Ты. Я. Мы и весна.

По всей видимости, конец света всё-таки наступил. По крайней мере так казалось Валере, который ходил просто вне себя и сильно злился уже третий день подряд. Потому что Зимы не было четыре дня... Без друга было скучно. Хотя – нет. Было просто ужасно. Валера никогда не задумывался, насколько он зависел от Зимы... А он походу реально зависел, потому что тяжело было даже физически. Наркоман ебаный. Стоять и курить одному было жутко непривычно. Сигарета, не разделённая на двоих, сильно жгла губы и язык. Ну может это было так ещё, потому что Валера глотнул слегка водяры у отца, но это от чистой безысходности и собственной растерянности. Что сейчас с Вахитом? Где он и как сильно мучается? Нужна ли ему помощь или на крайний случай утешение? Пацаны конечно не плачут, но последний раз при их встрече Зима выглядел так плохо , что можно в город класть. Валера на все готов ради лучшего друга, даже если понадобится сорваться на другой конец страны или отправиться в ГУЛАГ, лишь бы тот сейчас появился рядом, и они вдвоем покурили сигареты... Вдалеке около хоккейной коробки стояла скорлупа и что-то удивлено рассматривала. Рыба, Сутулый, Пеле, Сено и Гвоздь с ними. Хорошие ребята. И с ними тоже можно ахуенно постоять покурить, поговорить за жизнь, но как-то сегодня не хотелось. Поэтому Турбо одиноким волком стоял и смотрел на солнце, как будто сейчас с небес спустится ангел и благословит его (желательно лысый ангел). На самом деле просто думал о своем. О том что отец его убьёт, когда придет с завода, о том что он не помыл кружки, о том что не видел Катю целую неделю и не знает что с ней... Ещё было какое-то внутреннее переживание, которое отчаянно не желало проходить и цеплялись за кромку души. Туркин сидел около входа в моталку и скорбел. Заходить в душное помещение, полностью провонявшее подростковыми неустойчивыми феромонами и потом, в котором Адидас тренировался с остальными суперами, не хотелось, поэтому Валера мёрз на холодрыге и выдыхал пар. Зимнее солнце светило, но увы не грело. Рядом припарковалась машина. Из своей старой, обдолбаной "Оки" вылез курящий иностранные "Мальборо" (неясно откуда у него взявшиеся) Кащей, сразу поплелся нечетким шагом к Турбо и залыбился, обнажая свою щербинку меж зубов. В руках у него был потрепанный букет каких-то ромашек. И под каким только сугробом отрыл зимой в минусовой мороз? — Ты чё нервничаешь третий день подряд, как сука неудовлетворённая? По Зиме поди соскучился? И заливисто посмеялся от собственной шутке сквозь густой дым сигареты, пытаясь потрепать пацана по волосам, неестественно по доброму для себя. Валера не стал ничего даже отрицать. Просто продолжил обречённо греться на зимнем солнышке около входа в моталку. И без насмешек тошно. — Турбо, ну ты не расстраивайся! Подумаешь, поругались спьяну, не поделили чего... Подумаешь, пытался тебя сковородкой ударить и орал, что кулаками уже бесполезно и что ты мудень тупой. С кем не бывает?! Понятно. Налакался Никитка беленькой... Видно Кащей был знатно поддатый, но Турбо сейчас в первый раз его полностью понимал и принимал. Для него одна рюмка уже чувствовалась как неразделимое желание заглушить свою боль и одиночество, а что чувствовал Никита после нескольких стаканов. Валера этого познать не мог, но простить сейчас был вполне способен, хотя обычно жёстко бы за это обосрал за спиной и в лицо. Он всё-таки человек с принципами, но отсутствие сдерживающей силы Вахита рядом сделало из него настолько апатичное отродье, что даже осудить пьянство старшего сил не было. Поэтому он махнул головой, приглашая встать рядом в круг скорби и греться на солнце. Неожиданно для себя и по каким-то неясным причинам Турбо решил ни с того ни с сего открыться и поделиться проблемой, тлеющей на душе. Пока Никита закуривал вторую то ли папиросу, то ли сигарету он неожиданно выдал: — Зима никогда так на долго не уходил... Кащей потупился. Несколько раз озадаченно моргнул и, видимо, протрезвел на морозе. Глаза у него сначала сузились, а потом понимающе широко раскрылись. — Аааа... Так у него течка. Ну и чего ты расклеился?! Тогда вообще нет повода переживать. Вернётся как миленький, кинется на шею, и будете вы снова вместе в горе и в радости. Или ты ревнуешь? Думаешь он где-то с кем-то кувыркается? — Нет. С ним все хорошо. Я сам его до дома довел. — Хех... А чё не остался раз так? Валера посмотрел на небо. Господи и как только земля носит таких пьяных дебилов? — Кащей. Зима – мой друг. — Это я в курсе. Так в чем проблема? Обречённо закатив глаза Валера плелся в сторону хоккейной коробки, махнув на старшего рукой. С юродивыми говорить бесполезно. — Эу! Турбо! Ты совесть потерял?! Ты что обиделся?! Что случилось то хоть скажи? "—Течка Зимы случилась." Но не так как обычно. Обычно это раз в два месяца на день. И тот обычно выпадал на рабочий, когда нет сборов и видеться им не нужно. Это можно было перетерпеть. А теперь хоть повесься. От крайнего одиночества. Нет, были конечно другие ребята, с которыми Валера тоже общался. Гвоздь например. Четкий мужик. Тезка, но отличались они сильно. Валерий Анчихиров спокойный, рассудительный альфа, который не любит без крайней надобности вступать в споры. Хвастовство тоже не принимает. Кстати, именно он изначально не хотел брать Зиму, но сейчас такой херни нет. Они с Вахитом хорошие приятели (конечно, не такие ахрененные друзья как с Валерой). На Вахита вообще никто смел не гнать. Все знали, что без пиздилова не обойдется и тактично молчали по любому поводу касаемо Зимы. Тот любого на асфальт уложит, и неважно свой или чужой. Подойдя ближе к ребятам, Валера услышал оживленный спор. Вся ребзя стояла в кучке и что-то удивлено рассматривала. — Пиздец. А у нас такие носят? — Это американский. — Не знаю. Но выглядит охуенно. — Надо у Зимы спросить. Он в таком должен понимать. — Ты чё? Ну как у Зимы может быть что-то подобное? — Чё вы там делаете? В руках одно был какой-то журнал. А потом Валера понял, что это порножурнал. На обложке был мальчик омега, интимные зоны которого были закрыты каким-то развратным лифчиком, нетипичным для советского пошива. Валера видел женские лифчики. У мамы в шкафу и на Кате. Но это было что-то на совсем другом уровне. Обилие рюш и крушев на розовой тряпке смотрелось дико и пошло, а ещё смущало отсутствие чашечек на груди. Имелись только небольшие треугольники закрывающие соски. Валера аж опешил. Такого растления он ещё не видел. — Это что за пиздец? Анчихиров же стоял как скала и улыбался. — Мы у Кащейя нашли. — Говоздь, бля. Ты же старший! ты нахуя это скорлупе показываешь?! — Ну... К прекрасному нужно приобщаться с ранних лет. — Пацаны привет!!! Че это у вас? С радостным лицом к ним подбежал Ералаш. Хороший пацан. И вторая пришитая омега после Вахита. "Так получилось, что он пришел в контору когда ему было двенадцать. Самый младший из скорлупы, но блять самый весёлый. Вечно анекдоты из ералаша шутил. "— Вот если бы у меня был мандарин, я бы с тобой поделился." Тогда ещё было неясен его вторичный пол, но Миша был уверен, что будет бетой. Уже после того, как выяснилось, что никакая он не бета, Валере как-то довелось говорить с его старенькой бабушкой, после случая, когда сам светлый сильно отхватил в драке и попал в реанимацию больнички. — Вы уж его защищаете... Все таки омега, нельзя ему калечится, а он лезет вечно в драку самый первый... Бедный мой Мишенька.... Голос старенькой женщины сипел и скрипел, как калитка несмазаная. Говорила она тихо, но так жалобно, что у Валеры что-то начинало бродить внутри. — Мы думали он бетой будит. — Да какая там бета.... У него папка омега был... Юра мой, родной любименький сыночка. Так Мишка на него похож, что там к гадалке не ходи ясно – омега. Вы посмотрите... Какой он у меня худой... Не ест совсем ничего... Валера посмотрел, подумал и вспомнил последний спарринг с младшим. И нет Ералаш худым не был. Пацан как пацан. И бьет что надо. Нужно было как-то перевести тему, потому что причитания бабушки начинали будить в нем жалость, а этим сильно раздражать. — А что с вашим сыном? — Умер. Я его похоронила. Мише тогда два месяца было, а его папку в подворотне использовали и прирезали.... Н - недавно родившего и к - кк...ормящего. Я так плакала... Ююю - Юрочкааааааа ааа..... ААйййааа а.... Валера потом эту женщину час на морозе стоял успокаивал. Та лила слезы и протяжно задыхалась от своего горя. Практически орала. И так плохо ей было, что Валера не придумал ничего лучше чем два часа с ней просидеть на холоде и говорить, что с внуком ее ничего плохого не будет.... Но Миша правда стал омегой. Красивым, светловолосым, с голубыми глазами и россыпью веснушек. Но таким блять бойким, что мама не горюй. Валера до сих пор вспоминает, когда смотрит на Мишу, как плакала та бабка, поминая своего сына. Вспоминает и думает о том, что ничего ей на самом деле гарантировать не может, как бы не хотел. С тех пор младший у него под крылом. Если что-то надо, то они с Зимой быстро ему помогут. Неважно как. Еды своровать, кросовки отжать, чтоб босой не ходил, приготовить чего-нибудь сварганить как-то бегали к нему, когда бабка к сестре в Саратов уезжала. Даже на утюг денег наскребли. И конечно всех типов непонятных от него Валера отгонял. Всегда спрашивал: — Ералаш. К тебе в школе кто-то клеиться? Но тому видимо все было непочем, потому что на этот вопрос он так не разу положительно не ответил. Только улыбался и шутил: — Что? А надо чтобы клеились?! Так я быстро всех заставлю. Будут бегать, рюкзаки мои носить. Рассмеялся и убежал. И только Кирилл Фандеев всегда рядом стоял и молчал. И святил своим синяком под глазом. Кстати и пах Миша очень специфично. Мандаринами. Бабушка запрещала принимать ему подавители. Как-то раз они обнесли аптеку, но как только у Миши сбился цикл, его сначала повели по всем врачам, а потом так отругали, что он таким зашуганым ходил, как будто его кнутом высекли и на горох поставили. А оказалось, что бабушка ему баек нарассказывала. Они стояли как-то в моталке между спаррингами в кругу около Миши, у которого снова начал проступать личный запах, и слушали его: — Она мне сказала, что у меня иначе детей не будет... Что я здоровье свое испорчу. Все вылупили на него глаза, не решаясь разочаровывать это юное, наивное существо. — А ты хочешь детей? Он хлопал своими длинными ресницами в ответ. — Конечно. А вы разве нет? Рот никто не посмел открыть, только стояли, выпучив зенки. Из какого-то темного угла вышел Кащей и хлопнул Миху по спине. — Правильно бабка говорит. Нахрен таблетками тыркаться. Я вон знаю одного, который два года какой-то хернёй подавляющей, даже не тыркался, а кололся!!! Больной на бошку... А сейчас у него проблемы такие, что мама не горюй. Вовка его вон тоже знает. Все перевели внимание на Адидаса, который в тот момент складировал бутылки из под водяры и алкашки, купленные Кащеем на деньги из общака. — А что с ним? Вова меланхолично отпрянул от своего занятия, тяжело вздохнув и закатив глаза, ответил: — Да ничего с ним на самом деле такого. — Ага. Просто запах от него больше не исходит! — Ну он же терапию пройдет и все нормально будет. Че ты вообще из этого проблему разводишь?! — Потому что сразу умных людей слушать надо было! А не хернёй своей страдать. И, не дой Бог, терапия не поможет. Нет, у него конечно отличный альфа, мировой мужик, сразу сказал тому, что никогда не бросит и всегда поддержит, но всё-таки... — У него альфа бухал беспрерывно, несколько месяцев не просыхая. Посмотрим, блять как он его поддерживать будет. — Во-первых, альфа этот бросил, как только они вместе сошлись снова, и стал ЗОЖником! Во-вторых, мне кажется, что там омега такая тварь упертая, что они друг друга стоят. Пока эти двое беспрерывно ругались, к Ералашу успел подойти Фантик и утешаюше обнять. — Не переживай. Все хорошо будет. У тебя обязательно будет большая и крепкая семья. А пока ее составляют Бабушка и Кирилл. Поэтому раз в два с половиной месяца, Ералаш не появлялся на улице. Где-то дома он стоически отбывал свою течку. Говорил, что не очень сильно болит, но всё-таки неприятно. Благо всего два дня. Никто кстати над ним не стебался. Вова сем такую фанеру прописал, после первого подъеба, что отличительным знаком всего универсама недели две были синие лица." Валера выпал из воспоминаний, когда в круг приплелся плелся Фандеев Кирил. Тот ещё кадр. Таскался за Мишей только вместе. Возможно если б не Ералаш, Фантик в жизни к групперовке не пришился. Он его как будто всегда оберегал. И всегда называл исключительно по имени, что вообще было очень подозрительно. Фандеев к слову пах тоже пиздец как странно. Он ,когда пришиваться пришел, так его все за сладкий запах конфет зачморили. Потому, что если ты альфа, то конфетами пахнуть не можешь. А тот пах леденцами какими-то и ирисками. В общем, были эти двое как новогодний детский подарок, который всем детям на новый год родители приносят с работы. Мандаринка и конфеты. "— Миша не надо. Миша не делай этого. За чем ты лезешь на забор? Миша, ты же упадешь? А если там с другой стороны собака? А если она тебя покусает? Миш, не надо, я собак боюсь. Миша. Хочешь мороженного? Давай я куплю? Ты смотрел это кино? Давай сходим, у меня деньги как раз на два билета есть! Все хорошо? У тебя горло не болит? Ты мороженого переел или замёрз пока меня ждал? А чего в подъезд не зашёл? Постесняется?!!! Кого?! Бабок местных... Так, тебя же все здесь знают! А руки ты не постеснялся заморозить? Вот ты хрень делаешь, а мне снова ходит тебя лечить. Ну раз нравится, когда я к тебе хожу, лечу, то хорошо. Но ты лучше не болей. Я просто так к тебе ходить буду." Как будто не с другом базарит, а с дитем малым. Странная парочка однако, но никто не протестовал. Потому что как-то Фантик на всех матом наорал за подъебки. Валера снова вылез из своих мыслей, когда Ералаш потянулся за порножурналом. — Что у вас там? Покажите! Гвоздь, быстро спрятал все за спину. — Ничего. Нос ещё не дорос. Спасибо что не стал совращать хотя бы этих. Бабушка Миши потом ему спасибо скажет. Все бы ничего, если бы сзади не раздалось громкий свист смятой бумаги и из-за спины Анчихирова не показалась фигура Вовы. — Это. Чё. Такое. Я спрашиваю!!! Гвоздь уже было открыл рот, но Сутулый его опередил. — Вов, мы это... — Чё это?! Вы чё блять совсем оборзели?! Сука, весь возраст хочется получить? Вы где это взяли?! Как ума хватило такое младшим показать! С того момента, как Вовка благополучно вернулся с Афгана, что-то в нем сильно изменилось. Валера все больше замечал, что не было в нем уже той шальной молодости, отголосков юности. Все больше Адидас стал походить на обычного "взрослого". Берег, блять, их всех постоянно. Недавно от ментов каким-то чудом отпел, сказал на мелкие магазы облав больше не устраивать, а на территорию Домбыта так вообще теперь отпрашиваться нужно было. Неспокойно там больно, но это только по словам Вовы. Чем больше проходило времени, тем более Валера удивлялся тому, как Суворов из "Авторитета" превращается в "Мать". — У Кащея в моталке валялся. — Значит так. Здесь стойте, я сейчас вернусь. С Кащеем перебозарить нужно. Но никто никуда не двинулся, включая Вову. Все повернули головы в направлении входа на площадку, откуда хлынул сильный морозный запах. Около ворот стоял тонкий, как липочка, Вахит. И улыбался во все тридцать два. На нем был обычная куртка, а под низ... Свитер Валеры. Тот самый. В дебильный футуристичный узор. Лик его был бледнее обычного и доходил до цвета белого снега. Ещё не вертвячий оттенок, но очень близко к нему. Он поднял руки в приветственном жесте: — Пацаны, здог'ово. — ООО... Нихера себе!!! Толпа побежала приветствовать товарища, даже Вова с ними. А Валера не сразу сообразил кто это. Кто угодно, но не Зима. Подбежал Турбо последним, когда все уже дали руки пришедшему и похлопывал за плечи. Глаза их пересеклись и Зима кинул такое родное, до боли знакомое: — Пг'ивет. Рот Валера не успел открыть, как Дино кинул: — Вот это от тебя розит конечно... Аж от ворот было слышно. Ты чё духами облился? Вова дал скорлупе по шапке и сразу обстоятельно строго спросил: — Чё таблетки не принял? Ресницы омеги хлопнули несколько раз, улыбка ушла, а губы сложили слоги, вылетавшие из рта, в картавые слова: — Пацаны, меня завтг'а на сбог'е не будет. Надо сестг'у к вг'ачу отвести. Вот тут то Валера и опомнился, вспоминая милую, послушную Лейсан, так любовно ухаживающую за братом. — Чё с ней? Вахит отвернулся, а на привычный вопрос послышалось: — Ничего. Тебя не касается. Где-то внутри что-то стукнуло, и стук это был слышен по всей округе. Или так казалось Валерикинымкиным ушам. — Всмысле, Зима?! Чё за борзота? Ты может от сборов увидиваешь, мне то откуда знать? Все отведи взгляд, делая вид, что не замечают дружескую размолвку. Мало ли что бывает? Вова только присвистнул. Омега харкнул на землю. — Провег'еться ей надо. Ничего сег'ьезного, пг'осто отвести некому. Голос Зимы успокоился, стал привычно ровным. Только опущенные глаза, что-то таили. Это Валера понял сразу, как только Вахит не стал смотреть ему в лицо. — Вов. Извини. Меня тоже завтра не будет. Я с Вахитом пойду. Мало ли что случиться... Может. Спорить старший не стал. Только кивнул, схватил Гвоздя и Сутулого за уши и потащил в моталку. Видимо, разбираться из-за журнала. Остальная скорлупа побежала за ними, смотреть на увлекательное шоу, оставляя суперов наедине. *** Уже после стояли, курили на балконе какой то пятиэтажки. Опять пресловутая "Ява". Они вообще-то друзья. Все ещё. Бывает повздорили на ровном месте. Валера продолжал упорно твердить себе, что нет ничего такого в том, чтобы увидеть течного братана. Даже если он твоей лучший друг. Хотя это надо бы было внимать Вахиту, но того похоже вообще ничего не волновало. Стоял себе, курил и смотрел куда-то вдаль, поверх пробивающихся наружу кромок деревьев, на которых через несколько месяцев начнет появляться зелень. Валерка не выдержал смотреть на эту умиротворяющую картину и ,дабы отвлечься, задал первый попавшийся самый тупой вопрос, который был в его пустой башке: — Почему ты сбрил волосы? Вахита похоже вообще ничего не смутило. Продолжил дальше пялится в бесконечную черту города. Черепаха Тортила, черт бы его побрал. Все похую. — К группиг'овке когда пришился, надо было сбг'ить. Туркин оглянулся на собеседника. Нет блять, и как у того всегда получается держать ровно ноль эмоций на лице? Стоило бы остановиться, но собственный рот Валеру не слушал и выдал самое тупое утверждение на свете: — Ты же омега. — И что? Какой-то неконструктивный диалог получался. — Всмысле "и что"? Это разве не связано? — Туг'бо, тебе мозги отшибло? Мой втог'ичный пол вообще нихуя не меняет. Че мне тепег'ь общим пг'авилам не следовать? Тебе сг'очно нужно кг'угозог' г'асшиг'ять. Ты видел, может, чтоб к Пальто или Ег'алашу было какое-то дг'угое отношение? Пальто так вообще дважды фанег'у получает за себя и за Марата. Когда Валера паниковал, то предпочитал идти в нападение. А сейчас он начинал паниковать. Потому что доебка реально была глупая. Ну мало ли, сбрил и сбрил. Захотелось человеку. Чего полез то не в свое дело? — Ну блять извини! Нет, ну а как я должен быть диалог с твоей мамкой поддерживать? Ты, например, когда собирался рассказать, что у тебя отца нет? Мог больше денег из общака брать. — А нахуя ты с ней г'азговаг'ивать г'ешил? Довел до дома – спасибо. А дальше рг'азворот на сто восемьдесят. "—Резонно." Зима медленно курил. Говорил на удивление спокойно. В нем вообще редко когда чувствовалась прямая угроза. Даже когда он бил младшим в фанеру, было в нем что-то такое умиротворённое. Как будто свою какую-то старшую участь он уже успел принять. И участь эта видео заключалась в том, чтобы преодолевать неизбежное насилие и не важно с его или с чужой стороны. Всегда закрывать на это всё свои большие и прекрасные глаза. Пепел сыпался на бледнющие и тонкие руки Зимы. Раньше Валера вообще на них не смотрел, а теперь завороженно глядел, попутно думая, как вырулить ситуацию в свою пользу. — Ебать ты благодарный. До дома донеси, за детьми последи. Кофту бы мою лучше отдал... Недокуреная сига полетела в банку, а тонкие руки резко начали стягивать с не менее тонкого тела куртку, а затем и свитер. — Э. Ты чё делаешь?! С дуба рухнул?! На улице минусовая температура!!! Зима, харе. Под курткой и кофтой Вахита оказывается была майка алкоголичка. Такую место нижнего белья иногда носили мальчики. Сунув кучерявому свитер в руки, Зима быстро нацепил куртку и застегнулся до подбородка. Слава богу додумался, потому что Валера мельком видел под майкой уже начавшие твердеть от холода соски. Наверное, не очень приятно было тереть их об эту сраную, неудобную тряпку. Могут ведь из-за этого потрескаться или ещё хуже на них разовьётся какое-то кожное раздражение. Зиме бы лифчик купить... Чисто для здоровья. - На. Спасибо кстати за нее. Хог'ошая кофта. - Блять... Ну и как ты теперь домой пойдешь? Вахит, нахрена... Ты заболеешь, и я чисто из принципа не буду ходить тебя лечить. - Я не заболею. У меня очень кг'епкое здог'овье. - Ага. Ври больше. Слег с температурой недавно. - Течка и пг'остуда это г'азное. Не путай. Валерка как-то постыдился. Не принято было так говорить, хотя бы не в слух. Было вообще не принято об этом говорить. То, что каждая омега раз в два месяца (тут индивидуально зависит) не выходила на работу, в школу или универ и запиралась дома, в обществе характеризовалось как "вынужденный больничный". А некоторые и этого стеснялись и вообще брали больняк за свои деньги, лишь бы никто не заподозрил чем они занимаются. Валера перевел тему с ещё большей агрессией: — А ты мне когда сказать собирался, что в универе учишся? И на кого блять? На слесаря? Вахит, пожёвывая щеку, все так же пялился куда-то в абстракцию. На Валеру он не смотрел принципиально. — На учителя. Я на заочном. Технически, я там только появляюсь один г'аз в месяц сдать все задания. Так что это вообще не важно. Валера прыгнул слюной и захохотал. — На кого?! На учителя?! Блять, Вахит. Вот это анекдот конечно. И чему ты их научишь? Курить? — Я блять вот поэтому тебе и ничего не г'ассказывал. Сг'азу из всего клоунаду делаешь. В пед.вуз легче всего поступить. И это всегда хлеб насущный. Потому что учителя всегда и везде востр'ебованны и неважно чему они детей учат. — Чему ты детей учить то будешь? — Геогг'афии. Вот чего, но фантазии у Валеры было не занимать. Лысый, в квадратных очках и убогом сером пиджаке, с глобусом и указкой в руках Вахит.... Прям "Географ глобус пропил". Послышался двойной хохот, но когда Валера осознал, что Зима только хмуриться, то грустно присвистнул. — Чему? Ты ж не ходил от не отродясь. Она последнем в расписании всегда стояла. — Похег'. На что поступил, на то поступил. Главное, мать счастлива. — Нет, ну если б у меня был такой "замечательный, умный, красивый, гостеприимный" сын, я бы тоже был счастлив. — Блять. Валег'! Завали ебало. Посмотрели друг на друга и оба заржали в один голос. Слышать родной картавый смех после трёх дней одиночества было сродни самой лучшей награде. Сродни болеутоляющему. И сигареты больше не горчили. "— Ты пришёл, и все снова отлично."