США, штат Вест Элизабет, поместье ДеГрут, 1911 год
Тавиш подходит к мистеру Смиту, который гладит Распберри Джем. Она стоит рядом с новорожденным жеребенком, протягивает к нему шею и заботливо вылизывает влажного и пока что неказистого малыша. Он пытается подняться на ноги, несколько раз валится обратно. Тавиш улыбается с умилением, никто бы не устоял перед видом новорожденного жеребенка, особенно Тавиш, смыслом жизни которого являются лошади. Альберт, которому на тот момент было всего 17 лет, наблюдает за этим из-за ограждения левады, где выжеребилась Распберри Джем. — Все прошло хорошо, она выжеребилась сама. — Кто это у нас? — Тавиш, упираясь руками в колени, наклоняется к лежащему на земле жеребенку. Изабелловый, голубоглазый, а морда — ну самый настоящий ахалтекинец, чистокровный, гордый, горячий. Малыш громко фырчит носом, раздувая ноздри и таращит глаза. — Жеребчик, — Конюший гладит Распберри Джем по плечу, глядя на хозяина. Мистер ДеГрут улыбается и подходит ближе к жеребенку, гладя его по влажному лобику. — Жеребчик, значит… Отлично, — Тавиш оборачивается на сына и теряет свое умиленное выражение лица. Машет рукой к себе, подзывая его. Юноша открывает калитку и быстрым шагом подходит к отцу. — Да, сэр? — Как назовешь его? — Я? Вы хотите, чтобы я дал ему имя? — Конечно. Я разрешаю. — Он сын Распберри Джем, должно быть, резвый будет… Как звали его отца? — Громовержец. — Тогда его будут звать Гермес, — Альберт улыбнулся и посмотрел на отца, ожидая его реакции. Тавиш поджал губы, взглянул на жеребенка. Тот, едва Альберт назвал его имя, подскочил на ноги и сделал пару быстрых прыжков-шагов вперед, размахивая хвостиком. Распберри Джем взволнованно заурчала, подняв уши и внимательно наблюдая за сыном. Гермес подскочил всеми ногами, махнув головой и весело пробежался вокруг матери, после чего потерял равновесие, плюхнулся на бок, а затем снова поднялся на длинные тонкие ножки. Тавиш покивал. — Гермес. Хорошее имя. Ему подходит. Мистер Смит, запишите это имя в документы жеребчика. — Хорошо, мистер ДеГрут, все сделаем. Пойду оформлю бумаги на него, — Конюший развернулся и подозвал подчиненного конюха, — Мистер Томпсон, оботрите жеребенка теплым полотенцем и проследите, чтобы он не волновался, а поел молозива. И чтобы опорожнился тоже, если нет — скажете мне. — Слушаюсь, сэр, — Конюх подошел к лошади и жеребенку, закуривая. Гермес присосался к вымени матери, жадно начиная пить молозиво, размахивая хвостиком. Тавиш развернулся и ушел из левады. Альберт, еще какое-то время посмотрев на жеребенка, выбежал следом за отцом. Тавиш закурил сигару и обернулся на сына. — Когда Гермес будет заезжен, он станет твоим. К тому моменту ты станешь взрослым мужчиной. Это будет мой тебе подарок в знак твоего становления. Альберт ничего не ответил, но Тавиш оценил его широко раскрытые глаза и искреннюю улыбку. Ему необязательно быть благодарным, Тавиш требует от сына послушания и достойного поведения. Это все.Три года спустя
Скаковых лошадей заезжают рано. В три года эти лошади уже соревнуются в скачках. Тавиш решил заезжать Гермеса самостоятельно. Не потому что он считает это чем-то символичным, мол, подарок сыну, значит в этой лошади должна быть частичка отца. Нет, просто Гермес весьма проблематичный. Тавиш подходит к плацу, на котором берейтор заезжал Гермеса. Жеребец уже привык к седлу, но надеть на него уздечку — то еще удовольствие. Хотя, сесть на него — еще хуже. Кое-как на него надели всю аммуницию, он стоит вроде бы спокойно. Берейтор подходит ближе, гладит жеребца по морде, после чего подбирает повод, хватается рукой с поводом за еще не обрезанную хиленькую гриву ахалтекинца и ставит ногу в стремя. Гермес никак не реагирует. Мужчина подтягивается к седлу, пока что не перекидывая ногу через седло, а ложится животом на седло. Гермес поднял голову, но не дернулся. Берейтор сел в седло и едва хотел подобрать поводья, как жеребец вдруг взвизгнул, резко опустил голову вниз, в попытке отобрать повод у человека, дернулся вправо. Берейтор подбирает повод, отклоняется назад плечами, блокируя попытку сбросить себя высокими козлами. Гермес встает на свечу, но мужчина сверху — профессионал, его тяжело сбросить. Жеребец прыгает на одном месте, вырывает повод из рук, брыкается под человеком и в один момент ему удается сбросить с себя берейтора. Мужчина валится на грунт, поднимая вокруг себя пыль, а Гермес резко разворачивается и дает деру, быстрым галопом скача по плацу. Останавливается в другом углу и переминается ногами, взволнованно машет хвостом. Тавиш бросает окурок на землю, притаптывая кавалерийским сапогом. Альберт нервно кусает губы, сидя на небольшой трибуне у плаца. Если отец хочет убить его этой лошадью — так тому и быть, но Альберт ни за что не сядет на такую строптивую лошадь, он боится Гермеса. Он один из самых свирепых жеребцов, что есть на их конюшне. Тавиш подходит к берейтору и поднимает его на ноги. — Отдохните, сэр. Я сам. — Мистер ДеГрут, будьте осторожнее, он очень свирепый. — Не таких укрощал, — Спокойно говорит Тавиш, надевая перчатки на руки. Он сбрасывает редингот и вешает его на забор плаца. Затем спокойно поправляет котелок на голове и подходит к жеребцу. Гермес вскидывает голову и агрессивно всхрапывает носом, закладывая уши назад. Но ДеГрут не испытывает страха. Нисколько. Он не боится этого жеребца. Подходит вплотную, берет его под уздцы, гладит по морде, затем дает кусок рафинада. Гермес жует сахар и немного успокаивается, поднимает уши заинтересованно. Тавиш хмыкает, — Я тебе покажу, что человек — сильнее лошади. Сколько бы ты ни весил, какими бы сильными ни были твои мышцы. Ты и правда горячий, как твоя мать. Она тоже всех сбрасывала, никого не слушала. Но ты будешь слушаться меня. Я заставлю тебя слушаться меня. Понимаешь? — Тавиш заглядывает в голубой глаз жеребцу и тот внимательно смотрит на человека, повернув в его сторону одно ухо. Тавиш подбирает повод, крепко держит его, хватается за обе луки седла и резким движением забирается в седло, тут же ловя стремена. Гермес действует по той же схеме, что и до этого. Да, процесс заездки длится уже полгода, он прекрасно знает, что такое когда на тебе сидит человек, как ощущается седло. Но возить никого на себе не намерен. Гермес начинает брыкаться под Тавишем так же, как брыкался под берейтором. Но почему-то он никуда не падает. Тавиш спокойно сидит сверху, затем плотно прижимает шенкели к бокам жеребца и делает короткие движения пятками вверх, задевая бока лошади строгими шпорами, но не доставляет боли, а вынуждает лошадь думать, почему ее так трогают. Не тянет повод на себя, позволяет попрыгать под собой, побрыкаться, повизжать. Гермес принимает попытку убежать из-под человека. Он срывается с места и несется карьером по большому плацу. Но Тавиш все не падает с него, он будто приклеился к седлу. Да как же его сбросить? Гермес резко разворачивается на внезапной остановке, пытаясь сбросить его вбок. Тавиш цепляется одной рукой за луку седла и свешивается из седла набок, после чего быстро отталкивается от внешнего стремени и садится ровно. Снова трогает настойчиво лошадь шпорами по бокам. Гермес напрягает мышцы боков и живота, задирает голову и скачет уже в другую сторону по кругу, проносится мимо Альберта и берейтора. Гермес бесится под Тавишем, он весь взмок, пасть пенится, он злобно жует трензель, его уши покраснели от жара, он весь сам порозовел. Недолго это длилось. В один момент Гермес поскакал спокойным галопом, после чего Тавиш осторожно одержал его и жеребец перешел на рысь. Не самую красивую и собранную, но послушную. Жеребец покорно склонил голову, сдаваясь Тавишу. Тавиш победил. Он не упал из седла, он не бил Гермеса, но сильно вымотал его. Гермес устало развесил уши, не предпринимая больше попыток бороться. Не сегодня, так завтра сбросит назойливого всадника. После чего Тавиш одержал его еще, отклонившись чуть назад плечами. Гермес перешел на шаг. — Джентльмены, — Тяжело дыша, Тавиш обратился к сыну и берейтору, — Я хочу, чтобы вы понимали — нет такой лошади, которую человек бы не мог укротить. Без насилия и боли это более чем реально. Вода точит камень. Запомните это, — Тавиш проходится верхом на Гермесе круг. Дает отдышаться. Затем слезает с него и хлопает по шее и снова угощает Гермеса сахаром. Жеребец с радостью принимает угощение, утомленно дыша широко раздувающимися ноздрями. ДеГрут гладит его по морде и хлопает по шее одобряюще, — Я же тебе сказал, что человек — сильнее лошади. Как ты ни старайся, а человек всегда будет на шаг впереди. Подчиняйся и тебе самому будет проще жить, поверь мне, Гермес. Сегодня ты оправдал свое имя, но я хочу, чтобы ты делал это не во вред, а во благо. Отдыхай. Мистер Маккарти, отведите его в денник, расседлайте и накормите его разнотравным сеном. Можете немного добавить овса, но не переборщите, — Тавиш отходит от лошади, отдавая его в руки берейтора. Тот уводит измотанного жеребца в конюшню, чтобы заняться им. Тавиш спокойно закуривает, надевая свой редингот. — Как вы это делаете, папенька? — Спросил Альберт, слезая с трибун. — Терпение, труд, опыт. Никаких секретов. — Гермес меня пугает… Может, мне больше подойдет Мерида? — Нет, Альберт, не подойдет. Ты дал этой лошади имя, теперь он твой. Дай мне время и я сделаю из него лучшую лошадь, на которой тебе доводилось сидеть. А сейчас — надевай краги и перчатки, мистер Диккенс с тобой поработает. — На ком? — Разочаровано спрашивает Альберт, отводя глаза. — Кампари нужно разогреться. Будь с ней понежнее, она холерик, не давай ей заиграться. — Хорошо, — Альберт отворачивается и застегивает краги.***
Спустя еще полгода заездки, Тавиш снова зовет Альберта на тренировку. Ему нельзя терять навыки, поэтому отец заставляет его тренироваться стабильно минимум раз в неделю, именно тренироваться, а не просто ездить верхом. Парень подходит к плацу и смотрит на Гермеса, которого под уздцы держит Тавиш. — Садись, Альберт. — На Гермеса?.. — Испуганно спрашивает юноша. Тавиш молча кивает. — Эм… Хорошо, — Парень залезает в седло, берет поводья в руки и Тавиш выходит за забор плаца. — Ты знаешь что делать. Сегодня хочу увидеть от тебя уступки, серпантин, осаживание и галоп с остановки. Не забудь покрутить на нем вольты по пятнадцать метров в начале галопа, иначе он перейдет на карьер. — Я боюсь, — Тихо сказал Альберт, сидя в седле и буравя взглядом уши Гермеса. Они заложены в злобном жесте, прижаты к затылку. — Что ты сказал? — Громко спросил Тавиш. — Я боюсь, — Громче сказал Альберт. Тавиш увидел, что повод не натянут, а идет волнами. У Альберта сильно трясутся руки. Тавиш подошел к нему, зайдя на плац. Придержал лошадь за нащечный ремень уздечки и схватил Альберта за руку. — Повтори это еще раз, Альберт. Посмотри мне в глаза и повтори это. Альберт посмотрел на отца испуганными глазами и дрожащими губами повторил. — Я боюсь. — Чего ты боишься? — Гермеса боюсь. Он меня сбросит. — Дальше земли не упадешь. Если вообще упадешь. — Можно я сегодня не буду на нем ездить? — Нет, нельзя. Но Альберт молча вырывает руку из хватки Тавиша, бросает повод на шею лошади и быстро спрыгивает из седла, отходя от жеребца. Он пятится и смотрит на Гермеса широко раскрытыми глазами. — Я не поеду на нем… — Иди сюда, — Тавиш оставил Гермеса и подошел к Альберту. Тот попятился. — Я не поеду на нем, — Повторил Альберт и отшатнулся от Тавиша, полагая, что он может ударить его. Как минимум — дать пощечину. Но Тавиш не собирался бить Альберта. Он схватил его за плечи и приобнял одной рукой за плечо, прижав к себе. — Альберт, повтори конкретно чего ты боишься. — Я боюсь упасть с Гермеса. — И что самое ужасное случится, если ты упадешь? Ты умеешь падать с лошади. Ты всегда падаешь на бок, всегда бросаешь стремена и поводья. Ты никогда ничего себе не ломал, ты знаешь, что ты ничего себе не сломаешь. Или, может, ты сомневаешься в моей заездке? — Нет, сэр. Никогда, — Альберт дрожащими руками сжимает хлыст в руках, глядит в пол. Тавиш хлопает его по спине, разворачивает к себе лицом и заставляет смотреть себе в глаза. — Ты не боишься, Альберт. Ты симулянт и актер. — Я боюсь. — Нет, не боишься, — Тавиш говорит так спокойно, что Альберт сам начинает верить в то, что он не боится Гермеса. А ледяной взгляд отца остужает кровь в жилах, — Ты не боишься его. — …Я не боюсь его, — Тихо повторил Альберт. — Значит ты сядешь и поедешь на нем. — Хорошо… — Вперед, — Тавиш подталкивает Альберта к лошади и он снова садится в седло. Разворачивает Гермеса и едет вперед шагом. Гермес поднял уши, немного отвел их назад, прислушиваясь к всаднику. Тавиш все это время был рядом с Альбертом, наблюдал за ним и громко ругал за ошибки в посадке или в движениях. Но в конце, когда Гермес на галопе вдруг прибавил, разнес Альберта и тот начал падать, Тавиш вскочил со своего места на трибунах, готовый перемахнуть через забор, лошадь вдруг резко остановилась. Альберт таки выпал из седла, но держась за повод, он соскользнул с Гермеса и приземлился на ноги. Юноша, тяжело дыша с трясущимися руками посмотрел вбок, на лошадь. Жеребец обернулся на парня, подняв уши и вытаращив глаза с такой удивленной мордой, будто бы спрашивал «ну и чего ты не удержался на мне? Я же не хотел, чтобы ты упал». — Садись обратно, Альберт, — Громко крикнул Тавиш. Юноша забрался в седло снова, переводя дыхание. Сердце от страха так и выпрыгнет сейчас из груди, — Галоп с остановки, вперед, — Скомандовал Тавиш грозно и Альберт отвел внешнюю ногу чуть назад, осторожно показал Гермесу постановление внутрь и прижал внутренний шенкель к боку лошади. Жеребец с готовностью повернул голову чуть вбок, согнувшись в затылке. Альберт настойчиво коснулся внешней ногой бока жеребца и тот поднялся в галоп с места. Галоп равномерный, спокойный, Гермес согнулся в затылке, опустив голову и подобрав задние ноги под себя. Красивый, собранный галоп. Тавиш сдержал улыбку гордости и хмыкнул, — Бросай повод на шею, Альберт. — Что?! — Испуганно крикнул тот. Тавиш скрестил руки на груди. — Бросай повод. Не бойся ты его, Христа ради! Будь мужчиной! Альберт покорно бросает повод на шею лошади и кладет свои ладони себе на колени, при этом читает молитву себе под нос. Но Гермес продолжает собранно скакать, не пытаясь сбросить. Тавиш достает револьвер и стреляет в воздух. Не предупредив Альберта, не подготовив Гермеса. Жеребец поднимает голову, Альберт хватается руками за повод и сжимает коленями седло, впивается икрами в бока лошади, но Гермес не теряет равномерности галопа. Только прибавляет скорости. Не сбрасывает, не шугается. — Зачем вы это сделали? — Громко кричит Альберт через весь плац. Тавиш убирает револьвер в кобуру и одобряюще кивает. — Чтобы ты спросил, Альберт. Я проверял не тебя, я проверял Гермеса. Он сбросил тебя? — Нет! — Проверка пройдена, — Тавиш закуривает и спускается с трибун, чтобы зайти на плац, — Все, отдыхайте на рыси, потом пару кругов отшагивайтесь и домой. Теперь это твоя лошадь, Альберт. — С-спасибо, — Все еще не чувствуя своего тела от страха говорит Альберт. После отшагивания спешивается с лошади и ослабляет подпругу. Гермес спокойно поворачивает голову к парню и смотрит внимательно на человека. ДеГрут гладит жеребца по морде и улыбается. Гермес тянется ближе к лицу парня, тот жмурится, готовясь, что ему сейчас откусят нос, но борется со своим страхом, не шевелясь. Теплый и влажный язык слюнявит подбородок Альберта, а мягкие губы хлопают забавно, задевая его щеку и вибрисы щекочут нос. Юноша смеется и отходит на шаг от лошади, вытирая лицо от слюней. Гермес игриво разворачивается к Альберту и пихает его носом в живот, — Эй! Не толкайся! — Парень хлопает жеребца по шее и гладит его морду. Гермес по-доброму хватает зубами край редингота Альберта и тянет к себе коротким рывком, после чего кладет голову ему на плечо и опускает нос ниже, подталкивая парня к себе, предлагая обняться. Альберт обнимает жеребца за шею осторожно, прижимается щекой к горячей короткой шерсти на сильной, но изящной шее коня. Гермес укладывает голову ему на плечо и устало вздыхает. Юноша думал, что Тавиш уже ушел, но на деле он никуда не уходил. А смотрел на эту картину внимательно. Одобряюще покивал и наконец развернулся, чтобы уйти в дом.Мексика, деревня Чупаросса, 1911 год
Джон подходит к усатому мексиканцу в сером пончо. Он курит возле левады, где гуляют несколько лошадей. — Hola, — Джон касается полей своей шляпы. Мексиканец кивает. — Hola, gringo. Ищешь себе резвую лошадку? — Именно, — Соглашается Марстон, опираясь локтями на забор левады и рассматривает гуляющих лошадей, — Мне нужна сильная и быстрая лошадь. Какая-нибудь не пугливая, чтобы не сбросила меня после одного выстрела из седла. Есть такая? — А то ж. Как же нету. Есть, — Мексиканец зажимает сигарету зубами, открывает калитку и оборачивается на Джона, — Выбирай, гринго, они здесь все такие. Я продаю хороших лошадей. Джон заходит в леваду. Лошади заинтересованно поднимают головы. Одна из лошадей подошла к Джону и тыкнула его носом в сумку, полагая, что он ее угостит. Марстон погладил вороную кобылу по морде, но она после этого тут же отвернулась и отошла. Одна из лошадей не обращала никакого внимания на гостя. Она жевала сено и помахивала хвостом спокойно, игнорируя все. Марстон подошел к рыже-пегой кобыле с голубыми глазами. Она подняла голову и облизала губы, похрустывая сухим сеном. — Ну привет, — Он заглянул на живот кобылы, — Леди, — Мужчина погладил ее по морде, похлопал по шее и провел ладонью по спине. Спина сильная, линия верха правильная. Соответствует экстерьеру пейнтхорса. Ноги крепкие и мускулистые, волос гривы и хвоста крепкий, не сильно лезет. Глаза и зубы здоровые, взгляд живой, копыта крепкие. Джон берет ее за ногу и смотрит стрелку на копыте. Только от коваля. Дня два назад точили ей копыта и расчищали. Отличные, здоровые копыта. Марстон кивает одобряюще. Оборачивается на мексиканца, — Эту возьму. Сколько? — А, эта… — Мужчина поджимает губы и пожимает плечами, — Пятьсот. — Песо? — Долларов, гринго. — М, — Джон запускает руку в нагрудный карман жилета и отсчитывает пять сотен долларов. Поседлав кобылу Марстон выводит ее из левады и садится верхом. Она хорошо выезжана, спокойно реагирует на человека. Хороший шаг, равномерный, движения четкие. Джон выбрал хорошую лошадь, здоровую. Десяток минут спустя он едет по дороге в сторону Эскалеры. Ему нужно обратиться к кому-нибудь, кто здесь является представителем местного правительства, чтобы найти Уильямсона и Эскуэллу. Все тихо кругом и спокойно. Но вдруг кобыла начинает брыкаться под Джоном. — Ти-ише, девочка, спокойнее, — Джон отклоняется спиной назад, не позволяя сбросить себя, — Все хорошо, тпру-у, спокойно, — Он пытается утихомирить ее голосом, но она вдруг сбрасывает Джона с себя, тот валится на песчанную дорогу и болезненно хрипит. Он поднимается, отряхивается от пыли и поднимает свою шляпу, — Ой… Да чтоб тебя. Чего ты напугалась? — Вдруг раздаются выстрелы, к Джону подъезжают бандиты местного разлива. Лошадь пугается, прыгает на месте, но не убегает. Марстон забирается в седло прыжком и вынимает револьвер. Одна секунда, две, три, четыре, пять. Три выстрела, лошади сбрасывают с себя мертвецов с прострелянными лбами и разбегаются в разные стороны. Вот почему она остановилась? И откуда же она знала, что тут будет засада? Джон похлопал кобылу по шее и выслал вперед быстрым галопом. Но так или иначе, он всю Мексику проехал верхом на этой лошади, и даже имени ей не дал при этом. Вот, он сидит верхом на ней, направив револьвер на Уильямсона. Дуло испускает клубок дыма, дорога в крови. Рядом с Уильямсоном на земле лежит Альенде, застреленный прямо в грудь. Все. Теперь все закончилось. Пора отправляться домой. Джон въезжает на территорию ранчо на Робе, а следом за ним идет та самая лошадь. — Джек! Выйди на минутку! — Сипло кричит Джон, спешиваясь. Юноша выскакивает из дома и подходит к отцу. — Что, па? — Я вспомнил, что привез тебе подарок из Мексики. — Правда? — Джек улыбнулся и потер ладони, — Что это? — Новая лошадь. Полностью твоя. Вот, — Джон подводит к Джеку кобылу, — Держи, сынок. — Правда? Па, серьезно? — Джек шире улыбается и Джон кивает ему. Парень подходит к кобыле, гладит ее по морде и обнимает за шею, — Она красавица, спасибо, па! — Кобыла вздернула голову, ей не нравятся обнимашки. Джек отпускает ее и поворачивается к отцу, — У нее есть имя? — Э… В общем-то нет. Придумывай сам. — Хм. Гайдин Стар, — Вдруг выдал юноша, почти не думая, — Ей подходит, — Джек протягивает Джону руку и тот крепко жмет ее. — Подумал, что тебе пора бы иметь свою собственную лошадь. Только поосторожнее, она вредина та еще. — Думаю я справлюсь, — Парень подходит к лошади и запрыгивает на ее голую спину, берет поводья в руку и разворачивает ее сначала просто вбок, затем начинает крутить на ней спин и радостно смеется, искренне радуясь тому, что эта лошадь заезжена под настоящий вестерн, несмотря на то, что она родом из Мексики, — Так ты ее из Мексики привез, значит она понимает команды по-испански? — Нет, я ее приучил к английскому. Она смышленая, ты заботься о ней, может из нее получится что-то большее, чем просто кобылка для катания по полям, — Старший Марстон кивает Джеку и закуривает.