" По ту сторону..."

Яркий белый свет бьет в глаза. Он жмурится до таких же белых пятен под веками, но это не помогает. Не помогает и прикрыть их ладонями. Свет будто проникает сквозь, не видя преград. Обволакивает. Укутывает. На душе отчего-то легко и спокойно. В голове почти нет мыслей. Свет перестает быть таким иссиня-белым. Либо его глаза просто привыкают. Он не спеша отводит ладони и расслабляет веки. Руки легкие, как и все тело. «Как будто в невесомости». — Проносится в голове. — Ты прав. Это похоже на земное представление о невесомости. — Хёнджин не понимает, откуда этот голос. Негромкий, но он как будто везде. И почему он отвечает на вопрос, который не был озвучен вслух? Осторожно открывает глаза, моргая с непривычки. Свет будто немного приглушается. — Здравствуй, Хван Хёнджин. Я Ангел, принимающий людей с той стороны. Рот Хёнджина приоткрывается в немом вопросе. Перед ним стоит достаточно молодой мужчина с бородой и в белом одеянии. Хёнджин подозрительно долго осматривает его. Ни крыльев за спиной, ни нимба. — Это вы нас так представляете, Хёнджин. С нимбом и крыльями. Это моя внешняя оболочка, чтобы не сильно пугать вас. На самом деле мы выглядим по-другому. Мы души, а душа не имеет оболочки. Она состоит из мыслей, эмоций и чувств человека. Слышал такое выражение «чёрная душа»? — Хёнджин кивнул. — Так вот, это не просто выражение. Каждая мысль человека, каждый его поступок, чувство, которое он испытывает в жизни, имеет свой цвет. И это дает свой неповторимый цвет его оболочке. И у тебя он, кстати, довольно-таки красивый… Очень мало черного… Хёнджин растерянно оглядел себя. Ангел улыбнулся. — Ты не увидишь свой цвет. Это только для нас. Только ангелы и ОН, — Ангел разводит руки, но Хёнджин понимает, о ком идет речь, — видят эту вашу сторону. — Я умер? — Наконец этот вопрос прозвучал. В том, что это не глупый розыгрыш, он уже успел убедиться, когда посмотрел на свои парящие ноги. Под ними он не увидел того, что принято называть землей. Только свет. Белый, всеобъемлющий свет. Он как будто обнимал Хёнджина, лаская и грея. Как объятия мамы. — Нет, Хёнджин пока еще нет. Ты помнишь, что с тобой случилось? Хёнджин задумался. — Последнее, что я помню, что вчера ночью пошел в круглосуточный магазин за вкусняшками… Потом вроде визг машины. Меня сбила машина? — Страшная догадка пронзает его мозг. — Да, Хёнджин. Только это было не вчера. А два месяца назад. Ты сейчас в коме. Хочешь посмотреть? — На…на что? — На себя. — Хёнджин непонимающе кивнул. Ангел провел рукой у него перед глазами и перед ними появилось изображение лежащего на больничной кровати, опутанного трубками и проводами, с перебинтованной головой и ногой, Хёнджина. — Это что, правда я? — Голос Хёнджина задрожал, и глаза наполнились слезами. Рядом он увидел маму, сидящую на стуле. Она дремлет, периодически подрываясь от любого звука, и заглядывает в лицо сына, пытаясь отыскать там хоть какую-нибудь надежду. — Она не отходит от тебя… Мамы — они такие! — Ангел улыбнулся. — Через них мы вас охраняем. Говорим с вами через них. Лечим вас через руки мам. Они наши проводники на земле. — Скажи…те. — На «ты», Хёнджин, тут нет возраста и статусов. — Скажи, а почему тогда я здесь? Если я еще жив? — Понимаешь… У тебя сейчас идет переломный момент. Ты либо выйдешь из комы, либо да — ты окажешься у нас. — А… — Хёнджин обхватил себя руками и задрожал. Стало сразу как-то неуютно. — А отчего или от кого это зависит? — От тебя, в основном, Хёнджин. По большей части от тебя. Ну и от нашего решения. Мы сейчас пройдемся по твоей жизни и поймем, нужен ли ты еще там или нужнее будешь здесь. — А как вы это поймете? — Мы посмотрим вместе с тобой, чем ты занимался в земной жизни, о чем думал, твои поступки, твои желания, твои мысли. — Хван покраснел. И сжался. — Не переживай, Хёнджин. — Ангел потрепал его по плечу. — Мы прекрасно знаем, что все люди грешны своими мыслями и поступками. Но важнее то, чтобы это не наносило вред другим. И еще важный момент: сколько человек за тебя в данный момент молятся Богу. Сколько человек искренне ждут твоего возвращения. Хван вздохнул. — Наверное, не очень много… — Не переживай. Я знаю, что ты не самый плохой человек, уж поверь мне. Итак, приступим. Хёнджин, что бы хотел узнать сам? Ну какие моменты из твоей жизни ты бы хотел увидеть сейчас? — Я? — Хёнджин опешил. — Прямо что угодно? — Да! Хочешь увидеть самые яркие моменты? — Да, очень! — Азарт захватил его. Для него это была очередная авантюра. Ангел улыбнулся — многие люди до смертного одра остаются детьми: любопытными и искренними. Плохо это или хорошо? Это просто имеет место быть. Сейчас именно такого взрослого, запертого в теле ребенка, Ангел видел перед собой. Хёнджин совсем забыл, что он в паре часов от смерти. Ему интересно. Его глаза горят. Ангелу нравятся такие люди. Может в земной жизни им и непросто, но их искренность и жизнелюбие зачастую помогают другим. Они их заряжают и провоцируют жить. — Хорошо… — Хёнджин на миг задумался и не заметил, как под его пятой точкой образовалось кресло, а перед ним появилось подобие экрана. Хёнджин поерзал в кресле и оглядел себя. Он был в той же одежде, что и в тот злополучный вечер. Белая майка, сверху черный пиджак и черные штаны. Хван уселся поудобнее. — Спрашивай! — Разрешил Ангел. Хван задумался. Когда мы наедине с собой задумываемся, что бы мы хотели спросить у Бога в тот самый момент кажется, что есть столько всего, столько вопросов. И вот ты здесь. И сразу теряешься… Все вылетает из головы. Остаются только какие-то глупые, на первый взгляд бессмысленные… — А можно…самый страшный момент в моей жизни? — Он смотрит на Ангела, будто ждет одобрения. Тот кивает и на экране появляется видео запись глазами Хёнджина, когда они с группой были на записи очередного шоу со всякими призраками и привидениями. Хёнджин вспомнил, что это был реально самый страшный момент в его жизни до этого. Мало того, что он всегда боялся всяких таких штук и избегал их с детства, а здесь, хочешь не хочешь, пришлось участвовать. Спрашивать никто не стал. Но сейчас это уже посмешило Хёнджина. — А…а еще можно? — Ангел кивнул. Он видел эти горящие глаза. И ему нравился этот новенький. Он действительно был такой живой, что Ангел решил его не трогать. Пусть развлекается. — А какой был мой самый смелый поступок? — На экране появилось видео с их поездки на аттракционы. Лицо Хёнджина сразу темнеет. Он прекрасно помнит этот момент. И почему он там оказался тоже. Он не должен был там быть. Пока кое-кто не взял его за руку и очень попросил быть рядом. Потому что сам боялся. И Хёнджин не мог ему отказать. Хотя сам боялся не меньше. Но в тот момент он стал сильнее. Потому что на него полагались. ОН полагался. Хёнджин решил сменить тему. Воспоминания растревожили душу. Ангел задумчиво смотрел на Хвана, чему-то слегка улыбаясь. — О, а когда я больше всего напивался? — Хёнджин посмотрел на Ангела. Его глаза смеялись. Ему было весело. Пусть и в последний раз. На экране показался зал для афтерпати после одного из первых показов Хёнджина в качестве амбассадора Версаче. Хёнджин помнил его как сейчас. Все хотели с ним выпить, и многие, очень многие просто хотели его. Он устал отбиваться от назойливых селебрити, считающих, что он им чем-то обязан. Поэтому он пил. Много. И не особо чувствуя вкус спиртного в очередном поданном ему кем-то бокале. В тот вечер перед показом они сильно поругались. Вроде из-за мелочи, но его это сильно обидело. Поэтому на вечеринке он отрывался по полной, зная, что эти кадры попадут в сеть. И он их увидит. Хотелось позлить и доказать, что Хёнджин чего-то стоит. Камеры щелкали не переставая. Лица вокруг сменялись также, минуя память Хёнджина. Его трогали нагло, нежно, нахально наглаживая. Сколько приглашений на продолжение вечеринки он тогда получил, сложно представить. Но если бы они знали, что все это представление было только для одного человека, который смотрел его через телефон, стиснув зубы от ревности. Фото на диване было послано ему с саркастическим «Спокойной ночи». Прочитано, но оставлено без ответа. Хёнджин молча сидел в кресле. Ангел стоял подле него. Он давал ему время. Не торопил. Все воспоминания, которые хотел увидеть Хёнджин в конце концов сводились к одному человеку. — А какое…покажите мне мое самое яркое воспоминание! Самое счастливое? — Ангел на мгновение задумался, а потом, словно решив что-то для себя, кивнул на экран. — Да бля… Простите. — Он потупил голову. — Это реально самое счастливое для меня? — Он указал рукой на замершую картинку на экране. Любой другой бы еще даже не понял, что там будет показываться, но не Хёнджин. Он по первому кадру все понял, и от этого ему стало трудно дышать. — Ты ведь наверняка знаешь, что там? — Ангел кивнул, склонив голову. — Это разве не грех? — Ну, в своем роде да. Но если это не причиняет никому вреда… И делает людей счастливыми… Мы на такое можем закрыть глаза. На экране появилось изображение ночных волн и он, рисующий на песке их инициалы и то, что впервые смог сказать только здесь. Они вдвоем и никого… «Я тебя люблю!» — Кричал он потом на весь пляж, и чайки разлетались от них с криками, что они сумасшедшие. Белые ботинки оказались отброшены и чуть не унесены в открытое море подлизывающими их волнами. Ветер трепал волосы, пока губы сплетались в страстном поцелуе. Это был их первый раз. Самый нежный и самый отчаянно выстраданный. — Я тебя так люблю! — Шепот пронизывал насквозь сильнее, чем прохладный ветер, одновременно согревая и заставляя неметь то ли от холода, то ли от переполняющих до дрожи чувств. — И я тебя! — Что ты меня, Хёнджин-и? Скажи! Я хочу это слышать, пожалуйста! — Руки теребят тонкую куртку и скользят под нее, притягивая к себе и обволакивая такой нежностью, что хочется в ней задохнуться. — Я тоже тебя люблю, Минхо! — Выдыхает прямо в поцелуй, проникая в сердце, опутывая душу и сознание. Правильность всего происходящего затмевает разум, а руки уже укладывают разгоряченное тело на песок, рисуя дорожки из поцелуев. Он стонет под ними, вплетая стоны в шум волн и шепот ветра. Они подглядывают за ними, и становится немного стыдно за свое счастье. — Ангел, а кто за все время был для меня самым подходящим человеком? — Хёнджин встряхивает своими черными волосами, будто прогоняя всплывающую картинку. — Я думаю, ты и сам это прекрасно знаешь. — На экране улыбающееся лицо с родинкой на крыле носа. Он смеётся и кормит Хёнджина мороженым. — Да, возможно… Но ведь всё не вечно… Мы расстались и… А он хотя бы вспоминает обо мне? — Ангел хмурится. И вздыхает. Потом просто кивает. — Он ведь не верит в Бога. Значит, его точно нет в списке тех, кто хочет моего возвращения… И тем более, мы расстались почти пять месяцев назад. — Хёнджин, неловко стыдясь, стирает слезу, скатившуюся с уголка глаз. — Остаются родители, пару друзей и… На экране перед Хёнджином возникает картинка. Не знакомое ему место. Церковный свод. Темно и пусто. На лавочке одиноко сидит сгорбившаяся фигура, держащая свечу и, сложив руки в молитвенном жесте, что-то, не переставая шепчет. До Хёнджина долетают обрывки фраз, произносимые шепотом. — Господи! Забери у меня всё. Оставь только его здесь, пожалуйста. Знаю, что я самый неблагодарный твой сын, но сейчас как никогда, ты нужен мне… Ты нужен ему… — Хёнджин слышит всхлипы и, на миг свет дернувшейся от порыва ветра свечи, озаряет лицо молящегося. Хёнджин закрывает ладонями рот, пытаясь сдержать возглас. Слезы беспрепятственно стекают по щекам. Минхо! Он молится о нём. — Я не смогу жить, зная, что его нет… Зачем тогда все это? Зачем мне быть здесь без него? — Он рукавом вытирает непрошенные слезы. — Я не умею правильно молиться и разговаривать с тобой, Господи. Но… Просто прошу тебя поверить мне и дать ему шанс. Он лучше меня. Он здесь нужнее. — Свеча дрожит в его руке, и он сильнее сжимает ее, не обращая внимания на горячий, обжигающий руки воск. — Если ты услышишь меня, я смогу в тебя поверить. Знаю, что это так не работает. Я не пытаюсь с тобой договориться… Хотя, да, пытаюсь. Но он самый важный человек в моей жизни. Не ради меня, ради него! Пожалуйста… верни его… не отбирай у меня… — Хёнджин слышит, как Минхо сдерживает плач, закусив руку. Хван не отводит глаз от того, что видит. Слёзы неконтролируемо застилают глаза и потоком бегут по щекам. — Человек, пришедший к Богу ради кого-то, стоит нескольких пришедших ради себя, Хёнджин. Ты можешь идти. Там тебя ждут больше. Хёнджин не может успокоиться, шмыгая носом и вытирая рукавом слезы. — А он? Что Бог у него заберет в обмен на мою жизнь? Я так не хочу… Не смогу… — Ангел улыбается. — Вы, люди, слишком мало знаете о нас, о Боге. Он ничего не заберет у своего новоприобретенного сына. Он просто хочет, чтобы вы были счастливы и вспоминали о нем не только когда плохо, но и когда хорошо на душе. Ты какое-то время будешь помнить то, что с тобой здесь было, Хёнджин. Сделай правильные выводы. Не потеряй этот шанс. Как ты смог убедиться — ничто не вечно, да. Но и вы, люди, не вечны… Есть ли смысл терять такое драгоценное время? — Он касается его головы, и Хёнджину становится тяжело дышать от этого прикосновения. Хёнджин открывает глаза и закашливается, видя перед собой заплаканное лицо мамы. Он улыбается ей еле-еле. Она закрывает рот, с трудом сдерживая плач, но плач от счастья. Он вернулся! Её мальчик вышел из комы. Она гладит его и тихо благодарит Бога за возвращение сына. Вокруг суетятся врачи, снимая с него провода. Измеряя показатели и удивляясь такой хорошей динамике. Через полчаса все, наконец, уходят, оставляя Хёнджина с мамой вдвоем. — Мам, дай, пожалуйста, телефон. И…можно я побуду один, пожалуйста? Мама кивает, улыбаясь, и подает ему телефон. Выходит, оглядываясь, боясь, что все это сон… Ещё не веря… Набирает номер по памяти. Трубку берут после второго гудка. как будто ждал. — Привет. — Голос хриплый после трубок. — Узнал? На том конце будто шумный вздох. — Хё… Джинни? С тобой все хорошо? — Минхо… Приезжай, пожалуйста… — Откашливается, так как горло еще дерёт после трубок и мешает подступающий ком. — Я соскучился, хён… — Хёнджин…ты… — Минхо, я тебя люблю и хочу тебя видеть рядом с собой… Сейчас и всегда. — Ему кажется, что на том конце провода улыбаются. — И…спасибо тебе за то, что забрал меня оттуда… Мы с тобой такие дураки… — Он сжимает кулак и бьет им по кровати. — Сейчас буду, малыш…