Safe with Me

Аластор никогда не был оптимистом, по-настоящему. Его мать воспитала из него прекрасного молодого человека, который мог улыбаться в любых невзгодах, и, хотя внутренне он оставался скептически настроенным к намерениям людей, внешне он научился успокаивать окружающих. И все, что для этого потребовалось – это улыбка на его лице. Как глупы люди, думает он, падая все ниже и ниже в бесконечную пропасть. Не видя конца, он предается своим мыслям. И это хорошо – он ведь такой занимательный человек. Или все-таки «был»? В каком времени он сейчас находится? После смерти ты становишься частью прошлого? Своеобразный ход мыслей, конечно. Он может с полной уверенностью заключить, что его мать будет в нем ужасно разочарована. Как могла такая добрая женщина, как она, вырастить такого презренного монстра? Ожидала ли она когда-нибудь, что он окажется таким, каким стал, особенно если он был для нее всего лишь хорошим сыном? Ему нужно задать ей так много вопросов, но, зная, что вероятность увидеть ее снова невелика, он оставляет их без ответа. Он решает направить свои мысли вперед, чтобы не стать слишком сентиментальным. Однако, когда они неизбежно начинают блуждать к Воксу, любое чувство, кроме сентиментальности, абсолютно непостижимо. Будет ли он в порядке...? Тяжело принять тот факт, что Аластор оставил его вот так. Является ли Аластор эгоистичным, будучи неуверенным в способности Вокса оправиться от этого? По крайней мере, он рад, что у него была возможность познакомить его со своими друзьями. Рози, Вельветт и остальные обязательно о нем позаботятся. Он в надежных руках. Говоря о руках, Аластор бросает взгляд на свои собственные. Это что-то новенькое. Он скручивает свои красные когти в ладонь по одному, а затем снова вытягивает их, наблюдая за резким блеском. Затем зацепляет пальцем за край перчатки, поднимая его, чтобы заглянуть под нее. Определенно, это его ногти, они должно быть порвали подкладку. Его язык небрежно проводит по кончикам зубов, оставляя легкое покалывание. Ему не понадобится много времени, чтобы обнаружить все отвратительные изменения, которые претерпело его новое тело во время его падения. Уши, рога, копыта, ужасная стрижка – какую злую шутку играет с ним загробная жизнь? Его пальцы запутываются между прядями за головой, дергая и дергая, пока он не чувствует разрыв. Он гримасничает, глядя на клок волос, зажатый в его когтях, позволяя ему выпасть. Его уши поднимаются при звуке смеха, и он, оглядываясь через плечо, видит, что смех приветствует его со злобным весельем. Злобная черная туча кружится вокруг расплывчатого очертания человека, лишенного каких-либо различимых черт, кроме полной, зловещей улыбки. — Наконец-то ты получил то, что хотел, — торжественно говорит Аластор, его голос застеклен незнакомым потрескивающим фильтром. Тень – банальное прозвище, по мнению Аластора – спокойно разговаривает сквозь небытие, которое их окружает. — В каком-то смысле да. — Осмелюсь ли я спросить? — Это не совсем то, чего бы мне хотелось. Аластор усмехается. — И что, скажи на милость, тебе бы хотелось? — Отсутствия участия с его стороны. Какой позор, что ты солгал в свои последние минуты с ним. Аластор не знал, чего он ожидал, но уж точно не этого. — Боюсь, я не понимаю. — Позволь мне пролить свет, — усмехается Тень, приближаясь к лицу Аластора. — В конце концов, в отчаянные времена может быть ужасно трудно сосредоточиться на мелком шрифте. Быстрый щелчок когтей вызывает контракт. Свиток разворачивается, обнажая светящуюся зеленую подпись Аластора внизу. Аластор находит время, чтобы правильно читать между строк, хмурит брови и ловит каждое слово, пока- Нет. Контракт исчезает в клубах дыма, и его сменяет покровительственная ухмылка, застывшая на лице Тени. Аластор рычит, в его голосе просачиваются статические помехи. — Ты ублюдок. Чернильные завитки обвивают ярко-зеленую цепочку, дергая Аластора вниз за воротник. Его опущенный взгляд выражает не что иное, как снисходительность. — Боюсь, это твоя вина. Тебе следовало просто позволить ему умереть. Отвратительные трещины рогов Аластора эхом разносятся по пустоте, когда они увеличиваются в размерах. Его глаза становятся черными, зрачки превращаются в циферблаты. Его рычание становится все более диким. В ту секунду, когда он бросается вперед, его тянут обратно вниз цепями, как плохо себя ведущую собаку. Тень цокает языком. — Глупый мальчик, почему ты думаешь, что можешь причинить мне вред? — Ты обманул меня, — шипит он. — Ты же не думал, что такая сделка пройдет без каких-либо оговорок? — Я отдал тебе свою душу, а не- — Это комплексная сделка. Аластор теряет сознание, закрывая лицо руками и сидя посреди темной лужи собственного раскаяния. Он не замечает, как Тень вызывает иглу и катушку сияющей зеленой нити. Аластор почти задыхается, когда его тянут за цепи, и злобно смотрит на своего творца. В пространстве между ними подвешена сама игольная нить, ее цвет является явным признаком токсичности, которую она несет. — Что ты делаешь? — спрашивает Аластор сквозь стиснутые зубы, безнадежно пытаясь отойти, но его вынуждают приблизиться. — Ты не можешь позволить себе сказать что-то, о чем потом пожалеешь, — отвечает Тень, когда острие иглы упирается в угол рта Аластора. — А теперь не двигайся. Будет больно.