Ты. Я. Мы и весна.

Еле как они затащились в старую, богом забытую квартиру. Разув Зиму и наскоро разувшись самому, Турбо быстро оглядел состояние друга. С того ручьем лился пот, а запах постепенно усиливался. Коридор уже наполнился морозной свежестью, как будто вокруг были не тонкие стены, пропускающие все шумы и соседскую ругань, а настоящий сосновый лес. Такой большой, высокий и необъятный... Его медленно засыпало хлопьями снега, покрывая деревья белым одеяльцем, как мама нежно укрывает своих детей перед сном. Валера чувствовал, что ещё немного и мысленно он останется там, а не в реальной жизни с на паркете умирающим от высоченной температуры Вахитом. — Так. Есть аптечка? Давай я поставлю чайник, а ты пока лучше присядь куда нибудь в нормальное место. — На кухне. Над г'аковиной шкафчик. Там блистег' с таблетками. Пг'инеси пожалуйста. Валера не раздумывая метнулся по просьбе друга. "—Лучше так, чем он будет мучится от невозможности заиметь член в жопе." Помимо блистера с подовителями там валялся градусник и полусожраная пачка с парацетамолом. Наскоро налив в стакан воды из под крана и взяв все, что нашел, Турбо метнулся обратно к другу, который так ну и не поднялся с грязного пола в прихожей. В квартире Вахита Валера никогда не был. Они всегда ошивались или в качалке, или на улице, или в подъездах, если была зима. Ещё на пороге небольшой однушки сразу стало понятно, что семейство Зималетдиновых не из самых обеспеченных. Старенький ремонт, не самая крепкая и старая мебель, отвратительно сползавшие со стен синие обои наводили только мрак. Даже прихожая была обставленна крайне скудно. Из мебели только полка с гвоздиками, куда можно повесить куртку, и трельяж с зеркалом для ключей (тут обычно должна валяться и прочая мелочь, типа духов, расчески, помад, но таковой не имелось, и лежали только ключи). В далеко виднелась небольшая кладовая, куда обычно складировался весь ненужный хлам в советских квартирах. Типо санки, велики, шины... Но Валера сомневался, что здесь может быть что-то лишнее. В прихожей не было даже ковра для ботинок, потому что все они ровным рядочком от самых больших (Вахита) до самых маленьких стояли около стеночки. Прям услада для глаз минималиста и генерала красной армии. Единственное, что было из более обеспеченного сегмента это ковер (конечно же не персидский) на одной из стен в небольшой шесть на шесть метров кухне. Когда Валера всё-таки принес таблетку и обычный советский стакан с водой, Вахит моментально проглотил пилюлю с подушечку указательного пальца и выпил все до дна. Конечно, такое обильное потоотделение. С Зимы буквально текло три ручья, и, если бы не сложившейся критические условия, Валера бы пошутил, что тот тает. — Держи градусник. Держи, кому говорю! И вставай! Пол холодный, нехуй жопу морозить! — Комната там... И они черепашьим шагом поплелись в спальню, которая находилась всего в четырёх метрах узкого коридора. Зима даже ноги с трудом передвигал, а тело его ощущалось, как атрофированное тело мертвеца. Такое холодное и мокрое. Только лоб у него горел, и его градус явно был выше нормальной человеческой температуры. Зайдя в спальню стало как-то ещё грустнее. У Валеры не было младших братьев или сестер. Он, как говорится, рос в гордом одиночестве, но и у него не было так скудно. Наоборот, постоянный хаос в доме. Что он только не придумывал: кататься на велосипеде - да пожалуйста, соорудить домик из подушек на диване или из стульев и покрывала, который мог не разбираться месяц - запросто. И у него была самодельная шведская стенка. Отец подогнал на какой-то день рождения, когда они ещё не прекратили общение друг с другом. Правда когда Валера по ней лазал, то цеплял огромные занозы, но радости было... А тут росло целых четыре ребенка, и чем они занимались представить было сложно. В комнате стояли две кровати (спасибо, что не нары), на которых лежали вязанные крючком или спицами игрушки, вместительный шкаф для одежды, стол и стул. Какие-то полки с книгами. И все идеально чисто.... Не квартира, а музей быта советского человека в пятидесятых. — Какая твоя кровать? — Это детские кг'овати. Я на матг'асе сплю. Он у стенки, г'азложи пожалуйста. Туркин, посадив Вахита на ближайшую из коек, раскатал по полу какой-то облезлый матрас длинной метр на два, на котором заранее били заправленные покрывало и простынь. Валера принюхался. От этого жалкого подобия спального места действительно исходил личный запах Зимы. "— Не матрас, а сугроб. Такой же большой, мягкий и хладный." — Тащи его к батаг'ее. Там теплее. — Хорошо. Когда палас был перенесен в подходящее место, пока Валера раскладывал одеяло, расправляя его в воздухе и махая, словно это и не одеяло вовсе, а летучий ковер, он не заметил, как Вахит на четвереньках, обхватив одной рукой подушку, медленно и аккуратно перебирался прямо в свое теплое ложе. Тело зимы с глухим стуком упало на матрас, сразу свернувшись калачиком. Когда одеяло расправилось, оно с головой накрыло, опустившись ровным слоем, трясущегося омегу, который издавал какие-то невнятные булькающие звуки. Пока Вахит шебуршал и ворочался в попытках устроится без дискомфорта, переваливаясь то на один бог, то на другой, кутаясь в тяжёлом покрывале, Валера стоял и не знал, что ему делать. Лечь рядом? Уйти? Что от него в такой ситуации требовалось? Ничего не придумав, он просто спросил: — Сильно болит? — Нет. Бывало хуже. Это ещё неполноценный цикл, только его начало, поэтому все хог'ошо. Через паг'у часов таблетки начнут действовать. Зиму трусило, зуб на зуб не попадал, а кисти рук неестественно посинели, раздувая и без этого сильно видные вены. Запах его распространился по всей комнате, да так, что у Валеры кружило голову. "— Господи, если это называется хорошо, то что же тогда плохо?" — Ты ещё не начал... И Валера замолчал, надеясь на то, что Вахит сам додумает остальную часть фразы. — Что? "—Течь. Ты ещё не начал течь?" Но вслух этого не произнес. У лучших друзей такой херни не спрашивают. — Нет. Ничего. Я сейчас чайник поставлю, парацетамолом тебе сделаю. Поесть нужно принести? — Не надо. И альфа скрылся на кухне, куда ещё не доходил удушающий запах сосен, морозной свежести, зимнего леса, в попытке отдышаться и понять, что делать дальше. Течных омег Валера видел. Вернее одну течную омегу. Его девушку Катю. Они были одноклассниками, ровно до того момента пока Валера не забросил школу в середине десятого класса и окончательно скатился на двойки. А после они встретились уже не дискотеке, когда пацаны подбили его закадрить какую-нибудь девчонку, чисто из интереса. Валера сначала думал, что это не продлится и двух месяцев, но вот они встречались уже чуть больше полтора года и даже вроде счастливы вместе. Сказать, что это была любовь до гроба, точно было нельзя. По характеру они были абсолютно разные и интересовали их тоже очень разные вещи. Валеру двор, улица, пацаны и как бы интереснее провести свою и так бурную молодость. Катю... Хуй знает что ее там интересовало. Наверное Валера, его сила и неотразимая красота. Но факт остаётся фактом. Они встречались, периодически ходили в кино или в кафе, когда Валера был не на сборах он мог придти к ней домой (или погулять, побродить, покурить с Зимой), тут уж как карта ляжет. А ещё они спали. Нет ну а что?! Восемнадцать лет, самое время, начинать вступать в более серьезные отношения. Да сама Катя была не против. А как потом Валерке было приятно перед всеми хвастать и рассказывать как все прошло... Что он самый первый переспал с омегой. Его даже полупьяный Кащей, обнимающий Вову за плечи, с которым они о чем-то доверительно шептались, отвлекся от разговора и поздравил. Мол, молодец мужиком стал! Все так завистливо слушали, и только Гвоздь неодобрительно кивал в разные стороны головой. Но сейчас не об этой удивительной любовной истории. Сейчас надо понять, что делать с полутечным Вахитом, который в соседней комнате корчится от боли и испускает сильнющий запах. Оставлять Зиму одного было страшно. Мало ли что может случиться? Может ему станет настолько плохо, что он даже на помощь позвать не сможет... И ещё не хотелось этого делать из-за того, что тот выглядел слишком уязвимо. Такой маленький и хрупкий, сжался в комок, запутался в одеяле и теперь лежит там греется у батареи. А уйти значит подвернуть риску себя. Если запах Зимы не спадет, а таблетки не начнут действовать,то может произойти что-то не очень хорошее... Когда Туркин вернулся в комнатой с полной кружкой разведённого парацетамола, то увидел облокотившегося на теплый блок, закутавшегося ещё в какой-то плед Вахита. В воздухе тихо пронеслось: — Валег', посиди со мной пожалуйста. Пг'осто посиди. И он, повинуясь этому голосу, послушно сел рядом, поставив кружку на пол. Так и сидели. Молча. Даже не курили, а уж это было вообще редкостью. Если они были в месте, то или они разговаривали, шутили, прикалывались, обсуждали скорлупу и как старшие их загоняли, или молча стояли и курили. Иногда "Яву", а иногда модные, югославские и ужасно дорогие "Припел", которые Валера честно выиграл у старшего Адидаса в карты. — Хочешь, я дам тебе свой свитер? — Зачем? Ты думаешь твоя гг'язная тг'япка мне поможет? Валера даже прирекаться устал. Грех на больных ~наголову~ обижаться. — Природное обезболивающее. Мой личный запах на нем, а это должно помочь снизить боль. Катя как-то сказала, что запах Валеры как едкий дым, но не просто как от табака, или похожий на нежный, душистый флёр, когда осенью сжигают последние опавшие листья, не словно струя тягучего пара при горение церковной свечи, как это у его мамки, а как от огромного костра. Едкий, обволакивающий он клубится вокруг Валеры постоянно. Это те самые клубни пара от горения огромного, полыхающего высоко в бескрайнем ночном небе, пепелища, и если, не дай бог, попасться под ветряной поток такого, то всегда до слез колит глаза, а ртом начинаешь задыхаться. Валерка уже успел стянуть шмотку. Старый, потрепаный, с каким-то футуристическим узором, как раз по нынешней моде. И на нем был запах Валеры. Он передает его в руки другу, но тот опасливо мнется, прежде чем взять вещь в руки. — Тебе потом Катя не пг'едъявит, что ты шалава? Дг'угим омегам свитег'а гг'азд г'аздавать. — Другу помочь – святое дело. Не умничай и бери пока дают. Ещё какое-то время они следят молча. Валера просто смотрит в точку и вдыхает свежий, морозный, сосновый запах, который постепенно начинает спадать, пока Зима, снова закутавшись в плед с одеялом, как в кокон, нюхает свитер. Через какое-то время Вахит кладет свою горячую, лысую голову на колени друга, дыша через рот, для того, чтобы не поддаться на сильный запах чужого альфы и не спровоцировать организм на продолжение цикла. Мало ли что может случиться. А через какое-то время вообще засыпает, причем очень крепко. Мило обнимает свитер Валеры во сне, утыкается в него носом, что-то бурчит, а когда перестает начинает сопеть. Валера не будит его, даже когда спустя два часа, за которые он успел отсидеть себе жопу на ровном месте, собирается уходить домой. Только поправляет одеяло и ещё раз измеряет температуру, прикладывая руку ко лбу, полностью осматривая Вахита. *** В конце концов Туркин решил, что не будет дожидаться пробуждения Зимы или возвращения взрослых и ему нужно домой. Срочно отдохнуть от всего произошедшего. На часах девятнадцать сорок, скоро как раз кто-нибудь должен придти. Ещё раз осмотрев квартиру на наличие включенного освещения, альфа убедился что можно идти, уже одев кросовки. Дверь неожиданно щёлкнула, и по голове Туркина прилетел сильный удар. А потому что нехер прям у входа в помещение стоять! Что зашла непосредственно хозяйка квартиры и мама Вахита, стало понятно сразу, как только Валера посмотрел в эти огромные карие глаза, подведенные какой-то дешманской тушью. Выглядела та на свой возраст восхитительно, за исключением обыденной типовой одежды. Серое пальто, чуть широкое в плечах было распахнуто настеж, а из под него выглядывала парадная, цветная рубашка в горошек (Что поделать, Татарки любят быть красивыми). На стройных ногах были изношенные ботинки, а на голове ее красовался синий вязанный платок, закрывающий не самые густые светлые волосы. Красоты и силы духа ей было не занимать. "—Теперь понятно в кого из семьи Вахит пошел." Лица у них были действительно похожи. Единственное, что отличались носы. У Зимы он был слегка толще в переносице. Женщина наклонилась, подавая все ещё сидящему на полу и потирающему ушибленное на лбу место Турбо свою бледную изящную руку. Наверное, где-то в прошлой жизни она была занятной княжной, потому что даже ногти у нее были накрашены красным лаком и подстрижены очень ровно, чего не бывало у женщин, работающих на производствах. Просто не сравнить ее образ с мамой самого Валеры, которая после его рождения утратила огромную часть былой красы и привлекательности, похерив все в заботе о доме и маленьком Валере, в работе на заводе, в ссорах в мужем... Только волосы как и двадцать лет назад у нее были длинные, мягкие и кудрявые, а пахли церковным ладаном и отдавали тонким дымом свечи. — Ой. Здравствуй!!! Ты должно быть Валерочка? Кто?! Его даже в семье так не назвали, а тут какая-то рамдомная женщина, которую он в первый раз видел и которая минуту назад сшибла его дверью. — Здравствуйте. Да, я... Извините пожалуйста за вторжение, просто Зи... То есть Вахиту стало плохо и я тащил его до дома, а сейчас он спит. Вот. Сумбурный рассказ женщину похоже не смутил. В подъезде за дверью стояли те же четверо детей, которых так нежно обнимал Вахит на прощание, и о чём-то тихонечко переговаривались на татарском. — Кем бу? (Кто это? ) — Нигә ул шундый зур һәм куркыныч? (Почему он такой большой и страшный?) —Вахита кавалеры... ( Кавалер Вахита...) — Минемчә ул бик матур. Аның бөдрәләре, мөгаен, йомшак. (А по моему он симпатичный. Кудри у него наверное мягкие.) — Ләкин ул эт кебек елмая. (Но улыбается он как собака.) — Шулай итеп, әйбәт! Аны хөкем итү сезнең өчен түгел. Алар аяк киемен салдылар, игътибар белән почмакка урнаштырдылар һәм кухняга киттеләр! Лейсан, чәй эчерә. (Так, а ну цыц! Не вам его осуждать. Сняли ботинки, аккуратно поставили в угол, и ушли на кухню! Лейсан, пойди заварить чай. ) Может Туркин и не понимал о чем конкретно они говорят, но сразу ясно – тут незабалуешь. Переключившись с детей на Валеру, женщина хитро улыбнулась, закрывая ему путь к выходу. — Ничего страшного. Я знаю, кто ты. Мне уже все рассказали. А ты куда собираешься? — Домой... Может быть эта женщина подумала, что Валера вор и насильник, решивший их обокрасть и воспользоваться ее сыном? ведь на кой черт ей ещё есть причины его задерживать, кроме как устроить допрос, задержать, вызвать полицию? Валера как раз выглядит, как самый побитый жизнью, закоренелый группировщик. У него срезанная с московского мажора куртка, спортивная олимпийка и терники с двумя полосками. И недавно разбитая в спарринге с Зимой губа. Этой женщине было чего опасаться, потому что лицо групировщика перепутать с обычным хулиганом невозможно, и ничего ты с этим не поделаешь... В отличие от простых драчунов и дураков, не смирившихся со своим положением чушпанов и нелюдей, опущенных на дно социальной лестницы, лицо у истинного группировщика горело огнем. Пылало уличной жизнью. В этих глазах читалась бойкость, смелость и желание бороться за что бы то ни было. Такое лицо было у Валеры. У первых же на табле часто были написаны злость, обида, ярость, гордыня, дерзость, но все они боялись своей участи. Наверное поэтому они и приняли Зиму. Он вот вообще никого не боялся. Даже блять Кащея. Женщина напротив радушно улыбнулась. — Я не могу тебя так отпустить. Это очень невежливо с моей стороны не отблагодарить человека, который так помог моему сыну. Пойдем пить чай? Выглядело эти предложения так, как будто над Туркиным жестко издеваются, причем без причины. Валера поднял руки в безоружно жесте. Может хоть так его пощадят. — Я вам клянусь, я ничего с ним не сделал. Он сейчас спит в комнате, вы можете сходить проверить его сохранность. И он мой друг в конце концов. — Хаха. Какой смешной!! Валерочка, конечно я знаю, что ты ничего с ним не сделал. Если тебе ничего не рассказывали про меня, то это не значить, что я ничего не знаю про тебя... Понятно, от куда у Зимы зачатки к бандитизму. Эта женщина более опасна в своем добреньком состоянии, чем Зима когда злиться. Это Валера прочуял сразу как увидел ее губы, измазанные в бордовом блеске. Губы такие же как и у Зимы. Большие и пухлые. — Давай. Снимай ботинки и пойдем. Лейсан уже ставит чайник на плиту. И, сказав это, закрыла дверь входную, перекрывая Валере путь к отступлению. *** Его посадили за жёсткий кухоный диван, который раскладывался в полноценное спальное место, пока также самая девочка со светленькими волосиками, что стучала в дверь соседке, бегала и наливала чай. Как понял Валера, ее звали Лейсан. А женщину, что сейчас сидела напротив - Амина Тимуровна. — Әни, мин Чак - чак алырга тиешме? (Мама, мне достать Чак - чак?) — Алыгыз. Бу безнең өебездә бик рәхимле кунак. (Достань. Это очень желанный гость в нашем доме.) Перед ним поставили чашку чая из банкетного сервиза. У Туркиных тоже такой имелся, только вот Валера в жизни своей из него не ел и не пил. Мать запрещала. Типо, мол: "Это мне на свадьбу подарили. Тебя поженим и он твой станет". Спасибо блять за наследство. Именно о красивых фарфоровых кружках Валера всю жизнь и мечтал. — Хорошо, что ты приглядел за Вахитом. Он ведь мог и до дома не дойти. — Ну, он же мне друг. Как я мог бросить его в трудную минуту? Женщина поджала губы, миловидно улыбаясь. То ли она всем постоянно так улыбалась (постоянно и местами вынужденно), то ли ей не понравился ответ Валеры. — Вы же с Вахитом вместе в старшей школе учились? — Да... Было дело. Мы и средней одной учились, только я этого не помню совсем. Может не общались ни разу... Валера частенько вспоминал их школьные годы в старших классах. "— Так, бег'ём две швабг'ы, какое-то моющее сг'едство и начинаем играть в бадминтон!" "— А физики завтра не будет. Почему? Потому что ключ от кабинета у меня! Зачем взял?!Потому что нехег' нулевым уроком ее ставить." ''— Валег', ну как куда я лезу?! Ты хочешь на сборы без куртки идти? Как мы это Адидасу объясним? Ну и что, что упаду? Огг'аждение г'аздевалки всего два метра! Если вдруг ты меня поймаешь." "— Холодно тут. Давай костер г'азведём?" "— Валег', порежь сосиску в тесте на двоих. Как чем? А линейка тебе на что?! Ну если нет линейки, разрежь спинкой стула. Ты ее все равно уже оторвал." "— Ты зачем наг'котики из мела делаешь? Аааа... Это шпаклёвка для дырок в парте... Тогда нет вопг'осов." "— Ты можешь, отталкиваясь от стены на потолок забг'аться?" Пиздец у них был, а не школьная жизнь. — А почему ты никогда у нас дома не бывал? Вы так много времени уже дружите, и Вахит мне постоянно про тебя рассказывает! Как так?! — Не знаю. Может он от вас меня целенаправленно скрывал? Не самая удачная попытка пошутить. Потому, что женщина на против только вспылила, но никак не рассмеялась. — Неправда! Не может быть такого! Вахит порядочный татарин! Он знает, что хорошего друга нужно сразу звать в дом! Теперь понятно, почему тут так чисто. Если бы Туркины часто принимали гостей, то может и в их квартире был бы порядок. Хотя Валера это плохо представлял. Практически всегда поддатый отец не способен был даже поставить кружку в раковину, не разбив ее. Не то что помыть... Валера не заметил как его окружили другие дети. Кто-то сел с права, кто-то с лева, и вот он уже в кольце мини версий Зимы. Два мальчика лет семи и трёх и вторая девочка лет шести нагло уплетали поставленный пред гостем Чак - чак, попутно пялившись то на него, то на Валеру, то на их мать. Видимо грозились получить люлей, за то что прожирают казённое сладкое. Лейсан, которой на вид было девять, может десять, сидела около Амины, предварительно налив всем чаю. Послышался следующий вопрос. — Кем у тебя мама с папой работают? Блять, как на типичном допросе. Когда родители невесты решают нужен ли им такой жених или нет, взвешивая все факторы: его образование, где работают родители, как он одет, насколько порядочный, где работает или собирается, какие у него намерения и насколько серьёзные... Валера надеялся, что он оказался не в этой ситуации. — На казанском электротехе. Мама инженер, папа... Вроде где-то в цехах. Это в общем не важно. Им все равно ничего не платят по пол года. А то что платили, отец или пробухал, или проиграл. — Мммм. А я вот в фармацевтическом отделе НИИ эпидемиологии и микробиологии работаю. Как раз сыну таблетки ношу. Он кстати их выпил? — Да, сразу как зашёл. Я ему ещё парацетамол развел. Не знаю помогло или нет... —А ты чем занимаешься, Валерочка? — Всмысле? По жизни или вообще в моменте? В моменте Валера сидел и думал сколько сейчас время и как бы не попасться отцу на глаза. — В моменте, но можешь рассказать чем и по жизни. Вот и типичные вопросы подъехали. Чем больше Туркин тут находился, тем более ощущая явный дискомфорт от этой странного содержания беседы. Нет, конечно понятно, что каждой матери интересно знать с кем общается ее чадо, но что-то Валера не помнил, чтобы мать Туркина прикалывались к Зиме. Она вообще того даже взглядом смирять не стала и просто ушла на кухню готовить обед. — Я... Спортсмен... Ебать врун конечно. "— Бегаю от родительский ожиданий, прыгаю в бездну неизвестного будущего, профессионально уклоняясь от неловких вопросов." — А в университет почему не пошел? — Да, как-то не срослось. Куда идти? На геолога что-ли... — Ну а почему нет? Вахит то понятно как свою профессию выбрал. Там и гадать не нужно было. Мәрьям, трикотаж энәләрен игелек белән күчерегез. (Марьям, будь добра, перенеси спитцы.) Не успел Валера осознать сказанное, как маленькая девочка побежала в другую комнату, а вернулась уже с пряжей и каким-то сине красным недошитым паласом в руках. "— Теперь понятно откуда в комнате связанные игрушки." — Это будет свитер для Вахита. Подарок на новый год. Я видела, что многие омеги сейчас такие носят. Ему наверное очень пойдет, хотя ему в целом все идёт. — Может быть. Но Валера не знал, что именно это фраза будет его роковой ошибкой. — Всмысле может быть?! Он же вот какой у меня!!! И рост у него длинный модельный, и фигура ладная и ножка маленькая. Единственное плохо, что ходит вечно в этих своих спортивках. Клянусь всеми своими детьми, я когда-нибудь их сожгу до тла... Лейсан!!! Притащи пожалуйста альбом с антресоли. *** А через пять минут ему уже показывали все жизнеописание Зимы подробно и с картинками. И уже как полчаса все это длилось. Особенно не прекращалась болтовня Амины Тимуровны. — Это вот Вахиту пять лет. Он смешной такой, тут, минем кечкенә малай (маленький мой мальчик). Сидит, конфеты шоколадные есть. До сих пор их очень любит. А это он с медведем своим. Ой а вот тут он новорожденную Лейсан держит. У них восемь лет разницы. Он ей так радовался, так играть с ней хотел! И как злился, когда она в ночью выла... Все просил нас с отцом ее собакам отдать. Ха-ха!!! Представляешь? "— Честно – нет. Зато отчётливо представляю почему Зима не хотел меня сюда брать." Не то чтобы Валере это совсем было скучно, просто по жизни ему тоже есть чем заняться. Например пойти домой и помыться пока не отключили воду, или завтра на сборах у всех будет много вопросов. И всё-таки. Это надо же... Целый альбом снимков Зимы. У Валеры своих детских фото, дай Бог, три было и все на полке в рамочке стояли перевёрнутые, чтоб отцу глаза не мозолили. "— Интересно, откуда у практически нищего семейства Зималетдиновых фотоаппарат?" Все дети вокруг тоже включились в процесс и передавали снимки по кругу, выдавая один в руки и комментируя каждый, но уже на чистом русском: — Вахит уже тогда злой был. — Это ты ему скажи, когда он домашку тебе помогать делать будет. Лучше бы мы тебя действительно собакам сдали. Меньше бы забот было. — Ой, а это моя любимая ёлочная игрушка. Вахит ее мне в три года откуда-то приволок. — А вот уже и Данис родился. — Меня кстати некто в семье не хотел собакам отдать. А Вахит так вообще больше всех меня любит и играет всегда со мной. — Во-первых, я до сих пор хочу тебя отдать в детдом, во-вторых, Вахит больше усе любит Камиля! Потому что играет с ним больше всех и потому что тот самый младший из нас. Пока все дети (кроме трехлетнего Камиля, который доедал остатки Чак - Чака) орали, спорили и чуть не подрались между собой, Валера продолжал рассматривать фото. Вот маленький, пухлощекий Вахит в смешной шапке и на санках. А вот стоит в трусах, черепашьих солнцезащитных очках и чьих-то взрослых ботинках с увесистым куском пирога. Или вот ещё фото, где Зима на плечах какого мужика лижет сосульку. А вот о лезет на верх по дверному проёму. В каком-то красивом свитере сидит под едкой и ест мандаринку прям с кожурой. А вот он в щеку целует маленькую годовалую Лейсан. На всех снимках Зима ещё был с волосами. Далеко не жидкими и светлыми как и у всего его семейства. Были ещё фото но уже более ранних датировок. Туркин даже сначала подумал, что это Амина в детстве, но его мысль присекласть на корню. Причем очень радикально. 1983 год. Валере было двенадцать тогда. "— Тогда, кто это на фото, если не молодая Амина?" — Ой, а вот Вахит в платье праздничном. Ему, представляешь, тётка его из Югославии прислала, так грех не надеть было. Но он его только по праздникам и надевал, хотя жаль, скоро мало стало. За то как любил. Всегда ходил нарядный, все соседки ему комплименты делали, и даже мальчишки некоторые. Светлые волосы, подстриженные в короткое каре до шеи , нежные алые щёчки, пухлые накрашенные помадой губы, такие знакомые и родные карие глаза. Веселая, расцветающая на памятном, угловатом, фарфоровом лице улыбка... Валера смотрел на него как-то притупленно. Как будто не веря, что тот лысый, грубый, холодный, саркастичный Зима, похожий на смотрителя тюрьмы, которого он помнил всю свою жизнь, мог быть этим трепетным юношей – омегой с красивыми светленькими волосиками и ровной веселой улыбкой с фотографии. Ясно одно: "— Нет. Это не мог быть Зима." Ещё более не верилось в то, что Вахит мог носить платья... Особенно ярко красное, бархатное с белыми чулками платье. Омегам любого пола в теории можно было носить платья, хотя для мальчиков это было, как считало советское правительство, противоестественно. До революции омеги носили практически исключительно закрытую и женственную одежду, а в штаны разрешалось переодеваться только для катания на лошадях, и то только мужчинам. А уже с приходом революции и следовательно первой мировой, было выгодно чтобы вся рабочая сила, которая не ушли на фронт, желательно пошла работать на заводы. А мальчики омеги то покрупнее и посильнее девчонок будут. Поэтому традиция носить платья постепенно себя изжила к сороковым годам, но вот видимо не везде. Вахиту на удивление очень шло. Покрой юбки солнышко хорошо подчеркивал тонкую талию, а треугольный вырез сужал слегка широковатые, пацанячие плечи. Чулки визуально вытягивали и без того длинные ноги, а их белоснежный цвет контрастировал и яркостью платья. Грех не сказать, что Вахит тут выглядит очень красиво... Даже сказочно. Весь этот антураж предавала ему тонкую поэтическую наружность, а эту черту Валера ни разу не замечал у друга в жизни с периода их знакомства. Было бы странно, если бы окружающие не оценили такую красоту по достоинству своими комплиментами. Валера, если б повстречал этого паренька в жизни, то скорее всего попытался бы за ним приударить. Потому что тот мальчишка был не просто красивым. Он был живым. Это уже не был тот вялый, прокуренный сигами Зима, которого он видел каждый день. Это было что-то намного теплее, ярче, чище. Он был похож на праздник. На первый день весны. Когда вокруг ещё стоит мороз, но небо светит так ярко, что хочется размотать с шеи шарф и расстегнуть куртку. Когда все ходят и жмурятся от солнца. Когда в один миг становится легко дышать. Женщина рядом заметила, что Валера засмотрелся на фотографию, и как-то хитро улыбнулась. — Ему тут четырнадцать. Он у нас такой красивый был до того как волосы сбрил. Ходил всегда улыбался... Нет, он безусловно и сейчас у нас очень красивый, только серьезным очень стал. И такой молодец. Учится, работает, деньги приносит. Он рассказывал, что вы познакомились в библиотеке во время его дежурства. Вот раньше, до вашего знакомства он тем ещё шалопаем был, никогда меня не слушал!!! Однажды накрасился в школу, а меня потом к директору вызвали. Нет, ну я им конечно объяснила, что это ребенок и пусть ходит как хочет, но косметику я ему больше не покупала. И по дому мне никогда не помогал! А потом с тобой познакомился и все подростковое ушло. Мой помощник!!! Что не попрошу – все сделает! А ещё он с маленькими так весело всегда играл, когда я надолго уходила... Он говорил тебе когда-нибудь, что хотел бы иметь большую семью? Женщина продолжала весело и хитро смотреть, а у Валеры на лице читалось явное замешательство. Потому что такой объем странной информации за день он обработать неспособен. Но отвечать что-то нужно было. Проглотив слюну, скопившуюся от нервов, Турбо выдал краткое: — Нет, никогда ничего подобного не говорил. - Валера даже до этого момента не знал, что у Зимы есть младшие в семье. И то, что нет отца, то бишь основного кормильца, тоже не знал. Как и не знал, что Зима был таким красивым. И тем более он понятия не имел, что Вахит наплёл своей мамке о их знакомстве и как объяснил почему они так часто вместе тусуются. - Вы случайно не знаете, почему он сбрил волосы? Валера ещё раз кинул взгляд на фотографию, а женщина рядом грустно склонила голову и сощурила свои огромные, как у Вахита, глаза. — Нет. Он никогда об этом не говорил. Просто в один день пришел под ноль побритый. Меня больше вот что волнует. У Вахита мальчик то есть? А то он ничего же мне про это не рассказывает, всегда упирается, мол "мама, что ты начинаешь". А ведь он вон какой красавец у нас и умница большая! Хоть куда! Ну не может же быть, что нет у него мальчика! Все дети хихикнули. Валера конечно знатно прихуел. Нет, блять а какой ответ на это предполагается?! Да, у Вахита есть мальчик. Много мальчиков, за которыми он вынужден следить на правах старшего. И которым он постоянно даёт подзатыльники и пробивает фанеры, потому что те часто косячат. Вообще очень сложно было представить, что у Зимы кто-то есть. Несмотря на то, что Вахит был омегой (причем давно половозрелым) его как будто никто в таком ключе не воспринимал. Ну или это было из-за того, что в группировке они все как братья. Хотя даже на дискотеках никто никогда не приглашал Зиму танцевать. Нет, он конечно не стоял один у стенки, как малолетки или лохи какие-нибудь. Он обычно уходил курить в туалет или сам приглашал на медляки девчонок. Девчонок омег в основном. И как только те соглашались? Не каждая омега соглашалась танцевать с альфой, а тут.... Туркин утер нос рукавом. Помял губы. Перед матерью Вахита он неестественно для себя мялся и стеснялся, хотя обычно его никакое, чужое мнение (или мнение своих родных) не интересовало. Всегда на всех похуй. Даже на отца родного. А тут, как будто на допросе или знакомстве с родителями невесты. Хотя наверное и то было бы лучше, чем то что сейчас происходит. — Я, если честно, не знаю состоит ли он в отношениях... Женщина напротив него засмущалась в ответ, а потом и вовсе похихикала. — Ой! Ты так неумело врешь! И угораздило же Вахиточку... Из спальни послышались шаги, и в проходе появилась тоненькая фигура в большом свиторе, похожем на балахон в своей несоразмерности. Ваха выглядел помято и заспано. Запах у него все такой же звонкий. Не сильный, но именно звонкий. Такой, что сразу сшибает в нос и его невозможно не почувствовать, когда тот входит в комнату. Морозная свежесть. Сосновый лес.... У Валеры заслезились глаза. — О чем г'азговариваете? Кучка детей снова окружила старшего капустой. — Яхшы, сез торгыздыгыз !!! (Как хорошо, что ты выздоровел!!! Я так скучал!!!) — Сез безне моннан беркайчан да чыгармадыгыз !!! (Ты нас так и не забрал от этой мымры!!!) — Әни, әйтерсең, сикерүчеләр сатып алган. - (Мама, кстати, тебе перемячки купила. С мясом. Даш попробовать?) — Валера сезнең киявегезме? (А Валера твой жених? ) — Гөлнара Трофимовна колагымны тартты!(Гульнара Трофимовна потаскала меня за ухо!) — Әни Чак-Чакны алды, сез бер атна элек ясагансыз. (Мама достала Чак Чак, который ты делал неделю назад. Было очень вкусно, но тебе не осталось!) — Алайса сезнең туй кайчан? (А если да, то когда у вас свадьба?) Самым большим листом к ним подбежала Амина, закрывая собой всех чад сразу. На какой-то момент Валера позавидовал такой крепкой семье... — Ой, Вахит! Как ты? Садись, сейчас чай налью и перемячек дам. Я Валерочке твои фотки показывала. Хвасталась, какой ты у меня замечательный. Вахит напрягся, но виду не подал. Только по злому зыркнул на Валеру. Мол: "заг'жешь тваг'ь – убью". Альбом как раз был открыт фото, где Ваха в платье. Усталый и больной Зима уставился на фото. Ничего не говорил. Просто смотрел. От него исходи запах явного перегара (наверное пред тем как выйти покурил на балконе или в окно). А в сочетании с его естественным ароматом это давало странную смесь. Как будто костер на морозе. Прям как в душистую масленицу. Валере хотелось бы узнать, что у Зимы сейчас на душе. Что он чувствует, смотря на себя прошлого. Из его прошлой, не уличной жизни. Больше того хотелось узнать что он там делал и как вообще жил в этом опасном мире, потому что человечек на фото не выглядел так, как будто мог особо за себя постоять. Валера мог только предположить, что Вахит прилежно ходил в школу, был любимцем учителей и одноклассников, до дома его провожал статный кавалер, а уже в квартире он обязательно делал уроки и играл со своими братиками и сестричками. И судя по всему сейчас уже был женат и родил тройню. Потому что звучало это как бред. Зная Вахита, все было не так... Омега с хлопком закрыл альбом к тому моменту, когда его мама перенесла перемячки и чаек. — Кушай, кушай, а то завтра сил встать не будет. А тебе ещё в универ идти. Валера подавился воздухом. Куда идти?! Только сейчас до него дошло, о чем были те рассуждения про профессию... "— Если бы она знала, чем ее ненаглядный занимается каждый божий день, то наверное спилась бы с горя... Прям как мои." — Валег'а меня пг'оводит до уника. А вообще ему уже пог'а. — А, ну тогда хорошо. Проводи Валерочку до двери, я пока проверю детей. Семья хитрецов и мошенников. С кем только связался.... Вахит бесцеремонно встал, показывая, что Туркин слишком загостился и он тут не очень желанный гость. — Пошли. Пока Валера одевал свои помятые жизнью и улицей спиженные у какого-то московского мажора кросовки, Вахит открыл дверь и облокотившись на дверной косяк смотрел как непрошенный гость возится со шнурками. Важный такой ебать стоял, что удержаться от подъёба было невозможно. — Ну, что? Когда за тобой завтра зайти? — За мозгами своими зайди. Спасибо за все хог'ошее. — Эх, ты... Невежливо Вахит. Ты же порядочный татарин, а гостя за порог вставляешь! И тут его резко подняли и схватили за шиворот. — Валег'а, если ты ещё раз сюда заявишся без пг'иглашения, то я сломаю тебе нос и ребра. И тогда видеться мы с тобой будем уже в тг'авматологии. Имей совесть и только попробуй кому-нибудь г'ассказать о том, что тебе моя мать обо мне наговог'ила. От него так тонко пахло, а выглядел он так бледно и надломлено, что меньше всего это походило на угрозу. Подумал бы Валера, если бы сейчас у него над лицом не было кулака. — Вах, ты чё? Я ж шучу. Что мне о тебе рассказывать? Что ты маминой помадой губы в детстве красил? Так я тоже. Это все делали. — Спасибо за то, что довел до дома, помог, спать уложил и съеби уже пожалуйста восвояси. — Ладно. Если будешь норм себя чувствовать, то приходи на сборы. Если нет, скажу всем, что ты заболел. Они пожали друг другу руки и Валера потянул Ваху на себя, чтобы привычно приобнять. Он чувствовал как человек напротив неестественно напрягся, быстрее отдаляясь. Такого никогда не было. Никакой грани между ними не существовало.... Дверь хлопнула у Валерки перед носом и как только он развернулся из квартиры послышалось недоброе шебуршние женского голоса. Интересно конечно о чем они сейчас будут разговаривать. Где-то на полпути лестничного пролета Валера вспомнил, что забыл своей свитер, но возвращаться не стал. Всё-таки не хочется смущать Зиму ещё больше и смотреть, как тот получает нагоняй от своей мамки. *** Уже ночью этого же дня Валера сидел и гадал, что вообще это все было. Неожиданная течка Зимы, кучка детей, мать Вахита, его детские фото. Красное платье. В памяти всплыл отрывок одного из их первого разговора, наверное на второй или третий день, когда Вахит поступил в универсам. — Правда, я никогда тебя не видел на нашей улице. Ты где прятался? Дома что-ли все время сидел? Как вообще вышло, что мы в параллельных классах, а я тебя и знать не знаю? — А вот я тебя кстати постоянно везде видел. Огг'ебаешь ты конечно по полной... — Ну ещё бы нет! Меня то сложно мимо глаз пропустить. Я в школе, чуть ли не каждый день на ковре у директора бываю, а завуч меня вообще, как мать родная, за ухо таскает. Пазл в тупенькой башке сложился и все стало на вот места. В голове всплыл образ мальчика омеги лет тринадцати – двенадцати с красивыми густыми волосами и такими большими, глубокими глазами, цвета абхазского винограда, который Валера никогда не пробовал и видел только на рынке. Всегда улыбчивый, добрый, приветливый, а рядом всегда крутились другие мальчишки альфы. Валера с ним никогда не общался, даже понятия не имел как того зовут. Слишком сторонился подойти познакомиться, потому что это странно... Какой-то мальчишка твоего возраста вдруг подходит и говорит тебе: "Привет! Очень красиво выглядишь! Давай дружить?" Мальчишка из паралельно класа в средней школе. А Зима пришился только в четырнадцать. Ну конечно же блять он его не мог вспомнить!!! Мысленно Валера дал щелбаном фокалу. Зима сейчас и Зима с фото выглядят как два разных противоположных человека. И это удивительно... Как из чего-то столь нежного и аккуратного могло вырасти... То что выросло. А конкретно: лысая башка, постоянная привычка курить, спортивки 24/7, огромные синяки под глазами на облезлом лице, сильный и поставленный удар. "— И только морозный сосновый запах остался прежним." Валера пролежал с разными мыслями всю ночь, гадая, что же такого могло произойти, почему все так обернулось в жизни Вахита, а заснул уже под глубокое утро, когда уже скоро всем нормальным людям идти на свои рабочие мануфактуры. Телефон в квартире трезвонит, а Валера его не слышит. Зато отлично слышит Валериана мать – Наталья Михайловна, и идёт в коридор, усталая и разбуженная поднимать трубку, из которой раздается доброжелательное: — Валерочка, доброе утро. Я звоню сказать, что не нужно сегодня провожать Вахита до университета. Он окончательно разболелся. Спасибо ещё раз большое, что довел его до дома, не знаю, чтоб с ним было если бы не ты. Вешаю трубку!!! В воздухе повисает глубокое молчание, а из рта женщины раздается: — ... Прям удивительное рядом...