Безмолвная игра

— Ты не получишь от меня ни одного поцелуя, пока не кончишь. Цзян Чэн не представлял, может ли быть ещё хуже, чем их прошлая встреча, но Не Хуайсан превзошел все его ожидания. Во всех смыслах. А-Чэн, полностью обнаженный, с привязанными к деревянным ограждениям запястьями, мелко дрожал от холода и ворочался с боку на бок, пытаясь согреться. Хуайсан нависал над ним, упираясь рукой в изголовье постели, отчего густая тень накрыла усыпанное мурашками тело, и неторопливо обмахивался веером. Глава ордена Цзян радовался такой простой возможности видеть лицо своего мужчины, вместо того, чтобы в кромешной тьме чувствовать только его прикосновения. Но, как оказалось, фиолетовый пояс теперь предназначался для затыкания его рта. Цзян Чэн был практически уверен, что это расплата за прошлый раз. Все внутри сжималось от предчувствия чего-то нехорошего, но он свято верил Хуайсану, а значит заочно давал добро на все его действия. Но демон бы все это побрал! Никаких поцелуев?! Не слишком ли это жестоко? В особенности, когда сейчас он мог рассматривать эти изогнувшиеся в мягкой, многообещающей полуулыбке губы, дарящие такие умопомрачительные поцелуи, что голова шла кругом, а коленки, вот эти самые колени устрашающего главы Ордена Цзян, без капли сомнений способных вдарить вам под дых, дрожали, заставляя А-Чэна сползать по стенке вниз, мечтательно улыбаясь, и просить еще, словно верный пес. — Уважаемый глава Ордена замёрз? Цзян Чэн еле заметно кивнул, чувствуя как от холода затвердели соски, и неуверенно покосился на Не Хуайсана. В его представлении А-Сан расположился бы с ним рядом, такой же нагой, чтобы согреть его окоченевшие конечности, но подозревал, что ничего подобного он не дождется. — Ах вот в чем дело. Хуайсан прошёлся кончиками пальцев по коричневой ареоле, на секунду сжимая сосок и Цзян Чэн вздрогнул. На этот раз не от холода. — Возьму на себя смелость согреть главу Цзян. Не Хуайсан поднес одну из горящих свечей, освещающих спальню и медленно приблизился к своему мужчине. О нет, дело пахнет жареным. Буквально! Цзян Чэн заерзал, подтягивая к себе ноги и быстро-быстро замотал головой, лицо его сделалось ужасным, а в глазах отразился маленький неровный огонек свечи, такой же неспокойный, как его собственное дыхание. —Тшш, не бойтесь, дорогой господин Цзян, — Хуайсан мягко провел по скуле А-Чэна тыльной стороной ладони, одновременно своим коленом отодвигая его прижавшиеся ноги, — смотрите мне в глаза. И ничего не бойтесь. И под его успокаивающий, вселяющий несокрушимую уверенность, голос, А-Чэн действительно расслабился. Уголки губ Хуайсана дрогнули в довольной улыбке, отзываясь на послушание, и тот плавно поднял руку со свечей на расстоянии примерно трех чи от самого Цзян Чэна. Он нарочито медленно наклонял ее. Расплавленный воск несколькими горячими каплями устремился вниз, пока не достиг обнаженного торса. Цзян Чэн с шумом втянул воздух сквозь сжатый между зубами пояс и наконец-таки понял, что решение А-Сана заткнуть ему рот было очень даже мудрым решением. Потому что, ну, ахуеть как горячо! И даже несмотря на то, что в полете воск успевает подостыть, прежде чем обжечь кожу. А может и не настолько горячо.? Цзян Чэн быстро привык, как только понял, что страшные ожоги с волдырями ему не грозят, и такой контраст температур теперь отзывался приятной ноющей болью. Но все-таки он всхлипывал каждый раз, как жидкий воск падал на оголенный живот. Хуайсан отставил свечу в сторону, опустил ладонь на внутреннюю сторону бедра Цзян Чэна. В некоторых местах воск практически остыл, стянув кожу, и это прикосновение, словно электрический ток, накрыло жаркой волной все тело. Сложенный веер, совсем не мягкий, а очень даже наоборот, с металлическими вставками и узорами — все как любил Не Хуайсан, — приземлился на головку вставшего члена. Цзян Чэн дернулся и в запястья тут же впилась сковывающая его жесткая ткань. — Глава Ордена Цзян, куда же вы собрались? Слишком быстро кончил. Слишком. Стоило Не Хуайсану несколько раз провести вдоль напряженного донельзя нефрита и оттянуть кожу головки, как… Это было настолько сумбурно, скоротечно и незаметно, что Цзян Чэн долгих две минуты вдуплял в потолок, пытаясь найти там хоть какие-то ответы. Хуайсан развязал с его лица взмокший от обильного слюноотделения пояс от ханьфу и прикоснулся своими губами в уголок его рта. Цзян Чэн отмер. Притянул возлюбленного ближе к себе, сминая его губы, проникая языком все глубже. Без спросу хозяйничал в чужом рту, прикусывал, зализывал, обводил контур зубов, стонал и слышал, как в бешеном ритме стучало сердце Хуайсана, ловил каждый его рваный выдох и судорожный вдох. Целовал он как в последний раз. Цзян Чэн это заслужил.