For your love

      Он постоянно ворчал, что кофе должен быть настоящим и вкусным, а не той растворимой бадьёй, которую ты обычно намешиваешь. Ворчал, но всё равно каждый раз с благодарностью принимал горячую чашку, обхватывая её ладонями, и всегда смотрел на тебя с такой преданностью и любовью, что в груди разливалось приятное тепло.       Джисон дует губы, выпрашивая поцелуй, тянет тебя за руку, попрошайничает, стараясь обратить на себя внимание, словно не замечает, что оно всё и так отдано ему одному. Отставляет кружку с кофе немного в сторону, цепляется за ладонь, тянет на себя, переплетая пальцы замочком. Ты стараешься отстраниться, хотя и сопротивляешься больше для вида, но Джисон оказывается настойчив. Усаживает на коленях и обхватывает крепким кольцом рук, утыкаясь носом куда-то в шею. — Останься со мной, — тихая просьба сопровождается мимолётным поцелуем за ухом, а ты в непонимании хмуришься, стараясь развернуться в его объятиях. С чего он вообще взял, что ты собираешься куда-то уходить?       Вопроса этого вслух не задаёшь, только поглаживаешь его ладонь самыми кончиками пальцев, а Джисон вдруг становится только более ласковым и нежным — прижимает к себе крепче, осыпая шею и плечи поцелуями, трётся носом, ластится и что-то неразборчиво мурлычет. И единственное, чего в этот момент хочется, — прижаться к нему, ответить на каждый поцелуй и подарить ещё тысячу новых, неотрывно гладить его по голове и щекам, ловя губами каждое тихое сбивчивое признание в любви.       Он удобнее перехватывает за талию, наконец успокаиваясь и укладываясь щекой на плечо. Ты не видишь его, но слышишь усталый вздох и чувствуешь, как сердце у него в груди колотится сильно-сильно. — Устал? — в ответ на твой вопрос слышится очередной тихий вздох. Джисон бодает тебя лбом, а потом и вовсе слегка прикусывает плечо зубами, заставляя подпрыгнуть. — Соскучился, — снова бормочет он, оставляя невесомый поцелуй на шее. Ты поворачиваешься, пытаясь поймать его взгляд, но он лишь дарит ещё один мимолётный поцелуй, уже в губы, и улыбается.       Джисон сейчас, такой домашний и мягкий, ощущается невероятно тёплым, даже теплее обычного, практически сжигающим каждым своим прикосновением. Его полные чувств поцелуи горят на коже крохотными ожогами, а удерживающие за талию ладони, кажется, отпечатываются под рёбрами кончиками пальцев. — Я сегодня закончил песню, — вдруг говорит он, разрезая повисшую между вами тишину. И только теперь ослабляет свою хватку, позволяя развернуться в его объятиях и заглянуть в глаза, словно всё это время собирался с мыслями и силами, чтобы признаться в этом, — о тебе. О нас.       Чувство, с новой силой всколыхнувшееся в груди, не описать словами. Ты проводишь рукой по его волосам, зачёсывая пряди, и оставляешь невесомый поцелуй на лбу, между бровями — такой же обжигающий и полный бурлящего чувства, как и сказанные только что слова — лёгкими поцелуями спускаешься по спинке носа, зацеловываешь щёки, а в этот момент Джисон уже сам ловит твои губы в требовательном поцелуе.       И вот оно — самое чистое, самое искренне признание, которому не нужны слова. Дешёвый растворимый кофе всегда был всего лишь предлогом — возможностью побыть вместе чуть дольше, возможностью лишний раз взять за руку, переплетая пальцы замочком, или украсть невинный поцелуй. Джисон всегда был таким открытым и искренним, практически с детской наивностью выпрашивая поцелуи и ласку, что отказать ему было просто напросто невозможно — лишь улыбаться, путаясь пальцами в его волосах, пока горячие ладони неизменно оставляли лёгкие ожоги где-то в области талии и под сердцем.       Джисон всегда в своих чувствах горел. И ты была уверена, что готова гореть в них вместе с ним.