше. Мона хмыкнула, и в это время ее телефон завибрировал. Она взяла трубку, и пока вела содержательный диалог, Скарамучча невольно снова взглянул на преподавателя истории. Кадзуха напряжённо печатал что-то на клавиатуре, параллельно поедая токпокки. Его уставший взгляд лениво блуждал по экрану. В груди расплылось омерзение напополам со злостью. Он и не заметил, когда Мегистус закончила разговор и снова обратилась к нему. — ...бежать. — Что? — Скарамучча уже ощущал неловкость от того, насколько сильно он зациклен на ненавистном преподавателе и прошедшей ночи. — Говорю, что мне нужно бежать. — Оу, хорошо. Что-то серьезное? — Скарамучча встал с места одновременно с девушкой и притянул ее в объятия. Мона уткнулась ему куда-то в плечо. — Я должна была позже встретиться с подругой, но мне нужно бежать пораньше из-за непредвиденных обстоятельств... — Тогда встретимся завтра, — буркнул Скарамучча куда-то в макушку Мегистус. Мона подняла на него ясный взор, такой чистый и глубокий, что впору в нём утонуть. Алая помада маняще блестела на желанных губах, густые чёрные ресницы подчёркивали красоту её глаз. Идеальный момент для поцелуя. Прежде чем Скарамучча решился воплотить будоражащее желание, Мона, бросив короткое прощание, вывернулась из хватки и ускакала прочь. Скарамучча остался слегка разочарованным. Он остался на месте на некоторое время, но, в конце концов поняв, что нет смысла стоять здесь, он ушёл. Всё в голове мешалось и путалось, превращалось в бессвязную сумятицу гнева, отвращения и угрызений совести. Он не должен скрывать правду. Делать больно единственному человеку, который принимал его таким, какой он есть — с ужасным характером, неумением правильно выражать чувства, недоверчивого к тем, кто хочет знать его тревоги и боль — Скарамучча вовсе не желал. Но и рассказать обо всем значило лишиться такой невероятной девушки, как Мона. Скарамучча был в тупике, и помочь ему никто, кроме него самого, не мог. Это конец. Скарамучча обречённо брёл по улице, и казалось, что небо страдало вместе с ним. Затянутое тучами, оно грозилась обвалиться вниз многотонной ношей и придавить его одного. Мерзко. Отвратительно. Он — мерзок. Предал, но не может найти сил признаться в этом. Да ещё и с кем? С мужчиной! Это вдвойне хуже. И снова злость брала на этого человека. И на Итэра, впрочем, тоже. Для чего этот придурок повёл его в подобное место?! Зачем Скарамучча вообще согласился?! И почему из десятков парней Кадзуха выбрал именно его?! С каждым новым отчаянным вопросом Скарамучча всё больше убеждался в том, что его жизнь вот-вот опустится на дно, пробьёт его и устремится ко второму. Слишком круто всё развернулось за последние сутки. Скарамучча не был готов. Ветер, слегка треплющий темные волосы, нёс осенние листья вдаль, бросал их в пыль также, как жизнь окунала Скарамуччу в грязную дождевую лужу, обнаженные деревья выглядели безрадостно и тускло настолько, что унылостью оттенков сливались с его душой. И тучи, нависшие острозаточенной гильотиной, казалось, вот-вот сорвутся вниз и казнят его. Скарамучча в этот миг презирал и ненавидел себя, но ещё больше он ненавидел своего преподавателя истории, посмевшего сотворить такое. — Чтоб ты сдох, педик грёбаный, — шёпотом ругался себе под нос Скарамучча, топча кленовые листья под ногами. Он брёл, глядя вниз, и всё не мог успокоиться. Хотелось ругаться и плеваться ядом, злиться и ненавидеть, презирать и осуждать, чтобы только не ощущать себя так омерзительно. Впервые Скарамучче было так противно от себя. Солнце, изредка являющееся из-за туч, нисколько не грело. Редкие автомобили раздражали своим шумом, прохожие бесили своими радостными лицами. Всё в этом мире вызывало серый негатив. Начался дождь. Сначала мелкий, он становился всё сильнее с каждой минутой. Скарамучча рад этому не был, но решил, что промокнуть — не худшее, что может случиться. Всё равно хуже, чем было, невозможно. Вместе с дождём налетел холодный ветер, бросающийся во все стороны промокшей красно-жёлтой листвой. Люди спешили скрыться под крышами магазинов и внутри них, машины стали попадаться всё реже. Скарамучча, пожалуй, был единственным, кого не волновал водопад. Дома всё равно отмокнет в горячей ванне. Простуда не страшна. Скарамучча поднял взор к небу. Капли безжалостно врезались в кожу, тонкими ручьями стекая вниз по шее под ворот. Было неприятно, но Скарамучча заслужил всё плохое. Не хватит и океана, чтобы смыть весь позор и поступок предательства. — Надеюсь, ты промокнешь, пидор, — искренне выругался Скарамучча себе под нос. Внезапно рядом послышался автомобильный гудок. Скарамучча незаинтересованно повернулся вправо. Рядом, в шаге от него, стояло чёрное авто. Стекло съехало вниз, и из окна показалась вспышка красного на чужих светлых волосах. Скарамучча едва не заскрипел зубами от злости. — Садись в машину, промокнешь ведь, — произнёс Кадзуха. — Не сяду, — огрызнулся Скарамучча, намереваясь двинуться дальше. Дождь застилал глаза, но он упрямо шагнул вперёд. — Не чуди. Мы всё равно на одной улице живём, — Кадзуха устало взглянул на него. Это выбило весь остаток кислорода из лёгких, и Скарамучча на мгновение забыл о своей ненависти. На одной улице? Утром он краем уха слышал от соседей, что в дом напротив кто-то въехал... Но чтобы им оказался именно этот человек?! Да это целое комбо невезения! Или, скорее, невезение в сотой степени. Скарамучча недовольно цокнул и всё-таки согласился. Что ж, это даже хорошо — пусть этот ебаный историк заглаживает свой проёб катастрофического масштаба. В салоне теплого прогретого авто стало заметно лучше, хоть мерзкое ощущение липнущей к коже одежды никуда не исчезло. Внутри ненавязчиво пахло лавандой. — Решил прогуляться в такую погоду без зонта? Неосмотрительно, — непринужденно произнёс Кадзуха. Машина тронулась с места, когда дверь позади него негромко хлопнула. — А тебе-то какая разница? — Скарамучча не смог сдержать яда в своём голосе, послав куда подальше и ненужную вежливость. Слишком уж бесячим был этот препод. — И как узнал мой адрес? Кадзуху, казалось, отсутствие учтивости нисколько не колыхнуло. — Просматривал информацию о тебе. — А нахуя? — Чтобы знать, насколько плохо у тебя с учебой, — Кадзуха бросил мимолётный взор в зеркало заднего вида. Скарамучча поймал этот взгляд и мысленно испепелил. — Ты совсем плох в гуманитарных науках. — И без тебя знаю, — Скарамучча сложил руки на груди, агрессивно сверкнув своими тёмными глазами из-под полуопущенных влажных ресниц. — И, как погляжу, у тебя проблемы с контролем агрессии? — то, как спокойно вёл себя Кадзуха, раздражало Скарамуччу ещё больше. В груди разгорался не то что костёр — целый лесной пожар из концентрированной злости и подлитого в пламя раствора отвращения. — Да иди ты нахуй, медик хренов. Кадзуха лишь усмехнулся так беззлобно, что Скарамучча едва сдержался, чтобы со злости не выйти из машины прямо посреди движения. Весь остаток пути прошёл в напряжённом молчании, только напряжённым оно было в первую очередь для Скарамуччи. Кадзуха же, казалось, не чувствовал этой искрящейся атмосферы и был сосредоточен на том, чтобы разглядеть хоть что-то в усилившемся ливне. Тишину нарушали лишь дворники и шум дождя снаружи. Скарамучча покидал его машину без слов благодарности или прощаний. Кадзуха, кажется, коротко простился, но Скарамучча не вникал в его слова. Ему хотелось добраться до дома и больше никогда не выходить наружу. Просторная квартира встретила его одиночеством, но оно было таким желанным и привычным, что он не ощущал ни капли дискомфорта. Стало чуть легче нести бремя собственного предательства. Дождь за окном всё ещё бил по всем возможным поверхностям, ветер склонял ветви деревьев к земле. Начало ноября не щадило ничего и никого — ни природу, ни души обсмеянных Судьбой студентов-второкурсников. Скарамучча стянул с себя насквозь промокшую одежду и с блаженством утонул по горло в горячей ванне. Он намеревался расслабиться хотя бы немного, снять с себя стресс и напряжение, подумать над тем, что делать дальше. Только стало ещё хуже. В более тихой и непринуждённой обстановке мысли набросились, как голодные волки. Скарамучча никогда не страдал из-за проблем с самооценкой, но в этот момент он ощутил волну небывалого отвращения и ненависти к себе. Она была куда сильнее, чем за весь сегодняшний день. Горячая вода стала казаться лавой, текущей по коже, чтобы сжечь дотла, в паре от воды он почти видел выражение лица Моны, когда она узнает обо всём. А она узнает. Скарамучча не намерен хранить эту тайну слишком долго. Ему всего-то нужно немного времени, чтобы собраться с духом. Не каждый день признаешься своей почти-девушке в том, чтобы ты изменил ей с преподом вашего универа. Это даже в мыслях звучит нереально. Насколько же низко он пал. Мысли, в конце концов, всё-таки стали успокаиваться, когда Скарамучча уже после горячей ванны вышел на балкон. Дождь уже не лил, и в вечерней мгле витала прохладная влага. Сквозь ещё не рассеявшиеся тучи звёзды мелькали изредка и словно бы нехотя. Возможно, им тоже было до жути стыдно за всё произошедшее. В окне дома напротив горел свет. Многоэтажки разделяло не такое большое расстояние: асфальтированная дорога и небольшие дворики перед подъездами. Скарамучча на зрение не жаловался, потому смог узреть, как несколько секунд спустя на соседнем балконе возникла фигура... его преподавателя. Что ж, стоило ожидать от жизни и того, что им придется сосуществовать аккурат друг напротив друга. Кадзуха говорил с кем-то по телефону. Его тихий голос, доносящийся с балкона, и силуэт выдавали усталость после тяжёлого рабочего дня. Скарамучча злорадно подумал, что так этому преподу и надо, пусть мучается. Не одному же Скарамучче страдать? Простояв на ветру ещё какое-то время, презираемый историк всё-таки скрылся в своей квартире. Врага в лице студента-второкурсника он, к счастью, не заметил. Скарамучча ушёл к себе почти сразу же, как Кадзуха исчез с балкона. Теплая кровать топила в своих объятиях. Скарамучча с удобством устроился на ней, взял в руки смартфон и сразу же захотел отшвырнуть его в стену. Мало того, что бельмом на глазу стало оповещение о том, что в общую группу их курса добавили ебучего историка, так ещё и он сам висел перед глазами непрочитанным сообщением минутной давности. Злобный студент-второкурсник сиюминутно возжелал удалить чат между ними и заблокировать ненавистный контакт. Но любопытства ради ему всё-таки пришлось снизойти до того, чтобы замарать свой взор одним сообщением. Каэдэхара Кадзуха. Скарамучча, добрый вечер. Ты оставил свой рюкзак у меня в машине. Ну точно. Ещё этого не хватало для полного комплекта несчастий. Скарамучча, должно быть, в прошлой жизни натворил слишком много злодеяний, чтобы в этой так жестоко страдать. Закатив глаза, он напечатал ответ. Скарамучча. завтра заберу. Каэдэхара Кадзуха. Хорошо. Ты во сколько выходишь из дома? Я тебя подброшу. Скарамучча. в 7:00, но с тобой не поеду. иди нахуй. Каэдэхара Кадзуха. :( Кадзуха продолжать диалог намерен не был, потому отложил телефон куда подальше. Ему не хотелось ни секунды дольше находиться онлайн. Спустя полчаса бессмысленных раздумий Скарамучча ни к чему дельному не пришел. Ко сну — тоже. Отсутствие результатов привело к тому, что Скарамучча вновь решил взяться за телефон. К великому облегчению, Кадзуха больше не писал, зато писали друзья с вопросом о том, как довести нового преподавателя истории до увольнения. К решению этой проблемы Скарамучча присоединился с удовольствием. Изначально, ещё на первом курсе, они втроём довели до увольнения дряхлую преподавательницу истории до увольнения из-за ее ужасного характера, нежелания идти навстречу в сложных ситуациях, конфликтности и мерзкого отношения к обучающимся: занижала оценки из-за личной неприязни, ругала за внешний вид, осуждала за всё, что только можно. Со вторым историком вышла похожая ситуация, разве что он помоложе был. Третьего — Чжун Ли — довели до белого каления уже из-за веселья: оказалось, что выносить мозги преподавателям очень забавно. Довести до увольнения четвёртого преподавателя по истории — миссия повышенной важности.