и запах вишни

[they're so pretty it hurts i'm not talking about boys, i'm talking about girls] girls — girl in red тиори встает рано почти всегда, если до этого она всю ночь не работала над проектом. шеврёз же встает ещё раньше, ложась ровно в десять и просыпаясь в шесть. её соседка никогда не понимала такого распорядка дня, и серьезность шеврёз в соблюдении своих правил порой даже вызывала непонятное чувство, по описанию сангономии-сан напоминающее не то страх, не то беспокойство. когда тиори только просыпалась, недовольная и злая от раннего подъёма, шеврёз уже собиралась на пробежку, оставив на столе несколько бутербродов. это не было заботой, как она полагала: в конце концов, они соседи по общежитию, тиори забирала вещи из прачечной и накрывала соседку пледом, когда та засыпала за подготовкой к сессии. они сожительствовали слишком долго, чтобы не запомнить таких базовых вещей. во всяком случае, так было у большинства соседей. …кроме той громкой пары в кампусе студентов по обмену. кажется, они из сумеру? не суть важно. сейчас важно, что не смотря на то, что тиори неоднократно просила шеврёз выбирать музыку для будильника попроще и главное — потише, сейчас, как ей казалось, все общежитие могло слышать, как у них на всю комнату гремел военный марш фонтейна. тиори было сложно предсказать реакцию соседей, но… позже надо будет провести с ними разговор. девушка повернулась на подушке и прищуренным взглядом золотых глаз сфокусировалась на фигуре шеврёз. та выглядела лишь немного виновато, выключая будильник. — мы договаривались. — я знаю, — вздохнула шеврёз. лицо почти не поменялось. пожалуй, из всех людей, которых тиори знала, её соседка была самым сложным для прочтения человеком. с детства тиори училась оценивать эмоции людей по лицу, если не могла чего-то понять по их словам. но шеврёз с её неизменно спокойным выражением лица была абсолютной загадкой. поэтому оставалось лишь улавливать что-то в интонации, выражениях и тщательно анализировать всё, связанное с ней. — прости, — снова с ровной интонацией говорит шеврёз, и только то, что она отвернулась, говорит о том, что она пытается скрыть определенное выражение лица, намекает на раскаяние. — на выходных отец поставил. и начинает собираться — быстро, сразу, без лишних слов и объяснений. эти краткость и согласованность действий всегда были исключительными чертами, которые устраивали тиори в сожительнице. она в принципе ценила такие качества в людях, поэтому никакую другую соседку даже не рассматривала, несмотря на предложение матери заселиться с аякой, с семьей которой они давно дружили и «состояли в очень крепких деловых отношениях». ответ дочери был весьма понятен: шеврёз прекрасный вариант, дисциплинированный, и, кроме того — совершенно не склонный к классическим для студентов их возраста выходкам. позже тиори думала — да, действительно очень удобный вариант, за редким исключением вроде привычек рано вставать или уничтожать все полученные в буфете университета калории десятикилометрвоой пробежкой. шеврёз стягивает колкие лавандовые волосы, ещё немного спутанные после сна, в тугой хвост, скрыв несколько седых прядок среди покрашенных от самых корней волос, и некоторое время проводит в ванной. шум воды сливается в единый поток, словно из крана вырывается само первозданное море. тиори ускользающим взглядом следит за тем, как она снимает старую растянутую футболку для сна с гербом гвардии фонтейна, меняет её на спортивную майку и ветровку, которые тихо шуршат в абсолютной тишине комнаты. уже окончательно теряя суть происходящего, тиори тихо зевает и ускользает в небытие, тонет в мягкой подушке и теплом одеяле, словно погружается в вязкий мед. интересно, чтобы чужие родинки на чуть загорелой спине так долго оставались в памяти — это так надо или просто эффекты от раннего пробуждения?