***
В его видениях она появлялась в свете ярких лучей палящего солнца. Ветер вплетал песчинки в её волосы, развевал края свободной накидки и доносил обрывки слов незнакомого ему языка. Просыпался он под звуки убаюкивающего дождя и первое, что видел, так это свинцовое небо родной планеты. Каладан был полной противоположностью той планеты, откуда она была родом. Разбивающиеся о скалы волны и бесконечный по ощущениям дождь были чем-то вроде аномалией для неё. Впрочем, как и для него – оказаться в раскаленной пустыне, проваливаясь в зыбучие пески. В его снах она смеялась, наблюдая за тем, как он переставлял ноги и делал прыжки, неуклюже приземляясь. Он хотел иметь под ногами твердость, а не это ощущение потери контроля. Он всю жизнь жил по порядкам и законам его планеты, его Дома и его семье, а она была песчаной бурей, способной обуздать гигантских песчаных червей. – Пора, – жесткий голос матери прозвучал в голове. Сопротивляться ему было подобно шторму. Её беспокоили его сны, а ему с трудом удавалось скрывать их от неё. Мать умело манипулировала отцом и то же пыталась проделывать и с сыном, но она слишком любила их обоих, чтобы делать это во благо ордена. – Итачи, они ждут тебя. В главном зале его ждала бывшая наставница матери из ордена Бене Гессерит. Итачи проверил, как сидит мундир, и удостоверившись, что все в порядке, покинул личные покои. Мать выглядела подавленной. Даже не так: её разум поедал страх. «Страх убивает разум. Страх – это малая смерть, несущая забвение»* – она не произносила это вслух, но он чувствовал, как её мысли проникали в его сознание. Итачи кивнул ей и распахнул двери главного зала. Он справится. Должен. Следующее, что он помнил, это боль. Тренировки с Шисуи на мечах и пытки матери над его сознанием были ничем по сравнению с тем, через что он проходил сейчас. Эта женщина, казалось, изводила его многовековой болью всего человечества. «Страх убивает разум». Итачи не кричал только потому, что охрип. Заставлял себя думать о другом: о выжженных солнцем розовых волосах и синих глазах девушки из планеты Арракис.///
Не всем удалось укрыться от Кориолисовой бури. Всё, что осталось от вражеских солдат, это мясо да кости. Какаши был расстроен. Но совсем не тем, что природа решила лично наказать их, а тем, сколько воды можно было бы экстрагировать из их тел. По его расчётам такого запаса могло бы хватить на месяц для всего их отряда. То, что он неправильно рассчитал приближение бури, было его виной. Ещё немного и… – Какаши, – как всегда ободряюще и с немой просьбой не винить себя. Это не помогало. Каждый новый день груз вины был всё тяжелее. Он приложил недостаточно усилий. Был недостаточно силен. Снова что-то упустил. – Перестань, Сакура, – он отбросил её руку с плеча и ускорил шаг, отдаляясь от неё. Если она простила его, не значит, что он смог простить себя. Он был готов лишиться и второго глаза, лишь бы спасти её мать, но им и этого было бы недостаточно. Беспощадным и жестоким правителям планеты всегда всего было мало. Новость о том, что вместо Дома Ооцуцуки, править ими будут Учиха, по мнению Какаши, ничего не меняло. Не изменится и то, что Какаши продолжит сражаться против тех, кто считает их рабами, чьи жизни ничего не стоят.***
Итачи не знал, где заканчивались сны и где начиналась реальность. Теперь, когда их новым домом стала планета Арракис, видения участились. Итачи был не один, во снах, он всегда был с ней. Если она была вне поле его видимости, он чувствовал, что она где-то рядом. Он учился у неё, а она охотно делилась своими знаниями. «Мы равны, Итачи. То, что мы делаем, мы делаем на благо всех. Может быть, когда-нибудь ты станешь фрименом. Может быть, я покажу тебе». Но он тогда не знал, что видение – это одна из возможных ветвей развития событий. И пусть в каждой их пути сходились, и пусть в каждой он следовал за ней, и пусть в каждой она до последнего верила в него – в конце концов, либо умирал он, либо она, никогда вместе. Итачи хотел встретиться с ней так же сильно, как и боялся. Боялся того, что станет той самой причиной её смерти.///
Некогда принадлежавшие Дому Ооцуцуки владения горели пламенем ещё несколько недель. Какаши знал, это не их война. Это война между двумя Домами, и фрименам в ней не место. Они должны выждать того самого момента, когда армия сардаукаровпокинет планету, и останутся лишь ослабевшие Ооцуцуки. Тогда и нужно действовать. – Ты бы поспал, – заботливо произнесла Сакура и заняла место справа от него. Песчаные черви были слишком взбудоражены вторжением сардаукаров, потому не спали ни они, ни Какаши. – Солнце взойдет ещё не скоро. – Ты чего не спишь? – Сама не знаю, – она ослабила ремни своего дистикомба и придвинулась ближе к нему. Какаши был не против сидеть так с ней рядом хоть часами и наслаждаться этими редкими моментами, когда она доверчиво склонила голову на его плечо. – Думаю о всяком. – Поделишься? – шепотом спросил он, чтобы никто их не услышал, хотя многие давно уже заснули, положившись на дежурных. Обычно Сакура прятала волосы за платком, но сейчас с ними резвился прохладный ветер. Какаши не знал почему, но ему нравилось за этим украдкой наблюдать. Столь простые вещи успокаивали. – Да так, – последовал уклончивый ответ. Они знакомы столько, сколько Какаши себя помнит. Их не назовешь друзьями детства, скорее знакомыми по соседству, ставшими хорошими товарищами на поле боя. Поэтому Какаши не был удивлен тому, что ещё есть много того, с чем они друг с другом не делятся. И все же Сакура тихо произнесла: – Меня не покидает странное ощущение. Ощущение, что скоро всё изменится. Не то чтобы мы сейчас наслаждаемся стабильностью, просто кажется, что надвигаются большие перемены. – Наверное, ты права. Я тоже это чувствую, – признался он и сделал то, чего никогда не посмел бы раньше: взял её за руку и молча переплел их пальцы. Он не знал, как она отреагирует и как воспримет. Не хотел знать. Сделал то, что так давно хотел, а теперь не видел смысл останавливать себя. Что-то внутри подсказывало ему: если не сейчас, то никогда больше. Её рука дрожала. Он надеялся от волнения, а потом произошло то, что он опасался с того момента, как перестал воспринимать её исключительно как товарища на войне против Ооцуцуки. Сакура подняла на него свои глаза – их цвет был столь же редок, что и зелень на их планете, – и с волнением спросила: – Почему? Какаши не хотел всё усложнять. Он знал, какой ответ она ждёт от него, но был ли он готов обещать ей то, что мог не сдержать? – Всё наладится, – в итоге сказал он и сразу же пожалел об этом. Свет в её глазах потух. Сакура не уходила, и Какаши решился: – Я всегда буду с тобой. – Я это запомню, – она улыбнулась и потянулась к его повязке, закрывающей его уродство на лице. Какаши хотелось отвернуться, скрыть доказательство своих беспомощности и уязвимости, но он позволил её пальцам провести по его глубокому шраму. Позволил взглянуть на то, что было безжалостно отобрано Ооцуцуки: его левый глаз. Ему было все равно, насколько уродливым это его делало. Было когда-то все равно, сейчас он надеялся, это не оттолкнет единственно важного человека в его жизни. Сакура молчала так долго, что он перестал нервничать. Будь, что будет. – И я буду. Буду с тобой до тех пор, пока мы будем оставаться собой. Тогда Какаши ещё не знал, что всё действительно изменится. Он не верил в появление Махди, верил лишь в то, что видел своими глазами, а раз пророчество не свершалось сотнями лет, значит оно вовсе не было правдой. Оно и не было таковым, оно было присказкой ордена Бене Гессерит. Только вот Сакуре нужна была надежда. Именно это заставляло её продолжать бороться за свободу своего народа. И если цена свободы была вера в Махди, Сакура была готова в него поверить.***
Величия Дома Учиха больше не было. От него остался лишь пепел. Но не это пугало Итачи. Его пугало то, что видения сбывались. Как и предсказывалось, в утробе матери зародилась жизнь, отец был убит, а Шисуи отдал жизнь, чтобы спасти их. И война. Великая война свершится. Хочет Итачи этого или нет, война придет. Война во имя его отца. В честь него, Учихи Итачи, герцога Арракиса и Махди. – Итачи, – голос матери, её слёзы, её страх. Он слышал и чувствовал всё это. Её прикосновения жалили. Она шептала ему в ухо, хотела жить в его сознании, хотела защитить его, но было поздно. Она сделала его таким. Дала ему жизнь. Породила монстра. И он ненавидел её за это. – Итачи, ты знаешь, кто ты. Ты знаешь, кто ты. Он больше не знал, кем он был. Имён было так много. И каждое из них олицетворяло его путь к становлению монстра. – Не смей прикасаться ко мне! – это были голоса предков, голоса из будущего, это был Итачи и не он одновременно. Он кричал на мать и наслаждался её слезами, но так же он чувствовал знакомую боль, только она была в разы сильнее той. – Ты сделала меня таким! Вы, Бене Гессерит, сделали из меня монстра! – Итачи, пожалуйста, – он никогда не слышал, чтобы она так жалостливо шептала, потому наслаждался ещё больше тем, как гложет её чувство вины. – Пожалуйста, вернись ко мне. Прошло немало времени прежде, чем он очнулся и заплакал в объятиях матери. – Надо двигаться в одном потоке жизни, слиться с ней, нестись по течению*, – это говорил с ним Пейн, один из фрименов, с которым Итачи суждено было встретиться. В том видении они были друзьями. Как они ими стали было для Итачи загадкой. Он надеялся, что поймёт, когда они встретятся, но когда это случилось, Пейн жаждал поединка с ним. Жаждал его смерти. И не только он был настроен к нему враждебно. Всё было совсем не так, как он представлял. Она была совсем не той, какой он её видел во снах. Всё так же прекрасна, но в любой момент готовая воткнуть крис-нож ему в спину. – Говорят, ты Махди, а с виду совсем мальчишка, – да, это был её голос, её глаза, но не её насмешливый тон. Итачи все больше сомневался, что они станут теми, кем им суждено было стать. Оно и было бы к лучшему, если бы Итачи не помнил вкус её губ и того, какой она была с ним, и только с ним. – Ты заслужил достойную смерть, – она вложила в его руку крис-нож. Верила в его победу настолько, сколько морей и океанов было на пустынной планете Арракис. Итачи и сам видел свою смерть. Он умирал десятки раз: от рук фрименов, Ооцуцуки, и от её рук тоже. Он запутался, что было правдой, что должно случиться, а что нет. Знал одно: он хотел изменить свою судьбу, а для этого нужно выжить. Для этого нужно принести Пейна в жертву.///
Какаши замечал то, как задерживала свой взгляд Сакура на новеньком, но это волновало его не так сильно, потому как о симпатии и речи быть не могло. Она ставила под сомнение прозвище, которым нарекли потомка Дома Учиха. Какаши беспокоило то, как смотрел на неё названный Махди. Так, будто был давно с ней знаком и ждал того дня, когда она наконец узнает его. Он не перекинулся с ней и парой слов, а все равно казалось, знает о ней даже то, что было тайной для самого Какаши. Что до смерти Пейна, Какаши считал, он сам навлек на себя беду. Какаши даже пытался отговорить его. Он не желал бессмысленных смертей, как и не хотел убивать сам. Он устал от бесконечных убийств. – Ты будешь учить его? – удивленно спросила Сакура. До неё дошли слухи о том, что именно Какаши будет тем, кто научит новенького, что значит быть наездником Шаи-Хулуда . Они прятались в его палатке и ждали, когда спадет жара, чтобы выбраться наружу и отправиться на ужин. Сакура проверяла свой дистикомб на наличие повреждений, ей почему-то казалось, что с ним что-то не так. – Посмотришь? – Посмотрю, – он взял из её рук комбинезон и скрыл довольную улыбку, когда она улеглась рядом, положив голову на его колени. Какаши пришлось вытянуть ноги и сместиться в сторону, чтобы ей было удобнее. – Это был приказ Нагато. Ты что думаешь? – Думаю, ты отлично справишься. Из тебя хороший учитель. – Скорее это из тебя хорошая ученица. – И это тоже, – самодовольно согласилась Сакура. Во время их тренировок двухгодичной давности Какаши и не сомневался, что ей удастся обуздать песчаного червя. – Ну, что там? Всё в порядке? – Похоже, проблема с охлаждением. – Вот как, – она нахмурилась и привстала будто это помогло бы ей разобраться. В этот самый момент ветер приоткрыл окошко их палатки, и Какаши встретился взглядом с новеньким. Тот кивнул в приветствии, а когда заметил Сакуру, брови его на секунду дрогнули. Было странно наблюдать за тем, как меняются эмоции в его глазах. В них читались непонимание, удивление, тревога, разочарование, злость и облегчение. Потому Какаши захотел показать ему и другое. Возможно, он никогда бы на это не решился. А быть может, это никогда не должно было случиться. С того дня, когда они держались за руки, прошло несколько недель, и для них нормально было никуда не спешить, потому как казалось, что они наверстают, а даже если и нет – всегда будут рядом. Единственное, что могло его разлучить с Сакурой, считал Какаши, была смерть. Его смерть. Но Какаши больше так не думал.***
Видения перестали иметь какой-то смысл. Всё перестало иметь значение в этот миг. Под ногами был обычный песок, но Итачи был уверен, это зыбучие пески. Его затягивало в них. Он видел столько вариаций их будущего, что сбился со счёта. В каждом ответвлении она была с ним, но только не в этом. В этом – к её губам склонился фримен, с которым она проводила всё своё время, не давая Итачи и шанса подойти к ней заговорить. Она не замечала его, Итачи будто не существовал для неё, когда как она была для него всем миром. – Всё случится, Итачи, просто не сейчас, – пророческим голосом сообщила ему мать десятью минутами позже, когда Итачи подошел к своей палатке. Это были слова его младшей сестры в утробе матери. Как и он, она видела прошлое, настоящее и будущее. Итачи безразлично повел плечами и улегся на свою сторону. Мать перестала быть его матерью, она стала той, кого было так легко возненавидеть: Преподобной. А значит, и его готовила к роли Махди, того, кто станет Императором, того, кто приведет к погибели миллиарды людей по всей вселенной. Шаи-Хулуд поражал своими гигантскими размерами. Итачи боялся песчаных червей в своих снах, сейчас же в нём была уверенность всех предыдущих его версий. Он был уверен, что справится. И он справился. Прошел испытание. Возгласы толпы не радовали, Итачи лишь приближался к тому дню, когда мать осуществит свои планы, когда он больше не сможет убежать от своей судьбы. И станет наконец Махди. – Поздравляю, – она была в его голове, он был в этом уверен, потому никак не отреагировал, уставившись на полуденное солнце. – Слушай, ты же не сердишься на меня за тот раз? Можешь называть меня Сакурой, раз теперь мы в одной упряжке. – Я знаю твоё имя, – конечно, Итачи знал, он звал её по имени сотни раз, и каждый раз она откликалась на его голос. Он повернулся к ней и услышал ту самую мелодию, которая играла в его голове каждый раз, когда их взгляды пересекались. – И нет, я не сержусь. – Прими мои поздравления, – она выказывала ему свое уважение, но Итачи не чувствовал ни радости, ни гордости. – С Какаши бывает сложно, прям как с Шаи-Хулудом, но из него отличный учитель. – По мне так, Шаи-Хулуд был куда дружелюбнее. Она рассмеялась, и Итачи пораженно застыл. Он и не надеялся, что ему удастся услышать её смех наяву. – Что такое? – Ничего, – он покачал головой и пожалел, что не повязал волосы лентой, как только слез с песчаного червя, ветер совсем растрепал их. – Я слышала, на твоей планете всё по-другому, – она продолжала с ним разговаривать, и это тоже вызывало недоумение. Возможно, она наконец перестала видеть в нем врага? – Да. Месяцами может лить дождь. Очередь пораженно застыть перешла к ней. Итачи внимательно изучал её: черты лица были такими же как во сне, но губы её были сухие и обветренные, в волосах спрятался песок, вместо накидки – комбинезон, идеально сшитый по фигуре. Она была для него олицетворением пустыни с её свободолюбивыми ветрами, песчаными бурями, холодными ночами и палящим солнцем, от которого пересыхало во рту. – Было бы занятно взглянуть. Сложно даже представить, как это – дождь, что льёт месяцами. Итачи вспомнил то, как она восхищалась лесами его планеты в одном из своих видений, и сам того не понимая, предложил: – Я могу показать тебе весь мир. Итачи мог бы не только показать, он мог бы подарить ей Вселенную, став её Императором. – Зачем мне мир, Махди, – с горечью ответила Сакура. – Зачем он мне, когда Арракис под гнетом Дома Ооцуцуки? – Твой народ станет свободным, – Итачи был слишком заворожен моментом, чтобы понять: он шагает навстречу своей судьбе. – Я освобожу твой народ. Поведу за собой и приведу к победе. – Ты и твоя мать кормите мой народ пустыми надеждами. Подпитываете иллюзиями, используя нашу веру. Итачи отвёл глаза. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Всё так: они здесь только благодаря вере народа фрименов.///
– Что ты думаешь о Махди? Вопрос Сакуры застал Какаши врасплох. Они экстрагировали воду из тел убитых солдат Ооцуцуки, после чего собирались призвать песчаного червя, который полакомился бы их останками и заодно замел следы. – Почему ты не называешь его по имени? – Никто не называет его по имени, – верно подметила Сакура. – Пока он приносит пользу, может оставаться с нами, – Какаши повторил то, что давным-давно сказал ему Нагато. Правда, с тех пор Нагато изменил свое мнение и уверовал в пророчество. Наблюдать за такими изменениями ничего кроме разочарования у Какаши не вызывало. Ради чего они воевали теперь? Какаши не мог понять, и все же продолжал. Таков был его долг. Сражаться ради своего народа. – Ты что думаешь? – Иногда кажется, ему ведомы все тайны мироздания, а иногда я думаю, что он просто обманщик, – она захлопнула флягу с водой и спрятала её в сумку. – Он меня пугает. – Тем, что постоянно смотрит на тебя? Какаши ошибочно полагал, она замечала взгляды Учихи, а оказалось, все наоборот. Сакура была поглощена заботами своего народа, помощью другим, их миссиями и временем, которое проводила с Какаши. Теперь же он дал ей почву для размышления, показал ей путь туда, куда не следовало идти. Какаши сам вырыл себе могилу.***
Наконец Итачи разрешили командные вылазки. В первую неделю он наблюдал, во вторую уже участвовал, едва не попадая под обстрел солдат. Сейчас он не знал: ведёт войну за отца, за свой Дом, за фрименов, или всё это вместе подстегнуло его стать частью военных операций. Когда ему на глаза попадалось знамя Ооцуцуки, он думал, что мстит за многовековую историю своего Дома. Когда перед ним была Сакура, сражался ради свободы её народа. Когда лишал жизни одного из солдат, представлял на его месте барона Ооцуцуки. На третью неделю Итачи временно перебросили в четвертый отряд, командиром которого был Какаши. На его счёт у него не было никаких предубеждений. Хатаке Какаши внушал доверие. Итачи понимал, почему Сакура выбрала его, он только не понимал, почему не предвидел такого развития событий. Ни в одном из видений не было и малейшего признака существования Какаши, будто вселенная позабыла о нем, будто его не должно было быть в планах. Хатаке был нейтрален. Соблюдал дистанцию и его особо не тянуло на разговоры, как и Итачи, впрочем. Несмотря на все это, Итачи знал, Какаши в любой момент готов предать веру своего народа, если посчитает, что Махди предоставляет опасность. – А говорил, вы с Харуно просто друзья, – решил открыто поддеть связной их отряда, Ибики Морино, обращаясь к Хатаке. Они складывали оружие солдат и проверяли, сколько заряда осталось в пистолетах. – Хитрый червь. Какаши проигнорировал издевку в его сторону. – Мы тут с ребятами ставки делали. Я поставил на то, что вчера была жаркая ночь, а, Какаши? Человек, на которого посмотрел Хатаке, был вовсе не Морино, а Итачи, который так и застыл с незаряженным пистолетом в руке. – Чего тут ставки делать? Все и так понятно, – хохотнул другой, чье имя Итачи не запомнил, узнавая его по походке и манере разговора. – У нас палатки по соседству. Стеклянные глаза убитого солдата смотрели прямо на Итачи, пока сам он задавался вопросом, что почувствует, когда услышит правду. На месте Хатаке должен быть он. Хатаке занимает его место. Отобрал то, что по праву принадлежало Итачи во всех его ветвях будущего. Кроме этой. – Закончили? – Какаши поднялся на ноги и перекинул сумку с фляжками воды и отобранным у солдат снаряжением. – Пора выдвигаться. Даю пять минут. – Хатаке, ты как всегда. Просто скажи, что было, – и мы отстанем, – в природе Морино было потехи ради разнюхивать то тут, то там. – Четыре минуты, – меткий глаз Хатаке продолжал смотреть в сторону Итачи. Морино не знал, что провоцирует не одного Какаши, но и Махди, с которым точно не стал бы связываться. – Молчание – знак согласия, – сделал для себя выводы Ибики и рассмеялся. Его смех прекратился, когда над его виском прозвучало щелканье. Так заряжался пистолет. – Три минуты, Морино, – отчеканил Какаши, его рука не дрожала, он уверенно приставил дуло, угрожая своему товарищу, при этом взгляд его по-прежнему был направлен на Итачи. Больше Ибики не сказал и слова. Однако Итачи понял: сообщение предназначалось ему. Хатаке не станет стоять в стороне, если Итачи решится-таки вступить в игру.///
Стенание его народа было слышать так же привычно, как и наблюдать за тем, как Ооцуцуки истребляют их. В этот раз женщины молились о благополучии Махди, выпившего Воду жизни. Это было ничем иным как ядом, добытым из песчаных червей. Если выжить удалось Преподобной матери, то должно было получиться и у Итачи. Какаши знал, чужеземец оттягивал этот момент, и вот наступил час, когда он наконец решился последовать своей судьбе, доказать, что пророчество сбудется, поставив на кон свою жизнь. Нагато молился вместе со всеми, Какаши считал, их предводитель не отдавал себе отчёт, верил в то, что хотел верить. – Будет жаль вот так вот потерять хорошего бойца, – Сакура ждала, когда Махди очнётся, из сопереживания к фрименам, уверовавшим в пророчество, нежели потому, что свято верила, как и они. По крайней мере, так думал Какаши. – Если он очнётся, назад дороги уже не будет, начнется священная война, – Какаши хотел этого меньше всего. Он сражался, но вовсе не потому, что горел идеей войны самой по себе, он делал это ради спасения других. Возможно, потому не он был тем, кто был способен возглавить целую армию и повести за собой. Какаши и не надеялся, что Сакура будет стоять в стороне, она тоже будет участвовать, тоже отдаст свою жизнь, потому бессмысленно было и пытаться убедить её прятаться в подземельях вместе с другими женщинами и детьми. Будто почувствовав его беспокойство, она переплела их пальцы незаметно для других. Она редко проявляла свои чувства на публике, но в такие моменты, как сейчас, её переполняло от волнения и страха перед тем, что их ждало. Быть её опорой – смысл его короткой жизни. – Он очнулся! Махди очнулся! – крикнул Нагато, а за ним и остальные. Сакура только сильнее сжала его руку. Какаши же будто схлестнулся взглядами с Учихой и понял, что как раньше уже никогда не будет. Если не священная война, так Итачи заберет у него Сакуру. Какаши не собирался проигрывать ни войне, ни Махди. Он будет сражаться до последнего вздоха. Как и всегда.***
Человечество было на грани гибели. Итачи видел будущее так же четко, как и то, что перед глазами: столпившиеся перед ним фримены. Ему никогда не стать одним из них. Как и Сакуре никогда не стать его женой. Пусть и в каждой ветви они были вместе, пусть он и был ей верен, другого пути, как жениться на дочери Императора не было. Как и суждено было его сыну стать таким же монстром, каким станет сам Итачи. По-другому человечество не спасти. Он побывал во всех вариантах и в каждой из них – наступал конец человечества. Наступит, если Сакура не станет его наложницей и не подарит ему детей, а после испустит последний вздох, так никогда и не познав бремя материнства и навсегда покинув его. Итачи как сейчас слышал, что говорила Сакуре его мать в одном из будущих, как она убеждала её остаться подле него, не дать ему сломаться, не дать великим планом провалиться. «Сакура, у принцессы будет власть и положение, но она никогда не узнает ни минуты нежности со стороны мужчины, с которым она связана. А мы, Сакура, мы, носящие имя наложницы, – история будет называть нас истинными женами»*. Итачи никогда раньше не понимал, почему мать так и не стала законной женой отца, теперь же – он и сам занял место отца, у которого не было иного выбора. Пусть Итачи и открылись тайны мироздания, он по-прежнему не понимал, почему именно он должен нести ответственность за то, что произойдет четыре тысячи лет спустя, когда никого, кого он знает, не будет в живых. Разве что кроме их сына, который стал ничем иным как подобием песчаного червя. Тирана не хуже самого Итачи. Не такой участи он желал тем, кем дорожил. Не такой жизни желала бы своему сыну Сакура. Мать ошибалась. Она сделала неправильный выбор: ей стоило родить дочь, не идти на поводу своей любви. Ведь Итачи был таким же, раз она пошла против ордена, так и он пойдет против того, что ему пророчили. Он освободит народ фрименов, станет Императором, но не посмеет и думать о Сакуре, как и не даст ей погибнуть от рук его врагов. И именно это придало Итачи сил дать фрименам то, чего они хотели: исполнение пророчества. Восторженные взгляды сменялись напуганными и настороженными. Кто-то продолжал сомневаться, кто-то верил как и прежде. Но Итачи было все равно, он шагнул в бездну. Назад пути не было ещё тогда, когда в груди растекалась Вода Жизни. Толпа расступилась перед ним. Она преклонялась. Трепетала и внимала его словам: – Я – герцог Арракиса, и рука Господа мне свидетель! Я глас Внешнего Мира! Я поведу вас в Рай!*///
– Как ты? – спросил Какаши, проводя ладонью по плечу Сакуры. Она была подавлена и все никак не могла заснуть. Её мучили кошмары. Погибших перевалило за тысячу. И все они появлялись в её снах. Вкус свободы был не таким сладким, он отдавал кровью, теперь это понимали все, не только один Какаши. – Сам как думаешь? – проворчала она и прижала колени к груди. Там, на поле боя, она пронзала солдатов острием своего крис-ножа, она смотрела своему страху в лицо и отдавала все свои силы на борьбу, и не догадываясь, что её жизнь была спасена не только усилиями одного Какаши, но и Итачи, который всегда оказывался где-то рядом, не так близко, чтобы заметила она, но достаточно, чтобы прикрыть её спину. Сейчас же, в палатке Какаши, её пробивала дрожь, и он был единственным, в чьих объятиях она могла успокоиться. – Войне придёт конец, ты выживешь, – он говорил так лишь потому, что Итачи не даст ей умереть. – И откуда в тебе столько уверенности? – она пихнула его локтем в бок, Какаши не поморщился, только сильнее сгрёб её в охапку. – Мне же дышать нечем! Какаши! – её смех булькал, доносился до других палаток. Наверняка, его слышал и сам Итачи. – Просто знаю. Как и знаю, что мы станем свободными. – Станем. Мы теперь не одни, с нами Махди, – она никогда раньше не заговаривала о нем без особой нужды. – Ты знаешь, что он мне обещал? – Что он тебе пообещал? – Какаши напрягся, это почувствовала и она, потому брови её сомкнулись на переносице. – Поведет за собой и освободит нас. Что-то в таком духе. Уверена, он говорил так каждому, кто сомневался тогда, – она пыталась смягчить напряженную атмосферу, причин которой сама не понимала. – Он сказал это только тебе, Сакура, – ему стоило лучше контролировать свой голос. Какаши сердился и ничего не мог поделать со своим страхом. Он ждал того часа, когда Итачи взойдет на трон, а после – ничто не будет его останавливать, он заберет у него Сакуру. – Откуда тебе знать? – она фыркнула, покачав головой. Её забавляли слова Какаши. Неужели она правда ничего не замечала? – Слушай, а ведь ты мог бы стать правой рукой или что-то вроде того. Ты заслужил называться героем. – Как и ты заслужила. – Это дело решенное, – подразнила она с присущим ей самодовольством. – Но я не про это. Думаю, Махди доверяет тебе. Ты – единственный, на кого он может положиться. Все это заметили. – Меня это мало интересует. Я сражаюсь не для того, чтобы занять высокую должность. – Я и не об этом. Не так много людей на свете, кому можно доверять, тем более кому-то вроде Махди найти хорошего друга. – Мы с ним кто угодно, только не друзья, – про себя он добавил, что они враги, временно оказавшиеся союзниками. – Почему это тебя волнует? – Вокруг него много людей и ни одного, кто избавил бы его от одиночества. Не похоже, что он в хороших отношениях с Преподобной матерью. – Предлагаешь, избавить его от одиночества? – это просто вопрос, но Какаши произнес его сквозь зубы. – Почему бы и нет? Я не говорю, что ты должен стать его другом. Расслабься, – Сакура неправильно всё поняла, да и как, если они оба, и Какаши, и Итачи, скрывают это от неё. – Потренируешься со мной? – Мне нечему тебя учить. Всё, что я знаю, знаешь ты, – он не хотел подталкивать её к Итачи, но тот владел техниками боя сардаукаров, и Сакуре они бы пригодились. – Попроси Учиху, тебе есть, чем у него поучиться. – Я подумаю, – неохотно согласилась Сакура. Её жизнь была куда важнее чувства ревности, потому Какаши напомнил ей об этом снова. На этот раз она согласилась, будучи уверенной, что Махди откажет ей.***
На этой планете превращали в воду всё, что было возможно: начиная от трупов и заканчивая стекающим по шее потом. Сражения за сражениями Итачи мечтал окунуться в прохладу родного сердцу океана и представлял, как дождь смывает с него чужую кровь. Потому сейчас он одиноко стоял на песчаном холме, устало прикрыв веки и вытянув руку перед собой будто вот-вот ладони коснутся капли дождя. – Не помешала? – был ли голос его личным миражом? Больше похоже, он так далеко погрузился в свои воспоминания о ней, что находился сейчас в той ветви, которая так и не произошла в его настоящей реальности. Не дождавшись его ответа, голос продолжил: – В это время солнце не так печёт. Вид пустыни многим кажется однообразным, но это подобие постоянства успокаивает. – Возможно, – он медленно открывал глаза, чтобы не дать лучам солнца ослепить его. Сакура не была миражом, она была настоящей. В его снах на её запястье никогда не был повязан браслет из зуба песчаного червя. Хатаке был одним из немногих, кто умел мастерить что-то из острых зубьев Шаи-Хулуда, остальные не горели желаниям прикасаться к песчаному червю без особой на то надобности. – У тебя ко мне какое-то дело? – Может быть, – она перестала прятать под платком волосы, так как укоротила их настолько, насколько было возможно, прикрывала голову только в особо жаркие дни. Так она была все менее похожей на Сакуру из его снов. – Это не моя идея, буду честной. Какаши считает, ты мог бы научить меня техникам ведения боя сардаукаров. Было бы здорово знать парочку приемов. Меньше всего он ожидал, что Хатаке ослабит хватку первым. – Но если ты занят, забудь, что я предложила, – она была готова в любую секунду уйти обратно к себе. – Хорошо. – «Хорошо, я научу тебя» или «Хорошо, забудем»? Итачи перевел на неё свой взгляд. По первому впечатлению и не скажешь даже, что от её рук полегла сотня солдат. Она метко стреляла и ловко управлялась с песчаными червями, они, казалось, безропотно слушались её приказам, не выказывая и малейшего недовольства. Именно Сакура научила его, как не угодить в зубья-мясорубки Шаи-Хулуда, не Какаши со своими топорными объяснениями. – Ну, чего молчим? – она произнесла это таким же тоном, каким говорила с песчаными червями, пытаясь обуздать их. – Ладно, наладим с тобой сначала контакт. Как тебе удалось так быстро привыкнуть к солнцу? К нам не часто приезжают с визитом из других планет, но даже те, кто остаются здесь надолго, никак не могут ужиться с нашим климатом. – Я был здесь раньше, – он ограничивался пространными объяснениями, опасаясь выдать больше, чем следовало. – Что-то я такого не припомню. – Я способен видеть как будущее, так и настоящее. – Значит, я могла бы быть в твоем будущем, которое уже прошлое? – она жестами отматывала время вперед и назад, в первую очередь объясняя себе, как работает дар Махди. – Верно. Я знал тебя ещё до того, как ты познакомилась со мной, – это признание далось ему тяжело. Тяжелее, чем Вода Жизни. – Так ты поэтому меня избегаешь? – Не поэтому. – Что-то подсказывает, я произвела на тебя не самое лучшее впечатление, – она принялась затягивать ремни на своем комбинезоне, собираясь уходить. – Можно сказать и так. И да, я буду тебя учить. Глаза её загорелись энтузиазмом. – Тогда начнем сейчас же, – не придавая значения тому, что делает, она взяла его за руку и уверенно повела вниз. Для начала, и правда, хорошо бы спуститься с холма. – Ты же знаешь, как это бывает с Шаи-Хулудом: нельзя терять ни минуты, надо хвататься за любую возможность. – У меня много имен, но с Шаи-Хулудом ещё никто не сравнивал. – А ты, оказывается, не такой угрюмый, каким кажешься. – Это не я угрюмый, а на твоей планете слишком солнечно. Она тихо рассмеялась, и Итачи с недоумением уставился на её пальцы, сжимающие его запястье. Это было одним из его видений. Он сглотнул ком в горле и последовал за ней, как и всегда делал в своих снах. Их тренировки проходили холодными ночами. И Итачи все больше погружался в состояние, когда мир делился на тысячу частей под воздействием пряности. Сакура из видений и Сакура из настоящего смешались в его голове. Когда их лица были в преступной близости, он долго не мог понять, где находился, но прекрасно понимала она, потому завершала свой прием и останавливала тренировку, ссылаясь на усталость. Итачи ждал, когда их уроки прекратятся, ведь когда-нибудь она догадается. Но она все не догадывалась, а Итачи все чаще вспоминал, как приятно было прикасаться к её разгоряченной коже, проводить языком по обветренным губам, после наслаждаться близостью с ней и видеть искорки желания и любви к нему, чувства, которые он безусловно разделял. Он любил её в их прошлом, в настоящем и в будущем. Любил пока дышал. В один из таких уроков пряность окончательно вскружила ему голову. Пальцы его разжались, отпуская нож, предназначенный для тренировок. Звук её дыхания, прерывистого из-за спарринга между ними, доносился до его ушей, подменял одно на другое, и вместо того, чтобы отступить, он придвинулся к ней ближе и мазнул губами по её щеке, как в самом первом его сне. В удивлении распахнутые глаза напротив были той же частью видения, поэтому Итачи вовлек её в поцелуй, слабый и неуверенный, несмотря на то сколько раз он целовал её в своих снах прежде. Он знал, она не оттолкнет его. И Сакура не оттолкнула. Она предприняла попытку, опустив руки на его плечи, и все же что-то остановило её – она позволила поцеловать её снова. То, чему суждено было случиться, случилось.///
Сакура вытащила свой крис-нож из кровоточащей раны солдата, вытерла лезвие о штанину мертвого и, так и не спрятав в ножны, тихо заплакала от усталости. Какаши не знал, как утешить её. Он молча стоял рядом с флягой для воды, закрывая её от любопытных глаз. Слёзы – это вода, а значит самый ценный ресурс их планеты, и сейчас Сакура растрачивала его впустую. – Прости, Какаши, – её шепот был подобен пронизывающему ветру в ночи пустыни. Она заплакала ещё сильнее, позволяя каплям стекать вниз по щекам, после бесследно исчезнуть в песке. – Прости меня. За что именно она просила прощения? На этом свете существовало лишь одно, что могло бы причинить ему боль. Её смерть. Какаши склонился к ней и тихо попросил взглянуть на него. Она отказывалась поднимать на него глаза. – Вставай. Вернёмся и поговорим, – он пытался приободрить её, чем делал только хуже. Сакура шмыгнула носом и оттолкнула его руку, когда поднималась на шатающихся ногах. – Нет, – она закрывалась от него, а значит, было то, что она скрывала. – Сразись со мной. – На сегодня было достаточно поединков. – Сразись со мной, Какаши, – она спрятала крис-нож и вытащила его из ножен снова. – Не сразишься ты, так я попрошу кого-нибудь другого. – Война скоро закончится, Сакура. Потерпи ещё немного. Наконец её глаза встретились с его и она виновато произнесла одно единственное: – Итачи… Какаши мог бы притвориться, что не понял, как и делал всё это время, но уже не видел смысла. – В нашей культуре не запрещена полигамия, Сакура, – он пожал плечами, изо всех сил пытаясь не придавать значение тому, что произошло между ней и Учихой, чем бы это ни было. Куда важнее было сейчас пролить чужую кровь её крис-ножом. – Спроси лучше у Махди, герцога Арракиса, готов ли он делить тебя с кем-либо. Она сильнее сжала рукоятку ножа и покачала головой. – Я здесь для того, чтобы бороться за свой народ. Переведусь в другой отряд и заплачу за свою ошибку, – в этом и была природа Сакуры, переубеждать её – все равно что проявить неуважение к принятому ею решению, хотя Какаши надеялся, пройдет время и она простит себя. – Я больше не приду к тебе, но и Махди не посмеет пошатнуть мои принципы. – Будет так, как ты скажешь, Сакура, при условии, что остаешься в моем отряде. А это я возьму на себя, – он без особых усилий отобрал её нож и полоснул по своей ладони, давая лезвию вкусить его кровь, затем вложил её оружие обратно в ножны. – Приведи себя в порядок и приступай к дежурству. – Принято, капитан, – несмотря на беспокойство в её глазах, она поборола желание перемотать его руку и остановить кровь. Какаши было достаточно и того, что она считала Махди ошибкой.***
Сакура отказывалась говорить с ним. Итачи же все больше и больше затягивали сражения, было практически невозможно найти свободную минуту, а когда та находилась – Сакура ускользала от него. Всё, чем он мог довольствоваться, это тем, что она была где-то рядом, и он мог легко найти её в толпе. Молчал и Хатаке. Молчал до тех пор, пока Итачи не пригласил его в зал, где проводился Совет. Фримен отказывался садиться напротив, предпочел остаться у порога, чтобы можно было сразу уйти. – Чего тебе, Махди? Смотря на пепельные волосы и глубокий шрам, Итачи задавался вопросом, почему же Хатаке никогда не появлялся в видениях, если играл столь весомую роль на войне. – Когда Император склонится передо мной, его дочь станет моей женой. И мы будем вместе править Империей. Итачи звучал безразлично лишь по той причине, что прокручивал это в своей голове сотни раз, когда как на самом деле, казалось, он угодил в пасть песчаного червя и все никак не мог выбраться. Шаи-Хулуд пережевывал его, вонзая свои острые зубья. Пусть никакой комментарий не последовал, Хатаке заметно напрягся. – Арракис будет свободен, а я вернусь туда, откуда пришел. Таким был мой план. – Был? Что же изменилось, Махди? – Ничего. Всё так, как и должно быть. В каждом моём будущем, есть она, есть мы. И я не могу, да и не хочу, менять эту истину. Я пытался, – он и не надеялся, что Хатаке поймет. Однако тот тяжело вздохнул в ответ и произнес: – То, как ты пытался, я и сам заметил. Загвоздка в том, что «мы» не существует ни для тебя, ни для меня. Есть Сакура и её принципы. С ними, похоже, ты плохо знаком. Их, видимо, нет в будущем, которое ты видишь. Итачи задумался. Что, если существование Хатаке – это та самая ошибка Вселенной. Сбой в программе. А сбои было принято устранять. Давно пора было. Но если быть откровенным, Итачи не хотел его убивать. И не только из-за Сакуры. Хатаке вызывал уважения. – Ты влюблен в иллюзию, Махди. Сакура из твоего будущего совсем не та, что здесь. Итачи покрутил на пальце перстень, доставшийся ему от отца. Он старался не вспоминать его, но все чаще нуждался в поддержке отца. Испытания за испытаниями – легче не становилось. Прошлое Фугаку было наполнено сожалениями, перед своей смертью в том числе он жалел и том, что так и не женился на матери, но был благодарен ей за жизнь с ним. – Возможно, ты прав, – в итоге произнес Итачи и демонстративно отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Время неумолимо шло, и вот наступил тот самый момент, когда на свет появилась его младшая сестра. Они дали ей имя богини творения и смерти. Идзанами. Итачи позволил себе улыбнуться сестрёнке, как и мать – расплакаться от переполняющей её радости. – Добро пожаловать в этот мир, Идзанами, – прошептал он. Сестра узнавала его голос, она знала об Итачи все, как и известно ей было будущее всех тех, кто смотрел сейчас на неё. Она не до конца осознавала, пока что лишь наблюдала. В видениях Итачи она появлялась уже взрослой, а значит, переживет Священную войну. Это облегчало его ношу и придавало сил двигаться дальше. Великое празднество в честь рождения Богини-Хранительницы, какой её видели фримены, было устроено следующим днём. Казалось, Шаи-Хулуд и ветра пустыни затихли в страхе перед ней, а Ооцуцуки сложили оружие, не зная, что их всех ждёт дальше. Мать после родов совсем ослабла, потому Итачи принимал поздравления и благодарил фрименов в ответ на их молитвы. Он ждал, когда очередь дойдет до Сакуры. Пропустить праздник – все равно что публично выказать Махди свое неуважение. Она была обязана прийти. Сакура вошла в главный зал последней. Она была единственной, на ком был сейчас дистикомб, остальные празднично нарядились и повязали свои волосы яркими платками. Возможно, прежде чем оказаться здесь, она разбудила Шаи-Хулуда и, оседлав его, рассекала просторы пустыни, оттягивая момент появления на празднике. Песок был в её волосах, в карманах дистикомба, следы его были и на шнурках её ботинок. – Пусть дорога Идзанами всегда будет только светлой. Над головой её будет ясное небо. Да не познает она боли утраты, – Сакура не смела поднять на него глаза, говорила с тем же благолепием, что и другие, подчеркивая свой статус обычной фрименки, недостойной внимания Махди. Покончив с пожеланиями, она поспешно поклонилась и уже готова была развернуться и уйти. – Поговори со мной, – Итачи не хотел использовать на ней свой дар, но иного способа не нашел. Его голос проникал в её сознание мягко, незаметно, так чтобы она подумала: это было её волей, не его. То же самое с ним когда-то проделывала мать, и он надеялся, Сакура простит ему это. – Я буду ждать тебя. Неуверенного кивка было достаточно. Она дала свое согласие. Поднимаясь на вершину бархана, Итачи вспомнил себя. Как следовал за ней. Вспомнил её глаза. Как приоткрылись её губы, приглашая быть к ней ближе. В голове его играла их мелодия. А потом всё закончилось одним ударом крис-ножа в живот. Итачи прижал ладонью рану, с недоумением смотря на собственную кровь. Крис-нож принадлежал Сакуре. Итачи умирал от её рук и в её руках. То было видение, которое вполне могло бы свершиться сегодня. Когда Сакура появилась, Итачи чувствовал себя на все свои восемнадцать лет, несмотря на то, как много видел, как много знал и как много сражался. Отец научил его быть мягким и понимающим, когда дело касалось любимый женщины, но Итачи было всего восемнадцать, чтобы до конца осознавать, что это могло бы значить. – О чем ты хотел поговорить? – она села на теплый песок и прикрыла глаза, подставляя лицо последним на сегодня лучам солнца. Итачи сел рядом и опустил голову вниз, рассматривая песчинки. Все они были одинаковыми на вид. И это давало ощущение стабильности и покоя. – До того, как оказаться здесь, я знал, что скажу, сейчас это бессмысленный набор слов, – было приятно пропускать песок сквозь пальцы, это избавляло от нервозности. – Аудитория не та, нужно больше людей для создания толпы. Твои речи годятся только для этого. – На тебя они никогда не действовали. – Ты их слагал не для меня. Она была удивительно разговорчива для человека, который избегал его всё это время. Итачи взглянул на неё. Если бы она сейчас посмотрела на него, то увидела бы его настоящего: неуверенного восемнадцатилетнего юношу с грузом ответственности на плечах, в конце концов ставшим жертвой манипуляций ордена Бене Гессерит. Итачи не был рожден Махди, он стал им, как и Императоры становятся Императорами, короли – королями, герцоги – герцогами, а наложница – наложницами, и не так важно от скольких они избавились, чтобы занять это место. – Я их слагал не для тебя, – согласился он. – Для тебя я освободил народ фрименов. – И теперь ты ждешь, что я… – Я ничего не жду. Разве что надеюсь быть с тобой немного дольше, чем отведено, – он как сейчас слышал её горький плач. Жизнь их первенца оборвалась. Спустя десять лет оборвалась и жизнь Сакуры. Преступно мало прожить вместе всего десять лет, да и двадцать прошли бы одним коротким днём. Мгновеньем. – Я хотел бы показать тебе Каладан. Научил бы тебя плавать и охотиться на дичь в лесу. – Моё место здесь – в Арракисе, – она сопротивлялась, как сопротивлялся он становиться Махди. – Сихайя. Так я называл тебя в будущем, которое так и не произошло. Моя Сихайя. Сакура поднялась, отряхивая песок и избегая его взгляда. Итачи мог понять, от чего именно она бежала и почему не хотела признавать очевидного. Он сам был таким. – Будущее, которое не произошло, и будущее, которое тебя ждёт, – всё это не про меня. Прости, если ввела тебя в заблуждение. И спасибо, что помог моему народу. – Могу я хотя бы показать тебе Каладан? – для него это было так же важно, как и Арракис для Сакуры. – Можешь взять с собой Хатаке. – Взять с собой человека, которого я предала ради… ради того, чего и сама не понимаю? И пусть он простил меня, пусть он считает, что это всего лишь мимолетная страсть, но я то знаю. Я знаю, что, – она покачала головой и шагнула назад, подальше от него. Итачи же прочувствовал на себе, что значит надеяться на чудо. – Что это неправильно. – Ты ведь так не думаешь на самом деле. – Я, может быть, и убийца, но не предательница. Так вот в чём было дело. Итачи не стал её останавливать. Он решил, что будет ждать, когда совесть перестанет терзать её, как давно перестала его, когда он объявил войну. Совесть – непозволительная в их мире роскошь.///
Император преклонил колено, вместе с ним пала Империя. Фримены ликовали. Махди сдержал свои обещания. Какаши же наблюдал за всем этим цирком и видел ничто иное как юношу познавшего вкус власти. Власть развращала. Делала неузнаваемым: беспринципным и жестоким. Сакура тоже видела, каким стал Махди. Его сила пугала. Он пугал её. – Принцесса станет моей женой, – объявил Учиха во всеуслышание, его взгляд подчинял, в нём был холод планеты Драконис. Лёд подтаивал, когда он смотрел на Сакуру, но снова затвердевал, стоило ему отвести от неё взгляд. Какаши стало его даже жалко. Сакура была единственной, кто ещё мог согревать сердце Итачи. – Поприветствуйте свою Императрицу! Опьяненные победой фримены были готовы признать кого угодно. Какаши разочарованно покачал головой и уверенный в том, что не один так думает, посмотрел на Сакуру. Она держала свое слово, сохраняла дистанцию с ними обоими, и все же видеть её боль было для него сюрпризом. Возможно, не замечал Какаши, а не Сакура. Он до сих пор не мог понять, что подтолкнуло её на предательство. Что, если в тот момент, когда она вручила Учихе свой крис-нож, она уже знала, кто станет её погибелью, потому и бежала от него. Какаши проследил за тем, как она уходит, расталкивая толпу. Даже не так, она убегала под удивленные взгляды фрименов и под один сожалеющий взгляд чёрных глаз. Остановить её было не сложнее оседлать Шаи-Хулуда. Какаши вцепился в один из карманов её дистикомба и потянул на себя. Как давно он к ней не прикасался, как давно не слышал её запаха и голоса. Казалось, прошли столетия, тёмные времена истории фрименов. Он всегда делал первый шаг ей навстречу, а потом один короткий назад, потому что сомневался. Учиха же наоборот не колебался ни на мгновенье, пусть и не предпринимал шаги. Это чувствовал даже Какаши, что уж говорить о Сакуре. – Сакура. – Не надо, Какаши, – теперь её очередь отбросить его руку с плеча. – Война в Арракисе окончена, я возвращаюсь на юг. Война отнимала силы, у Сакуры их не оставалось бороться ещё и с собой, ей бы вдохнуть свободу полной грудью. Какаши разжал пальцы в надежде, что время расставит всё по своим местам. Их пути сошлись, даже когда по его вине погибла её мать, значит, сойдутся вновь. Он верил в это, ничего другого не оставалось.***
Глаза его уже не были цвета вражеской планеты Гьеди Прайм, добытая в Арракисе пряность окрасила их в синий, когда как Сакуры – были лесами родного Каладана, по которому он тосковал и который был в тысячах световых лет от него. Итачи забывался воспоминаниями о ней, терял связь с реальностью, прячась в своих покоях, когда же покидал их – становился тем, кем его видели другие: Императором, власть которого Великие Дома ставили под вопрос, а значит их ждала та же участь, что и Дом Ооцуцуки. Арракис казался недосягаемым. Да, Итачи послал им всю необходимую помощь для озеленения планеты и истребления песчаных червей, но сам не мог покинуть сердце Империи – планету Кайтайн. Здесь было средоточие власти. Здесь же была его жена и её приспешники, в любую минуту готовые свергнуть его и всех, кто ему близок. Мать недовольно поджимала губы на каждое слово Императрицы, но выступать против пока опасалась, дожидаясь подходящего момента, и просила Итачи быть особо осторожным в присутствии невестки, каждое действие которой имело политический характер. Теперь Итачи сходил с ума не от вспышек видений, а от того, кто его окружал: аристократы с их чванливостью, брезгливостью и высокомерием. – Тебе пора остановиться, Итачи, – с упреком ворваться в его покои могла лишь мать, другие не сумели бы прорваться через защитный барьер. Итачи слышал её недовольные шаги, уставившись в потолок, на котором транслировались вырезки из документального фильма о жизни в Арракисе. Слышал, но не воспринимал. Пряность переносила его в прошлое. – Ты стал нервным, подавленным и агрессивным. – Неконтролируемым, – поправил он её и тихо рассмеялся, представляя, что на это ему сказала бы Сакура. – Встань, – приказала мать, но её дар уже давно на него не действовал. Тогда она вцепилась в него и силой заставила подняться с кровати. – Через десять минут начнется собрание Совета. Приведи себя в порядок. – Ничего, подождут, – безразлично парировал он. И даже не вздрогнул, когда мать отвесила ему пощечину. Он сейчас не почувствовал бы, даже если бы она вонзила в его ногу крис-нож. – Можно и вовсе не приходить. Ничего они там не решают. Только кости перемывают и о своей наживе думают. Грезят о дне, когда свергнут меня, но какая разница, человечеству все равно придёт конец. Без неё человечество падёт. Мать что-то ответила, он вовсе перестал слышать. Планета Кайтайн лишала его воли к жизни. Война, идущая за ним по пятам, временно прекратилась и теперь он не знал, как ему жить. Бездействие замедляло его приближение к тому самому будущему. Грядёт новая война, но он не был к ней готов ни морально ни физически. Он был лишен солнца, а тьма отнимала все силы. Следующим днём Итачи обнаружил, что все его личные запасы пряности были развеяны подобно праху на ветру. Запросить новую партию лично для себя было проще простого, но это ударило бы по его репутации и породило бы слухи о его зависимости. Он не мог действовать так опрометчиво. Сейчас сознание не было затуманено и он осознавал последствия своих необдуманных действий. Мать права, ему пора попрощаться с иллюзиями семнадцатилетнего Итачи и взглянуть правде в глаза: он сам выбрал путь, в котором Сакура проживает долгие годы, умирая не от мучительных родов в его руках, а от старости. Он же продолжит начатое, подчинив себе все Великие Дома и хотя бы попытается построить мир, в котором есть будущее для человечества, пусть и никогда больше не испытает той самой любви, что была в его снах.///
Его назначение Генералом Севера было личным приказом Императора. Такого подарка к своему двадцать первому дню рождения Какаши не ожидал, тем более от Учихи. Ему вспомнились слова Сакуры о том, что он мог бы стать доверенным лицом Махди, и он почувствовал тяжесть в груди. С того самого дня, как они попрощались, она так ему не написала. Он и не думал, что она способна сжигать мосты, поскольку всегда была рядом, сначала где-то по соседству, после на одной тренировочной базе, а когда наступила война – позади него. Никто из них не смел просить её сделать выбор, что Какаши, что Итачи – оба молча бы смирились и слова поперек не сказали бы, но Сакура не была готова к такого рода запутанным отношениям. Было неправильно требовать от неё этого, так что время продолжало идти и боль постепенно притупилась. Какаши понял, что должен двигаться дальше.***
– Дом Хьюга был замечен на орбитах планеты Ревона, – отрапортовал Тоби. Итачи сверился с картами. Ревона, планета льда, относилась к внешнему кольцу звезды Канопус, шестая по счету и самая далекая от Арракиса. Он поднял глаза на личного секретаря и спросил лишь одно: – Сколько? – Наши корабли и сардаукары не готовы к новой битве. Дом Нара пал, но какой ценой. К тому времени, как мы доберемся до Арракиса, битва уже будет в самом разгаре. – Сообщи двенадцатой и сорок пятой дивизиям, чтобы они мобилизовались, – Итачи встал из-за стола и накинул на плечи мундир отца. – Я отправлюсь в Арракис первым, пусть тридцать лучших сардаукаров ждут меня через час на малом Хайлайнере. – Но вы нужны здесь, господин. – Я нужен где угодно, только не здесь. Придумаешь что-нибудь для Совета и Императрицы. И да, проследи, чтобы сестру не беспокоили до моего приезда, кроме меня никто с ней не справится. Идзанами была поразительно капризна и порой могла быть жестокой, несмотря на свой юный возраст. Итачи едва помнил себя в двухлетнем возрасте, разум Идзанами же был чем-то необъяснимым и приводил орден Бене Гессерит в дикий восторг. – Прошу простить меня, господин, но Дом Хьюга поклялся вам в своей верности, они не станут нападать на Арракис. Они могут направляться в Салас Секундус в обход Дому Яманака. Я думаю, что это и есть их план: ослабить оборону Дома Салас и подготовить нам почву. – Обито, – Итачи так часто прибегал к своей способности манипулировать чужим сознанием, что и сам не замечал, как неосознанно прибегал к ней. – Не заставляй меня повторяться. – Простите, господин, – Тоби отступил. Его доводы были разумны, но ему не было ведомо то, что на самом деле задумал Дом Хьюга. Видение пришло Итачи прошлой ночью. Арракис выстоял, как и выстоял все другие нападки со стороны врагов Императора, пока сам он был занят укрощением Дома Сенджу. Однако – Итачи сжал руки в кулаки и тяжело сглотнул – с трудом посаженные деревья на юге были полностью сожжены, а большая часть южных фрименов была взята в плен. Хьюга добивались переговоров, а для этого нужно было обменяться чем-то или кем-то равноценным. И, конечно же, именно она предложила одному из младших командиров Дома Хьюга обменять её жизнь на жизнь восьмилетней фрименки. Итачи с раздражением застегнул пуговицы мундира на правую сторону и тяжело зашагал к потайному проходу для императорской семьи. Когда корабль поднимался, Итачи вспомнились некогда сказанные слова матери. «Всё случится, Итачи, просто не сейчас». Что-то подсказывало: сейчас наступило – но он не смел на это надеяться. Итачи уже не тот, что раньше. Война с Великими Домами и жизнь среди аристократов Кайтайна сделали его тем, кем он так боялся стать: несгибаемым и жестоким правителем, лишенным как милосердия, так и всяких принципов, что уж говорить о муках совести.///
Незадолго до смены караула на Северной башне на юге Арракиса был замечен корабль со знаменем Дома Учиха. Какаши знал, что это значило: чужеземец прибыл как герцог Дома Учиха, не как Император и даже не в качестве герцога Арракиса. Ещё до того как Какаши получил приказ от Учихи направить подкрепление, он уже был готов выдвинуться на юг. К тому времени как они достигли юга, защитные щиты обнаружили приближающиеся корабли Хьюга. Какаши устало вздохнул, после вытащил свой крис-нож и дал четкий приказ идти в атаку, как только он подаст им сигнал. У Учихи было время проработать стратегию и сейчас они следовали ей. Солнце прощалась как с ними, так и с погибшими. Какаши прикрыл пугающие своим цветом глаза солдата из войска Хьюга и по выработанной годами привычке экстрагировал из него воду. Хоть что-то оставалось таким же. Какаши посмотрел на свой мундир с генеральскими погонами, которым накрыл плечи дрожащего от страха мальчишку, и задался вопросом, как так получилось, что в итоге он все же занял столь высокую должность. Казалось, изменились они все кроме одной Сакуры. Он надеялся увидеть её развевающиеся на ветру розовые волосы, то, как она смахивает капли крови с крис-ножа, и вдавливает своими ботинками землю, только её нигде не было. Будто никогда и не было в его жизни. Он увидел её совершенно случайно и даже не поверил, что полностью покрытой в светлые одеяния молодой женщиной была Сакура. В белом с сумкой наперевес на поле боя появлялись только целители. Возможно, потому он так долго и не мог её найти, она посвятила себя врачебному делу. Он узнал её по глазам, в Арракисе она была такой одна. Какаши ждал, когда их взгляды пересекутся, он приближался к ней, но в тот самый момент, когда до неё каких-то шесть шагов – она затерялась в толпе солдат, как умел сам Какаши, он ведь сам научил её, как исчезать прямо из-под носа и делала она это даже искуснее его самого. – Генерал, – окликнул его Инузука, возникнув где-то справа. Он тяжело дышал, видно бежал за ним, чтобы доложить о количестве раненых и погибших, в число которых Какаши все никак не попадал по какой-то счастливой случайности. – Отчитаешься позже, – Какаши было совсем не до итогов сражения. – Куда направился Учиха? – Учи… Император? Не знал, что вы с ним так близки. Я не встречал ещё человека, которому было бы позволено так к нему обращаться. – Забудь, – отмахнулся от него Какаши и ускорил шаг. Теперь он знал, где её искать: среди других целителей. Она, быть может, и прикрывала свои волосы, но её всегда будут выдавать глаза.***
– Наследник Дома Хьюга не будет казнен, – принял решение Итачи вопреки ожиданиям фрименов и прибывших сардаукаров. – Пока не будет казнен. Я выслушаю его на завтрашнем собрании. Выживших Хьюга отправьте в темницы. – Будет так, как вами сказано, господин. Видение не показало ему то, чего именно добивались Хьюга столь опрометчивым шагом. Их отчаяние было очевидным. Не мог видеть Итачи и того, где могла бы быть сейчас Сакура. Ему запомнились кровоподтеки на её лице, заплывший глаз и дрожащее тело в его руках. Это будущее не свершилось, и Итачи довольствовался одним тем, что она была жива. На большее он и не надеялся. – Господин, целитель ждёт вас. Мы привели самого лучшего из них, – заискивающе обратился к нему фримен, мечтающий занять место Нагато, здоровье которого совсем подкосилось, он не вставал с постели, но благодаря своей воли к жизни ещё был способен принимать правильные и трезвые решения относительно будущего фрименов. – Хорошо, – безразлично произнес Итачи и направился в выделенные ему покои. В комнате было прохладно. Преследуемая его жара наконец отступила. Итачи нетерпеливо снял отцовский мундир и зашипел от боли. Он почувствовал её только сейчас. Стиснув зубы, он попытался поднять руку, но острая боль кольнула в плечо и в глазах стало темнеть. Кровь так бурлила в венах от злости, что ему было глубоко все равно на собственную смерть, он наслаждался каждым убитым им Хьюга и искал того самого младшего командира, который посмел тронуть его Сихайю, и плевать Итачи хотел, произошло это или нет, оно могло случиться, а это уже отличный повод заставить их страдать. Итачи очнулся от чужого прикосновения. Плечо перевязывали бинтами. Он хотел было потянуться к крис-ножу, но вспомнил, что был в своих покоях, а не на поле боя, более того, к нему должен был прибыть целитель. Он расслабился и медленно заморгал, не понимая почему перед глазами всё никак не проясняется. – У вас сотрясение, – прозвучал где-то рядом женский голос, Итачи к тому же был дезориентирован. – Если вы всегда так опрометчивы, даже не знаю, что ждёт Империю. – За такие слова тебя могут лишить головы, – устало пробормотал он, позволив уложить его на подушку. – Можете заняться этим позже, сейчас вы не в состоянии и на ногах стоять. Глупо было с этим спорить. Итачи нахмурился, вспомнив, что так и не получил внятного ответа, находили ли среди трупов фрименку с розовыми волосами и зелёными глазами. Мышцы его напряглись, и он попытался подняться, из-за чего головная боль только усилилась. – Я не разрешала вам вставать, – строго отчитала целитель. Итачи проигнорировал столь дерзкое обращение с ним, куда важнее было удостовериться, что Сакура в безопасности. – Позови мне Генерала Юга. Или нет, раз ты целительница, можешь знать о поступивших раненых. Среди них есть фрименка с розовыми волосами? Целительница долго не отвечала, и он забеспокоился. Борясь с головной болью, он приоткрыл веки и наконец мог распознать объекты и цвета вокруг. Лицо целительницы было скрыто под специальным нарядом фрименских женщин, но он и не пытался всмотреться, какое ему было дело до этой женщины. – Почему вы спрашиваете? – тихо спросила она, чем вызвала недоумение. – Это тебя не касается. – До меня доходили слухи, Махди изменился, но я не думала, что настолько. – Махди, – вторил он, уставившись в потолок, единственно не прыгающий перед его глазами. Похоже, он успел вдохнуть пряности, из-за прошлой зависимости она действовала на него скорее губительно, чем приносила свою пользу. – Давно меня так не называли. Ты так и не ответила, есть ли среди ране… – Нет надобности повторять, я вас прекрасно услышала. Что вы будете делать, если окажется, что она в госпитале. Встретитесь с ней? Безразличие целительницы к его титулу было свежим глотком воздуха, потому Итачи не стал с ней спорить и позволил себе быть хоть с кем-то откровенным. – Сомневаюсь, что она хотела бы меня видеть. Достаточно будет посмотреть на неё издалека и убедиться, что с ней всё в порядке. – Как только убедитесь, вернетесь обратно? – Придется вернуться, – Итачи предчувствовал приближения видения: его охватил озноб и реальность перестала существовать на какое-то время. Видение ослепляло. Итачи зажмурился и не мог понять, почему видел то, что уже было ему показано много лет назад. В этом видении она появилась в свете ярких лучей палящего солнца. Ветер вплетал песчинки в её волосы, развевал края свободной накидки и доносил обрывки слов. На этот раз язык был ему хорошо знаком, он смог разобрать то, что она говорила ему. – Я была уверена, что моё место в Арракисе, – он слышал сожаление в её голосе. – Теперь я знаю, что фрименка лишь наполовину. Я хочу найти отца, но для этого нужно отправиться в Кайтайн. – Так отправься, – Итачи поравнялся с ней, преодолев-таки бархан. Плечо его всё ещё ныло от боли. – Клянусь именем моего отца и океанами Каладана, я не буду искать с тобой встречи. Позволь лишь помочь тебе добраться до столицы. Сакура не ответила ни согласием ни отказом. Значило ли это то, что она не хотела, чтобы он давал ей клятву? – Я буду скучать по пустыне, – наконец произнесла она и указала на горизонт. – Сейчас и не прокатишься даже на Шаи-Хулуде. Хорошее всё-таки было время, согласен? – Возможно. Ветер сильнее спутал её волосы. Итачи любовался ею, уверенный в том, что другого такого шанса не представится. – Слышала, ты так и не был на Каладане. Итачи неопределенно пожал плечами и поморщился от вспышки боли. Родная планета напоминала ему о прошлом. Об отце. О той жизни. И о Сакуре, которой он хотел показать Каладан. – Ещё я слышала, Императрица ждёт ребёнка. Он искренне удивился, совсем не припоминая, когда это могло произойти. Слухи явно были проделками его жены. – Если и ждёт, то явно не от меня. – Вот как. Итачи чувствовал покой на сердце и порядок в голове. Мир уже не казался огромным и враждебным, он постепенно обретал краски. Жаль только, что явление это было временным. – Идём? – спросила она и взяла его за руку, спускаясь вниз по холму. – Идём, – отозвался Итачи и последовал за ней, как и всегда делал.///
Какаши взял в руки письмо, а когда дочитал, медленно опустился в кресло. Корабль Махди держал путь в Каладан, после планировал отправиться в Кайтайн. В отчете было указано, что вместе с ним отправилась целительница с зелеными глазами. Губы невольно растянулись в ироничной ухмылке. То, чему суждено было случиться, случилось, как бы сильно они все ни сопротивлялись.