Настоящая жизнь

      Пятая принцесса, дитя трёх лет от роду, сидела смирно, как посадили, и молчала, потупив глазки.       — А я что думаю-то, — как ни в чём ни бывало начал Кв’арилн, ехидно прихрюкнув, — черты Ксорларринов всё-таки налицо!       Г’Эльд закатил глаза, аккуратно расчёсывая принцессью голову резным гребнем. Сос’Ампту героически терпела эту ужасающую, страшнейшую из всех пыток, от напряжения даже не болтая крохотными ножками — и уж точно не выказывала и малейшего намёка на то, что понимает суть разговора.       — Да чтоб мне в Бездну провалиться, все сроки сходятся! И ди… Э-э-э… Дип-ло-ма-ти-чес-ка-я миссия, и это, ну… Когда матрона ихняя, короче, колдуна своего прислала, дела всякие, значит, решать, а наша, ну, Бэнр, как раз…       — А ты сплетни-то не собирай, — Г’Эльд зловеще улыбнулся во весь свой набор удивительно целых для простолюдина зубов, по-прежнему орудуя костяным гребнем над младенческой головой. — Молчи больше, целее будешь.       — А ты что ль расскажешь кому? — Кв’арилн встрепенулся, засучив рукава и едва не перевернув таз с водой, подогреваемой файерболом. — А если я тоже что-то этакое припомню? Знаю я одного такого, Г’Эльдом звать, и вот увидел этот самый Г’Эльд большие деньги, и говорит: «я б за столько дал даже Блэйд…»       — Успокойся, а?! — огрызнулся Г’Эльд, побледнев и забегав глазами по каморке.       Сос’Ампту могла бы внимательно вслушаться в их разговор, где вдруг стало так много всего: от разумных поучений следить за своим языком, упоминая знатных персон, до попыток обвинить друг друга в заискивании перед присутствующей здесь принцессой-младеницей… Не имевшем пока никакого смысла, ведь всё, что требовалось чьему-то будущему кошмару — ответ на вопрос. На всего один вопрос.       Г’Эльд и Кв’арилн умолкли, забыв о бесчисленной по счёту перепалке, когда тихоня Сос’Ампту с нечленораздельным звуком восторга указала куда-то пальчиком, на радостях едва не навернувшись.       — Да, моя принцесса, — пролепетал Г’Эльд с запредельным умилением, гладя эльфёнка по белобрысой голове, — это паучок. Большо-ой чёрный паучок! Чёрный-пречёрный… Да, малютка, теперь он ест другого паучка. Правда же, прелесть?       Сос’Ампту задорно расхохоталась, хлопая в ладоши. Если бы только она знала, как попросить поиграть с ней в паучка, «поедая» с помощью щекотки! Тогда не было бы эльфёнка счастливее. Она бы, наверное, никогда после этого не капризничала и засыпала по первому требованию, без всяких сказок! А всё-таки нет, со сказками она погорячилась… Какой порядочный эльфёнок заснёт без уютной истории о высших жрицах, творящих чудеса во имя Ллос? Вот заснёшь ты без сказки, и приснится тебе большая, голодная драконица, а ты знать не знаешь, как маленькие жрицы побеждают чудовищ, ведь сказку-то тебе не рассказали!       Оба надзирателя за детьми, и понятливый Г’Эльд, и глуповатый Кв’арилн с благодарностью приняли небольшое вмешательство сниже, позабыв о ссоре и опасных сплетнях о сильных мира сего. Теперь они работали вместе — Кв’арилн обтирал доверенного им эльфёнка тряпкой, то и дело полоща ту в нагретой воде, а Г’Эльд ловкими пальцами доплетал косички, соображая, как запихнуть неловкое дитя в положенные по такому случаю одёжки. Теперь они оставили дрязги, вмиг вспомнив, кто такие и как здесь оказались.       Всякий благородный Дом набирает горстку мужских особей из простонародья, чтобы те снимали работу с прекрасной половины дворянства и следили за детьми общих госпожей. Десяток мужчин-простолюдинов, если не больше, и все кочуют от младенца к младенцу, порой не зная, чей перед ними отпрыск и какова будет кара, если что-то пойдёт не так. Сегодня двое из них следят за дочерью самой матроны, а вчера им довелось возиться с тихим мальчиком, прижитым третьей принцессой Дома от какого-то дарования, силой вызволенного из Магика. Какой же подопечный достанется им завтра? Может, отродье совсем ничтожного происхождения, порождённое какой-нибудь очередной внучатой племянницей шестнадцатой дочери из предыдущего витка жизни правящей матроны? Или, того хуже, безродной капитаншей замковой стражи, в приступе гордыни ухитрившейся затесать своё сопливое исчадие среди знатных эльфят. Впрочем, какая разница, если по достижении пяти лет вся эта малышня отправится в «общину», где растят эльфят-простолюдинов, и лишь единицы останутся в замке, удостоившись личных воспитательниц, чтобы те унижали будущих блистательных особ уроками жестового языка и садистки заставляли сидеть над книгами, пока другие дерутся за еду.       Но всему своё время.       А пока что Г’Эльд и Кв’арилн приводили пятую принцессу Бэнр в надлежащий вид, знать не зная, насколько сложна система, в которой они состоят. Лишь об одном подобных юношей предупреждают сразу, едва огласив чересчур достойную для их происхождения плату: если хотя бы одно дитя погибнет, будет похищено неприятельницами матери, либо случится что-то ещё из ряда вон выходящее, то полетит такое количество голов, что об этом сложат песни. Виновники торжества и каждый десятый отправятся в подвал Дук-Так, чтобы рассуждать над своим промахом, пока у истязательницы не закончатся зелья регенерации, а остальные будут милосердно четвертованы.       Вот, за что Кв’арилн, Г’Эльд и все остальные остервенело дожидались своей очереди приглядывать за крохотной Сос’Ампту Бэнр. Пятая принцесса — спокойное, невоинственное, не склонное к авантюрам создание, даром что девочка! В её присутствии можно позволить себе невиданную вольность: на секунду подумать о чём-то, кроме перспективы потерять голову в прямом смысле слова. Никаких попыток сбежать на поиски приключений и партнёров по играм, и требование рассказать сказку как единственный способ унизить нижестоящую чернь.       А уж как хорошо охраняется её каморка! Так хорошо, что всякий раз велико опасение здесь и остаться.       Но, наконец, дитя было приведено в порядок — надзиратели за детьми залюбовались своей работой, готовые поставить это чудо на постамент и никуда не вести. Две короткие, тугие косички по бокам от большеглазой головы, глянцевый румянец на пухлых щёчках, и маленькое туловище, наряженное, как на фестиваль с песнями и жертвоприношениями. Мягкие сапожки на коротких ножках да платьице на младенчески-упитанном туловище, в обход известного правила, предписывающего носить платья лишь взрослым женщинам… В самый раз, чтобы вести на каждодневный приём к великой Матери Бэнр!       Особь помладше достаточно было бы обернуть в чистые пелёнки и замотать так, чтобы в случае эксцесса госпожу не пришлось отстирывать вместе с младеницей — но пятая принцесса вот-вот разменяет первые полдесятка, ей уже полагается выглядеть солидно, даже если для этого слугам придётся купать и заплетать подопечную по пять раз на цикл Нарбондели — ведь редкое дитя в таком возрасте делает над собой усилие и ограничивается одним-единственным кормлением в сутки (мальчику можно отказать в еде, ему, от природы хрупкому, это даже на пользу… Но не девочке, ведь той предстоит вырасти большой и сильной!). Ещё немного — быть может, счёт идёт на недели, — и дитя сочтут достаточно взрослой госпожой, чтобы полагаться на её благоразумное поведение во время общественных казней, на какие в таком возрасте уже пора бы сопровождать семью. И, конечно, недалёк час, когда будут выявлены и оглашены таланты юного создания. Впрочем, девица высочайшего происхождения с почти стопроцентной вероятностью отправится в Арак-Тинилит, дабы укрепить влияние своей матери и открыть себе дорогу в завидное будущее.       Кв’арилн и Г’Эльд гордо, как это подобает эскорту царственной особы, следовали за пятой принцессой, стараясь не терять юную госпожу из виду и, чуть что, ловить, лишь бы не расшиблась. Сос’Ампту шла на неокрепших ножках вперёд доверенных ей мужчин, невзирая на испытания — голову, перетянутую чрезмерно тугими косичками и сапожки, столь непривычные обычно босоногим эльфятам. Сила собственной тяжести коварно манила растянуться на полу, долгий путь по коридору подбивал перебраться на четвереньки, но юная принцесса старательно держала лицо, помня, как стыдно падать перед подданными. Такая долгая дорога, так устают крохотные ножки, что уже и есть совсем не хочется! В самый раз бы сдаться, плюхнуться на пол и разреветься от безысходности… Но нельзя! Принц может позволить себе слабость, он ведь мальчик — но Сос’Ампту не мальчик, а очень даже девочка. Девочкой быть хорошо, это все знают, но ведь от девочки и ждут больше! Девочка должна быть сильной, уметь и ходить, и говорить, и всё-превсё уметь, — а мальчику достаточно только слушаться, и даже разговаривать не обязательно! Это мальчик может проситься на руки, когда устал, а девочке так нельзя.       Наконец, остались позади и портал, и страшный узкий коридор с бесконечностью дверей в стенах (а правда ли, что половина из дверей — всего лишь иллюзия, неведомая ловушка для шпиона?), и процессия из младеницы и пары слуг упёрлась носами в большую-пребольшую дверь, всю пылающую от наложенных на неё чар. Здоровенные стражницы в начищенных до блеска панцирях придирчиво взглянули на маленькую визитёршу, а затем друг на друга, будто советуясь, что же делать. По-хорошему, надо бы эту крохотную особь обыскать, но прошлая попытка сделать это закончилась задорным хохотом младеницы. Пятая принцесса решила, что с ней играют в щекотку и охотно подставляла то бочка, то брюшко. Несчастные стражницы решили, что с эльфёнком случился припадок, и Мать Бэнр лично снимет им головы… Но вроде обошлось.       Г’Эльд гаркнул что-то на взрослом наречии, отчего стражницы сердито огрызнулись и будто нехотя отворили для эльфёнка двери. Сос’Ампту остановилась на пороге, соображая, надо ли помахать «пока-пока» на прощание…       Лёгкий тычок древком алебарды (солдатка не дерзнула торопить принцессу пинком), и двери закрылись с другой стороны, отрезав кроху от привычного секунду назад мира. Холод пробрал до тоненьких косточек — не столько от низкой температуры, сколько от могущества, излучаемого собравшимися здесь дроу. Совещательный зал и в подмётки не годился гигантской часовне, но у крохи от этих просторов коленки подкосило. Ещё чуть-чуть, и Сос’Ампту села бы прямо там, где стояла, постукивая от волнения первыми прорезающимися зубками — но невидимая волна подхватила её в самый последний момент. Сколько здесь дроу? Уж точно больше, чем ладошек, но, наверное, меньше, чем пальцев на них! И никому не было дела, когда матрона, и пальцем не пошевелив, левитировала крохотную гостью себе на коленки! Никому не было дела, когда Мать Бэнр расстегнула глубокий ворот платья и, слишком поглощённая взрослыми разговорами, просто освободила одну из своих дряблых грудей. Уж точно никому не было дела, когда Сос’Ампту, боязливо прижав ушки от столь большой компании, обняла сытную грудь крохотными ладошками и обхватила большой сиреневый сосок полу-беззубым ртом. Никто не смотрел на неё — все эти взрослые дроу и не такого за свою насыщенную жизнь нагляделись — но всё равно кусок в горло не лез. Любимое матронье молоко впервые в жизни показалось таким невкусным, что даже защипало глаза, и вдруг стало обидно, что мать не заметила ни её косичек, за которые пришлось так пострадать, ни сапожек и платьица, как у взрослой. Ещё и сосок выскользнул изо рта, отчего молоко брызнуло мимо…       Наконец, предвосхитив безысходный и затяжной плач, матрона левитировала пивафви, накрывая и дочь, и грудь, которую та облюбовала. Сос’Ампту вздохнула с облегчением, обняв рыхлые телеса благодетельницы и немедленно приступая к трапезе. Ну и пусть взрослые спорят о своём, о скучном и непонятном, творя карты-голограммы и поочерёдно поминая всех демонов разом. Пусть крохотная тётя, злая что аж пар из ушей идёт, кричит на желтоглазого дядю, объясняя что-то про «свой» Арак-Тинилит и «его» Магик — а затем они решают, кого же правильнее повесить на верхушку Нарбондели, чтобы все в городе смотрели и впредь вели себя хорошо.       …Пусть матрона вновь велит всем закрыть рты, обвиняя в своей головной боли и пообещав сослать на разгребание рофьих куч голыми руками… Сос’Ампту, укрытую теперь плащом, эта ругань совсем не пугает! Теперь, когда она «в домике», ей не страшно, даже если сейчас на совет явится полгорода!       И всё-таки есть два ужаса — столь леденящих кровь, что от них не спрятаться даже за плащом.       В конце концов, матрона вспомнит о своей чуть было не разревевшейся крохе и разозлится, что её дочь такая трусишка.       Или плащ упадёт, и Сос’Ампту снова увидит тётю, что смотрит на неё с подозрением в вытаращенных красных глазах, поигрывая чьей-то отрубленной головой и норовя бросить ту на пол, чтобы пнуть подальше тяжёлым сапожищем!       — Блэйден’Кёрст, — доносится какой-то неправильно усталый голос матроны сквозь толщу плаща, — выбрось ты эту голову с глаз долой! Не действуй на нервы.