Со вкусом акации

Темное полотно полное звёзд, сегодня не скрытых за облаками, уже давно накрыло мир, а люди сладко спали в своих кроватях. Особняк, в котором они остановились, погрузился в тишину и лишь ветер за окном прерывал её лёгким свистом и стуком по стеклу. Члены кавалерии все еще отходили после тяжелой миссии и сейчас предпочли тихо сопеть в своих постелях, нежели бодрствовать. Но такое же решения не принял их командир. Кишиар устроился на мягком, обшитым дорогой тканью кресле на балконе их с Юдером комнаты. Холодный ветер нещадно раскачивал ветки деревьев, ударяя ими о здание. И так же жестко он резал остывшие щеки мужчины, на что тот не обращал ни малейшего внимания. Откладывая книгу в сторону уже пятый раз после очередной неудачной попытки прочитать первую страницу, Кишиар устало вздыхает, пуская морозный воздух в лёгкие, и трет переносицу. Этой ночью, почти сразу как Энон и Лусан покинули их, а Юдер крепко заснул, ему приснился кошмар. Если бы вы спросили у него, каким именно он был, то ответом стали бы всего несколько слов: леденеющий тихий ужас. Только так он мог описать чувство, когда голова слетает с плеч его помощника, пока Кишиар все еще обнимает его кричащего от боли в дикой агонии. Только это он ощущал в момент перед зеркалом, когда громкие крики резко оборвались и целых несколько секунд мерзкая тишина звенела в его ушах. Книга, так и не положенная обратно на столик, с глухим стуком падает на пол, когда его рука больше не может ее удержать. Кишиар, будто вытянутый из холодной проруби утопающий, прерывисто дышит, удивлённо смотря на свои бледные трясущиеся ладони. В его голове проносится воспоминание, как они лежали на отделенной от тела шеи и он, словно сумасшедший, вливал свою божественную силу. Хотя, если так подумать, в тот момент он действительно сошел с ума. Утыкаясь лицом в колени, он громко выдыхает и вытирает об ткань непролитые слезы. Смерть близких — это всегда тяжело. Пережить её лично подобным образом, а потом снова слышать стук живого сердца в груди недавно умершего — это еще тяжелее. Теплое, согретое человеческим теплом, одеяло ложиться ему на голову, окутывая все его по-несчастному согнутое тело. – Когда ты встал? – хрипло спрашивает Кишиар, стараясь делать это достаточно громко, чтобы ткань и завывание ветра не заглушили его голос. – Только что. Почувствовал, что тебя нет рядом и проснулся – говорит Юдер и усаживается на соседнее кресло. “Абсурдно” – думает Кишиар, когда представляет, как они выглядят со стороны. Он — накрытый с головой одеялом свернулся на стуле, больше походя на огромную кучу постели, нежели на человека, и Юдер — сидящий на соседнем кресле, как нормальный человек. Выдыхая, он пытается подняться и скинуть одеяло до плеч, но чужая рука давит ему на макушку, придерживая. – Не стоит. – Почему? – Потому что не хочу, чтобы ты меня сейчас видел. – … Кажется, эти слова должны были принадлежать мне – хмыкает Кишиар и послушно нагибается обратно. – Из нас двоих, я сейчас выгляжу намного более жалко. – Если интересно мое мнение, то вы выглядите человечно, а не жалко. – Тогда почему мне нельзя увидеть тебя? Я уверен, что ты тоже выглядишь “человечно”. – Хм почему, да?… Я как раз думал, как описать то, что чувствую. Подождите пару секунд. – Ха-ха, только ты можешь такое сказать… – он улыбается себе в колени и терпеливо ждет пару минут, пока Юдер не начнет говорить сам. Лёгкий запах табака начинает проникать ему в ноздри, но Кишиар не придает этому значение, лишь бегло подумав, что кто-то курит в особняке и ветер приносит дым к ним. – Наверное больше всего мне стыдно. – наконец тихо бормочет Юдер. – Вы увидели такую мою сторону и такое мое тело. – Здесь нечего стыдиться… – Тише, я не договорил. – Прости. – Мм, ничего – он снова замолкает на пару секунд, но после короткого выдоха, он кладет свою ладонью на чужую голову снова и нежно поглаживая через ткань, начинает: – Стыд я ещё чувствую за то, что заставил вас пережить чью-то смерть столь неприятным образом – в его слегка дрожащим голосе слышится тусклая горечь. – Я сожалею, что стал причиной вашего нахождения на этом балконе в такое позднее время и… Честно, я не знаю… Столько чувств смешалось воедино. За свои жизни, я испытывал подобное часто, даже очень часто, но я до сих пор без понятия, как это назвать. – … Мне точно нельзя сейчас отбросить одеяло и обнять тебя? – Не думаю, что у меня есть право вам что-то запрещать, но просить я все еще могу – со смешком в голосе, совсем не счастливым, говорит Юдер. – Поэтому я попрошу вас не смотреть. – Я слаб перед своим помощником и совсем не умею отказывать – вздыхает Кишиар в шутливом тоне. – Что же делать, я так сильно хочу тебя обнять, а мне не позволено… – Я тоже слаб перед вами, когда вы такое говорите. – Тогда разреши посмотреть. – Не на что тут смотреть, Кишиар. Просто напросто, не на что. Трескание сверчков было достаточно громким этой ночью, а они были достаточно тихими, чтобы это слышать. Кишиар Ла Орр — человек, которого в словесных поединках побеждает только сам император. И также Кишиар Ла Орр — сейчас молчаливый большой комок в одеяле, который совершенно не знает, что ответить, как продолжить разговор и как уговорить его помощника довериться ему в достаточной степени, чтобы снять одеяло. Ничего он не знает. – Ты говорил – неуверенно начинает он, – что очень часто испытывал подобное… – Да. – Что ты имел ввиду? При каких вообще обстоятельствах…? – Ну и вопрос… – Ты можешь не отвечать. – На самом деле ничего интересного здесь и нет, могу рассказать – говорит он и недолго собираясь с мыслями, все же продолжает: – Если так подумать… С тех пор, как я вступил в кавалерию, я не покидал поле боя. Будь то монстры или война, я всегда был там. Не мудрено, что люди гибнут в сражениях. Я… видел, как умирают они и видел, как грустят их близкие коллеги и семья. Прямо, как ты сейчас. Я смотрел на это из года в год и часто даже изо дня в день в особенно горячих точках. Конечно чувство, которое я испытываю сейчас, смотря на тебя, мне знакомо. Чувство некого бессилия… – он замолкает и с нежностью, а может со смирением, смотрит на ярко алые глаза, высунутые из одеяла ещё пару минут назад. – Кажется, мою просьбу вы все же не послушали. – Да, не послушал. – Хаха, вот и все – он отворачивается обратно к небу и кисло улыбается, когда чужая ладонь накрывает его собственную. Он делает очередную затяжку с уже потухающей сигареты и продолжает: – Ты спрашивал почему я не хочу, чтобы ты меня видел, да? Все очень глупо, на самом деле. Сейчас я слишком напоминаю себя из прошлой жизни. Может просто эти дурацкие чувства, которые я ещё не испытывал после возвращения, а может тот факт, что я опять вернулся к курению. Хотя шрамы тоже дали свое… Да, оно просто все вместе надавило, вот я и… Кишиар смотрел на горько улыбающегося мужчину и не мог подобрать слов. Чужие темные, как небо над ними, глаза блестели от непролитых слез ярче звёзд за ним. Но его сердце замерло не из-за красоты сего зрелища, а из-за небывало сильной тоски стоящей комом в горле. Внезапно одно размытое воспоминание всплыло в его голове, заставив золотые ресницы дрожать быстрее крыльев у бабочки. – В народе меня часто описывали как “самый прочный щит для людей стоящих за моей спиной и самый острый меч для врагов перед моим лицом” – однажды сказал ему Юдер, когда Кишиар был достаточно пьян, чтобы не помнить разговор на утро. – В какой-то мере это могло быть правдой, если бы только мой щит не был настолько дырявым. – Слишком многие погибли. Гакане, Кана, другие кавалеристы, Император, ты… Нет, кажется, я могу продолжать этот список месяцами, вот столько людей умерло под моей защитой. – …На поле боя не обойтись без жертв – тогда ответил ему Кишиар, поглаживая чужие костяшки пальцев. – Конечно так и есть. Но все эти жертвы среди кавалерии и в Империи — моя ответственность и… мои ошибки. Я не могу не чувствовать ничего на этот счёт. Просто напросто, по-человечески, не могу. Именно в этот момент — сидя вместе на балконе под дуновением холодного ветра, именно сейчас Кишиар так ярко осознал вес тех слов. Вес утраты и вины, который Юдер нес сквозь года службы. Только смотря в блестящие, полные искреннего сожаления глаза, он понимает сколько же боли принесло каждое имя в том бесконечно долгом списке. Перед сколькими могилами стоял Командир Айле и перед сколькими семьями погибших оправдывался за более чем десятилетие нахождения на передовой. И так же он стоял и перед его собственной. И так же чувствовал себя, как он сейчас, когда Кишиар умер в прошлом. И так же тяжело ему было смотреть на него живого после возвращения, как ему сейчас на живого Юдера. – Юдер Айле… – С чего вдруг так официально?... – Я клянусь титутом, имением и чем-то там ещё, что в этой жизни не позволю… Не позволю тебе испытывать тоже самое. – О чем ты…? – быстро поворачивая голову и сильно хмурясь, спрашивает он. – Что ещё за… – Неважно, что там произойдет и как все будет, никогда больше ты не будешь этого чувствовать. Хотя бы не в одиночку. – Команди-... Нет, Кишиар, что ты в самом деле?... – А теперь я могу обнять тебя? – Ха? Юдер удивленно выдыхает, смотря на чужие покрасневшие глаза и на крепко сжимающие, почти до треска, подлокотник руки. Кажется, стоит ему ответить “да” и мужчина подорвется с места быстрее, чем он моргнет. Но так же Юдер был уверен и в том, что скажи он “нет”, Кишиар останется на месте, послушав его. Это так глупо. Медленно он поднимается с кресла сам и разводит руки в стороны. – Нужно ли мне говорить это вслух? – Нет. Он чувствует, как мужчина сгребает его в объятия, накрывая почти всего его собой. Чужая горячая кожа, нагретая одеялом, обжигает его холодную, а крепкие руки сжимают настолько сильно, что были бы близки к тому, чтобы сломать ему ребра, если бы только в них не было столько щенячьей нежности. Мягкие губы проходятся по его шеи и щекам, медленно переходя к макушке. Где-то между этим, Юдер успевает надавить ногой на упавшую ранее сигарету, туша её. Полностью расслабляясь в чужих объятьях, он позволяет Кишиару делать все, что тот хочет, пока легонько поглаживает между чужих лопаток. – Я не спросил раньше, – наконец вдоволь выцеловав его лицо, начинает, – но ты курил в прошлом? – До кошмарного много. – Правда? – удивленно смотря в чужое лицо, Кишиар ещё раз аккуратно целует пахнущую табаком шею. – Признаться честно, около пяти лет назад я регулярно выкуривал по пачке, а иногда и больше, в день. Не то, чтобы я начал курить меньше после… Но думаю разница была. – Оказывается мой правильный помощник на самом деле заядлый курильщик – со смешком говорит Кишиар. – Настолько заядлых, как я, ещё поискать нужно будет – Юдер отводит взгляд и секунду подумав: рассказывать или нет, все же продолжает: – Я курил более 8 лет, если посчитать. – Ну и ну. Разве обычный табак действует на тебя? Или ты устойчив только к алкоголю и ядам? – Нет, не действует. Но если в сигареты добавить кровь монстров… Не смотри так, она для меня почти безвредна. – Я не могу привыкнуть к тому, что ты можешь её употреблять… Одна капля убивает человека, а ты выкуривал даже больше каждый день. – Ты себе не представляешь, сколько слухов ходило из-за этого. – приподнимая уголки губ, но совсем не улыбаясь глазами, говорит Юдер. – Хотя, думаю слухи о крови монстров были одними из самых безвредных и нормальных. Помнится, меня как-то даже каннибалом считали в отдаленных регионах империи. – Я не знаю как реагировать, Юдер – по-глупому, с капелькой горчинки, улыбается Кишиар. – Хочу ли я злиться на этих людей, которые распространяли это дерьмо, или же я хочу посмеяться вместе с тобой с абсурдности? – Лучше посмейся. Потому что я не знаю, как реагировать на твою злость за меня. – Хорошо. Но посмеяться у него так и не вышло. Он, честно, пытался, но так сильно хотелось плакать. Так сильно хотелось всё исправить. Так сильно хотелось не умирать в прошлом. – … Наверное глупее того сколько я курил будет только тот факт, что попав в темницу и оказавшись там без сигарет, я чувствовал себя отчаяннее, чем, когда меня лишили мана ядра — считай, что моих способностей и последнего оружия и средства обороны. Кто ж знал, что ломка будет неприятнее игл под ногтями. – Тогда боюсь, мне нельзя будет подпускать тебя к сигаретам в этой жизни, чтобы ты не закончил так же. – Подумай об этом ещё раз, пожалуйста – по игривому отчаянно говорит Юдер. – Ха-ха! Ладно-ладно, ты выглядел красиво с сигаретой, я был бы рад иногда наблюдать такую картину. – Замечательно. Я был бы рад иногда курить. На самом деле, они такие забавные. Смотрят сейчас друг на друга с глупыми улыбками на лице, как будто внутри не гниют внутренности от горечи утрат и десятков сожалений. Как будто не они держали когда-то мертвые тела друг друга, пока сходили с ума. Кишиар смеётся заливисто, будто бы слова об иглах под ногтями не заставили его руки сжаться, а вены выступить в чистейшей ярости. Юдер улыбается мягко, как будто все то, что произошло с ним, ничего не значит, как будто это не он хочет содрать с себя кожу, вспоминая все те мерзкие руки и инструменты на его теле в темнице. Интересно, настанет ли день, когда им действительно будет все равно? День, когда воспоминания покроются пылью, а душевные раны затянутся, оставив лишь уродливые шрамы, которые больше не будут болеть. – Пойдем в комнату – мычит в шею Кишиар. – Мы так долго здесь простояли, что уже светает. – И вправду… В какой момент чернота на небе начала сменятся мягкой, словно морская пена, голубизной? В какой момент звезды начали исчезать за утренними облаками, а луна перестала быть им видна? Никто из них не ответит. Они были слишком поглощены друг другом. Как самые настоящие дикие звери, зализывали свои душевные раны, ведя дорожки мокрых поцелуев и вжимаясь крепче. Юдер завороженно смотрит на начинающие желтеть небо за спиной обнимающего его человека. Белые пушистые облака размашисто плывут по нему, скрывая оставшиеся звезды и прикрывая последнюю темноту. Прохладный ветер продолжает трепать чужие золотые волосы, пока те сливаются с рассветом. – Прямо как солнце… – тихо с восхищением шепчет Юдер, когда Кишиар ярко, искренне улыбается глядя на него, а утренний свет от ещё не до конца взошедшего солнца так красиво окутывает его силуэт. Возможно солнце сегодня может и не вставать вообще. Ему нашлась замена, превосходящая оригинал в разы. – Кто? – так же тихо спрашивает Кишиар. – Кто “прямо как солнце”? – Угадай. – Ты? – Конечно же нет – спокойно отвечает Юдер, не отрывая взгляда от ярко красных, блестящих золотом, глаз. – Возможно ты просто не видел себя улыбающегося со стороны? Я имею ввиду, искренне счастливо улыбающегося, без малейшего отблеска тоски. – Не видел. А я разве похож на солнце в этот момент? – Не представляешь насколько – Кишиар берет его ладони в свои и сладко целует каждую, не отрывая пронзительного взгляда от него. – В моих глазах все именно так. – Кажется твои глаза больны. – Болен я лишь любовью к тебе. – Хаа… Какая глупость. Честно, даже в самых посредвенных романах было лучше. – Прости, я исправлюсь в следующий раз. – Буду ждать. Возможно сейчас их улыбки больше походят на сладкую булочку с множеством горького изюма, но и Кишиар и Юбер уверены, что рано или поздно они смогут вынуть каждую изюминку и покрыть выпечку толстым слоем приторного крема. До тех пор, пока их любовь все такая же нежная и сильная, у них будет шанс это сделать. Когда-нибудь будучи счастливыми и громко смеясь, никто из них уже не будет вспоминать чужую смерть, а видя улыбку на лице — хладное безжизненное лицо трупа. – Что ты хочешь на завтрак? – Меня устроит все, ты же знаешь, я не привередлив.