***
[— Вид моего сабмиссива,
которого я своими руками
лишил возможности двигаться -
чертовски привлекателен.
Он хнычет, ёжась от того,
что без чужих рук на своём теле стало холодно,
и Чимин не знает где, не знает как,
но он чувствует
— Господин смотрит.
— Чувствуешь это?
Невозможность сбежать и закрыться от меня?]
— Хочешь посмотреть на комнату шибари, крошка? — и Чимин млеет от обращения, и в животе что-то горячее скручивается, когда мужчина поднимает его с такой лёгкостью, будто такой вес тренировался на руках носить всю жизнь. — Да, хочу. Чимин заходит в загадочную комнату вслед за главой клуба и останавливается, сделав внутрь всего несколько робких шагов. Вспыхивает верхний свет. Погружённая в полумрак комната тут же оживает, больше не давя слишком интимной атмосферой. Разглядывать помещение пока немного страшно. Это уже не общий зал, из которого можно сбежать в любую секунду. Чимин пообещал себе во всём слушаться мужчину, переступая порог комнаты, ведь иначе ему же будет хуже. Поэтому теперь он стоит, совсем потерянный, посреди помещения, полного непонятных для него штук, и смотрит на Намджуна так, будто он может подсказать ему правильный ответ у школьной доски. Чимину неуютно, и Намджун, конечно же, замечает это. Поэтому сперва показывает ему дверь в ванную, что есть в каждой тематической комнате. Посвежевший, парень выходит обратно уже в более бодром состоянии, что не может не радовать Намджуна как доминанта. — С чего мы начнём? — спрашивает он, сверкая глазками и потирая влажные ладошки друг об друга. — Сегодня мы не будем заходить далеко. — слегка приостанавливает энтузиазм Чимина мужчина. — Покажу тебе, какими способами обычно фиксируют руки. — Оу… — Чимин поникает, будто нафантазировал у себя в голове что-то совсем грандиозное. Намджуна этот факт веселит. — Ещё несколько часов назад ты пришёл сюда, только чтобы узнать о Теме на словах, ничего толком не зная о ней, — Намджун качает головой со смешком. — А сейчас расстраиваешься, что я не свяжу тебя с ног до головы? Чимин дует губы, но отворачивается от мужчины, смущённый. Конечно, ему интересно всё! Поэтому он идёт к противоположной от входа стене, на которой висят связки разнообразных верёвок. Некоторые тяжелые и плотные, некоторые более тонкие, но все из натуральных материалов, шершавые на ощупь, что заинтересовывает Чимина. — Почему они все натуральные? — озадаченно спрашивает он. — Синтетические же более красивые и гладенькие, разве нет? Намджуну чертовски интересно наблюдать за тем, как Чимин оглядывается, рассматривая комнату, материалы и внутреннее убранство. Мужчина будто делится с ним чем-то сокровенным. Чимин сейчас находится, фигурально, в его сердце. Это не та комната, в которой он сам практикует чаще всего, но уже на шаг ближе к тому, чего Намджун так страстно желает. Именно с этим человеком. Он снимает пиджак, оставляя его на вешалке у входа, и закатывает рукава рубашки к локтям, расстегнув манжеты. Это не будет лишним, так как в комнате поддерживается подходящая температура для того, чтобы нижний не испытывал дискомфорта, оставшись без одежды. Здесь есть всё необходимое для любителей бондажа: просторная кровать с жёстким матрасом и креплениями по периметру, секс-качели, клетка и шкаф со всем необходимым для проведения сессии и создания подходящей атмосферы: вроде наручников, цепей, распорок и бандажных крюков. Мужчина подходит к Чимину ближе, становясь за его спиной. Его кукольное личико, когда парень поворачивается к нему, кажется Намджуну таким прекрасным с этой его пухлой закушенной губой и сверкающими глазами. Но он не теряет концентрацию, наоборот, становится более собранным, понимая, что на него рассчитывает сейчас человек, который ничего не понимает в том, что Намджун ему собирается показать. И только от него зависит, понравится ли Чимину. Вернётся ли он после. В Тему. В клуб. К Намджуну. — Это своеобразный стандарт верёвки для связывания, натуральная самая удобная и безопасная, — поясняет глава. — Всего шесть миллиметров в диаметре. Меньше нельзя, иначе она травмирует кожу, а большего диаметра используются при подвешивании. Он показывает на называемые экземпляры, и Чимин кивает, изучая мотки из разных материалов на ощупь. — Синтетика тоже травматична — после связывания она может оставить после себя след, похожий на ожог, если модель будет шевелиться в обвязке. — Намджун легко проводит по запястью Чимина, ощущая нежность кожи. — К тому же, синтетические хуже держат узлы, хотя и более пластичны, а это очень опасно, особенно если связываемый на этой верёвке будет подвешен. — Ого… — Чимин немного смущается. Не лёгкого прикосновения, а своего желания получить больше внимания мужчины. И с ещё большим удивлением присматривается к тем моткам, что представлены на стене. Сколько нюансов нужно учесть, чтобы заниматься такими вещами. Чимин об этом даже не задумывался раньше. — Так вот, для чего крюки на потолке, да? Намджун прослеживает взглядом жест Чимина, указывающий наверх, и кивает. Там действительно расположены специальные подвесы и другие разнообразные крепления для подвешивания, но это не то, что в скором времени Чимин сможет испытать на себе. Несмотря на это, представлять заманчиво, и Намджун не отказывает себе в этом. — Но Вы сказали мне в зале, что шибари не имеет ничего общего с сексом. Дле чего тогда люди связывают друг друга? Я так и не понял… Просто связать, полюбоваться, сделать фотку, и развязать? — Шибари про эстетическое удовольствие, — отвечает Намджун, снимая одну верёвку с крепления и отмеряя нужную длину. — А бондаж про чувственное, сексуальное. — Что нравится Вам? — как всегда с запалом интересуется Чимин, когда дело касается личных предпочтений главы. Намджун тушуется, наблюдая за тем, как тот проходит от стенда с верёвками к стене слева от них, на которой закреплён Андреевский крест. Дерево на нём тёмного цвета, идеально дополняет интерьер комнаты, но Чимина явно привлекает не это, а то, для чего он может использоваться. Он жуёт губу, проводя по нему кончиками пальцев, а затем прислоняется к кресту спиной, будто провоцируя, и наблюдает за действиями мужчины. У Намджуна от этого вида огонь полыхает под кожей и спокойным и сдержанным оставаться становится всё труднее. Заманчивые картинки мелькают в голове, сменяя одна другую. Он представляет, как подходит вплотную, раздвигая чужие стройные ножки на нужную ширину, и фиксирует руки. Что дальше с ним захочет сделать глава, одному Намджуну известно. И Чимину лучше об этом пока не знать. — Я достаточно знаю о шибари, но больше склоняюсь к бондажу. — говорит он, сглатывая. — Бондаж — это одна из главных составляющих БДСМ, но меня привлекает чувство контроля и понимание своего доминирования, нежели эстетика. Для меня более важную роль играют практические качества обвязки, а не её внешний вид. Поэтому из шибари я лишь заимствую то, что мне необходимо для достижения того или иного эффекта во время сессии. Намджун знает, что Чимин представляет всё то, о чём он говорит. В эту игру они играют вдвоём. Поэтому без зазрения совести добивает, ловя его взгляд: — Хотя, признаться честно, вид моего сабмиссива, которого я своими руками лишил возможности двигаться — чертовски привлекателен. Чимин опускает глаза, но прочесть в них возбуждение мужчина успевает с лихвой. Он явно не знает куда себя деть, поэтому Намджун решает за него. — Подойди. И он слушается, неловко шагая ближе, и останавливаясь в метре от него. — Так как мы будем связывать руки, тебе лучше снять верх. Это не станет проблемой? — с нажимом спрашивает Намджун, глядя нижнему прямо в глаза. Резкий вдох. Свитер остаётся в руках Чимина. Под ним тонкая футболка, открывающая руки до локтей. Выдох. — Не спрашивайте. — шепчет он, шагая ближе, из-за чего ему приходится задирать голову, чтобы поддерживать зрительный контакт. — Приказывайте. Тёплый воздух мягко оседает на его подбородке, нос Чимина практически касается его кожи — вот насколько близко они стоят. Намджуну никогда ещё так сильно не хотелось нижних во время сессии целовать. Но это выше его сил, так и тянет преодолеть последние жалкие сантиметры воздушной преграды и попробовать… Он наклоняется, размыкая губы и произносит чёткое: — Подними руки. — так, что их губы практически соприкасаются. И отходит, любуясь тем, как потерянно выглядит раскрасневшийся Чимин, послушно вытягивающий ладошки перед собой. Намджун берёт ранее отложенную верёвку, делая на ней две петли — одну кладёт на себя, другую в противоположную сторону. Затем он накладывает их друг на друга, получая нужную простую композицию. — Сомкни запястья. — говорит он на ушко Чимину, становясь сбоку и самостоятельно складывая чужие ладошки в нужную позицию, только для того, чтобы наладить первый телесный контакт в этой комнате, где градус близости между ними уже на порядок выше, чем был в общем зале. Руки у Чимина тёплые, а значит, недолгая фиксация верёвкой не нарушит кровоток. Намджун накидывает на них петлю, чуть затягивая и проверяя степень прилегания. Верёвка фиксирует руки Чимина свободно, не пережимая вены и не впиваясь в кожу, и лежит чуть выше, чтобы не давить на чувствительную косточку запястья. Затем он завязывает фиксирующий узел, крепко его затягивая. Если узел будет свободным, то петля может затянуться и пережать вены. А это явно не то, что им сейчас нужно. Закончив, мужчина машинально сверяется с часами на стене. Чимин замечает это, из-за того, что всё это время наблюдал за сосредоточенным выражением лица мужчины. — Почему Вы так часто смотрите на часы? Не хотелось бы думать, что он задерживает мужчину или отвлекает его от какого-нибудь важного дела. — Своеобразная привычка. — спокойно отвечает Намджун, отпуская связанные руки. — Доминанты всегда должны следить за временем во время сессии. Каждая практика имеет своё ограничение по времени, как для начинающих, так и для опытных сабов. Безопасность превыше всего. Глава даёт время Чимину рассмотреть узлы и поиграться с обвязкой, наблюдая, как тот увлечённо пытается освободиться, дёргая петлю в разные стороны. — Хотя, никакая страсть не бывает полностью безопасной, как говорят социологи. Риск есть всегда, нам лишь нужно сделать всё, чтобы свести его к минимуму. — говорит мужчина, всё ещё держа концы верёвки в своей руке. Он делает несколько шагов по комнате туда-сюда, делая вид, что задумался. Чимин, принимая правила игры, послушно топает за ним, рассматривая широкий разворот плеч перед собой. Кровать стоит практически в самом центре комнаты, не примыкая к стенам. Намджун останавливается у неё, присаживаясь на край. Чимин тормозит перед ним и старается не пялиться на соблазнительно натянувшуюся на чужих бёдрах ткань тёмных брюк. Он скашивает глаза на изголовье кровати и его зрачки расширяются, когда он замечает в ней отверстия для рук и головы. Грёбаные колодки. Его дыхание тяжелеет от одной мысли об этом, и Намджун замечает это, начиная наматывать концы верёвки на руку. Натяжение пут заставляет Чимина сделать сначала один, а затем и второй шаг, оказываясь прямо между широко раздвинутых ног мужчины. Смотреть на него так кажется чем-то неправильным. Мужчина наклоняет голову сначала в одну сторону, а затем в другую, следуя за опущенной головой своего подопечного. — Ты прячешься, — замечает он. Голос его стал на несколько тонов ниже, чем прежде, и посылает по спине парня толпу мурашек. — Почему? — Вы сидите ниже меня. — уклончиво отвечает Чимин, избегая встречаться с ним взглядом. — Это немного странно ощущается. — Так исправь это. — предлагает он. Не приказывая. Давая шанс самому сделать выбор. Намджун внутри себя рокочет, как дикий зверь, хищным взглядом следя за тем, как Чимин опускается сначала на одно, а затем и второе колено. Под их ногами мягкое покрытие, поэтому это не станет проблемой для него. Глава приподнимает рукой чужой подбородок, поглаживая. В таком положении это кажется таким интимным и чувственным, таким правильным. — Умный мальчик, — хвалит он, усмехаясь с того, как Чимин ластится к руке. Хочет небольшое поощрение? — Хороший, такой хороший для меня, правда? Радужки почти не видно, так сильно расширился чужой зрачок. Чимин мычит, когда рука мужчины зарывается в его волосы, массируя корни. Намджун снова следит за минутной стрелкой, притягивая к себе связанные запястья и распуская узел в несколько простых движений. — Уже-е? — недовольно ноет парень, когда его руки оказываются на свободе. Он опускает голову на бедро перед собой, бодая его лбом. — Для простых связываний достаточно нескольких минут. К тому же, мы ведь ещё не закончили с тобой, Чимин-и. Или ты хочешь остановиться? — М-м, — качает головой он, приятно удивлённый мягким обращением. Ему такое очень даже нравится, из-за чего он сразу начинает себя чувствовать игривым котёнком. — Что ещё Вы мне покажете, Господин Ким? Этот взгляд из-под ресничек и пляшущие в его глубине черти. Ох и натерпится ещё он с ним, чувствует мужчина. Но это его не пугает. Скорее наоборот, пробуждает аппетит. — Более сложную обвязку, — отвечает он, массируя чужие запястья и убеждаясь, что на них не осталось повреждений. — Хорошо! Так, а что насчёт воспитания сабов? Вы говорили мне об этом на балконе. — голос Чимина теперь кажется звонким, завлекающим. Намджун осознанно ведётся на его уловки. — Почему вы их не обучаете? Намджун удобнее устраивается на кровати, опираясь на постель позади себя, пока Чимин играется с верёвкой, которой ещё недавно был связан сам, пытаясь повторить тот узел, которым мужчина связал его руки. Глава умиляется с этого, с нежностью наблюдая за его попытками. — Ха-ха, ты верно заметил. Потому, что нижний всегда ищет себе подходящего верхнего, который имеет достаточный уровень знаний, чтобы можно было без опаски доверить ему не только своё моральное состояние, но и жизнь. — Чимин сдувается, поняв, что не сможет завязать такой же узел без подсказки и протягивает конец верёвки мужчине. — Если Верхний знает и умеет достаточно, он в силах воспитать саба при необходимости самостоятельно. — он снова делает две петли, накидывая их друг на друга и отдаёт парню. — Но это не обязательно для вступления в клуб, Чимин, как и не обязательно для того, чтобы попробовать БДСМ. Чимин рассматривает несложный узел и разворачивает его, повторяя действия мужчины. На этот раз у него получается правильно, и он, довольный собой, передаёт его обратно Намджуну, чтобы тот оценил. — Умница, — не скупится на похвалу мужчина, и Чимин расцветает, ёрзая на коленках и не зная, чем занять руки. Мужчине нравится наблюдать за его метаниями, сменой эмоций, за тем, как парень пытается осознать, почему слова Намджуна вызывают в нём определённую реакцию. — К тому же, — продолжает он, наклоняясь к парню ближе. — Открою тебе секрет, прелесть, практически у всех доминантов есть пунктик на то, чтобы открывать непросвещённому нижнему все грани удовольствия. Хотя, у всех конечно вкусы разные. — Какие же вкусы у вас, господин Ким? — сглотнул слюну Чимин, глядя на него снизу и вытирая вспотевшие ладошки о штаны. — Для меня Тема — это интим. — отвечает Намджун, взвешивая каждое своё слово. — Высшая степень доверия. — Чимин кивает головой, задумавшись. Намджун снова гладит его подбородок, привлекая внимание. Глаза Чимина чуть влажные, когда он поднимает взгляд, и Намджуну отчего-то хочется его утешить, укрыть собой и никому не отдавать. — Мне не важен уровень знаний нижнего, потому что я знаю достаточно, чтобы не навредить, а раскрыть человека. — он хлопает по своему бедру, намекая сесть к нему на колени, но Чимин понимает этот жест по своему, укладывая туда голову, — Показать ему его желания, расшифровать их, декодировать, ввести саба в сабспейс и безопасно вернуть, и так далее, — мужчине не остаётся ничего, кроме как начать поглаживать его, как заблудшего котёнка. Но это им обоим необходимо. Небольшая передышка, прежде чем они займутся чем-то другим. Вот так разговаривать друг с другом, анализируя свои чувства от уже случившегося кажется необходимым, правильным. Предвкушение делает каждый последующий момент между ними ещё слаще и желанней. — Звучит так, — Чимин поднимает голову, чтобы лукаво взглянуть в лицо мужчине. Щёлочки его глаз и улыбка напоминают Намджуну лисью мордочку. — Будто бы вы идеальный доминант, господин Ким. Намджуну нравится эта привычка поддразнивать его, ставить под сомнение его слова. Доверяй, но проверяй — так ведь говорят? Он тянет Чимина вверх, и тот укладывает руки на его бёдра, опираясь на них, пока их лица снова оказываются близко друг к другу. — А ты всё никак не можешь перейти на «ты», так ведь, Чимин-и? — шепчет мужчина в его губы, и Чимину внезапно не нравится, что он использует его имя вместо всех тех милых прозвищ, которыми он называл его в зале, пока парень сидел у него на руках. — Тебе нравится это? — Так кажется… правильнее? — тушуется Чимин, облизывая губы, из-за чего взгляд мужчины опускается с его глаз на проскользнувший меж пухлых половинок язык. — Вы старше и опытней, во мне говорит моё уважение. — он пытается уйти от неудобного вопроса, отшутившись, — Не то, чтобы я хотел называть Вас «господином» или что-то такое… Но глава не смеётся, лишь считывает выражение на его смущённом лице, будто читает на нём все мысли Чимина. Это что-то новенькое. Никто из его знакомых не придавал такого большого значения зрительному контакту. Но если глаза — зеркало души, размышляет парень, возможно, мужчина таким образом пытается заставить поговорить между собою их души? — Я понял, Чимин. — наконец произносит он. — Скажи, раз уж мы перешли на такие откровенные вопросы, в какой роли ты себя видишь? Ответ кажется Чимину очевидным, но отчего-то глупым. Это ведь он прямо сейчас стоит на коленях перед мужчиной. Какой реакции ждёт от него глава? — Не знаю, что видите во мне Вы? — всё-таки отзывается он, не в силах побороть своё любопытство. Намджун прокручивает в голове тот момент, когда руки Чимина были связаны, и он бездумно последовал за ним, не задавая вопросов, стоило Намджуну лишь потянуть за импровизированный поводок. Это кажется слишком показательным, открывающим правду о характере Чимина. — Я думаю, — говорит мужчина, протягивая Чимину руку, поднятую ладонью вверх. Парень вкладывает в неё свою ладошку, даже не задумываясь, так ярко они сейчас чувствуют друг друга. — Ты хочешь быть тем, кого ведут, а не быть ведущим в отношениях, я прав? — спрашивает он, помогая Чимину подняться с пола и утягивая на свои колени. Это действие мужчины не пугает, лишь заставляет поёрзать застенчиво на чужих бёдрах, стараясь мужчине все ноги не отдавить. Но и это ему не дают сделать: усаживают всем весом на мускулистую ляжку, поддерживая за талию, и Чимину от этого хочется лишь по-детски запищать и болтать ножками в воздухе. Он с радостью обвивает плечи мужчины рукой, находя в этом своеобразную опору. — Я не думал о том, в какой позиции я хотел бы оказаться в Теме, но вы верно подметили, что я пассив. — задумавшись бормочет Чимин. — Значит ли это, что я должен быть сабом? — Не обязательно. — опровергает глава, беря вторую его ладошку, лежащую на коленке, в свою большую и горячую. Это почему-то приносит с собой ощущение защищённости. То, каким маленьким кажется Чимин в руках мужчины. — Доминант не всегда значит верхний. Пассивы тоже могут доминировать над активами, это просто ещё одна грань. — Но не думаю что ты из их числа. — заключает глава, поглаживая большим пальцем нежную кожу. — Тебе доводилось быть в позе наездника? — Да — ответил Чимин, чувствуя, как сильнее припекает щёки. Сколько ещё раз он успеет покраснеть за этот бесконечно долгий вечер? — Расскажи о своих ощущениях. — Мне нравилось в первые минуты, и я достаточно вынослив, чтобы делать это долго, — Чимин избегает смотреть на мужчину, но не уходит от ответа, лишь долго перебирает в голове подходящие варианты того, как облечь в слова свои невнятные объяснения. — Но финал не показался мне таким же сильным, как если бы я был в другой позе. — бухтит он. — Поэтому, когда я сверху, мой партнёр двигается во мне более активно, чем я на нём, так скажем… К концу этой сбивчивой речи его голос становится всё тише и тише, пока не затихает совсем. Намджун лишь сильнее прижимает его бок к себе, не мешая прятаться от неудобной темы, но и не заканчивая её, лишь помогая Чимину найти правильное решение для себя. — М-м, это интересно. Думаю, ты из тех, кто не любит контролировать свой оргазм самостоятельно. — озвучивает свои мысли мужчина. — Подумай, может для тебя было бы приятнее отдать заботу об этом кому-то другому? — Это… как? Я не совсем понимаю… Чимин смотрит вниз, на их переплетённые руки, что кажется более романтичным, чем предполагает момент. На секунду он задумывается, почему Намджун так обхаживает его, столько всего рассказывает о себе, расспрашивает о нём слишком личное, касается уверенно, но не навязывая ненужный контакт, а зорко следя за его реакцией. — Я о том, Чимин, что доминант во время сессии контролирует всё, вплоть до малейших реакций саба. — поясняет он свою точку зрения, давая Чимину новую пищу для размышлений. — В этом и заключается его кайф. Именно Дом решает когда, как и сколько оргазмов получит нижний. Ты бы смог отдать кому-то такой контроль над собой? Почему-то кажется, что мужчина подталкивает его в сторону того варианта, что удобен ему, но Чимин не полагается только на слова мужчины, раскладывая их в голове и осмысливая, после приходя к собственному выводу. Ему лишь интересно узнать, к чему приведёт этот разговор, вся эта ночь. К тому, что они перейдут ещё несколько граней, обнажая души перед несколько часов назад совершенно незнакомым человеком, или остановятся на этом этапе, не сойдясь во мнениях или желаниях. — Это звучит… интересно. — отзывается он, играя с крупными пальцами главы, просто чтобы занять чем-то руки, пока он витает в своих мыслях. — Вы тоже получаете кайф от контроля? — спрашивает парень, вскинув голову. — Да, Чимин. Это одна из главных движущих сил доминанта. Это часть моей жизни. Намджун отвечает, не задумываясь. Это и вправду то, ради чего он пришел в Тему — ради понимания того, что он может доминировать над человеком в контролируемых условиях, не притесняя его прав в реальной жизни и не ломая чью-то личность под себя в отношениях. Ведь то, что ты являешься доминантом во время игры, совсем не означает то, что ты обязан быть главным в отношениях вне её. Ровно так же, как актив в постели не означает — актив в отношениях. — Хочешь испытать это на себе? — спрашивает он у Чимина. — Контроль? — переспрашивает Чимин, кидая непонимающий взгляд на мужчину. — Я думал, Вы собирались показать мне другую обвязку. — Да, только процесс передачи контроля от саба к Верху мы называем доминированием. Это не всегда подразумевает под собой унижения или грубый физический контакт. — объясняет он, не давя, лишь объясняя парню, как видит один из вариантов дальнейшего развития событий. — Я всего лишь продолжу разговаривать с тобой, отслеживать твою реакцию на свои действия, а тебе нужно будет отпустить себя и не зацикливаться на том, каким действием мне ответить. Чимин пытается представить себе это, но получается не очень. Он должен будет сидеть как столб и смотреть в стену, пока его будут трогать? Внутренний скептицизм, отразившийся в его выражении лица, побуждает мужчину продолжать, развивая свою мысль. — Это не так странно и сложно, как может показаться. Я просто создам такие условия, в которых ты будешь полностью зациклен на себе и своих ощущениях, находясь под моим контролем. — объясняет он. — Бондаж будет нашей первой пробой. Таким образом, ты узнаешь о двух фундаментальных основах БДСМ, Б — это бондаж, и Д — доминирование. Чимину кажется это всё таким непонятным, что в голове вместо адекватных вопросов один сплошной вопросительный знак, и, кажется, чтобы развеять сомнения, нужно всего лишь положиться на мужчину, дав ему возможность побыть его проводником в этот непонятный влекущий мир. Даже если для этого нужно дать ему небольшой кредит доверия. — Ты сможешь всё остановить в любой момент, если тебе не понравится, — вторит его мыслям глава, — И мы вернёмся просто к формату интервью, и ты узнаешь всё так, как изначально и планировал. — резюмирует он. — Ты в любом случае будешь в своеобразном выигрыше. Да и я тоже, поэтому давить и убеждать не стану. Это только твоё решение, поэтому хорошенько подумай над этим. Затем он встаёт, пересаживая Чимина со своих колен на постель, и испытывая от остаточного ощущения веса Чимина на своем теле глубинное удовлетворение. Он не сдерживает желание снисходительно пригладить чужие волосы, чтобы ещё раз насладиться их шелковистостью. Уже думает оставить его на несколько минут, чтобы дать собраться с мыслями, но и тут Чимин удивляет его, шепча уверенное: — Я согласен, Господин. — говорит он, глядя глаза в глаза, и уже не добавляет в успевшее стать привычным обращение фамилию главы. — Тебе придётся снять футболку для этого. — говорит Намджун, прочищая горло. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы заметить, какую реакцию у главы вызывает это слово: как хищно раздуваются его ноздри, и чаще бьётся жилка на шее, выдавая участившийся пульс. — Обнажать тело или нет — твой выбор, — подчёркивает он. — Это не помешает обвязке. Но нагота имеет что-то общее с психотерапией, как раз то, что интересовало тебя для твоего диплома. Чимин сейчас едва ли вспомнит, о чём вообще хотел в нём писать. За прошедшие пару часов его мир перевернулся настолько, что дипломная работа отодвинулась на самый дальний план его потока сознания. Все вопросы, что он задавал — он задавал давно уже для самого себя, действительно желая знать, примеряя на себя каждую новую деталь. — …усиливает эффект. Он настолько отвлёкся, что пропустил всю фразу мужчины, уловив только самый конец. Намджун ждал от него рекции, поэтому дождавшись ответного кивка, он ушёл в другую часть комнаты, чтобы подготовить несколько необходимых вещей, очищая разум от лишнего сейчас мусора, и настроиться на нужный лад. И не смущать парня, который раздевается перед ним впервые. Чимин стягивает футболку, не колебаясь, но слегка ёжится от прохлады, гуляющей по коже. Колодки на изголовье так и манят почему-то. Это что-то незнакомое, но почему-то каждую новую вещь, которую он видит из тематической атрибутики здесь, так и тянет опробовать на себе. В нём раньше не было такого неутомимого любопытства, тем более в эротическом плане. Секс с бывшими партнёрами был, но он был скорее необходимостью. Способом укрепить отношения, испытать необходимую близость и заботу о себе. Но сейчас он понимает, что всё было скорее механическим, каким-то смазанным, быстрым. Даже если после звучали слова о любви. Всё было хорошо, не на что жаловаться. Но ведь Чимину не было с чем сравнить. Поэтому он и не интересовался тем, может ли быть всё по-другому. А с Ким Намджуном интересно всё. И обсудить, и опробовать, и поддаться на любые провокации и уловки, лишь бы наслаждаться чужим обществом подольше. Почему так? Чимин не знает. Просто мужчина кажется ему тем, кто знает какой-то секрет. Какой-то волшебный ключик к Чимину, который откроет ему дверь во что-то новое, неизведанное, запретное, но невероятно приятное. Когда глава возвращается обратно, Чимин ждёт его, усевшись обратно на коленках у кровати, не вернувшись на кровать, и не приняв более удобную позу. Это льстит. — Почему опять верёвка? Вы даже не покажете мне другие способы обездвижить человека? У Вас же тут много всяких других… штук. — капризничает он, выпячивая губу, и Намджун отлично видит, как взгляд его на секунду скользит к массивному кресту на стене. — Верёвка — идеальный способ связать. — поясняет мужчина. — Если правильно её использовать, она не даст даже на миллиметр сдвинуть руки и не нарушит циркуляцию крови. Нам ведь нужно постигать всё постепенно, не так ли? Чимин дуется, но кивает. Глава находит это очаровательным. То, как быстро Чимин влился в незнакомый ему мир, желая узнать всё и сразу. Попробовать даже то, что обычно неопытных пугает. — К тому же, она идеально подойдёт для того, что я задумал. — глазки Чимина снова загораются интересом, и он внимательно наблюдает за тем, как мужчина зажигает несколько ароматических свечей в толстых стаканах, и расставляет их в хаотичном порядке на всех пригодных поверхностях вокруг. Затем он, как настоящий фокусник, хлопком в ладоши выключает свет в комнате, и единственными источниками освещения остаются лишь огоньки свечей и подсветка красного цвета у потолка и пола по плинтусу. Он возвращается к Чимину, подавая ему руку и помогая встать с колен. Он уже явно немного устал сидеть на ковре, который, хоть и мягкий, но с непривычки всё равно слегка натирает нежную кожу даже через штаны. Мужчина ведёт его чуть дальше от кровати, туда, где он положил для них подушки. Он указывает Чимину на одну из них: — Сядь. — и Чимин сам, без дальнейших разъяснений, садится снова на коленки, правильно догадавшись о том, зачем здесь подушки. Намджун располагается прямо за ним, тоже становясь на колени за его спиной, занимая вторую подушку. Изящные лодыжки парня лежат аккурат между бёдер мужчины. Намджун расстёгивает замки на ботинках Чимина, стягивая обувь, и откладывая её подальше. Почему-то сейчас главе хочется не приказывать, а заботиться. Как будто Чимин — его маленькая принцесса, которая заслуживает особого отношения. Но ведь так и есть. Чимин доверился ему, и пусть лишь на это короткое время, но сейчас он — его саб. Намджун добился своего. Они находятся сейчас так близко, что Чимин может коснуться груди мужчины своими лопатками, если самую малость отклонится назад. А Намджун может вдыхать запах его тела, блуждая взглядом по прекрасному телу, отданному в его распоряжение добровольно. Для Доминанта это самый ценный дар. — Я собираюсь завязать тебе глаза, Чимин. — говорит мужчина ему на ухо. В эту секунду парень чувствует себя готовым согласиться на что угодно, что бы ни попросил у него глава. — Хорошо. — шепчет он в ответ, чуть поворачивая голову и касаясь носом щеки мужчины. — Тогда, пока я завязываю повязку, — говорит Намджун, расправляя черную ткань на своих коленях. — Расскажи мне, какие действия партнёра тебе нравятся и успокаивают. Чимин думает над ответом, спохватываясь, когда ткань касается век, и он больше не видит обстановки вокруг. — Люблю, когда кто-то касается моей кожи, гладит меня и смотрит в глаза, интересуется мной и моими желаниями, потому что тогда я испытываю чувство безопасности и ощущаю заботу о себе. Намджун затягивает узел, проверяя, не видит ли парень что-нибудь из-под ткани. Убедившись в надёжности конструкции, он чуть отодвигается, оглядывая беззащитно открытую спину перед собой. Он шуршит одеждой, на что Чимин тут же беспокойно мотает головой, пытаясь вычислить, что означает этот звук. — Вы раздеваетесь? — он переходит на писк, правильно интерпретировав звук. Рубашка улетает в сторону от места действия, чтобы не мешалась под ногами. Намджун ничего не отвечает, вместо этого позволяя Чимину спиной почувствовать тепло, исходящее от своей кожи, но не касается его, лишь находится на очень близком расстоянии. — Что насчёт поцелуев? — вместо этого возвращается к ответу Чимина на заданный ему ранее вопрос. — Ну, это, вроде как… — смущается он, — Что-то само собой разумеющееся? — Я тебя понял. Но впредь, будь добр отвечать чётко на поставленный вопрос. — укоряет его глава. Он берёт руки нижнего, заводя их за спину, молчаливым приказом намекая держать их там. — Что ты сделаешь, если происходящее будет для тебя слишком, и ты испытаешь сильный дискомфорт: будешь терпеть до последнего или скажешь мне? — Скажу Вам. — тут же отвечает Чимин, не раздумывая. — Как ты скажешь мне это так, чтобы я, не теряя времени, сразу же прекратил свои действия и освободил тебя? — продолжает допытываться мужчина, нарочно давя на него своей аурой. — Эм… кажется я читал, что в таких случаях используют стоп-слова? — говорит Чимин неуверенно. — Правильно, прелесть. — слова обволакивают, заставляя трепетать. — Я не буду нагружать тебя слишком сильно сегодня, просто запомни, что ты должен будешь произнести слово «красный», чтобы всё остановить. Не бойся его использовать, если это необходимо. — Я понял, господин. — отвечает Чимин, слегка поворачивая голову, уже успев привыкнуть к тому, как ощущается темнота вокруг. — Почему-то я сразу знал, что ты предпочтёшь именно это обращение. — хмыкает мужчина, беря в руки верёвку длиной около полутора метров и складывая её пополам. — А как ещё можно называть своего доминанта? — интересуется парень, надувшись. В статьях в интернете он как-то не встречал данный пункт, наверное из-за того, что интересовался другими аспектами. Намджун делает на верёвке петлю-удавку и разводит свободные концы в стороны. Затем он продевает руки подопечного внутрь петли и плотно затягивает её. — Мастер, Господин, Сэр, даже Папочка: всё это индивидуально и зависит от игр, практикуемых парой, поэтому часто у пар появляются какие-то свои, личные обращения. — говорит он, задумавшись. — Ты можешь называть меня так, как тебе нравится. Проявляя должное уважение, разумеется. — твёрдо добавляет мужчина, регулируя натяжение петли. Верёвка теперь крепко прижимает ладони друг к другу в районе запястий, но не излишне затянута, чтобы не прерывать кровообращение. Он интересуется, не больно ли Чимину, и дождавшись отрицательного ответа, закрепляет петлю при помощи нескольких несложных узлов вокруг длинного конца верёвки. После он поднимает плетение выше, наматывая концы верёвок на руки плотно, но не туго, виток к витку. Оставшиеся концы верёвки он наматывает между запястий, надёжно завязывая. Несколько секунд он тратит на то, чтобы проверить плетение: равномерность узлов и их прилегание к коже. Удовлетворившись увиденным, он берёт в руки вторую верёвку, чтобы тем же способом связать локти. Чимин спокойно сидит, размеренно дыша и наслаждаясь тем, как чутко и бережно его касаются чужие ладони. Он охает, когда новая петля стягивает его локти так, что они касаются друг друга, из-за чего он резко выпрямляется в спине, а грудная клетка раскрывается. — Чувствуешь это? — томно спрашивает Намджун, закончив с обвязкой. — Невозможность сбежать и закрыться от меня? Чимин плавится, когда слова льются в уши низкими бархатными волнами, обволакивая тело и душу. Он дёргает руками, проверяя прочность обвязки и обмирает, когда понимает, что ни за что не сможет освободиться сам. Его руки не сдвигаются ни на сантиметр, оставаясь плотно сжатыми обвязкой. Что-то сильно ухает в животе вниз, как если бы Чимин катался на качелях, стремительно летя вниз, из-за чего внутренние органы будто сжимаются на секунду. — Д-да… — шепчет он, осознавая, что теперь не может видеть мужчину и касаться его, не может предсказать, каким будет его следующий шаг. Его грудь начинает чаще вздыматься, а пресс сжимается, будто Чимин в любой момент ожидает получить удар. Невозможность предсказать, куда придётся касание чужих пальцев в следующий раз, ошеломляет. Глаза под повязкой распахнуты, но даже это не помогает ему разглядеть хоть что-то. — Т-ш-ш, Чимин, не теряйся, прелесть, слушай мой голос. — говорит мужчина, прижимаясь грудью к его связанным рукам, давая ощутить тепло, исходящее от тела, и мощь, что удерживает нижнего прижатым к чужой монолитной груди. Намджун крепко держит его на месте, касаясь носом загривка, а его руки обхватывают Чимина целиком, заключая в плотный кокон. То, как мужчина заставляет его чувствовать себя крошечным в объятьях, сейчас кажется умопомрачительным. Чимин вдыхает поглубже, чувствуя, как грудная клетка с усилием расширяется, и стонет, выдыхая, когда его сжимают всё сильнее и сильнее. — Вот так, хороший. — мужчина отпускает его, лишая прикосновений, и это на контрасте ощущается преступным, убийственным. Он хнычет, ёжась от того, что без чужих рук на своём теле стало холодно, и Чимин не знает где, не знает как, но он чувствует — Господин смотрит. Намджун, и правда, смотрит. Как бы он смог оторвать взгляд от этой очаровательной прелести перед ним? Только для него такой. Открытый, обнаженный не столько телом, сколько мыслями. Чувствами вывернутый наизнанку так, что мужчина может прочитать всё, что происходит сейчас у саба в голове, всего лишь глядя на него. Наблюдая за дрожью тела, судорожными сжатиями мышц, при расслаблении оставляющими после себя послевкусие, похожее на маленький оргазм. В этом как раз и заключается вся прелесть бондажа. Эта сцена не только для Чимина, Намджун наслаждается ей тоже, так сильно. Так полно ощущает то, через что они проходят вместе. Они образуют слаженный тандем, ту самую связь Дома с сабом, пока ещё слабую, но уже заставляющую их обоих почувствовать себя действительно на своём месте. Пока это только уровень условного доверия, но Намджун уже чувствует Чимина так хорошо. Так сильно желает о нём позаботиться, дать ему всё, что тому нужно — даже больше, сделать его счастливым. И глядя на наслаждающегося Чимина — по-настоящему, не наигранно, доминант слегка уплывает и сам. Погружается в сцену глубже, чем ожидал, глубже чем думал, что сможет от такой легкой практики. Чимин вполне мог испугаться, запаниковать, мог не выдержать того, что верёвки вытаскивают из человека наружу. Но он не, лишь погрузился глубже в себя, перестав обращать внимание на окружение, обстановку вокруг. Все лишние пустые глупости, что наполняли его голову до этого момента, мешая свободно дышать, ушли, не оставив после себя и следа. Похоже, что неопытность сабмиссива усиливает не только ощущения Чимина, но и эмоции Намджуна тоже. Но глава ощущает не то же, что и его саб — вместо расслабления на тело наваливается ощущение полного контроля над ситуацией, будто невидимая субстанция перетекает из тела Чимина в его тело и разум, меняя их обоих на новый лад, настаивая друг на друга волны, исходящие прямо из мягкого уязвимого центра их душ. Намджун так близко, не в силах оставить Чимина без своего тепла. Кажется, он сейчас может контролировать каждый вздох, каждый выдох, срывающийся с распахнутых будто в удивлении губ. Каждый стук чужого сердца отдаётся эхом в теле, будто его собственный. Глава чувствует себя сейчас всемогущим. Таким нужным Чимину, тем, кто дарит ему те ощущения, которых тот никогда не испытывал, и Намджун надеется, не испытает без него. И если это — их отправная точка, Намджун не может не думать о том, какими могли бы стать их взаимоотношения в Теме спустя время. И хоть пока хрупкие отношения между ними выстраиваются на основе доверия и взаимоуважения, а также глубокого понимания того, что каждый из них ожидает получить взамен, пока они осторожны друг с другом, будто ходят по тонкому льду. После, мужчина уверен, они бы смогли стать чем-то идеальным друг для друга. Недостающим звеном. Той самой деталью, что превращает обычную картину в бессмертный шедевр. Намджун неслучайно выбрал именно эту верёвку для обвязки — из хлопка, самую мягкую, щадящую. Она не для любителей острых ощущений, не принесёт слишком сильной боли из-за жёсткости обвяза, но даст необходимое ощущение доминирования и ограничения мобильности. То, что глава выбрал для первого погружения Чимина в Тему — в большей степени относится к психологическому бондажу. Минимальная ограниченность движений, которая не перегрузит неопытного саба, ключевой фактор здесь — психологический, то есть ощущение подавления, контроля, который Чимин добровольно отдал в руки своему доминанту. Намджуну не нужно было, чтобы Чимин полностью потерял способность двигаться или чтобы выполнял какие-то его приказы против своей воли, не зная толком, как вообще выглядит динамика между Доминантом и его подопечным во время экшена. Ему нужно было добиться от Чимина понимания и, что более важно — принятия своего доминирования или подчинения. И обвязка рук, и лишение зрения не были тем, что он не сможет выдержать. Но были тем необходимым минимумом, который дал Чимину ощущение полного погружения в себя. Создал вокруг него тёплый мягкий кокон, в котором есть место лишь для него и Намджуна, который ни за что в жизни не позволил бы себе Чимину навредить, увидев его в таком уязвимом состоянии. Решение ограничить Чимину возможность ориентироваться в пространстве при помощи зрения было спонтанным, но так он дал себе возможность вывести их общение на новый уровень — чувственный. До этого Намджун общался с ним, всё время чётко устанавливая зрительный контакт, и теперь, лишившись этого, Чимин больше не мог полагаться на возможность прочитать что-либо по мимике Намджуна, не мог следить за его реакцией. Поэтому всё, что ему осталось — ощущать Намджуна всем своим телом, кожей, на слух, но не имея возможности убедиться, что его догадки верны, не мог даже дотронуться до Намджуна, чтобы знать, какое положение в пространстве относительно него он занимает. Это одновременно заставляло его больше зацикливаться на себе, и в тоже время — пытаться найти другой способ не потерять контакт с доминантом, сосредотачивая на нём оставшиеся органы чувств. Сенсорная депривация работала на Чимине так замечательно. Тот самый баланс, который доминанту необходимо было найти, чтобы сессия получила необходимый Чимину уровень близости и контроля. Если бы Намджун решил увлечься сложными и замысловатыми обвязками, его подопечный мог просто заскучать и устать. Но когда глава сделал ставку на более простую обвязку — он работал аккуратно и быстро, из-за чего Чимин сейчас получает более интенсивные тактильные ощущения за счёт сдавливания верёвкой. Всё дело в том, что в его сознании случился очень резкий перенос из состояния полного контроля над своим телом, в ощущение полной беспомощности и ведомости, из-за чего сабмиссив не мог не думать о том, кто забрал у него этот контроль. Чимин покрывается мурашками, когда после того, как Господин, дав ему несколько минут побыть наедине со своими чувствами, снова вернулся в поле его осязания. Спине стало теплее, связанные руки прижимались к горячей груди, и Чимин не имел ни возможности, ни малейшего желания отстраняться от мужчины. Его гладили. По шее, спине, нежно обводя впадинку позвоночника, по талии, крепко, чувственно сжимая в надёжных руках. Он чувствовал себя маленьким мурчащим котёнком, он желал быть им — крошечным диким зверьком в руках Доминанта, который его поймал. Но не чтобы навредить, наоборот, защитить. Любить? Чимин так желал быть им прирученным. Желал, чтобы Доминант направил его, показал, как правильно, как хорошо может быть им обоим рядом друг с другом. Намджун так хорошо понимает его нужду, утоляет дикую тактильную жажду, переходя рукой на крепкий пресс, оглаживает солнечное сплетение, чёткие из-за напряжения и позы кубики мышц, и надавливает на низ живота, крепче прижимая к себе, заставляя практически всем весом усестся на своих бёдрах, расставив колени шире. — Вот так, мой птенчик, ты можешь опереться на меня. — шепчет он в ухо Чимина, тут же касаясь кожи губами. И Чимин бы даже не обратил на это внимание, если бы дальше мужчина не поцеловал его снова, уже более ощутимо проведя мягкими лепестками губ под челюстью. Поцелуи, прикосновения, поглаживания, милые прозвища — то, что он озвучил Намджуну ранее — но как мужчина знал об этом ещё до того, как Чимин это произнёс? Как так верно распознал сигналы его тела, как прочитал в нём эту нужду быть защищённым, обласканным? — Расслабься, ты можешь довериться мне, Чимин-и, — говорит он, чувствуя, как саб машинально подстраивается под ритм его глубоких вдохов и медленных выдохов, входя в состояние, близкое к трансу. — Такой хороший мальчик для меня, самый прелестный. Это было так удивительно, неописуемо — испытать разом весь спектр положительных эмоций. Когда Доминант только начал связывать его, Чимин поначалу чувствовал только то, как его что-то сковывает. Он пытался контролировать ситуацию, как привык делать это в своей жизни всегда. Но теперь, когда мужчина заметил это, и сказал, нет — приказал ему отпустить, он прислушался. Не мог не. То, что творил с ним этот Ким Намджун, было чем-то запредельным, неизведанным. И с этого момента началось его освобождение, полное облегчение. Большая часть тревог уходит. С каждым поцелуем, с каждым нежным касанием, Чимин расслабляется внутренне, даже не подозревая ранее, как много всего сдерживает его изнутри. Наступает огромное облегчение от того, что этого тяжкого груза больше нет. Именно в этот момент Чимин понимает, чувствует душой то, о чём говорил ему Намджун в зале и после в комнате. Очень тяжело сделать самому себе приятно. Возможно, да — бесспорно, это довольно легко. Но это не расслабляет так, как полное отсутствие контроля. Как ощущение передачи власти над собой, как ненужного груза. Чтобы доставить удовольствие себе самому, нужны усилия, ресурсы, внимание. Но позволив Доминанту позаботиться о себе, Чимин лишь принимает. Он ничего не решает. Только наслаждается тем, что ему дают — бескорыстно, от чистого сердца. И понимание того, что Намджуну это приносит то же всеобъемлющее удовольствие — наслаждение размывает границы его тела, соединяя его и Доминанта в единый организм, работающий на одной волне. Это чувство, когда Чимин оказался связан, оказалось потрясающим. Это то, что он никогда не смог бы себе вообразить, читая статьи в интернете и собирая материал для диплома. Но попробовав один раз, Чимин уже не был так уверен, что сможет теперь жить без этого, существовать как раньше, зная, что может чувствовать себя так. Это было выше его понимания. Ему не хочется освобождаться. Ему хочется остаться здесь навечно, в этом безопасном месте, где есть только он и его Доминант. Человек, который взял его доверие, и не предал его, а превознёс до невозможности. До последнего предела, за который шагнуть вместе с Ним не страшно. Это похоже на медитацию: уютное, спокойное и правильное ощущение, будто ничего уже не сможет в этой жизни Чимина задеть, обидеть, сделать больно. Будто привычный ему мир под закрытыми тканью веками преобразился, заиграл другими красками, и внутреннее напряжение пропало, лопнув, как мыльный пузырь. Он едва ли ощущал, какого конкретно места касались чужие губы — будто поцелуи рассыпались где-то на изнанке, в его вылеченной и собранной заново душе. А затем Чимин ощутил на вкус свободу. Будто за его спиной расправились крылья — это Доминант перерезал верёвки, выполнившие своё предназначение. И этот момент, момент развязывания — это ликование, полное освобождение от всех оков, что тянули его разум вниз. Почему от этого получают удовольствие? Чимин получил ответ на свой вопрос. Намджун даровал ему откровение. Его мышцы были сжаты, скованы продолжительное время, и резкое их расслабление было подобно маленькой смерти — это был настоящий оргазм. Не физический, скорее душевный. Чимин научился наслаждаться сковыванием и не препятствовать освобождению. Он был расслаблен и чувствовал лишь обволакивающий комфорт: мягкие, растирающие касания ладоней Доминанта к его рукам, массаж плеч, нежный шёпот в висок. И это начало возвращать его обратно, будто погружая отделённое на время сознание обратно в тело. — Какой же ты красивый, мой птенчик. — заполошно шептал мужчина, нахваливая его, лаская словами, лаская своими сильными нежными руками. И зря он так. Чимин не выдержал бы слышать это ещё хоть секунду. Он бы рассыпался на мелкие песчинки, раскрошился бы в пыль, чтобы осесть на мужчине, проникнуть внутрь, и не позволить ни одной силе на этом свете разъединить их. И он делает то единственное, чего ему не хватало всё это время, чтобы чувствовать себя полным. Что не дал ему мужчина, опасаясь, что переступит черту. Что ж, Чимин не боится. Намджун избавил его от страха этой ночью. И он хватается покалывающей рукой за затылок мужчины, своего Доминанта, впиваясь в его губы, не в силах выразить свою благодарность иначе, чем отдать то последнее личное, что у него осталось. И Намджун ему отвечает. Так жадно, так чувственно, будто они голодали и мучались от жажды друг по другу несколько недель. А, может быть, ждали именно друг друга всю свою жизнь.