Вместе мы едины 1: Распутать узлы

Тилль поднес бутылку к губам, жадно глотнул пиво и тут же поморщился. То оказалось теплым и кислым, так что он повернулся к бару спиной. Окинув танцпол и танцовщиц ленивым взглядом, Тилль осознал, что не ощутил даже крупицы интереса. И зачем он только пришел сюда? Он, что, надеялся отвлечься от одного секса другим? Не очень-то умно… При этом, у него, наверняка, было настолько расстроенное выражение лица, что каждая девушка, что подходила к нему, предлагала приватный танец, чтобы «поднять ему настроение». Из-за этого Тилль только глубже погружался в апатию и безразличие, и со временем приобрел отвращение ко всему, что происходило вокруг. Пиво было отвратительным. Танцовщицы были отвратительными. Жизнь, в целом, была отвратительной. Как же мерзко. Тилль повернулся к бармену, чтобы попросить еще одну бутылку пива, и вдруг до него дошло. Что же он с собой творил? Ему же было плохо. Так почему же он продолжал делать себе еще хуже? Часть Тилля знала ответ. Все можно было свалить на его страсть к мазохизму и любви к страданиям. Но, конкретно в этом случае «плохо» имело совершенно другое значение. Какое? Тилль нахмурился, глядя на бутылку в своих руках, а затем вдруг кинул ее в ближайшую стену. Стекло разбилось, и девушки вокруг завизжали, мигом прекратив танцевать. Тилль уже направился к выходу, когда фейсер кинулся в его сторону, чтобы вытащить на улицу. Снаружи было холодно, и это странным образом отрезвляло. Тилль глубоко вздохнул и почти сразу же затрясся. Он опьянел недостаточно, чтобы забить на погоду, а на плечах было легкое пальто, совершенно не подходящее для сильного ветра. Мерзко. Мерзко. Мерзко. Тилль посмотрел на экран своего телефона, и увидел череду непрочитанных сообщений. Флаке все еще неустанно строчил ему, но он ответил только дважды, оповестив его о местонахождении и ментальном состоянии. Еще писал Шнайдер. Он спрашивал о самочувствии и о баре. Тилль проигнорировал его. Пауль спрашивал примерно то же самое, но в последнем сообщении написал: «Рихард вернулся». Несмотря на это, Тилль тоже проигнорировал его. Лучше бы он все-таки пошел за сигаретами. Тогда ему стало бы хоть немного легче. Сидя за барной стойкой, Тилль почти позвонил дилеру, чтобы тот поделился самым дорогим, что было у него в наличии, и что помогло бы ему забыться на целую ночь. Но он не стал, понимая, что наркотики не избавляют от проблем, а добавляют их. Был только один способ почувствовать себя легче. Тилль достал телефон. «Рихард в сознании?» — спросил он у Флаке. Ответ пришел быстро: «Дай нам час. Мы поднимем его на ноги». Тилль посмотрел на часы, и понял, что ему нужно было скоротать время где-то в теплом месте. Тридцать минут спустя Тилль обнаружил себя сидящим в крохотном кафе неподалеку от их дома. Он был измотан и все еще дрожал от холода, зато настроение потихоньку начало выравниваться. Тогда Тилль смог понять, что чувствовал. Ему было грустно. Вихрь эмоций, что управлял им в последние дни, наконец, отступил, оставив его один на один с отчаянием. В лучшем случае их с Рихардом разговор приведет к тому, что сердце Тилля разобьется еще раз, и к боли предыдущих лет добавится новая. Возможно, они отдалятся друг от друга еще сильнее. Сколько раз им было суждено проходить через такие испытания, прежде чем они окончательно разбегутся? Конечно, Рихард, скорее всего попытается извиниться — это было очевидно. Или он просто скажет, что сожалеет о содеянном. Иначе, как объяснить его усилившуюся тягу к саморазрушению за последние два дня? Тиллю было по-человечески жаль Рихарда, но при этом страдания и вина, которые тот испытывал, можно было объяснить совершенным поступком. Он заслужил чувствовать себя плохо. Тилль же не заслуживал чувствовать себя плохо. Но разве он мог запретить себе эмоции? Как же было несправедливо! Он не должен был страдать! Нечестно! Все же было так хорошо… Последнее время Тилль чувствовал себя целым и даже счастливым. И Рихард сделал все, чтобы утащить его на дно. Подумав об этом, Тилль понял, что должен был испытывать злость, но злости не было. Вместо этого он грустил и хотел спать. Больше ничего. Тилль снова приложился к чашке с кофе и оглянулся по сторонам. За прилавком находился молодой человек, совсем еще подросток, в нелепом переднике. Он раскладывал коричные булочки на витрине и периодически размалывал кофейные зерна, незатейливо посвистывая. Глядя на него, Тилль почему-то вспомнил, каким счастливым был в его возрасте, и на губах вдруг появилась призрачная улыбка. Колокольчик над дверью зазвенел, и в кафе вошел еще один человек. Парень за прилавком засиял. Тилль отстраненно наблюдал за тем, что происходило, и только когда пара поцеловалась через столик, он поспешил отвернуться. Почему-то наблюдать за тем, как другие проявляли любовь, оказалось довольно неловко. Что же такого Тилль натворил, что Вселенная была против него? Почему, что бы он не делал, все приводило к тому, что они с Рихардом все сильнее и сильнее отдалялись друг от друга? Да, Тилль был, наверное, вдвое старше парней, смеющихся у прилавка и обменивающихся поцелуями над пончиками, но… Они с Рихардом тоже когда-то были молодыми. Они с Рихардом тоже когда-то были влюблены друг в друга. Неужели Вселенная специально делала так, что они испытывали желание, которое не могли удовлетворить? Или все дело было в том, что они что-то когда-то сделали не так? Тилль поморщился, пытаясь отогнать назойливый ответ. Ох, конечно, он знал, в чем была причина. Они не разговаривали друг с другом. Что он, что Рихард не были способны к нормальному диалогу. Все их взаимодействие сводилось к рабочей или светской болтовне. Между ними никогда не было честных, открытых и сокровенных разговоров. Тилль пытался припомнить, когда последний раз позволял себе чувствовать уязвимость в присутствии другого человека, и не смог. Может, им, вообще, не стоило разговаривать друг с другом? Все же было хорошо до ситуации, в которой они оказались! Может, и у Рихарда тоже все было хорошо? Они могли просто пообещать друг другу не поднимать тему секса в разговоре, и все! Еще один пластырь, чтобы прикрыть гниющий ожог, и вуаля! Тилль безнадежно вздохнул. Ну, что за глупая идея?! Да, ему будет легче в самом начале. Ожога не будет видно. Но, как и в случае с реальной раной, инфекция только усилится, и станет в три раза больнее, пока не останется только один способ решить проблему: отрезать ноющую конечность. Тилль ухмыльнулся. А вот и метафоры пришли. Боль требовала выражения, и он за долгие года привык к одному способу — творчеству. Спустя несколько минут, Тилль проверил время еще раз. Прошло около часа. Он написал Флаке: «Ну, как там?». В ожидании ответа, Тилль болтал кофейной гущей в чашке. Не мог же Флаке отправиться еще на одну прогулку? Телефон завибрировал. «Приходи». Решительно кивнув самому себе, Тилль вышел из кафе и неторопливо направился домой, надеясь, что уже завтра, после разговора, проснется без давящего ощущения в груди.