Безмолвная игра

— Не знал, что глава Ордена Цзян такой чувствительный, — хрипло оповестил Не Хуайсан, в ответ услышав лишь тихое, почти жалобное, протяжное «ммм». Длинные, утонченные пальцы, едва касаясь, скользили по натруженным мышцам обнаженного торса Цзян Чэна. Его ханьфу все еще было при нем — раздет он был только по пояс, помятые фиолетовые одеяния свисали, скинутые с плеч. По разгоряченной коже неспешно гуляли прохладные руки, очерчивая каждый изгиб. Цзян Чэн пытался бороться с нарастающей паникой. Он чувствовал себя беспомощным и совершенно уязвленным, с повязанным на глаза поясом от собственного ханьфу и непонятно чем скованными за спиной руками, особенно перед Не Хуайсаном. Особенно, когда Цзян Чэн вздрагивал от каждого невесомого касания, когда ладонь прошлась вдоль позвоночника снизу вверх, ощупывая каждый позвонок, и вновь спустилась, оттягивая ткань нижних одеяний, но не позволяя себе зайти дальше. И в момент, когда глава Ордена Цзян готов был наплевать на все и умолять об этом продолжении, металлический край веера огладил затвердевший сосок. Стон, готовый сорваться с губ, пришлось мученически проглотить, и, тяжело дыша, выдать вместо него настолько жалостливый звук, что Цзян Чэн усомнился, действительно ли он только что это произнес. Зашуршало постельное белье, А-Чэн почувствовал, как кровать продавилась от тяжести, а чужие шелковые волосы щекотливо спадали на его грудь. Не Хуайсан забрался на постель и усадился с широко расставленными ногами на бедра Цзян Чэна. С соответствующим щелчком раскрылся веер и голую кожу обдало теплым воздухом. Пальцы продолжали прогулку по его телу, добрались до шеи и, проведя по кадыку, устремились к подбородку. Оттянули уголок губ, чуть пачкая слюной щеку. Цзян Чэн вдруг почувствовал несправедливость всей ситуации, в которой он оказался. Черт, он даже говорить не может! Сейчас бы стонать, шептать его имя, умолять и дразнить, поддаваться и брать инициативу, но они четко условились — глава Ордена Цзян должен молчать. Он не мог видеть, как загадочно ухмыляется Не Хуайсан, даже не прячась за веером. А к чему, когда возможность видеть была туго перевязана снятым с ханьфу поясом? И как блестят его глаза, с волчьим голодом рассматривая крепкий торс, с какой жадностью ловят каждое вздрагивание и сотни тысяч мурашек, вызванных его движениями. Подбородок Цзян Чэна приподняли сложенным веером и тот судорожно сглотнул. И почти тотчас чужие губы накрыли его собственные, всего на мгновение. Мимолетная нежность сменилась ворвавшимся в его рот языком. Цзян Чэн даже не подумал противиться, приглашающе раскрыв губы, позволяя иметь свой рот как угодно. Еще бы тут посопротивляешься! Тело предательски заныло. Хотелось разорвать дурацкие оковы и снять злоебучий пояс с глаз, опрокинуть Не Хуайсана на кровать и прижать своим весом, обхватить его голову, оттягивая длинные волосы, и впиться ему в губы с таким же жаром, с такой же жадностью и страстью. Но все что он сейчас может — прерывисто дышать, задыхаться от чувств и недостатка кислорода, и беспомощно распластаться на кровати, позволяя Не Хуайсану делать все, что ему вздумается. Поцелуй становился все более мокрым, язык скользнул по контуру губ и устремился вниз, оставляя влажную дорожку до самой груди. Внезапно зубы впились в жесткую, огрубевшую кожу, на миг задержались, оставляя после себя красноватый след по форме прикуса. Чуть позже он потемнеет, нальется кровью и еще долго-долго будет болеть, напоминая при каких обстоятельствах он был получен, а прямо сейчас Не Хуайсан оставлял еще один болезненный укус и Цзян Чэн не выдержал. К низу живота образовался тугой комок, меж ребер что-то защемило. Полустон-полувсхлиб вырвался сам собой, но его тут же заткнули новым поцелуем. Грубым, безжалостным, видимо послужившим в качестве наказания, но такой напор только сильнее распалял главу Ордена Цзян. — Прости, А-Сан, но я так больше не выдержу. С треском разорвалась сковывающая руки ткань, импровизированная повязка на глаза полетела в сторону. Рывком он стащил Не Хуайсана со своих бедер, опрокинул на спину, как и обещался себе, и прижал к изголовью кровати. Веер с шумом приземлился на дощатый пол. Несколько секунд Цзян Чэн просто вглядывался в эти бесстыжие темные глаза Не Хуайсана. В них плескались смешинки, а губы расплылись в снисходительной ухмылке. — Хуайсан. — Мм? Что случилось, глава Ордена Цзян? — Ты невыносимый засранец, Хуайсан. А-Сан мелодично рассмеялся. Цзян Чэн не успел удивиться, чего тут может быть смешного, как все мысли разом оттеснил этот тихий, утробный смех. Он и не знал, что Хуайсан может так красиво смеяться… Тут же он получил по голове веером. Веером? Он был уверен, что тот отлетел куда подальше, но, видимо, предусмотрительный Не Хуайсан таскает с собой по несколько штук сразу, так сказать, во избежание. Ладонь опустилась ему на затылок и Цзян Чэна вновь вовлекли в поцелуй, размеренный, властный, подчиняющий. И он подчинился. Почему-то даже сейчас, полностью свободный в движениях, он ничего не мог с собой поделать и в присутствии Не Хуайсана терял всякий контроль. Открывался, шел на встречу, и поддавался. Противиться этому не хотелось. Может так действует на него близость Хуайсана, а может что-то еще, разбираться не было смысла. Цзян Чэн плыл по течению, а куда приведет это течение целиком зависит от его возлюбленного.