посещение галереи.

Можно назвать это их небольшим обрядом. Странный, но уже настолько родным… И кровь каждого из них закипала от него до сих пор. Ладонь очкарика медленно скользит в штаны мексиканца. Первый слегка кусает низ собственной губы, предвкушая дальнейшие события. Тонкие губы учёного были покрыты множеством маленьких ранок, но ни одному из «друзей» это не мешало. Они укрылись в одной из кабинок туалета картинной галереи. Туда редко кто-то захаживал, и это было им на руку. Кстати о руках: одна из них прекрасно справлялась со своей задачей на данный момент. Линдеманн осторожно водит по слегка кудрявым лобковым волосам своего спутника, заставляя того выдохнуть в собственные пышные усы. — Тсс! Потише, — говорит белобрысый, поправляя свой парик второй рукой. — Веди себя спокойнее, мне сейчас твой скулëж совершенно не нужен, ясно? — От мужчины старше можно было лишь уловить легкий кивок. Шляпа Тилля спадала, но второй вечно еë поправлял, специально открывая вид на глаза. Он особенно любил этот взгляд, будто у побитого и обиженного на жизнь щенка. Наконец, осторожно расстегнув ширинку, Линдеманн вытаскивает уже на половину стоячий член. К сожалению, возраст уже брал своё, но это не мешало этим двоим устраивать нечто подобное с относительной регулярностью. Учëный аккуратно водит большим пальцем по самому кончику органа, заставляя барыгу издавать все более очевидные выдохи. Практически упираясь в бочок унитаза, усач наблюдает за умелыми движениями широких пальцев на своем члене, а затем поднимает взгляд. — Пожалуйста, ускорься… У нас всë же не так много времени, — на полувыдохе говорит Тилль. Это было правдой, но второй ужасно любил томить мексиканца, будто на медленном огне, сводя все нервные окончания последнего с ума. Очкарик подавил самодовольную улыбку от подобных слов и всë-таки послушался. Наконец взяв орган в полный обхват, он начал водить спокойными и привычно размеренными движениями, которые обычно быстро доводили другого мужчину до крайности. Они прекрасно знали все слабости друг друга, и белобрысый любил этим пользоваться, заставляя разум барыги буквально плавиться в лужицу. Линдеманн осторожно водит второй рукой по бëдрам, обтянутым кожаными штанами, а затем легонько целует мужчину постарше, даже не проникая языком в чужой рот. Осталась всего лишь пара каких-то жалких движений, и мексиканец наконец кончит, ученый это знал. Так и случилось. Тем не менее. Рука не прекращала двигаться ещë несколько секунд, от чего сейчас уж излишне чувствительный усатый, скривившись, попытался отстраниться. Наконец-то, Тилль отпускает член, а затем осторожно подносит руку ко рту барыги. Пальцы первого были покрыты ощутимым количеством спермы. Темноволосый выдыхает, прикрывая глаза. Затем, вобрав пальцы недолюбовника в свой рот, начинает осторожно их облизывать, замечая в чужом взгляде довольный блеск. — Молодец, — тихо добавляет очкарик. Естественно, он мог бы просто-напросто помыть эту руку, как только они выйдут из кабинки, но это в голову пришло быстрее. И подобное послушание было намного приятнее.