muam yandam

В пропахшем сыростью и плесенью помещении время тянулось невообразимо медленно. Чонгук не мог с уверенностью сказать, сколько провел в этой темной камере - три часа или целых тридцать. Когда его привели сюда, бесцеремонно затолкнув за решетчатую дверь, пронзительно взвизгнувшую ржавыми петлями, и сменили колодки на не более удобные кандалы, вмурованные в стену, оставалось только неуклюже привалиться к влажной, холодной каменной кладке. Он не спал - скорее проваливался в бессознательное состояние, которое, как ни странно, помогало скоротать время. А когда сознание прояснялось, прислушивался. Темница была полна самых разных звуков и запахов: приглушенные разговоры стражников, их шаркающие шаги и запах вина и вяленого мяса, лязг решёток, звуки падающих капель, шорохи обитающих здесь грызунов и насекомых. И, конечно же, бессвязный бред других заключенных и их болезненные стоны и пустые мольбы. Интересно, сколько времени нужно провести в этой темноте, чтобы начать молиться несуществующим богам? Насколько он мог заметить, в темницах патрули сменялись каждые несколько часов. На смену заступали по пятеро, но, судя по доносящимся до его камеры возмущениям, некоему господину Мину пришлось увеличить количество стражников в карауле и сократить часы их отдыха. Всем было очевидно, с чем были связаны подобные изменения, и проклятья в адрес "звериного отродья" всё не стихали. К моменту, когда тонкий слух Чонгука улавливает приближающиеся нестройные шаги нескольких человек, все его тело успевает затечь от вынужденного плена: каждая мышца горит огнём и жжется миллионом острейших игл от желания, наконец, размяться. Но такая роскошь ему вряд ли перепадет. Такой непривычный среди затхлости тонкий привкус граната напоминает о том мужчине с колючим, надменным взглядом. Рядом с ним ощущается ещё один знакомый аромат; запах человека, что сопровождал Чонгука до камеры, напоминает вкус драгоценного металла - такой же редкий, но холодный и отталкивающий, кислой сталью остающийся на языке. Их сопровождают ещё четверо, судя по звукам тяжёлых шагов. Тэхён спускается в темницу только следующим вечером, когда посол благополучно отбывает обратно. Обсудив все положения предложенного омегой соглашения, Намджун заверил, что в скором времени вернётся для его подписания вместе с королём Алгарда. Удовлетворившись этим, Тэхён решает немедленно навестить своего пленника, несмотря на позднее время. Когда они с Юнги в сопровождении стражников замирают напротив нужной камеры, их встречает все тот же взгляд. Королю даже чудится, что тот забирается ему под самую кожу, пробирая до костей - настолько он пронзительный. И все же, Тэхён велит открыть дверь камеры, не собираясь разговаривать с дикарём через спасительную решётку, как какой-нибудь трус. Несмотря на опасения Юнги, который тут же направляет на ликана свой меч, тот даже не поднимает головы, наполовину скрываясь за спутавшимися прядями длинных волос. Оборотень сидит у дальней стены тесной камеры, и хоть его освободили от колодок, руки все ещё вздернуты вверх за запястья, охваченные кандалами. Ноги в рваных штанах, похожих на хлопковые, облачены в поношенные кожаные башмаки и безвольно раскинуты в стороны. Сейчас пленник не выглядит грозным и беспощадным врагом. Ничто в этом помятом, словно исписанный лист пергамета, силуэте не сигнализироваро о возможной опасности. Кроме хищных янтарных глаз, неотрывно следящих за каждым движением омеги. Скорее уж перед ним забившийся в угол зверь, хотя в направленном на Кима взгляде нет страха - лишь предупреждение, которое король с хмыком игнорирует, шагая ближе. Он всю ночь думал о том, какую информацию собирается получить. Какие данные имеют для Харенсгора первостепенное значение. В голове худо-бедно обрисовался список вопросов, которые смогли бы пролить свет на ближайшие планы оборотней, и именно с них Тэхён решает начать, предварительно посоветовавшись с Юнги. - На какую деревню планируется следующее нападение и когда? - низкий требовательный голос омеги отражается от каменных стен комнатушки. Правитель выжидает с минуту, не удивившись молчанию. На месте ликана он тоже не открыл бы рот. Но Тэхён не на его месте, а перед ним - всего лишь один из тех выродков, что безжалостно убивают его подданных вот уже полтора века. - Я повторю ещё раз, - они смотрят друг на друга так, словно, кроме них, в камере никого больше нет. Тэхён улавливает, как дикарь упрямо поджимает сухие губы, и гонит от себя мысли о том, что это и был ответ на озвученный вопрос, и все равно повторяет: - На какую деревню планируется следующее нападение? Когда это случится? - Как и следовало ожидать, ваш подарок, оказывается, не очень-то разговорчив, мой король, - ворчит военный советник из-за спины омеги. Ликан на мгновение переводит на него взгляд, но после снова возвращается им к Тэхёну. - Может, мне помочь ему заговорить? Вдруг он случайно забыл человеческую речь, - Юнги жёстко усмехается, постучав острием меча по левой ноге пленника. - Ему ведь ни к чему две ноги, правда? - Пока что для твоего вмешательства нет причин, я только начал, - осаждает король альфу, делая небольшой шаг к оборотню и склоняясь почти на уровень чужого лица. - Видишь ли, твои блохастые собратья подчистую вырезают мои деревни. Не щадят даже детей. Как бы твой вожак чувствовал себя, если бы я пришёл на его земли и отрубал вашим волчатам головы, а? Ему это вряд ли понравилось бы, как думаешь? - глаза напротив вспыхивают ярче и как будто бы даже немного темнеют, от чего Тэхён невольно улыбается, хоть и слабо - ему явно удалось задеть за живое. - Я хочу защитить свой народ. И ради этого я сделаю всё: отрежу тебе один за другим все пальцы сперва на ногах, а потом возьмусь за руки; буду жечь тебя раскаленными прутьями, пока твоя плоть не начнёт отслаиваться от костей; вырву твои глаза и заставлю тебя сожрать их, чтобы больше никогда не смел смотреть на меня так дерзко, - король переходит на едва слышный шёпот, но точно знает, что зверь напротив его слышит. Слышит и запоминает каждое слово, будто то иглами впивается в кожу: - Я сверну шею каждому волчонку, который попадёт ко мне в руки, а из их маленьких трупов сделаю себе новый трон. Тесное пространство камеры заполняется утробным рыком и внезапным звоном цепей, когда ликан бешено дёргается вперёд с такой силой, что Тэхёну приходится резко отпрыгнуть назад, больно ударившись спиной о решётку. В следующий свой рывок оборотень едва не напарывается горлом на вскинутый советником меч и слегка усмиряет пыл, однако продолжает все так же гневно прожигать омегу глазами. Теперь, стоя во весь свой немалый рост, он занимает почти все свободное пространство камеры. - Знай свое место, зверь, и не нарывайся. Моя рука может случайно дёрнуться, - напряженно бросает Юнги, пока Тэхён приходит в себя. Не то чтобы омега не знал, на что идёт, провоцируя ликана, но и не совсем ожидал, что тот способен застать его врасплох. Казалось бы, ещё мгновение назад дикарь смотрел на него едва ли не со снисхождением, и вот его уже обдает волной горячего дыхания, вырывающегося из вполне человеческого рта вместе с рыком, а помещение застилает первобытный, яркий аромат разразившейся грозы. - Уверены, что мне не стоит вмешиваться, Ваше Величество? - Мне не нужна помощь, чтобы справиться со строптивым пленником, - Тэхён одергивает белоснежный кафтан с косым воротом, прошитый золотыми нитями, и вновь обращается к ликану: - Подумай над моими вопросами до завтра. Может, на голодный желудок ты будешь сговорчивее, - развернувшись на каблуках, король велит страже не кормить заключенного, а количество воды сократить до одной плошки в день. Этого должно быть достаточно, чтобы не дать оборотню умереть, но держать его на грани изнеможения. Чонгук провожает удаляющуюся худую спину омеги потемневшими глазами, не в силах сдержать глухое рычание. Этот человек покусился на святое - для ликанов нет ничего более греховного, чем детоубийство. Однако... Он прищуривается, водя носом в попытке уловить оставшиеся крупицы фруктового аромата. Когда король говорил о том, что при нападениях на деревни не щадят даже детей, в его запахе не было ни оттенка лживости. Мужчина говорил правду, и это Чонгука ужасало. Они никогда не трогали детей. По крайней мере, Он говорил так, и Гук беспрекословно верил. Не мог не. Неужели все это время их обманывали? Омега, сам того не ведая, умудрился поселить в душе Чонгука зерно сомнения. Оборотень грузно опускается на холодный пол и со стоном подтягивает ноги к груди, стараясь погрузиться в поверхностный сон и забыть о голоде. С того момента, как он ел в последний раз, наверняка прошло уже несколько суток, и желудок крутило болезненными спазмами. Тёмный затылок касается каменной кладки; мужчина закрывает глаза, и сознание моментально наполняется вереницей мыслей. Что ему делать теперь? Кандалы до крови натерли запястья, ржавое железо впилось в плоть, при каждом движении пережимая вздутые вены. Регенерация у ликанов на порядок выше человеческой, эти раны не станут для него проблемой. Куда сложнее будет избавиться от червя сомнения, что начинает медленно подтачивать его разум. Он всегда верил в правильность решений Альфы, нерушимость его авторитета, а сейчас будто предавал Его своими мыслями. Чонгук ощущал себя растерявшимся маленьким волчонком, стоящим на перепутье. И рядом не было никого, кто мог бы подсказать и направить его по верному пути. *** Следующие дни тянутся аналогично предыдущему: гранатовый мужчина приходит к нему в сопровождении ещё четверых, задаёт одни и те же вопросы, на которые Чонгук не собирается отвечать. Потом злится, угрожает, но угрозы эти больше не действуют на оборотня - он лишь вслушивается в окутывающие его оттенки чужого запаха, жадно вычленяя из них эмоции. Злость, отчаяние, еле тлеющая надежда, решительность. Но ни следа лжи или хитрости. Чонгук постепенно научается различать время суток по тому, как сменяется караул в темнице. Король приходит к нему по вечерам, и оборотень развлекает себя тем, что рассматривает витиеватую вышивку на очередном камзоле из дорогой ткани или причудливые отблески в пуговицах с драгоценными камнями, пока его допрашивают. В понимании ликанов те были лишь бесполезными стекляшками, тогда как у людей имели непомерно завышенную ценность и являлись показателем роскоши и высокого статуса. В этом был смысл человеческого существования - в наделении ценностью абсолютно пустых вещей. Возможно, они просто сбились с пути, думается Чонгуку очередным вечером перед тем, как король почтит его своим визитом. Сегодня воду ему приносит один из кухонных слуг, поставив плошку так, что ликан и при всем желании не смог бы до неё дотянуться - все, кроме стражников и самого короля боятся даже смотреть на дикаря. Спустя почти неделю в тесной камере одолевающий оборотня голод был не столь силён, как жажда, сжавшая тисками горло и превратившая рот в высохшую пустыню. Гук обводит еле слушающимся его языком сухие губы, но эффекта этот жест почти не имеет - лишь размазывает по потрескавшейся коже вязкую слюну, от которой едва ли становится легче. В этот же момент где-то в отдалении скрипит дверь, и уже привычные звуки знакомой поступи долетают до острого слуха. Ликану не обязательно даже открывать глаза - запах граната безошибочно даёт понять, кто пожаловал в его скромную обитель. Как и шесть предыдущих их встреч, эта должна пройти по уже известному сценарию. Но Тэхён, переступая порог тесной камеры, надеется на изменения. Сегодня его снова рассматривают, скорее всего, от скуки - жёлтые глаза поднимаются от лакированных туфель, вбирают каждый предмет королевского наряда от узких коричневых брюк до темно-синего кафтана, расшитого изображениями созвездий. Подобие ночного неба так сильно увлекает чужой взгляд, что оборотень никак не реагирует на задаваемые вопросы. На глубине янтарных радужек будто бы образуется пустота, за которой нет ни крупицы разума. Тэхёну приходится привести пленника в чувство плошкой ледяной воды, выплеснутой прямо в лицо. Той самой, которая полагалась ликану один раз в день. Судорожный вдох гулко отскакивает от стен темницы, когда драгоценной влагой пропитываются остатки висящей клочьями рубашки и драные штаны - омегу тут же окатывает чистой яростью: она жжется на коже, словно раскаленная добела кочерга. - Когда король говорит, ты должен слушать, - голос омеги звенит сталью, пока ликан слизывает с губ ползущие по лицу капли, сведя густые брови. В ответ снова тишина, даже рычания не слышно, и это злит неимоверно. Тэхёну не хочется признавать свое бессилие перед упрямством этого дикаря, но к этому все и идёт. Отчего-то кажется, что даже пытки не заставят оборотня открыть рот и выдать хотя бы слово. Гранатовые пары начинают горчить, когда омега опасно щурит глаза. - Неужели для тебя лучше сдохнуть с голоду, чем заговорить!? - король выжидает ещё с минуту, так и не добившись ответа, и уже разворачивается к выходу, но раздавшийся позади хриплый голос заставляет резко обернуться через плечо: - Ликаны... свободолюбивые создания. Для нас... унизительно сидеть на привязи, - оборотень говорит медленно, подбирает слова, будто вспоминает звучание подзабытого языка. Тэхён смотрит на него изумленно, пока тот глухо прокашливается и продолжает, поднимая голову. На чужом лице расцветает кривая ухмылка: - Сними с меня цепи и кандалы, тогда и поговорим. - Ты не в своём уме, - омега пораженно усмехается, не безосновательно полагая, что оборотень смеет над ним шутить. Чтобы с него - дикого и не изученного до конца зверя, - сняли цепи? Это же абсурд! Однако ухмылка пленника пропадает так же быстро, как появилась, а на смену ей приходит твёрдый, бросающий вызов взгляд. Тэхён поджимает губы, несколько секунд сомневаясь в том, стоит ли использовать наркотик сейчас, но так и не успевает достать заветную склянку из кармана - по темницам проносится топот. В конце длинного коридора появляется один из стражников, подсвечивающий себе путь качающейся из стороны в сторону масляной лампой, отбрасывающей на стены танцующие блики. - Ваше Величество! Ещё одно нападение! - кричит он, едва завидев короля. На лице последнего не сразу отражается понимание, но напряжение в теле действует быстрее, захватывая каждую мышцу. - Но до полнолуния ещё далеко... - тянет Тэхён растерянно. Все его мысли мгновенно переключаются на озвученную новость и кружатся в непрестанном хороводе: где это случилось? много ли пострадавших? есть ли на этот раз выжившие? что заставило оборотней изменить привычки и напасть сейчас? Их слишком много, чтобы остановиться на какой-то одной. Правитель цепляется рукой за прутья решётки, словно ему нужна опора, чтобы стоять ровно, и отрывисто выдыхает, снова наполняет лёгкие спертым воздухом в попытке сосредоточиться. - Я поеду и разведаю там все, а ты иди отдыхать. Утром обсудим, - Юнги приходит в себя первым, переступая порог камеры - Тэхён, опомнившись, шагает за ним. Ликан наблюдает, как король и его советник спешно направляются прочь по коридору следом за стражей, переговариваясь на ходу: - Я с тобой, - звучит твёрдо голосом гранатового мужчины. - Нет, Тэхён, там может быть опасно. Раз есть выжившие, что-то пошло не по плану, возможно, тварей что-то спугнуло, - голоса удаляются, но расслышать их все ещё можно. Чонгук прикрывает глаза, мысленно воспроизводя в памяти прозвучавшее имя. Тэхён. - Вероятно, они еще могут быть поблизости. - Хотя бы возьми побольше стражников, - судя по сдавленным нотам в голосе, король таким положением вещей... недоволен? Или скорее уж опечален. Оборотень медленно и глубоко вдыхает, стараясь вобрать в лёгкие больше гранатовой кислости, ощущая, как рот против воли наполняется слюной. Дверь в конце коридора закрывается, отрезая все доносившиеся снаружи звуки, оставляя Чонгука в окружении приглушенного шуршания крыс и собственного сердцебиения. На сегодня его допрос окончен. *** Юнги резко просыпается от того, что его висок на очередной кочке встречается с внутренней стенкой экипажа. Альфа шипит от боли - обивка из бордового бархата от удара не спасает, - и отодвигает в сторону плотную шторку, выглядывая на улицу. Солнце почти село, и деревню, к которой они подъехали в сопровождении дюжины конных стражников, уже освещали факелы на вкопанных в землю столбах. Широкая полоска неба на горизонте ещё пылала розовым, но солнечные лучи слишком низко стелились по земле, чтобы давать достаточно света, и практически полностью тонули в обступившем деревню с трех сторон лесу. - Прибыли, Ваше Превосходительство, - кучер открывает для него дверь, позволяя спрыгнуть на пыльную дорогу. Поправив дорожную черную накидку поверх такого же простого камзола, мужчина осматривается, все ещё сонно щурясь и не убирая руку с висящего на боку меча. Он подаёт знак страже, и те спешиваются, разбредаясь по улочкам с выстроенными из бруса похожими друг на друга домишками, которых всего около двадцати. Окна почти во всех приветливо горят теплым светом свечей - деревенские любопытны ровно настолько, насколько и напуганы. Юнги дожидается, пока к нему вернётся один из стражников, и в его сопровождении направляется к другому краю деревни, где его ждёт староста. Он и ещё несколько мужчин стоят на небольшом круглом пяточке, на котором улочки сходятся в перекресток, и тихо о чем-то переговариваются. Крупный бета преклонного возраста, одетый так же нехитро, как и все простолюдины, показывает советнику накрытый несколькими засаленными тряпками труп полуобратившегося ликана, лежащий там же. Альфа откидывает тряпки носком сапога и в свете факелов всматривается в исказившиеся черты некогда человеческого лица: губы безобразно раскрыты в зубастом оскале, глаза запали, щеки поросли жесткой шерстью. В остальном тело мало отличалось от обычного человеческого, разве что было несколько крупнее среднестатистического альфы. Ещё и руки частично изменились и теперь напоминали когтистые лапы с удлинёнными пальцами. Зрелище не из приятных. На своей памяти Юнги видел такое всего дважды, и сейчас, нахмурив тёмные брови, решал, что делать с убитым дикарём. По-хорошему надо бы забрать тело в замок и изучить, зарисовать для будущих поколений, потому как даже практической литературы об оборотнях было слишком мало - одни талмуды с легендами да сказками. Сложность была в том, что королевский лекарь, пожилой омега, отошёл от дел пару месяцев назад, и ему пока не нашли достойную замену. Терять внезапно попавшийся в руки материал очень уж не хотелось, да и деревенские вряд ли согласятся похоронить труп в лесу - к несчастью это. - Кто убил его? - отметив на теле множество маленьких, но глубоких колотых ран, альфа поднимает взгляд на старосту. - Травник наш, Пак Чимин. Зверюга за ним из леса прибежала, догнала и накинулась. Мы все по домам попрятались, уже было попрощались с мальчишкой, а он... вот, - бета ведёт подбородком в сторону лежащего на земле ликана. - Проводите к нему, - советник велит страже рассредоточиться по деревне, пока староста ведёт его к одному из домиков-близнецов с плотно закрытыми ставнями. На пороге их встречает девочка лет четырех в длинной ночной сорочке. Светлые волосы спутаны, большие голубые глаза полны детского любопытства. Малышка поджимает босую ножку, почесывая ей другую, и смотрит на Юнги снизу-вверх так открыто, что альфа не может сдержать тёплой улыбки. Не успевает он поздороваться, как ребёнка от него заслоняют, прячут за спиной, веля вернуться к маме, а на крыльцо, закрывая дверь, выходит уже знакомый омега. - Надо же, мы снова встретились, господин охотник, - светло-карие глаза наполняются смешинками и теплом, а в вечернем воздухе расстилается ароматный липовый цвет. На этот раз Пак Чимин без венка на голове и наплечной сумки, спускается со ступеней на пыльную землю и кажется ещё меньше, хрупче, чем Юнги запомнил. И этот омега смог убить оборотня, при этом не пострадав? Цепкий взгляд альфы проходится по телу, но из-за широкой, не подпоясанной рубахи понять мало что удаётся. Разве что ссадины на руках да лице виднеются и вызванная полученным стрессом бледность. - Я бы предпочёл встречу при других обстоятельствах, - говорит Юнги негромко, замечая мелькнувшую озорную искру в чужих глазах. Впрочем, та довольно быстро гаснет, когда омега внимательнее присматривается к позднему визитеру. На смену ей приходят подозрение и догадка о том, что простому охотнику, за которого омега принял его в тот день в лесу, ни к чему искать его сразу после нападения. Не дожидаясь вопросов, альфа прокашливается и решает развеять чужие сомнения, представившись: - Меня зовут Мин Юнги. - Так вы... из замка, - Чимин коротко кивает самому себе, слегка поджав пухлые губы. На миловидном лице тут же отражаются отстраненность и легкий холод, когда юноша усаживается на нижнюю ступеньку крыльца, сцепляя в замок пальцы. - Хотите узнать о произошедшем, - Юнги соглашается, ощущая непривычную сосущую пустоту от того, как резко меняется отношение омеги к нему. Неужели быть "из замка" хуже, чем простым охотником? Чимин длинно выдыхает, будто бы собираясь с мыслями, а потом смотрит в сторону темнеющего за домами леса. - Я всегда любил леса, сколько себя помню, проводил в них большую часть времени. Матушка, когда ещё была жива, учила меня разбираться в травах, и сейчас это единственное, что я умею. Лес всегда был благосклонен ко мне. Но не сегодня, - он вздыхает, машет рукой себе за спину. - Вы уже видели Джису, она приболела, и мне понадобился шалфей - запасы кончились, - омега замолкает ненадолго, собираясь с мыслями. - Он... нашёл меня на поляне. Попытался затащить в лес, а когда я вырвался, погнался за мной сюда. - Почему не убил сразу? Насколько я знаю, оборотни в догонялки с добычей не играют. Юнги ошпаривает оскорбленным взглядом исподлобья, заставляя прикусить язык. Блондин жуёт нижнюю губу, раздумывая, очевидно, стоит ли вообще продолжать разговор с человеком, который умудрился обидеть одной неосторожно брошенной фразой, а потом, все же, тянет негромко: - У меня скоро течка. Альфа так и застывает, впечатав в него нечитаемый взгляд, под которым Чимину вдруг становится максимально неловко и одновременно горячо. Тёмные глаза советника будто пожирают его живьём, пробираясь под просторную рубаху и свободные штаны, хватая за голые лодыжки, а ноздри то и дело раздуваются, затягивая новые порции воздуха, пропитанного цветочным ароматом. - Так как ты смог его убить? - Юнги усилием воли отрывает взгляд от поежившегося омеги, уводя его в стену дома. Липовый цвет, мягко кружась в прогретом воздухе, оседает на коже, в носу и на языке. Теперь альфа понимает, что ощущает его более отчетливо, чем тогда в лесу. Он и представить не может, какой ужас пришлось пережить этому с виду спокойному, собранному юноше, когда на него напал дикарь, учуяв предтечного омегу. Когда вокруг не было никого, кто мог бы помочь. - Вот этим, - Чимин выуживает из-за пояса штанов тонкий длинный стилет с простой деревянной ручкой и слегка погнутым лезвием. Юнги вертит его в руках, убеждаясь в том, что материал лезвия слишком мягкий для подобного вида оружия. - Единственное, что под рукой было, - альфа тихо бормочет "Это что, серебро?", и омега спешит объяснить: - От серебра срезы стеблей не так окисляются, как от железа, растения дольше остаются свежими... Мужчина задумчиво кивает и оборачивается в сторону перекрёстка с лежащим там телом. У оборотней хорошая регенерация, полученные тварью раны не были такими уж смертельными. Может ли быть все дело в использованном оружии? Ему точно нужен этот труп и новый лекарь, который смог бы изучить не только мёртвого ликана, но и того, что сидел в темнице. Он вновь смотрит на Чимина, который не то что убежал от оборотня - убил его, в очередной раз поражаясь заключённой в этом маленьком омеге внутренней стойкости и необыкновенной силе. Невероятный. - Староста деревни сказал, что ты травник. Живёшь здесь? До Северного леса отсюда далековато, - Юнги возвращает стилет владельцу, задерживаясь взглядом на маленьких пальцах и тонких запястьях, на мгновение показавшихся из широких рукавов рубахи. - У меня нет постоянного дома, господин. Я собираю лечебные травы в округе, а потом хожу по домам и ухаживаю за больными в обмен на еду, одежду и ночлег. В подобной жизни мало ценности, но сегодня она показалась мне самым дорогим подарком, - юноша печально хмыкает, смотря на закатывающееся за горизонт солнце - его апельсиновый свет напоследок подкрашивает кончики чужих волос огненно-рыжим. Юнги почему-то не сомневается, когда следующие слова с лёгкостью срываются с языка: - Что, если я предложу тебе работу в замке? Тогда твоё существование станет немного ценнее. - Все же, надеетесь на встречу при других обстоятельствах? - омега кокетливо улыбается, впервые за этот вечер, и чуствующийся от него холод ненадолго отступает. - Я благодарен за ваше щедрое предложение и не в праве от него отказываться, - поднявшись на ноги, Чимин отряхивает штаны от пыли и коротко кланяется альфе, тряхнув пшеничными волосами. - Если господин велит выделить мне койку и обеспечить миской супа, я с радостью буду заботиться об обитателях замка в дни их болезни. Но в остальное время буду помогать и простым людям. Они не могут позволить себе платить за лечение, а я не смогу оставить их. - Не получится, - возражает советник, покачав головой и получив недоуменный взгляд в ответ. - У меня будет для тебя особое задание, которое предполагает твоё постоянное проживание в замке, - Юнги задумчиво оглядывает юношу с ног до головы, что-то для себя прикидывая. После достает из внутреннего кармана камзола позолоченные часы на цепочке и сверяется со временем. - У тебя ведь немного вещей? Собирайся, поедем вместе. - Спасибо, господин, но я доберусь сам. Для простолюдина вроде меня ехать в одном экипаже с советником самого Короля немного... - травник пробегается пальцами по подолу рубахи, словно в необходимости расправить невидимые складки. Стоит ли уточнять, что подобной чести обычно удостаивались те, кто пользовался покровительством знатных господ? Чимину такая слава была ни к чему. - Немного что? - вздернув черную бровь, альфа, смотрит на него сверху вниз, но ответа и не думает дожидаться: - Сомневаюсь, что у тебя где-то припрятана лошадь, иначе как ты доберёшься в замок к утру? Насмешливый тон чужого голоса заставляет омегу насупиться, признавая поражение - он и не думал, что времени на дорогу будет отведено так мало. Этот мужчина удивительно ловко добивается от него желаемого, и Чимина это настораживает. Впрочем, юноше и впрямь приходится наскоро покидать все необходимое в наплечную сумку и уже через двадцать минут забраться следом за советником в экипаж, в маленькое окно наблюдая, как завернутый все в те же тряпки труп грузят в телегу.