***
Старинный пожелтевший костяной гребень скользил по волосам — сперва кончики, распутывая мелкие «паучки», а после — от середины, и уж потом можно было широким движением проводить от головы по всей длине. Сначала Полоз не понимал, к чему это — он и сам вполне мог о себе позаботиться. Но стоило Ивану один раз расчесать ему волосы, и он уже не мог отказать себе в этом удовольствии. Ну а Иван отлично умел управляться с гривой непослушных локонов благодаря младшей сестрёнке. Обычно косички ей заплетала мама или бабушка, но и ему иногда приходилось в детстве помогать ей, если рыжие кудри сильно запутывались, а взрослые были заняты. Иван припомнил, что, пожалуй, первым, что привлекло его внимание в ту встречу у колодца, были эти волосы. Длинные, чуть вьющиеся, смоляные. И теперь, когда они рассыпались под его руками, становясь и впрямь похожи на текущий ручей, падая на обнаженную спину, это зрелище завораживало каждый раз, как он брал в руки гребень. Минуло полтора года с тех пор, как он оказался здесь. Где-то там, над головой, заметала вьюга, но под землёй ничего не менялось, разве что в нём самом и в том, кому он расчёсывал сейчас волосы. Нельзя сказать, что Иван не скучал по прошлой жизни. Скучал, и очень. И часто заглядывал в волшебное зеркало. Пользоваться им он научился быстро, стоило представить дом — и вот он уже видел картинку, как с подвижной камеры. Сперва улицы родного города, потом панельную девятиэтажку. «Заходить» в квартиру некоторое время не решался, сообразив, что может ведь и в неудачный момент вломиться таким, пускай и невидимым, но всё равно нахальным образом. Но однажды память решила за него, очень уж ярко припомнилась квартира: её запах, уютная кухня с покрытым тканевой бежевой скатертью столом, занавески с подсолнухами… Стоило всему этому захлестнуть сознание, и он уже смотрел на эту самую кухню в обрамлении потускневшей серебряной рамки зеркала. За окнами стемнело, за столом сидел Димка и дул на кружку, грея руки. Видимо, только пришёл, одет он был в тёплый вязаный свитер. А вот Алёнка, суетившаяся у плиты, была в широкой футболке, из-за чего он не сразу разглядел. А когда разглядел, то аж рот приоткрыл от изумления. Сестрёнка была беременна. Вот даёт! Ей же учиться ещё… на третьем курсе всего лишь. Академ придётся брать. Он так распереживался, что отложил зеркало, успев только заметить, как Димка отставил кружку и поднялся, обнимая Алёнку, бережно поглаживая её ещё не такой и большой животик. С тех пор он стал заглядывать чаще, старательно выбирая именно кухню, там шанс увидеть что-то лишнее в теперь уже окончательно семейной жизни, был минимален. Но и так впечатлений хватало. Зеркало, как сказал Полоз, когда-то умело и звук передавать, но потом с ним что-то случилось, и осталась только картинка. Но и этого было достаточно, чтобы знать хотя бы, что всё в порядке. Периодически у них в гостях появлялись друзья, тётя Люся, заглядывали как-то даже Димкины родители, и было понятно, что несмотря на такую вот неожиданность, одни ребята не останутся. Иван слегка жалел, что не сможет никак присутствовать ни на свадьбе, ни когда племянника или племянницу впервые привезут домой из роддома. Все эти важные для него события он сможет, если повезёт, наблюдать со стороны. Да и то, если со временем и местом подгадает. На этот раз, когда он достал зеркало и уже привычно сосредоточился, по квартире туда и сюда сновали нарядные подружки Алёнки, а она сама стояла посреди гостиной — в очень красивом белом свободном платье, и её волосы, уложенные в затейливую причёску с мелкими цветочками, горели медью в льющихся из окна солнечных лучах. Она была такой взволнованной и счастливой, что горло сжало, а в уголках глаз появились непрошенные слёзы. Всё-таки, довелось увидеть… вот только обнять сестру, как ни хотелось, он не мог. Подошедший было неслышно Полоз, заглянувший в зеркало через плечо, сделал несколько шагов назад и исчез так же бесшумно, как будто его и не было. Иван, старательно утиравший глаза рукой, ничего не заметил, погруженный в свои переживания. Жизнь продолжалась своим чередом.***
Это произошло, когда они готовились ко сну. Иван лениво растянулся и читал вслух понравившиеся ему рассказы. Потому что проиграл в шахматы — такой был уговор. Он подозревал, что Полоз иногда поддаётся, чтобы у него не пропадал интерес к игре, но тот делал это так виртуозно, что поймать его на этом никак не удавалось. Иван все равно не терял надежды, и это стало своего рода игрой внутри игры. Змей в своей чешуйчатой форме разместился как-то сразу везде вокруг, в довершение уложив голову Ивану на живот, так что можно было ещё и поглаживать его, как большого кота. Иногда язык щекотал солнечное сплетение, привычная тяжесть слегка будоражила, и в какой-то момент Иван понял, что потерял смысл рассказа, а уже больше гладит и ощупывает обводы. Он вздохнул и отложил книгу. — Эй, как думаешь, может, нам не повредит ещё немного помочь малышам, м? Оба понимали, что они давно уже занимаются этим совсем не с той целью, а просто оттого, что это было приятно и нравилось змею не меньше, чем человеку. Всё ещё спящие в яйцах Хранители не вызывали опасений, да и до срока оставалось всего ничего… А вот об этом они предпочитали не думать. Нет, каждый с волнением ждал рождения новой жизни, но о том, что будет дальше, Иван мысли от себя старательно гнал. Вот и теперь он царапнул чувствительное место сразу за головой змея, отчего по длинному телу прошло сокращение мышц, и в голове зазвучало: — Как угодно, мой царевич. Но потом пощады не проси. — Это когда это я просил пощады? — возмутился Иван, глядя в глаза поднявшейся на его уровень змеиной головы. И вдруг, улыбнувшись, успел коснуться мелькнувшего чёрного раздвоенного языка своим. — Никогда такого не было. — И верно. На этом поле ты достойный противник. — Намекаешь, что в шахматах я полный профан? — Иван не обижался, потому что это было недалеко от истины, да и подобные разговоры давно уже стали частью ежедневной жизни. Вместо ответа тело змея обвилось, сбивая дыхание, моментально зажигая, и язык игриво пощекотал за ухом, рождая тихий смех. Может быть, это было и неправильно, но Ивану одинаково нравились оба воплощения любимого… да, пожалуй, любимого. Этих слов они не произносили, намеренно избегая, как и разговоров о далёком будущем за пределами очерченного трёхлетнего круга. Но обманывать себя было бы глупо. И сейчас он, позабыв обо всём, просто наслаждался близостью, сначала сжимая змеиное тело, чуть позже — запустив пальцы в шелковистые волосы, а язык — в жаждущие поцелуев губы. Вокруг, как и всегда, потянулось горячее томное марево, не оставляющее места для иных мыслей. Они отдыхали, лениво раздумывая, продолжить или всё же уделить время сну, когда послышался странный шорох и треск. Первым среагировал Полоз, мигом оказавшийся у ступеньки, разглядывая ряд до этого времени неподвижных яиц. Крайнее, чёрно-серое, едва уловимо покачнулось. Уголёк. Иван уже присел рядом, зачарованно глядя, как движение повторилось. Он взглянул на змеиного Царя, высоко приподняв брови, взглядом спрашивая: «всё нормально?». Тот улыбнулся, потирая лоб. — Вот и допомогались, — а потом рассмеялся. — Да, нормально всё. Просто наша с тобой активность привела к тому, что они решили родиться раньше. Но в этом нет ничего плохого, значит, время пришло. Следующие несколько часов они провели там, не в силах оторваться от того, как одно за другим яйца начинали покачиваться и потрескивать. Полоз принёс одежду, потому что отходить даже на минуту Иван не хотел. Увидеть наконец, кто прячется внутри, хотелось со страшной силой, и он намеревался не пропустить ни секунды этого зрелища. Первая видимая трещина образовалась именно на чёрном яйце. Под скорлупой оказалась белая плёнка, но и она вскоре разорвалась, и особенно сильное движение заставило яйцо покачнуться и свалиться прямо в подставленные Иваном ладони…. На них ворочалась угольно-чёрная, с пока нечётким серым узором змейка, очень похожая на Полоза, только на носу у неё было что-то вроде небольшого костяного нароста, напоминавшего клюв. — Уголёк…. — выдохнул Иван. — Вот ты какой, непоседа… Замерший позади до этого Полоз забрал мелкого и начал что-то ему говорить, а после обратился к Ивану. — Тебе лучше… отойти. Они как цыплята — привязываются к тому, кого первого увидят. Ну ничего, понемногу привыкнут. В этот момент стало больно, как будто в сердце воткнулось что-то острое. Действительно, он же уйдёт. Три года кончатся, и ему придётся покинуть Подземное Царство. И заставлять маленьких Хранителей потом тосковать по нему совсем не годилось. Лучше уж пусть запомнят того, кто будет с ними всю жизнь. И он поднялся, чтобы отойти, наблюдая издалека, как один за одним рождаются остальные: Звездочка, Сойка, Заря, Синька, Липка, Лучик… Когда он рассказал о том, как называет будущих детей, Полоз заверил, что имена прекрасные, и он был сам лучше не придумал. И с тех пор только так о них и говорил. А вот теперь… смешанные чувства разрывали на части, и в глазах стояли слёзы. Они были очень красивые — яркие шнурочки, сейчас копошащиеся в ладонях Полоза. По сравнению с довольно крупными яйцами, сами малыши оказались совсем небольшими. Через некоторое время все уже собрались вместе и любопытно вертели мордочками, разглядывая друг друга и окружающий мир золотистыми глазками. Змей выпустил их на каменное ложе, и они продолжили возиться там, далеко не расползаясь. — А что… теперь? — Иван с опаской присел рядом. Было ощущение, что, возможно, он больше здесь и не нужен. Но Полоз сел рядом и вдруг притянул к себе, крепко обнимая. — Ты даже не представляешь, что для меня сделал. Я сейчас очень счастлив. И всё благодаря тебе. А теперь — за ними всё ещё нужно приглядывать. Они пока довольно беспомощны. Уже скоро начнут меняться. Хранители взрослеют быстро, и из Гнезда смогут выходить уже через пару недель. Я прошу тебя остаться хотя бы до этого времени. Не откажешь? На какой-то момент Ивану показалось, что он сейчас заплачет. Старательно пряча от себя же всё, что кипело в душе, кивнул. Значит, ещё две недели… Если он думал, что ждать рождения было сложно, то он сильно ошибался. Сложно стало теперь. Он мог беспрепятственно выходить из Гнезда, вот только делать этого было никак нельзя, потому что неугомонные хвостики тут же норовили куда-то забраться, а оттуда свалиться, и тогда в голове раздавался совершенно невыносимый плач. Вообще там теперь постоянно звучала разноголосая звонкая шипящая каша, в которой и слов-то было не разобрать, но детям это совсем не мешало. Иван устало прикрыл глаза, чтобы не смотреть, как Липка схватила за хвост Синьку и мотает головой, словно собирается его оторвать, а та вопит и в свою очередь пытается укусить обидчицу. Благо зубки у всех ещё не выросли, и серьезно покусать никто никого не мог. Это было даже хорошо, что все детки были яркие, кроме Уголька — так находить их по углам тут и там не составляло труда. А с Угольком было проще всего. Малыш отличался тихим нравом и проводил почти всё время свернувшись где-то рядом. А то и осторожно заползал Ивану на колени. Он бы совсем с ума сошёл, если бы не верная Стешка. Она хотя бы сторожила, чтобы гиперактивные Хранители не покидали пределов Гнезда. Ловить их по всему Подземному Царству было бы совсем нереально. Впрочем, Полоз утверждал, что Иван слишком беспокоится. Наверное, хорошо быть родителем со стажем, Иван такой выдержкой, к сожалению, не обладал. И поэтому сразу кидался на каждый ментальный вопль и плач. А с семерыми непоседами это случалось каждые несколько минут. Хорошо ещё, что по «ночам» они все дружно спали, давая измученному воспитателю хоть немного покоя. Другой способ добиться тишины Иван обнаружил случайно. В очередной раз почувствовав, как от царящего в голове кавардака начинает стучать в висках, он просто опустился посреди Гнезда на пол и запел самую любимую свою колыбельную. Шум тут же стих, и через пару минут обнаружилось, что все семеро сползлись вокруг и слушают, перестав галдеть. Пока песня не кончилась, в голове царила благословенная тишина. Примерно тот же эффект давали сказки, но тут их внимания хватало ненадолго, и стоило выбирать что-то попроще, навроде Колобка или Репки. Иван не знал, понимают ли они хоть что-нибудь, ведь откуда змейкам, которым от роду неделя, понимать, что такое вообще эта «репка». Следующая неожиданность произошла, когда очередной его «срок» подходил к концу, всё с тем же Угольком, который на этот раз пригрелся на груди. Остальные тоже угомонились вокруг, кто где, и Иван проваливался было в дрёму, когда по лицу ему прилетело… он открыл глаза, пытаясь понять, что это было. Хвост? И тут носа вновь коснулась маленькая ладошка. Прямо из чёрной с ромбиками змеиной шкуры там, где у человека было бы плечо, торчала крошечная рука, и её пальчики сейчас щупали кончик носа. Иван закрыл глаза и вновь открыл. Что за чертовщина. Может быть, он заснул и ему это снится? Но в нос вцепились уже чувствительно… Пришлось осторожно отцепить пальцем. Уголёк дернулся, и ручка растворилась, словно её и не было. С каждым днём они всё более отчётливо общались, пускай и каким-то одним им ведомым лепетом, и Иван убедился, что ему не мерещится — и у других хаотично появлялись и исчезали конечности. Было очень странно и забавно наблюдать, как змейка «сидит» и ковыряет стенку растущей из её тела рукой, пытаясь достать яркий камушек. На его наблюдения Полоз покивал: — Это они так превращаться пытаются. Когда подрастут, им будет почти одинаково удобно и в змеином, и в человеческом виде. Для них и построены те дома, что на другом краю — многие предпочитают жить именно там. Не даром они не только мои дети, но и твои. У других по-разному бывает, но мои Хранители — на какую-то часть люди. День, когда истёк трёхлетний срок, наступил неожиданно. Иван как-то подзабросил свой календарь, а потому не сразу понял, что именно сегодня истекло ровно три года с того дня, как он впервые ступил под каменные своды. Последние дни он пребывал в каком-то предельном смятении. Отвлечься помогали только игры с Хранителями, которые уже достаточно хорошо его понимали. По какой-то причине Полоз стал задерживаться дольше, почти всё время проводил общаясь с детьми и смотреть на Ивана избегал, сразу ложась спать. Накануне Иван, не в силах больше бороться с беспокойством, прихватил зеркало и вышел, оставив мелких на попечение отца и Стешки. Было лето, полозы давно покинули Подземное Царство, и с поиском тихого места проблем не возникало. Он присел на выступающий камень и сперва мысленно вызвал перед глазами водопад Виктория. Огромные массы текущей воды помогали успокоиться. Джунгли, ледники, океанские просторы… всё это он успел увидеть, как на National Geographic, приводя чувства в равновесие. Но потом невольно вернулся к дому. В квартире царила суета. Алёнка бегала, запихивая в сумку то одну вещь, то другую. Димка уже собирал близнецов, благо летняя жаркая погода не требовала запихивать их в, по всей видимости, ненавистные им комбинезоны. Они куда-то собирались, и не похоже, что просто на прогулку. Мальчишки пошли в их породу, в горовскую. Оба рыженькие, сейчас с отросшими кудряшками, они затеяли игру, бегая вокруг Димки, и отчаянно напомнили Ивану то, что он наблюдал теперь изо дня в день. Дети — они и в Подземном Царстве дети. Отчаянное желание увидеть их вживую только усилилось, когда ему попались на глаза лежащие на столе билеты. Ребята собирались всей семьёй ехать… в Журавли. И прямо сейчас они уже должны были быть «здесь». Он отнёс зеркало в короб и тронул за плечо Полоза, который вздрогнул и взглянул на него, а потом понимающе кивнул и поднялся. — Три года прошло, — ладони потели, внутри поселилась мерзкая дрожь. — Я же теперь могу выйти… наверх? Полоз кивнул, крепко сжатые зубы выдавали напряжение. — Я не хочу уходить насовсем, — наконец Иван решился высказать всё, что давно было на сердце. — Я полюбил… всё здесь. Детей. Можно мне будет возвращаться? Или видеть вас как-то? На это змей уже покачал головой отрицательно: — Иван, это невозможно. Ты ведь понял уже. Людям мы без нужды не показываемся, и когда ты уйдешь, то просто перестанешь нас замечать. А если останешься здесь сверх срока, то рано или поздно превратишься в змею. В полоза. Станешь кем-то иным, похожим на меня или на Хранителей. И что в тебе останется от человека, и останется ли — я просто не знаю. Пока ещё никто не осмеливался проверить. Если это случится — жить среди людей ты больше не сможешь. Исчезнешь для них навсегда. Было видно, как сложно даются ему слова. Но Змеиный Царь всегда был честен. — Поэтому иди. Я не хочу, чтобы ты был несчастен. Знаю, тебе есть куда вернуться. Есть люди, которые тебя ждут… Погоди. Он отошёл, словно растаяв в казавшейся твёрдой каменной стене, и вернулся с сундуком, набитым золотыми украшениями, сверкающими драгоценными камнями — россыпями мелких и крупных самоцветов, от которых рябило в глазах. Иван замотал головой. — Мне ничего не нужно. Я же не из-за этого… — слов было слишком много, но, глядя в глаза напротив, все они казались лишними. — Знаю. Но мне хотелось бы, чтобы ты взял, что захочешь, как подарок. У тебя очень красивая сестра. Тут точно найдётся, что придётся ей впору, — змей покопался и извлёк тонкую цепочку, на которой шли в ряд изумрудные капельки. Ожерелье и в самом деле было невероятно красивым, и, представив его на Алёнкиной шейке, Иван невольно согласился. Ей точно понравится. — И себе что-то возьми. Вот, я для тебя сделал, давно уже. Следом показался браслет с такими же камнями, как были у него в венце. Огоньки отражались в них, создавая очень знакомый мягкий медовый отсвет. Так светились в Гнезде яйца Хранителей. Полоз протянул руки, и Иван поднял свою, чтобы позволить застегнуть на запястье. В глухом коридоре их шаги отдавались эхом, и с каждым шагом росло желание оказаться под синим небом. Увидеть зелень травы. И не верилось, что от всего этого отделяют считанные минуты. Наконец Полоз остановился. — Я провожу тебя. Там и распрощаемся, — Иван протянул руку, и Полоз крепко сжал его ладонь. — Подпрыгни. И Иван не задумываясь сделал, как сказано, оттолкнувшись от камней… От взметнувшегося и потащившего вверх потока воздуха заложило уши, и совсем скоро его, бережно придерживая за талию, опустили на россыпь серой гальки у колодца. Солнце слепило глаза, от свежего ветра захватывало дыхание, поэтому он едва услышал: — Я был очень счастлив каждую минуту с тобой. Люблю тебя и никогда не забуду. Прощай, Иван. Прощай, мой царевич.***
Сознание возвращалось медленно, всё словно плыло в тумане. Иван потёр лицо рукой и застонал от боли — он сидел на земле, неловко упираясь спиной в угол колодезного сруба. С трудом поднялся, разминая затёкшие ноги. Какого чёрта он тут делает? Оглядел себя. Мда. Мятая футболка с дырками, джинсы тоже не лучше. Довершали наряд пыльные резиновые сапоги. Что вообще с ним приключилось? Лето. Деревня. Журавли. Колодец… Он с сомнением оглядывался. Память возвращалась неохотно. Они с Алёнкой приехали в отпуск. Понятно. Осталось понять, почему он заснул здесь. Ну да ладно, нужно было возвращаться. Домик показался из-за раскидистой старой ивы, вокруг жужжали насекомые, летний день только разгорался, но что-то не давало ему покоя, как заноза. Как будто он про что-то забыл. Во дворе, который он же точно помнил, что выкосил ещё вчера, почему-то снова рос бурьян, а на небольшой вытоптанной площадке сидели два совсем маленьких пацанёнка и сосредоточенно выдирали траву, до которой могли дотянуться с расстеленного одеяла. Рядом на табуретке восседала наблюдающая за этим Алёнка. — Паша, Саша! — позвала она, поднимаясь, чтобы отряхнуть ручки детей и показать им на рассыпанные между ними горкой игрушки. — Помощники мои. Оставьте вы эту траву, потом папа покосит! Вон сколько игрушек! Она по очереди поцеловала рыжие макушки и присела на колени, и малыши тут же потянулись к ней. А Иван замер, не понимая, кто эти дети и отчего сестра выглядит словно бы старше. В этот момент взгляд Алёнки скользнул вверх и остановился на нём. Она побледнела и раскрыла рот, хватая им воздух. А потом подхватилась, бросаясь вперёд и ему на шею: — Ванька! Ванька! Ты живой… я знала, знала… — она осыпала его лицо поцелуями и слезами, а он стоял как вкопанный, даже не в силах обнять её в ответ. — Где ты был так долго? Мы не знали, жив ли. Ванечка… Тем же вечером, сидя в доме, Иван задумчиво пил чай, перебирая впечатления сегодняшнего дня. В голове до сих пор не укладывалось, что он пропал три года назад, а сейчас решительно ничего об этом времени не помнит. Димка предлагал прямо завтра ехать в райцентр, показаться врачу, но Иван думал, что с этим можно не спешить. Чувствовал он себя нормально, никаких головных болей, головокружений и прочих признаков болезни он не ощущал. Разве что аппетита не было. В кармане джинсов отчётливо что-то мешалось, и он подцепил пальцами и вытащил цепочку с зелёными камнями. Откуда она взялась, он тоже не помнил, но сразу подумал, что Алёнке она очень подойдёт. Поэтому не стал откладывать и позвал сестру, застёгивая у неё на шее украшение. Та восторженно пискнула и поцеловала его в нос, расспрашивая, откуда же такая красота. Но всё, что мог Иван — это пожать плечами. Домашняя атмосфера хоть и дарила тепло, но казалась какой-то неполной. Он рассеянно погладил висящий на левом запястье браслет, вглядываясь в янтарные камешки. Смотреть на них было вроде и приятно, но как-то болезненно ныло под сердцем. Словно они были чем-то связаны с его прошлым, сейчас укрытым плотным белым туманом. Иван хотел вспомнить. Должен был вспомнить. На какое-то время его отвлек Димка, попросивший присмотреть за племянниками — у него какие-то дела во дворе образовались. Алёнка хлопотала у печки, собирая ужин. Пацаны ползали по полу друг за другом, пока один не получил от другого по лбу игрушкой и не ударился в рёв. Сестра было направилась к ним, но Иван уже был там, усадив одного на коленки, дуя на покрасневшее место, при этом успокаивая и второго, который, видимо, сам испугался и теперь ревел не тише брата. Дети затихли почти сразу и послушно сидели рядом, когда Иван принялся рассказывать им что-то, иллюстрируя по ходу дела свою историю при помощи игрушек. Вот лисичка пошла по дорожке… до самого ужина в домике царил мир и покой. — Вань, ты не в детском саду пропадал? Я ещё ни разу не видел, чтобы Пашка и Сашка кого-то так слушали, только что рот не открыв, — Димка посмеивался. — Может, это твоё призвание, а не инженером?.. Кстати, что делать думаешь? За три года тебя уже без вести пропавшим все посчитали. Жить, конечно, с нами будешь, это без вариантов. Правда, у нас шумно, и тёть Люся постоянно гостит — она сидит с детьми, пока Алёнка на учёбе. Мы встали в очередь на ясли, но когда она ещё дойдёт. — Ой, Дим, ты нашёл, о чём говорить. У Вани сейчас в голове, наверное, и так дом советов. Со всем справимся, дай срок. И не с таким справлялись, да, Вань? Я только жалею, что ты на нашей свадьбе не был и меня в белом платье не видел, — Алёнка мечтательно вздохнула, укачивая уже практически уснувшего Сашку. Близнец так и не слезал с рук Ивана, который машинально покачивал его, чувствуя какую-то тоску и нежность. — Да, тебе очень шло это платье, ну такое, с сеточкой, и цветочки эти в волосах, — Иван произнёс это не задумываясь и встряхнулся только, когда на него уставилось две пары изумленных глаз. — А что — я угадал? Наверное, всегда так и представлял, вот и показалось, что видел. Алёнка и Димка переглянулись, но ничего не сказали. Ночь выдалась долгой. За неимением других мест, ему выделили матрац на чердаке, чистое бельё и подушку. Но сон не шёл. Он то проваливался в чёрную маету, как в глубокую воду, то снова всплывал в реальность, прислушиваясь. В ушах отдавалось шипение, и словно очень далёкие тонкие голоса звали его куда-то… Под утро, вконец измученный, он тихо поднялся и вышел во двор. Серый рассвет уже давно затянул всё небо, но солнце пряталось за поднявшимся белым туманом. Его длинные языки стелились над луговыми травами, застывшими в безветрии. Умываясь у рукомойника, Иван вдруг почувствовал, что должен вот прямо сейчас глотнуть воды из колодца. Чем именно она отличалась от той, что стояла набранная в кадушке в сенях — было непонятно. Но его настойчиво тянуло к колодцу. В очередной раз он сжал ладонью обнимавший запястье браслет и, подхватив ведро, направился знакомой дорожкой. Порыв ветра растрепал волосы, и Иван пригладил их, чувствуя, что чего-то не хватает. На них должно что-то быть… Чушь какая. Он всем существом ненавидел шапки, кепки и прочие головные уборы. Не то, другое… По мере того, как он приближался, сознание всё больше заполняли хаотично возникающие картинки. Сверкающие стены пещеры, отражение танцующих огоньков в поверхности подземного озера, запах влажного камня, тёплый свет. Шорох, шёпот, слова, плачь — всё сливалось в одну сумасшедшую карусель. Он помнил. Помнил всё — от первого «Меня ищешь?» До последнего «Я был очень счастлив каждую минуту с тобой. Люблю тебя и никогда не забуду. Прощай, Иван. Прощай, мой царевич». Перед глазами размывалось, пока он уже не разбирая дороги бежал, бросив по дороге ведро. Какой же он дурак! Как позволил решить за него? Станет змеем? Пускай! Что поделать, раз муж — змей и дети — змеи. Будет соответствовать. Тяжело дыша, он остановился у колодца. Без Знака, без венца — попробуй он спуститься по торчащим из стены скобам, сможет ли одолеть границу или попадёт только в ледяную воду? Хранители уже родились, время, когда грань между мирами истончается, давно кончилось. Он подобрал несколько камешков и по одному запустил в колодец. Тишина. Не шуршит по мокрым брёвнам чёрная чешуя. Не выходит из-за колодца, лукаво улыбаясь, Змеиный Царь в вышитой рубахе. Делает вид, что не слышит? Зато он вот прекрасно слышит далёкий тихий плач. И точно знает, кому он принадлежит — тому, кого он взял на руки сразу после рождения. Больше раздумий не было — Иван одним движением оказался на краю и сделал шаг вперёд. Падение, упругая плёнка водяной поверхности… камень, удар о который отдался в стопах ноющей болью. Иван вдохнул полной грудью. Он был дома.***
Осенний лес шумел высокими кронами. Ребята шли, смеясь и переговариваясь, знакомой тропинкой, где ходили с родителями. Но теперь они были достаточно взрослыми, чтобы гулять одним, тем более, в Журавлях, где уже излазили большую часть окрестностей, приезжая сюда каждое лето. И особенно им нравилось одно место, где посреди высоких сосен лежал большой камень. Ещё от поворота с поля они условились наперегонки, и что кто прибежит первым, тот будет первый играть в планшет, который отец выдавал им по очереди вечером, потому что пусть хотя бы в деревне глаза не портят целыми днями. Сашка хлопнул брата по плечу и сорвался с места под возмущенное: — Эй, мы же ещё не считали! И едва успел затормозить, когда на том самом камне увидел нечто, от чего глаза стали по пять копеек: там были змеи. Огромные, расскажи об этом — никто не поверит. Он перехватил за плечо догнавшего его брата и приложил палец к губам, показывая вперёд. Гигантских размеров рептилии расположились на нагретой солнцем поверхности. Одна — чёрная, в жёлтых кольцах и вторая — необычного цвета осенней рыжевато-коричневой хвои. И сейчас она приподняла голову, оглядывая детей внимательным взглядом золотых глаз. Только тогда ребята попятились и, не сговариваясь, схватив друг друга за руку, побежали назад. — Как выросли… — прошептал рыжий змей. — Скучаешь? — отозвался чёрный. — Шутишь? Тут разве дадут поскучать? Первый раз за сколько дней я сюда вообще выполз погреться? — Может, до реки? Искупаемся. — Лениво. Здесь так припекает. Всегда любил это место. Перед ними словно из ниоткуда возникла босоногая белокурая девочка в синем платье с пронзительными, цвета тёмных вод глазами. — Пааап, па-а-ап, а там Липка опять с Сойкой ссорятся, кому с кем в дозор завтра идти. Лучик их разнимать пытался, так они и ему едва космы не повыдергали. — Ну вот и поплавали, — вздохнул рыжий, распрямляясь, и Иван взял Синьку за руку. — Ну, веди, сейчас раздам всем сестрам по серьгам, — и, обернувшись, оглядел Полоза, медленно перетекавшего по камню: — А ты не задерживайся, возвращайся к вечеру. Искупаться можно и ночью сходить. Знаешь, по лунной дорожке. Услышал в ответ довольное: — Непременно, мой царевич. Только ты и я… И подумал, что конец его сказке наступит ещё очень нескоро.