***
Месяц спустя Встав с утра пораньше, Эва, которая, спала от силы час, разомкнулась уставшие веки и подошла к плачущим малышам, которые были очень беспокойны. Крохи будто чувствуя состояние матери все время хныкали и плакали, в особенности ночью, из-за чего Эва не могла ни нормально есть, ни спать. До неузнаваемости исхудавшая девушка, отказавшись от какой- либо помощи от слуг, сама заботилась о детях, не желая чтобы к ним кто- либо другой притрагивался. Милый нрав Госпожи, который слугам так прельщал, изменился до неузнаваемости. Эва была холодна, нетерпелива, временами вообще груба, когда слуги пыталась хоть как-то облегчить страдания уставшей матери. Эва казалось, что она сходит с ума: усталость, недосып и дыра в груди, которая доводила до отчаяния. Как бы она хотела, чтобы Амен был здесь. Мечтала, чтобы он увидел плоды их любви, взял на руки детей и вновь стал её поддержкой и опорой. Однако, чем больше проходило времени, тем отчётливее Эва понимала, что этого не произойдёт. Амен не придёт, более не обнимет её, не будет шептать нежных слов, и целовать заплаканные щеки. Эве было плохо… Больно! Тяжко. Невыносимо… Каждый раз просыпаясь в покоях, где она некогда была счастлива, девушка впадала в ещё большее отчаяние, оттого устав, Эва вчера вечером отдала приказ слугам собираться! — Более жить здесь не намерена, — держа обоих малышей на руках, проговорила отчаявшаяся Эва, — Собирайте все вещи, через три дня выезжаем! — отдав прикав, Эвтида развернулась на ватных ногах и направилась обратно к себе, так глупо и наивно надеясь, что переезд в другой дом Амена, куда они часто ездили вдвоём отдыхать от остальных, сможет хоть немного унять её боль… — Боги, дайте мне сил, — прошептала девушка, поочерёдно беря пухлышей на руки. Почувствовав теплоту матери, крохи, что ни свет ни заря ныли, наконец успокоившись, провалились в сон, чему Эва была рада. Даже не посмотрев на своё отражение в зеркале, Эва, которая раздражалась буквально от любого шороха или звука, решила прогуляться по городу, пока слуги скоропостижно готовились к переезду. Благо лекарь, который был частым гостем в доме и которому она разрешала касаться детей, встретил ее у порога дома и узнав о намерении Эвы прогуляться, решил составить ей компанию. Взяв маленькую девочку, которую Эва решила назвать — Муна, лекарь, легонько поцеловал смуглую щечку и направился за Эвтидой. Толпа галдящих людей, постоянно ездящие вокруг колесницы также досаждали Эве, однако на улице, она могла сдерживать свой гнев, ибо находилась она не дома и стены его не давили на неё, во-вторых же дети мирно спали на свежем воздухе. — Может пойдём не базар? — чуть тихо спросил Ливий, желая прикупить фруктов Эве, зная, что она ничего толком не ест, хоть и кормит малышей, — Тебе нужно хорошо питаться, дабы малыши были здоровы, — пошёл лекарь с козырей, заслужив тем самым гневный взгляд Эвы. Тяжело вздохнув и прекрасно поняв, что друг прав, Эвтида только хотела ответить согласием, как вдруг увидела знакомый силуэт который как казалось, стал частью её прошлого. — Рэймсс, — впервые слабо улыбнулась девушка, увидев длинноволосого черномага, что шёл в противоположную сторону в сопровождении незнакомого, но довольно крупного мужчины с тёмными волосами. Услышав своё имя, черномаг немедля обернулся и тут же невольно расплылся в улыбке, увидев девушку, которой некогда было отдано его сердце, да только жаль, не взаимно. Радость от встречи с Эвой, исчезла также быстро, как и появилась, стоило черномагу увидеть на руках любимой маленького ребёнка с едва заметными светлыми волосами и того же цвета ресничками, рядом же обнаружить лекаря на руках которого был того же возраста ребёнок, только кардинально отличающийся от первого. Сомнений не было это были дети Амена… — Эва, — скрыв злобу, за маской безмятежности произнёс Рэймсс вместе с незнакомым мужчиной на удивление необычно красивыми зелёными глазами, приближаясь к девушке. — Я очень рада видеть тебя, — свободной рукой слабо приобняв друга, произнесла Эва, которая на мгновение забыла о своей боли и печали. — Взаимно, — искренне проговорил черномаг и только хотел вдохнуть любимый запах, который так давно не чуял, как малыш на руках матери стал хныкать, тем самым заставив её отстраниться. — Уже проголодался, — устало произнесла слабо улыбающаяся Эва, после чего сжав руку Рэймсса, добавила, — Надеюсь свидимся вновь, друг мой. С этими словами, девушка кивнув незнакомцу в знак прощания, удалилась вместе с молча стоящим в стороне Ливием, так и не поняв, что только что говорила с виновниками её страданий… Убедившись, что Эвтида вместе с лекарем и малышами отошли на приличное расстояние, незнакомец, что был на голову выше Рэймсса, сохраняя безразличие, проговорил: — Ты не говорил, что она понесла от Эпистата. — Я не знал, — честно признался черномаг, что продолжал проводить взглядом уставшую, сутулую и печальную Эвтиду, и только хотел спросить какое это имеет значение, как от дальнейших слов зеленоглазого по телу Рэймсса прошёлся холодок… — Амена, — начал он тихо, — Не пытать несколько дней, — отдал приказ мужчина, — Лишь давать отвар из-за которого он не может даже пошевелить пальцами. Хочу чтобы был в сознании и трезвом уме. Желаю смотреть на его лицо, пока мы перед глазами будем убивать его плоть и кровь. Рэймсс, что рос среди шезму и прекрасно знал об их жестокости и мстительности, не смог не скрыть своего удивления. — Они невинны, — произнёс шезму, в сердце которого все ещё имелось место для сострадания и жалости. — Пока, — ответил зеленоглазый, — Дети растут и вместе с ними их жажда мести, таков порядок жизни, — спокойно рассуждал мужчина, даже не глядя на Рэймсса, — Амен сам яркий пример этого, всю свою жизнь он горел желанием мщения и не успокоился пока не убил моего отца, теперь же Я, — продолжил говорить сын Саамона, что продолжил его дело, — Мщу за гибель своего, и дабы замкнуть круг, убью детей прямо на глазах Амена, ну, а затем вновь приступим к пыткам! — Акил, — попытался вразумить его Рэймсс. — Я уже исполнил твою просьбу, во имя твоего погибшего брата, что был верен Саамону — наконец посмотрев на шезму, заявил Акил, в голосе которого отчётливо слышалось раздражение, — Не стал трогать Эвтиду, хоть и это могло быть прекрасной душевной пыткой для Амена, сейчас же даже не смей заикаться о милосердии! Тяжело вздохнув, Рэймсс который также безмерно желал мести и кары для Амена, молча кивнул в знак согласия…***
Несколько дней спустя. Глубокая ночь. После того как сумерки опускались, Эвтида, что весь день держалась и старалась не плакать, особенно при детях, с трудом уложив крох, погружалась в свои мысли и жила воспоминаниями. Они были единственной отрадой, не считая конечно малышей, воспоминания дарили ей покой и мимолётную радость. С наступлением сумерек, Эва забывала про реальность, и жила лишь счастливыми мгновениями и сегодняшняя ночь не стала исключением. С трудом убаюкав двойняшек, Эвтида, руки которой до жути болели от тяжести и непривычки, наконец улеглась на кровать и позволила мечтам захлестнуть себя. Несмотря на усталость, спать вовсе не хотелось, потому и девушка наслаждалась воспоминаниями, пока… Странные звуки, что отряжались в тишине, вначале разозлили девушку, ибо они прервали её мечты, однако в скором времени стали настораживать. Слуги в это время уже дремали и не мешали, стражники же вовсе находились вдалеке от её окна. Решив не паниковать раньше времени, Эвтида продолжила лежать с закрытыми глазами, пока не поняла, что кто-то пытается пролезть через окно, не успела девушка встать, как перед её взором сразу же возникли трое незнакомых мужчин, один из которых рывком сократив расстояние между ними, впечатал несчастную обратно в кровать, закрыв ладонью рот Эвтиде. Здравый смысл испарился уступив место всепоглощающему страху. Кто эти люди в черных одеваниях с капюшонами на голове? Чего хотели? Грабеж? Или… — Живее, — донёсся властный голос мужчины, что прижимал её к кровати. Услышав приказ, двое других, которые не решались на похищение невинных детей, стали подходить к мирно спящим крохам. Они пришли за ними! — ярость перебила страх. Гнев проникший в каждую клеточку разъярённой матери, заставил её забыв об инстинкте самосохранения, ловким движением просунула руку под подушку и мигом достав острый кинжал вонзила его в лицо мужчины. Нечеловеческий вопль, который надеялась Эва услышать (желала, чтобы слуги и стражники услышали и пришли на шум) так и не прозвучал. Стиснув зубы, зеленоглазый мужчина, побольнее сжав челюсть Эвы, одной рукой, рывком вытащил кинжал, пока другие черномаги с двойняшками на руках не знали бежать, либо же ждать сына Саамона. — Продажная женщина, — сквозь зубы проговорил Акил, с ненавистью глядя на трясущуюся от злости Эвтиду, — Твоё счастье, что я дал слово не трогать тебя, иначе с удовольствием расправился с предателем, который лёг под врага! — докончив мысль, мужчина, с ненавистью плюнул в лицо девушки, — Идёмте, — разжав руку и встав с кровати повелел Акил, не рассчитав силу напуганной матери. Не успел он встать, как Эва накинулась на него сзади, «обняв» руками его за шею, несчастная стала душить черномага, в надежде спасти детей. Не ожидая подобной дерзости, мужчина опешил, однако вовремя придя в себя, ловким движением перехватил руки Эвтиды и сжал их с такой силой, что несчастная вскрикнув, разжала руки. На этот крик проснулись дети и стали громко плакать, заставив двух черномагов, что держали их на руках занервничать. Они не знали бежать с ними подальше, или же не сметь бросать главаря? Ведь приказа не было… Акил же не торопился, прекрасно зная, что после исчезновения Амена, стражники наплевательски работали, более не страшась гнева могучего Эпистата, мужчина, что горел огнем ненависти и презирал Эвтиду, наплевав на обещание данное Рэймссу, немедля достал острый кинжал и приставил его в шее несчастной. — Недостойная носить титул шезму, презираю подобных тебе, грязная женщина! Никак не отреагировав на слова Акила, Эвтида в ушах которой звенели лишь нежные голоса детей, предприняла очередную попытку спасти крох, да только просчиталась. Доведённый Акил, с презрением взглянув на Эву, с огромным удовольствием схватив её за горло одной рукой, другой вонзил холодное оружие в живот девушки, сорвав болезный стон. С нескрываемой радостью глядя в широко распахнутые глаза несчастной, Акил наслаждался победой, пока не услышал сквозь надоедливый плач детей обрывистые голоса своих людей. Не успел он обернуться, как острая боль пронзила спину. Отпустив рукоять кинжала, Акил еле сдержался на ногах. Тяжело дыша, черномаг обернулся и уставился на того, кто в буквальном смысле бросил и вонзил ему нож в спину. — Ты… — прошептал ненавистно он, глядя на Рэймсса, рядом с которым был Амен С трудом сохраняя самообладание, Эпистат, который почти ежедневно подвергался пытками, стоял на ногах лишь подпитываясь ненавистью и гневом. — Убью, — прорычал Амен, увидев, как бессознательная Эвтида, с ножом торчащим из живота рухнула на пол, под крики малышей. Не успел Акил отреагировать, как Эпистат набросился на него… Будто с цепи сорвавшийся зверь, Эпистат за считанные секунды достав хопеш, вонзил его в плечо черномага, отчего на измазанном кровью лице отразилась ужасающая боль, которая наконец сопроводилась криком. Метнув взгляд на своих людей, Акил с ужасом обнаружил, что они сбежали через окно с детьми на руках. Наивно полагая, что успеют спастись. Внизу их поджидали охотники… Позабыв обо всем и наплевав на всех, Рэймсс бросился к лежащей в луже своей крови Эвтиде. С болью взглянув на неё, он схватился на рукоять кинжала и рывком вытащил его, коря себя за то, что не успел. Надо было выдвигаться раньше! — гневался черномаг, вспоминая как из-за любви к Эвтиде и жалости к невинным детям решил пойти против своих же… Когда Акил отдал приказ не пытать Амена, а лишь поить его отваром, Рэймсс которому было это поручено не стал давать Эпистату отвар, сразу ему обо всем заявив: — Отвар давать не буду, нужно чтобы ты восстановился, — быстро тараторил шезму, боясь быть пойманным, и тут же увидев, как Эпистат хотел что-либо ответить добавил, — Они хотят убить твоих детей. Глаза Амена расширились, рот же приоткрылся. — Ежели желаешь их спасти, не шевелись. Делай вид, что отвар действует. Через несколько же дней, когда Акил приступит к плану, спасёшь Эву… Выйти из заточения не составило труда. Сторонников Саамона было не так много, вместе с Рэймссом быстро расправившись с ними, Эпистат покинул потайную комнату, в храме Бога Гора, где его удерживали и пытали, после чего бросился к своей жене и детям… Сжимая рану, из которой сочилась кровь, Рэймсс, который был на грани, не заметил, как подле него встал Эпистат, все руки и ноги которого были в крови. - Эва, - сорвался с губ болезненный стон, стоило Эпистату спустя год, увидеть возлюбленную, что лежала на холодном полу в луже крови…