Нравится
Аффинаж
Рома прошёл освидетельствование психолога в Петербурге в конце марта. В апреле перевёлся в главное управление, а с мая его допустили к вылетам. Всё в жизни Романа Романовича Ильина стало как раньше. Их бравая шестёрка почти в привычном составе совершала первые сезонные вылеты в любимую и потому нежно сберегаемую от пожаров Карелию. Фантики от конфет за время Роминого отсутствия сняли, а он этого даже не сразу заметил. Ничего на базе больше не тянуло, и работалось хоть и трудно, но ударно. К июню поступил новый молодняк, дел прибавилось, в июле стало совсем жарко. Рома больше не жалел Петю, который перед каждым вылетом смотрел запись со своей беременной женой. Рома жалел Зою, которая родила, пусть и не от Петра, но их мальчика и зачем-то связалась с этим мрачным огнеупорным дровосеком, зная, что половина его сердца всё ещё не отпустила прошлое. Ромино сердце прошлое отпустило. К осени стало полегче, а с приходом дождей — почти скучно. Им опять предложили выбирать пожарные части для дислокации, и Ильин, не задумываясь, выбрал Санкт-Петербург. На Московском вокзале, поудобнее закинув сумку за плечо, вдохнул полной грудью ни с чем не сравнимый запах поездов и мазута и под бравый марш какой-то всенародной песни двинулся в сторону площади. Ехать на такси или метро не хотелось. Засидевшемуся в плацкарте телу хотелось пройтись и размяться, и до квартиры на Грибанале Рома шёл, с теплом вспоминая март. Игорь не успел рассказать ему всё об этом городе, но успел научить любить и ценить серый гранитный камень даже в хмурый ноябрь. Ветер задувал, забирался под анорак, царапал голую кожу шеи, а Рома всё равно шёл по мосту, шало улыбаясь. Он дома. На перекрёстке у какого-то наверняка когда-то знаменитого дома достал телефон и включил камеру. «Мне нравится всё, что тебе нравится». Подписал он фотографию и отправил Грому. Бряцая ключами от квартиры, поднимался на третий этаж старого фонда и думал, что жить надо жизнью, настоящей и сегодняшней. Ноги после долгой прогулки гудели, мышцы жгло от мороза, когда Рома переступил порог квартиры. Тишину разорвал звук упавших на тумбочку ключей и сигнал звонка телефона. — Ты в городе? — услышал Рома через динамик. — Да, — снова расползаясь в улыбке, ответил Рома. Они встретились тем же вечером во дворе Игорева дома. Гром топтался у парадки, выкуривая, судя по окуркам вокруг, не первую сигарету. Морда у него была совершенно растерянная, когда Ильин подошёл совсем близко и тронул за рукав тёплой куртки. Игорь от этого жеста весь размазался, и Рома наконец-то трезво оценил всю силу своего влияния на старшего оперуполномоченного по особо важным. Игорь смотрел на Рому, в Рому, и по одним только глазам можно было понять, как он рад. Окончательно очнувшись от ночного кошмара, которым была его жизнь, где-то посреди горящего леса, Рома понял, чего ему всё-таки не хватало, и первым же делом, вернувшись в часть, написал майору. Хотелось сказать, как Рома скучает и как ему от этого хорошо, и что он вернётся, обязательно вернётся с дождями, и всё у них будет, если Игорь захочет. Но Ильин только слал фотографии леса, рецепты походной каши и пересказывал профессиональный байки. Игорь, казалось, снова закрылся, бодался сухими ответами, ранил рассказом, что всё ещё дружит с Оксаной. Собираясь на эту встречу, Молодой ощущал что-то похожее на первый прыжок с парашютом. На последний этаж поднимались быстро. Дома неловко пили чай и пытались вести светские беседы, а потом Рома перевёл взгляд за спину Грома и увидел на диване одеяло в том самом пододеяльнике. — Ты же стирал его с тех пор? — не без ехидства уточнил Ильин. — Конечно, — чуть смутился Игорь. — Кстати, ты тогда… — Дрочил, представляя, как ты занимаешься сексом с кем-то, кто тебя достоин, — просто и без стеснения признался Рома. Он теперь так мог. По-настоящему. И только честно. Гром во все глаза смотрел на Рому, явно не зная, что на такое ответить. — Я тогда понял, что буду любить тебя когда-нибудь очень сильно, — Игорь рвано дёрнулся, но так и остался сидеть на табуретке. Его пальцы нервно стучали по столу буквально в сантиметре от Роминой руки. — И это, — Гром запнулся, прочистил горло и опять посмотрел на Рому больно и жадно. — Можно? Игорь растерянно кивнул, и Рома поднялся, подошёл ближе и обнял, прижимая его голову к своей груди. Руками забрался в густые волосы, провёл ото лба к затылку и обратно, огладил за ушами. Это единственная ласка, которую Рома когда-нибудь дарил Игорю. Гром от такого простого действия мелко задышал и ткнулся носом парню в живот. Как тогда в больнице. Роме на мгновение стало стыдно. Теперь-то он чувствовал то же самое и знал, как это тяжёло, когда не имеет выхода. — Ром? — Игорь поднял на него взгляд. — М? — Любовь это просто— — желанье ебаться, — хитро улыбнулся парень.