***
Отставив корзинку, змей присел на пол, разглядывая спящего. Как давно в нём не просыпались эти, будь они неладны, чувства. Хотелось подавить их, утопить так глубоко в трясине каменно-болотного спокойствия, как только это было возможно. Потому что это грозило болью. Снова. Полоз не хотел с ней встречаться. Казалось бы, за века его существования было пора обрести мудрость, достойную его положения… Если бы. Каждый раз люди ухитрялись задевать его сердце, разбивая в дребезги. И ста лет было мало, чтобы собрать его назад, кое-как вкривь и вкось залатать. Кто-то честно оставался с ним весь срок, пока дети не становились самостоятельными, но при этом ощутимо страдая. И не могли дождаться дня, когда истечёт трёхлетний договор, и можно будет вернуться домой, к тем, кто ждал наверху. Кто-то не выдерживал и этого. И просил отпустить, а то и сбегал, оставляя его над мёртвым камнем. Тогда было особенно больно — не только за себя, но и за невинную жизнь, что угасла, не успев начаться. Иногда Полоз недоумевал, за что ему это. Бывали и те, о ком он вспоминал с теплотой. Но даже они не оставались с ним дольше положенного, выбирая жизнь под солнцем, среди людей. До этого лета ему как-то не приходилось выбирать в невесты парня. Решение было спонтанным и продиктованным некоторым отчаянием. Всё-таки, это было не по правилам. Но теперь он никакой помехи не видел — что с того, что в сказках змеи да драконы похищали сплошь девиц? Пока всё шло хорошо. Полоз давно не чувствовал, чтобы человек так откликался на Знак. Так, что ему было крайне сложно сдерживать себя. Хотелось обнимать его, целовать, дарить ему яркое, хмельное наслаждение… поэтому он как мог ограничивал их контакт. Потому что не хватало опять привязаться. Опять впустить в сердце. Но зачем, чтобы его разбили через три года или раньше? Когда Иван оказался в Подземном Царстве, ещё с той минуты, когда не испугался выползших отовсюду полозов, не начал орать и пытаться избавиться от липнущих к нему скользких змей, в сердце снова затеплилась дурацкая надежда. Может быть, ему здесь не будет так уж невыносимо? Нет. Полоз не надеялся на то, что Иван останется. Это надо было быть безнадежным оптимистом. Но хотя бы на то, что эти три года будут у них неплохими, — можно же было надеяться? На то, что дети родятся, и его жизнь снова станет наполненной их смехом, разговорами и шалостями. Ему невыносимо хотелось провести по пшеничным мягким волосам или гладким нежным чешуйкам, сгрести в охапку маленьких созданий, которые являлись бы продолжением его самого. — Только не обмани, — прошептал он, касаясь щеки. Золотой венец с выбранными им камнями отлично сочетался с рыжими волосами. Веснушки на бледной тонкой коже красивого лица притягивали взгляд. Карие глаза, затянутые таким же, как у самого Полоза, золотом, сейчас скрывали подрагивающие веки. Парень был действительно красив. Его пальцы во сне покоились на кольцах Стешки. Было глупо давать человеческое имя обычной змейке. Она не могла даже понять, что это — её имя, просто привыкла к звуку. Но ему доставляло удовольствие видеть, что Иван чувствует себя спокойно в её обществе. Может быть, однажды… Полоз вспомнил, каким перепуганным выглядел человек, когда он решился ему показаться в своём обычном виде. В тот момент змей подумал уж было, что надежды нет. Но Иван удивил его, вместо того, чтобы бежать без оглядки — взял, да и согласился. Даже не зная толком, на что. Он не был глуп и, насколько Полоз мог судить, им точно не двигала жадность. Скорее — любопытство и, чего греха таить, их взаимное притяжение. То самое, которое поначалу казалось следствием Знака. Но вот Знак растворился, а поведение Ивана не изменилось. Он продолжал прикасаться, смотрел без страха и отвращения. Как будто даже… доверял? Вскоре всё будет ясно. Полоз на мгновение кинул взгляд на шахматы. Фигуры расставлены. Нужно только сделать первый ход. Он не удержался и провёл по тёплой щеке ребром ладони. Горько-сладкая волна прокатилась по телу. Рыжие ресницы затрепетали, открывая внимательный взгляд золотых глаз. — Привет, — Иван потёр глаза. — Ну и бред эта книжка. Ты сам-то её читал? Только теперь Полоз обратил внимание на лежащую подле на постели книгу. «Беременна от Принца-Ворона» — гласила яркая обложка, изображающая длинноволосую красотку в положении. Да уж. С библиотекой надо что-то делать. По крайней мере, не подбирать где попало выброшенную литературу сомнительного качества. — Кстати об этом, — затягивать не хотелось. Цикл только начался, это верно, но удачные дни не бесконечны, поэтому откладывать не стоило. При мысли, что нужно отвести Ивана в Гнездо, Полоз почувствовал нарастающее волнение. Как он примет? — Пойдём. Покажу тебе ещё кое-что важное. Идти оказалось совсем недалеко — всего-то спуститься на пару уровней до отгороженного гладкой, словно отполированной скалой прохода, за которым зияла очередная пещера. Пока шли, Иван явно начал нервничать. Это было видно по напрягшимся мышцам рук, и Полозу захотелось как-то успокоить, поэтому он нашёл чуть влажную ладонь, сжимая пальцами. Сперва идти рядом, взявшись за руки, было неудобно — подстроиться под ширину чужих шагов удавалось не сразу, руки норовили двинуться вразнобой, но вскоре подстроились, и когда дошли, отпускать уже не хотелось. Может быть, человеку и было не по себе, но он всё же дышал ровнее, только настороженно оглядываясь по сторонам.***
Круглое помещение выглядело пустым, по периметру из сплошного неровного черного камня выдавалась вперед широкая ступенька, на которой выделялись округлой формы большие камни, покрытые тонкими вьющимися прожилками: голубоватыми, ярко-синими, розовыми и золотистыми. Середину занимало плоское возвышение, высотой примерно по колено, совершенно пустое. — Что здесь? — обернулся Иван, невольно понизив голос едва ли не до шепота. — Это Гнездо. Именно здесь нам с тобой предстоит провести немало времени, — Полоз подошёл, осторожно и нежно касаясь камня в лимонно-желтых прожилках. — Это и есть будущие Хранители. — Но они же… — Каменные? Неживые? — змей не поднимался и не отрывался от своего занятия, переместившись к соседнему, похожему на сероватую керамику с залитыми золотом трещинами. — Их нужно будет разбудить. Наполнить силой. Заботиться о них, оставаясь рядом, пока они не родятся. Это займёт как раз около трёх лет. В это время кто-то из нас должен быть постоянно рядом, питая их своей силой, если хочешь, энергией. Если оставить их одних — они вновь обратятся в камень, и придётся ждать ещё сто лет, пока цикл повторится. — Так и вышло? В прошлый раз. Та, кого ты выбрал, обещала быть здесь, но оставила вас и сбежала наверх? — это вырвалось помимо воли. К чему он решил бередить раны этим разговором — Иван не успел обдумать. Слова вылетели сами собой, но потом пришло понимание: это правильно. Он имеет право знать. — Да, — кивнул Полоз, и в одном слове было достаточно затаённой боли и грусти, чтобы утопить всю эту пещеру. Обещать, что не поступит так же, Иван не мог. В конце концов, что он знал о том, что будет дальше? Но в том, что будет изо всех сил стараться, чтобы это существо… чтобы Полоз больше не страдал подобным образом, был уверен. Говорить что-то казалось лишним, поэтому он подошёл ближе и присел рядом, тоже неуверенно касаясь одного из яиц. Оно было холодным и твёрдым. Камень и камень. — Что нужно делать? — Они питаются энергией любви родителей: духовной и плотской. Разбудить их — самое сложное. Не знаю, сколько понадобится времени, поэтому начнём только когда ты будешь готов. Ещё несколько дней энергия этого места будет на пике, потом пойдёт на спад, поэтому долго ждать нельзя. Но… — Так может, сейчас? — Иван переводил взгляд с черного камня на Полоза и обратно. В который уже раз он решал так быстро, делая шаг навстречу? — Если это нужно сделать как можно скорее — нечего и откладывать. Полоз медленно кивнул, словно хотел убедиться, что Иван понимает всё до конца. — С этого момента тебе придётся быть здесь почти всё время. Я не смогу оставить работу даже ради новых Хранителей. Поэтому на тебе будет большая часть дня. Потом я буду приходить и сменять тебя. Если развитие будет замедляться — придётся повторять близость, может быть, не один раз. — Да понял я, — Иван выдохнул, скулы тронул румянец. — Тут только один момент. Я ни разу с мужиками не спал. Да и вообще… Это же не проблема? Вот теперь Полоз закрыл глаза, а после, для верности, ещё и потёр лицо ладонями, пытаясь немного успокоиться. Надо же было к его колодцу прийти… такому. По воду. Как на такие вот вопросы реагировать, вся тысячелетняя история не подсказывала. Обычно девы хоть и смущались, но просто принимали как факт, что раз вышли замуж — то должны и супружеский долг исполнять, смотреть за детьми, пусть и столь необычными. Хотя находились и такие, кто жаловался на всё на свете, от твёрдости камня до отсутствия дневного света и наличия змей, жару, холод, усталость, скуку и самого Полоза. Чем изводили его порядком. А вот так, обсуждать всё напрямую, с серьезным лицом, ему как-то не приходилось. Пока он пытался найти подходящие человеческие слова, Иван потерял терпение. — Нет, если не устраивает, время ещё есть, можешь… — договорить ему не дали. Полоз протянул руки и обнял, так что Иван шлёпнулся на пол, слегка отбив задницу о камень пола и увлекая за собой змея. Но это никого из них уже не смутило. Потому что ещё один, уже третий на их счету поцелуй, поглощал внимание полностью. Как-то так, не отрываясь, поднялись. В голове — ни одной мысли, кроме: «у него мягкие волосы». Пальцы путались в них, натыкались на тонкое кружево венца, и контраст золотых застывших нитей и гладких прядей посылал покалывание от кончиков пальцев. Невольно Иван задерживал дыхание, пока его талию сжимали, сильно, но бережно. В несколько шагов дошли до коснувшегося под коленками каменного края, и это было очень вовремя. Нет, не то чтобы ноги не держали — но хотелось занять более удобное положение. А вот с этим были явные проблемы. Словно отполированная поверхность каменного возвышения удобной не была. Но сейчас Ивану было немного наплевать. Он потянул за ворот на себя, буквально затаскивая Полоза, который прилёг рядом, теперь покрывая поцелуями зардевшиеся от недостатка воздуха щёки, шею. Когда он сдул рыжую прядь, закрывающую ухо, чтобы пройтись по краю языком, всё тело откликнулось внутренней дрожью. Ощущений было много, настолько же приятных, как и непривычных. Чужие касания чувствовались гораздо сильнее, чем свои. Рубашка оказалась расстегнута, как и штаны, и прикосновение прохладного камня ласкало разгоряченную кожу. Иван откинулся на камень, изгибаясь, подставляя грудь блуждающим по ней губам. Каждый поцелуй будил и знакомые, и какие-то новые для него чувства. Он был возбуждён, но это возбуждение словно стекало с него и впитывалось в камень, который недолго дарил желанную прохладу. Не прошло и нескольких минут, как под спиной стало влажно, а ложе потеплело. Иван тоже касался, куда мог дотянуться. Говорить ничего не хотелось, а вот увидеть своего любовника без одежды — хотелось определенно. Мысль на секунду показалась пошлой, но от этого только стало ещё жарче. И он потянул пояс, без слов показывая, что нужно сделать. Змей кивнул, что-то отцепил, потом красивым плавным движением стянул через голову рубаху. Было ли это намеренным или случайным свойством принимаемого им для общения с людьми облика, но сложен он был очень красиво. Лишенная каких-либо изъянов кожа, тёмные небольшие соски, волос на груди и руках совсем немного — пожалуй, Иван не видел ни разу никого красивее. Внутри всё ещё оставались остатки барьеров, не позволяющих забыть обо всём и исследовать это тело так, как хотелось, поэтому он только скользил восхищенным взглядом. Видя это, Полоз поймал его руку и прижал ладонью к своей груди, словно говоря: не робей. Иван сглотнул, проводя вниз до пресса, тут же чувствуя, как окутывавшее его марево желания вновь взметнулось волной, которая прокатилась и ушла куда-то вниз. Вскоре вся одежда соскользнула с гладкого края, оставляя их друг перед другом без какой-либо препоны. Взгляд Полоза горел, и это не пугало — Иван знал, что его глаза точно так же лучатся сейчас золотым светом, в котором можно было прочитать одно желание: быть ближе. Но оба медлили, едва чувствовавшимися касаниями, кончиками пальцев обводя то плечо, то вдоль рёбер, то останавливаясь на шее. Дыхание стало тяжелым, и это длящееся ожидание, накаляющееся напряжение было не менее прекрасным. Теперь жаркие, вызывающие томление волны проходили от макушки до кончиков пальцев на ногах одна за другой. Поверхность под ними стала тёплой. Наконец терпение кончилось, и Иван подался вперед, вновь ловя губы, с блаженным выдохом притираясь влажной головкой к животу Полоза. Он успел рассмотреть его полностью — крепкая фигура, руки с синеватыми руслами вен на бледной коже, выраженные мышцы, та же короткая тёмная поросль на лобке, вставший член с выделяющейся головкой, не больше, чем у него самого. И он тоже был красивым и просился в руку, а потому он не стал себе отказывать — обхватил ладонью, чувствуя, как Полоз вздрогнул, но не стал мешать, позволяя трогать, где вздумается и как хочется. Всё, что знал Иван о такого рода близости между мужчинами, ограничивалось из любопытства просмотренной пару раз порнухой — обычно ему хватало собственной фантазии. Всё-таки, он старался не потворствовать больше неизбежного своей, как он считал раньше, неправильности. При этом происходящее не казалось сейчас чем-то постыдным или неправильным. И он открывался новому для себя, впервые больше не сдерживаясь. Полоз уже показал ему, что можно было целовать там, где хотелось почувствовать на вкус. И он тоже мазнул губами по шее. И тут же откуда-то взявшимся порывом лизнул, чуть сжал зубами порозовевшую на этом месте кожу, вызывая удивленный выдох. Кажется, это тоже было приятно. И стоило повторить. Плечо. Над соском. Длинно лизнуть и его. Провести зубами по рёбрам, оставляя мокрый след. Ещё одна волна заставила задохнуться, но только подтолкнула к тому, чтобы, сцепив руки, вновь опуститься на уже практически горячий камень. Покрытые испариной тела тёрлись, сплетались, поцелуи становились то отрывистыми, с прикусыванием, то долгими, тягучими, с неторопливыми столкновениями языков. Счёт времени потерялся, теперь Иван отмерял время от одной волны до другой, которые становились всё мощнее по мере того, как он приближался к разрядке. Он поймал ладонь Полоза и, собрав слюну, облизал её, потянув вниз. Повторив со своей, вновь обхватил подрагивающий член змея, сразу начиная ласкать, жёстко сжимая, так, как нравилось самому. Тот подхватил, даря такие же настойчивые движения, прикрыв золотые глаза и часто дыша. Второй рукой Иван притянул голову за затылок, ткнувшись мокрым лбом, выдыхая друг другу в губы тихие стоны, пока на камень не плеснуло почти одновременно. И эта волна была самой высокой, едва не погасив сознание — настолько в ней было жгучее удовольствие, не дающее дышать, взрывающее изнутри и оставляющее совершенно опустошенным. Мягкое поглаживание по щеке заставило открыть глаза. Полоз смотрел мягко и немного устало. Лёгкая улыбка коснулась алых губ. — Не засыпай, царевич. Ещё рано. Мы только начали…