Призрак цирка

О Cirque des étoiles ходило множество мрачных легенд. К примеру, по ночам, когда шум выступлений стихал, а здание погружалось во мрак, из своих футляров поднимались марионетки. Они, громко щёлкая деревянными суставами бродили по цирку, хлопали круглыми глазами и квадратными челюстями. И тех, кто попался на пути живых кукол, ожидала страшная участь: они погибали и после смерти превращались в безвольных марионеток. Второй и менее безобидной легендой были разумные звери. Животные, что жили в цирке, в самом деле обладали исключительным умом и никогда бы не причинили вред человеку. Все, кроме Цезаря. Они выполняли сложные трюки, без конца разучивали новые, всегда спокойно чувствовали себя и на сцене, и в вольерах. Дрессировщики работали с каждым подопечным много лет, прежде чем показать их таланты публике. И третья легенда была самой популярной и самой правдивой. В Cirque des étoiles жил загадочный артист в маске. Никто не знал, когда он приходил, когда покидал эти стены, никто не знал, когда он репетировал и в какой день собирался выступать. Просто в какой-то момент появлялся мужчина в чёрном костюме, обрывал чужой номер, и всё шло прахом. Он подбрасывал танцовщиц под купол цирка и устраивал с ними смертельно опасные номера, он пускал своего коня Цезаря галопом по манежу и подхватывал в седло дрессировщиц, он до полусмерти пугал воздушных гимнасток, выступая с ними без страховки... И, как и любая жуткая легенда, эта не обходилась без убийств. Неоднократно после своих номеров артист в маске оставлял трупы. Висельников, с ножевыми ранениями, с простреленными головами... он расправлялся с людьми беспощадно, а на месте преступления не оставлял улик. Никто не знал, что им двигало. Руководство не желало говорить об артисте в маске даже полиции, а сама цирковая труппа обсуждала его только шёпотом, стараясь не привлекать внимания загадочного обитателя Cirque des étoiles. Его звали Призраком Цирка. Зрители обожали его — как взрослые, так и маленькие. А артисты были в ужасе. Думая об этом, Изабель Идо пришивала блестящие темно-синие пайетки к своему костюму. Её облегающий комбинезон был чёрным, повторял контуры стройной фигуры, и к нему были пришиты чёрные перья. Они тянулись от груди к плечам, изображая крылья. Костюм показался девушке слишком мрачным для цирка, и потому она уже второй день пришивала к нему пайетки. Рукоделие успокаивало, отгоняло мрачные мысли и убивало время. Изабель часто чем-то занимала себя, лишь бы в лишний раз ни о чём не думать. За своими бесконечными занятиями она задерживалась в цирке допоздна. И никаких Призраков и живых марионеток так и не встретила. Да и, честно говоря, с того момента, как она пришла работать в Cirque des étoiles, Призрак вовсе перестал выступать. То есть, уже полгода без скандально известного артиста. Ребята говорили, что он обычно пропадал надолго, если готовился к чему-то грандиозному. И, если он ещё жив и не решил завязать с цирком, то зрителей ожидало нечто великолепное. А труппу артистов ждал только сердечный приступ. Изабель вздохнула, отложила шитьё и потянулась, разминая затекшие мышцы. Завтра она впервые должна была выступать в соло, взмыть под куполом цирка и исполнять трюки на воздушных полотнах. Все будут смотреть на неё, больше нельзя спрятаться за спинами девушек из ансамбля. Подойдя к зеркалу, Изабель осмотрела себя, приложила к груди костюм, покружилась с ним. И резко остановилась, закусив губу. Как же страшно. Перед каждым выступлением, сколько бы их ни было в жизни девушки, она нервничала. А, чтобы избавиться от тревоги, она либо просиживала допоздна за рукоделием, либо делала упражнения до полного изнеможения. Пару раз она даже заснула в цирке, не способная встать после интенсивной тренировки. Друзья, посмеиваясь, советовали ей завести любовника и тренировать растяжку с ним. Говорили, что это — лучшее успокоительное из возможных. Изабель отмахивалась от них, закатывая глаза. И всё же, порой, в такие же тёмные и холодные вечера, она сожалела о своём одиночестве. Вздохнув, Изабель вновь взглянула на зеркало. — Я... выступаю завтра в соло, — негромко произнесла девушка, глядя на своё отражение. — Впервые. Мне... так страшно. А я выступала на трухлявых верёвках в бродячем цирке. Но даже там я так не боялась. Изабель опустилась на пол спиной к зеркалу, обняла колени. Иногда, забываясь и оставаясь в одиночестве, девушка говорила сама с собой. Это помогало рассеять давящую тишину. — Почему? — вздохнула девушка, глядя в пустоту перед собой. — Все вокруг такие смелые, решительные, весёлые. А я... размазня. С этими словами она хлопнула себя по щеке. — Соберись, Идо. Хныкать будешь после. Собраться не удалось. Вместо этого в горле девушки встал ком. — Может, отец был прав, когда смеялся надо мной? Может, цирк и правда — не моё? Вздохнув, она вытянула ноги и закрыла глаза. У её паники было особое свойство: она накатывала волнами, после чего медленно отступала и дарила периоды апатии и душевного спокойствия. Увы, перед выступлениями равнодушие и умиротворение длились недолго. Закусив губу, Изабель посмотрела на потолок и поднялась с пола. Ничего не делая, от переживаний не избавиться, а потому нужно потренироваться. Откинув волосы назад, девушка, пританцовывая, разминалась. Отжимания, приседания, горизонтальные и вертикальные шпагаты, кувырки — ей давалось легко любое движение. Обычно о гимнастках говорили, что у них кошачья грация, но Изабель всегда удостаивалась иного комплимента. Её грация была змеиной — хищной, опасной, смертоносной и завораживающей. Это отражалось и в походке, и в жестах, и в малейших телодвижениях. Изабель неоднократно приглашали в танцовщицы, в модели и даже в стриптиз. На последнее она отвечала пощёчинами. Змеиная грация и характер трусливого сурка. — Гаскон сказал, что после моего номера в цирк повалят только мужчины, — она вздохнула, становясь на мостик. — Ну что за дурак? После этих слов со стороны зеркала что-то с грохотом упало. Изабель вздрогнула, не удержала равновесия и рухнула на пол, но тут же поспешила встать. Ничего. Всё на месте. Видимо, свалилось что-то в шкафах. Изабель потёрла ладони, после чего встала на руки и прошла на них из одного угла комнаты в другой. — С другой стороны, что плохого в поклонниках? Все билеты будут прода... Грохот повторился — уже громче и увереннее, словно кто-то ударил кулаком в стену. Изабель едва заметно улыбнулась, выпрямившись. — И кто же здесь? Жиль, это ты? Никакого ответа. — Мне осталось пришить всего пару блёсток. Не хочешь поболтать? Изабель долго ждала ответа, вглядываясь в пустоту комнаты. Тишина, казалось, длилась целую вечность. — Ну, как хочешь. — Ты уронила брошь. На ковре, рядом с твоим костюмом. Изабель застыла. Голос был ей незнаком, да и понять, откуда он звучал, было невозможно. Казалось, что отовсюду. Девушка коснулась пальцами места, где обычно висела брошь, и не нашла её. В самом деле, украшение упало на пол. — Спа... — Приведи в порядок волосы. Гимнастка не может выступать с таким кошмаром на голове. Изабель невольно провела рукой по своим пышным кудрям. — Я... — Прежде чем ты сбежишь в ужасе, я хочу кое в чём тебя заверить. — Да кто вы такой?! — Ты выступишь великолепно. У тебя нет другого выбора. Изабель нахмурилась, приколов брошь к свитеру. Свой костюм, блёстки и нитки она наскоро затолкала в сумку и поспешила уйти. Закончит шитьё дома. А в цирк вернётся только когда в него придут другие люди. Возможно, с полицией. Изабель спокойно вышла из гримёрной. Идя по коридору, она невольно ускорила шаг. И, оказавшись на безлюдной улице, рванула к станции метро, громко стуча каблуками туфель. Ей всё время казалось, что за ней кто-то пристально следил, и прожигал насквозь полным ненависти взглядом. *** Утром Изабель прислушивалась к голосам. Она хорошо запомнила тот жуткий, способный высосать душу, гипнотический баритон. Никто ни из руководства, ни из артистов так не звучал. И никто не общался с ней с такой откровенной издёвкой. Изабель ни с кем не поделилась жуткими подробностями прошлого вечера. Это ни к чему. В конце концов, она убедила себя, что её попросту разыграли, что сегодня после выступления кто-то из ребят придёт в гримёрку, заговорит жутким голосом и будет хохотать над пугливой девушкой. Но, пока этого не произошло, Изабель старалась не оставаться в одиночестве. Она убрала пышные волосы в тугой пучок, переоделась. Теперь её мрачный костюм поблёскивал синими и тёмно-голубыми пайетками и больше не выглядел так уныло. Девушка подвигалась в нём. Ей всегда нравилось, что любой комбинезон сидел на ней, словно вторая кожа. — Неплохо, Идо. Удобно в таком вилять задницей перед директором? Это была Вивьен. Вивьен Виардо — танцовщица с лентами, которая совсем недавно появилась в Cirque des étoiles и стремилась быть лучше всех. Никто ей в этом не препятствовал. Пусть веселится. Однажды и её настигнет жестокое разочарование. Вивьен бедром оттолкнула Изабель от зеркала. Девушка уклонилась, а потом будто бы случайно наступила Вивьен на ногу. — Неуклюжая курица. Изабель не ответила. Она быстро прошла к столику, за которым прошлой ночью шила, сняла серьги, убрала их в ящик. И нашла внутри ножницы с зелёной бахромой на лезвиях. Цвет ниток был таким же, как и платье Вивьен. Изабель перевела взгляд на девушку, на ножницы, и поспешила закрыть ящик, ничего ей не сказав. В конце концов, если кто-то изрезал платье Вивьен, а она этого не заметила, это только её проблемы. В гримёрку, ловко виляя между разминающимися артистами вошла антрепренёр. Её звали Антуанетта Жири, и этой женщины Изабель всегда побаивалась. Строгая, холодная и властная, она одним взглядом вселяла в каждого, даже в Вивьен, леденящий ужас. — Джудичелли, к сцене. И чтобы из ящика фокусника ты выпрыгнула с большим энтузиазмом, чем в прошлый раз. Виардо, семь минут готовности. Идо... — Да, мадам? Антуанетта подошла ближе и перешла на шёпот. — Идо, твой номер после антракта. Раз ты не занята, прогуляйся до балкона под куполом, проверь крепления. — Я? Но... — Быстро, — процедила она. Вздохнув, Изабель обняла себя за плечи. — Но, мадам... это не моя работа. Но Антуанетта не стала слушать, перейдя к следующей жертве. Ладно. Ничего не поделаешь. В конце концов, от крепких креплений и надёжной страховки зависела жизнь Изабель. Она вышла из уютной, полной людей гримёрки, пробежала по коридору и юркнула в проход к манежу, а оттуда — по бесконечным лестницам наверх. Изабель перепрыгивала через три ступеньки, лишь бы побыстрее выполнить поручение и вернуться к людям. Пусть она и убедила себя, что вчера над ней подло пошутили, ей по-прежнему было до безумия страшно. Музыка гремела, зрители хохотали, но даже эти звуки не могли заглушить бешеного биения сердца девушки. Балкон. Небольшой, круглый, скрытый от глаз зрителей. Здесь были многочисленные механизмы, чтобы поднимать артистов, канаты, полотна, отсюда гимнасты совершали немыслимые прыжки. Изабель не собиралась отсюда прыгать. По крайней мере, ближайшие лет десять. Взяв фонарик, она осмотрела канаты и полотна, проверила как они закреплены, окинула взглядом приборы. И кивнула самой себе. Результат осмотра её удовлетворил. И, как только она собралась уходить, чья-то рука крепко зажала ей рот, прижав к носу и губам влажную тряпку. Изабель вскрикнула, но её голос звучал глухо, она рефлекторно втянула воздух, и лёгкие тут же наполнил вязкий, приторно-сладкий воздух. Она пыталась выбраться, сопротивлялась, брыкалась, но ничего не вышло. От усилий Изабель дышала часто и глубоко. Перед глазами всё поплыло. — Тише... тише... Тот самый голос! — Не надо бояться. Голова стала невыносимо тяжёлой, а веки сами собой закрылись. Изабель провалилась в тяжёлый, искусственный сон. А, когда проснулась, её руки были крепко связаны лентами и намертво привязаны к груди в молитвенном жесте, рот был заклеен строительным скотчем. — Как раз вовремя. Твой выход, Изабель. Она часто заморгала, пытаясь рассмотреть того, кто говорил с ней. Мужчина. Черный костюм облегал жилистое, тренированное тело, как и комбинезон Изабель, он был расшит перьями и сверкал чёрными блёстками. Длинные чёрные волосы мужчины были туго завязаны на затылке, а лицо скрывала маска. — Жить хочешь? Изабель со стоном вздохнула, а после отчаянно закивала, глядя на мужчину полными слёз глазами. — Тогда будешь послушной. Он встал и дёрнул за ленты, рывком подняв девушку с пола. Делал он это так небрежно, словно Изабель ничего не весила. — По команде "Пли" ты напрягаешь каждый мускул. По команде "Марш" двигаешься. Понятно? Изабель что-то промычала, кивнув. — А теперь... Он подвёл девушку к краю балкона, остановился у самой пропасти. — Пли. Мужчина толкнул её с балкона. И как бы Изабель ни сопротивлялась, в следующую секунду под её ногами не осталось ничего, кроме воздуха.