Перезимую

Минхо снова курит, лестничная клетка заполнена плотными клубами дыма, который забирается в ноздри, заставляя кашлять, но он не затушит сигарету, будет тянуть до последнего, ему так легче… Лишь никотин мог вытравить из головы навязчивые мысли о собственной кончине, к которой Минхо собирался прийти своими же руками. Мимо проходящие старушки грозились тем, что родители подростка обо всём узнают, но Минхо наплевать, по этому поводу или по другому, дома его никогда не будут ждать, никогда не обнимут, просто потому что любят: там лишь пьющий отец и вечно орущая мачеха, которая выгоняла молодого человека из квартиры, не выдавая с собой даже тёплой куртки, благо в кармане домашних штанов хранилась совсем уже помятая белая коробка с никотиновым спасением, пускай только на некоторое время, но Минхо правда удавалось забыться. – И снова ты тут, – низкий голос Чанбина прозвучал снизу и оттуда же послышались шаги, которые с каждой секундой становились всё громче. Чанбин пришёл на запах, он сам стоял в подъезде без желания заходить домой, но горький вкус сигарет так и манил к себе, он ухмыльнулся и мигом запрыгнул напротив Минхо, жестом выпрашивая никотиновую палочку. Эти двое с детства жили в одном доме, оба слышали крики родителей и периодически встречались вот тут, на лестнице, занимая друг другу порции отравы для лёгких, но такой исцеляющей. – Докурю и пойду, – Минхо недовольно поморщился и передал незакончившуюся сигарету соседу. Кашель одолел горло, казалось, что там внутри застряло острое лезвие, а клубы дыма всё ещё саднили глаза. – Куда ты пойдёшь? Хо, я же знаю, что тебя снова выперли из дома, – Чанбин жалостливо взглянул на друга исподлобья, на что тот лишь легко улыбнулся и спрыгнул с пподоконника широкими шагами преодолел ступени до входа в квартиру и, шумно выдохнув, постучал. Злая женщина почти сразу распахнула дверь, больно задевая плечо Минхо, она уже готова была кричать, длинные пальцы вцепились в плечо парня, и последнее, что он успел – это с улыбкой на лице прошептать: «У меня всё хорошо». *** Потрёпанный личный дневник всё чаще стал появляться в руках, а записи в нём совсем не радовали глаз, перечёркнутые буквы, в некоторых местах даже порвалась бумага, куча вопросов, а один из них «почему я всё ещё живой?» Эта тетрадка была единственным, что удерживало Ли Минхо в этом ужасном мире, он всё ждал, когда же рука дрогнет и напишет прощальные слова, оставляя за собой дорожку из красных капель, пока белый кафель стен давит на голову, и Минхо потихоньку теряет сознание, а жизнь тонкой струйкой вытекает из чуть приоткрытых губ. – Выходи оттуда, – женский крик выдёргивает парня из своих мыслей, и он ловит себя на том, что уже несколько минут всматривается в одну строчку, где чётко спрашивалось, ради чего он живёт, – отец опять пьяный, убери за ним. – Сама убирай, – Минхо оголяет белоснежные клыки, пока по лбу стекают ледяные капли воды; он правда хотел ударить её, но и в этот раз парень просто толкнул мачеху плечом и, запрыгнув в кроссовки, покинул квартиру, уже выискивая в кармане джинс пачку сигарет. В подъезде пахло знакомо, нотки воспоминаний заиграли в голове и Минхо невольно вспомнил о том, как первый раз зажал сигарету меж зубов и кто был рядом. Человек, который сейчас стоит, засунув одну руку в карман, а другой что-то печатая в телефоне, глупо улыбаясь дисплею. – Ты куда? – Бин, в школу, – он даже не пытался проскочить, сам ведь хотел и просто нуждался в приветствии хотя бы одного раздражающего, но адекватного человека. – Она в другой стороне, пошли вместе, – Чанбин ухмыльнулся и, отпрянув от холодной стены каменного дома, приблизился к Минхо. Он встал прямо перед ним и уверенно зашагал вперёд, туда, где не было дороги в школу, она вела в неизвестность, куда подросток любил залезать, несмотря на опасность. – Нам ведь не туда… – но Чанбин не слышал, он будто заткнул уши и включил музыку на полную, так, чтобы не отвлекаться от дороги. Немного замедляя шаг, он дождался, пока Минхо встанет и пойдёт по правую руку и отведёт в свою неизвестность. Со Чанбин – на вид глупый мальчишка, любящий встревать во всевозможные конфликты. Он с детства крутился вокруг Минхо, который в открытую заявлял, что ненавидит одноклассника; такое ощущение, что Чанбин был для него надоедливым младшим братом, который иногда слышит и видит слишком много лишнего. Его даже прозвали собачкой Ли Минхо, она хвостиком бегала за своим хозяином и начинала паниковать сразу же, как тот пропадал из виду. Над этой парой даже шутили, а мальчики постарше на класс могли подарить несколько пинков по животу за то, что те кажутся геями. Милые прозвища, глупые подкаты, совершенно неинтересные сторис в инстаграме Чанбина о том, как пара проводит время, замысловатые эмоджи сердец на конце имён в списке контактов телефона – всё это отличная игра в театр, в котором играли две уставшие души прилипчивого Со Чанбина и дерзкого Ли Минхо. «Лишь я один видел слёзы сквозь пелену счастья, а ты мои…» страницы дневника, который Минхо успел закинуть в рюкзак, прежде чем уйти из жилища. Крыша многоквартирного дома встретила холодным ветром, совсем немного отрезвляющим сознание. Парень медленно листал, пока на него смотрели потемневшие глаза напротив, что так измучились, наблюдая за угасанием любимого человека. Спектакль окончен, маски слетают, а Со Чанбин тихо плачет, обмораживая щёки ледяным дуновением. – Всё хорошо, – Минхо говорит без эмоций и треплет тёмно-коричневые кудри, – я здесь с тобой, не плачь, Бинни. – Почему ты не позвал меня с собой. – Не хотел делать больно, – большой палец стирает слезинки с шершавой кожи, Минхо улыбается в жалости к любимому другу, – зачем тебе это? – Потому что я люблю тебя. – А я тебя, поэтому не хочу, чтобы ты смотрел на то, как я потихоньку угасаю. Чанбин не выдерживает слов, он подрывается с холодного камня и, запустив пальцы в волосы, кричит в пустоту, открывающуюся с края крыши. Ему больно от того, что не может помочь, поэтому он и решает всегда ходить рядом, быть послушной собачкой Ли Минхо, лишь бы не оставлять его в одиночестве. – Ты же понимаешь, что я ничего не дам… – Я хочу быть с тобой. – Убью все чувства своими проблемами. – Плевать, Минхо, я всегда буду где-то рядом. Минхо тихо обнимает со спины, как всегда, после этого диалога. Он кладёт подбородок на подрагивающее плечо и целует покрытую мурашками шею, успокаивая их. Со Чанбин – единственный человек, который залезет на люблю крышу вместе с Минхо, переживёт любые слёзы, он боится поступков мальчика, которому больно, но всё равно залезает внутрь, нарушая все тёмные порядки. Они постоят так ещё немного, глотая тихие слезинки, скатывающиеся по щекам, вновь наденут маски и будут весёлой парой, пока Чанбин снова не ухватится за подол огромной толстовки, чтобы уйти на крышу и тихо постоять, согреваясь присутствием друг друга.