Казнить нельзя поцеловать

— POV Рихарда — — Привет, Олли… — бросаю я, откладывая книгу и похлопывая по покрывалу рядом с собой — приглашаю его присесть. — Ты чего не спишь? — Я… Мне нужно кое-что обсудить с тобой. — Да? Что ж, я всегда готов поговорить с тобой о чём угодно. Будь уверен. — задним умом я понимаю, что что-то тут не совсем чисто, но виду не подаю. Вроде ничего такого он и не сказал. — Что случилось? Олли поворачивает замок на двери, опускается на постель рядом со мной и невзначай приобнимает. Затем выуживает ноутбук из сумки, которую, кажется, таскал с собой весь день. Он включает его и наводит курсор на файл с подозрительным названием «Трио». Меня прошибает холодный пот, когда на экране возникаю я сам, а следом за мной — надо же! — Пауль и Кристоф. Мы наслаждаемся друг другом, совершенно не замечая присутствия оператора. Блять! Серьёзно? Так это был Оливер? — Какого хера тебе надо, извращенец? — вместо обычных слов из моего рта вырывается гневное шипение. Олли беззаботно смеётся. — Знаешь, да ничего особенного. Вообще, я думал выложить эту запись в интернет… Вот фанаты наши обрадуются, представь! Но я предпочту оставить её при себе. Не просто так, конечно, а за небольшую плату. — Сколько? — он не отвечает, — Сколько ты хочешь за это, сволочь? Сколько конкретно? Пять тысяч? Десять? Может миллион тебя устроит? — Мне кажется, ты не понял, о какого рода оплате я говорю. — он медленно убирает ноутбук обратно в сумку, откладывая её куда-то в сторону. Его рука скользит вниз по моей груди, добираясь до торса и пробираясь под футболку. Я пытаюсь столкнуть Оливера с кровати, но он шлёпает меня по руке, качая головой в отрицательном жесте. Он тянется к прикроватной тумбочке, где я держу свои наручники (откуда он, чёрт возьми, знает?) и некоторые другие вещи, не предназначенные для чужих глаз. Дьявольская ухмылка расползается по его лицу. Я соскальзываю с постели, быстро метнувшись в сторону двери. Пока я вожусь с замком, Олли не спеша встаёт и одним движением толкает меня обратно на кровать, вдавливая лицом в подушку. Слава Богу, я успеваю развернуть голову вправо и ухватить пару глотков воздуха. Я чувствую, что буквально распластан на постели, а моя немногочисленная одежда с меня уже заботливо снята. Интересно. Мои запястья уже прикованы к спинке кровати наручниками. — Ты что творишь? — чуть ли не кричу я, — Зачем? И почему ты? Разве не ты самый адекватный и тихий из нас шестерых? — Тебе никогда не приходило в твою крашеную голову, что я по горло сыт этой ролью? Мне надоело, что меня отвергают. Конечно, ведь добряк Олли проглотит любую мерзость и даже жаловаться не станет, верно? Шнайдер вот считал именно так. И он за это поплатится. Знаешь, что он со мной сделал? Спал со мной длительное время, пока был в отношениях с другим человеком! А потом скинул меня со счетов, когда ему это всё наскучило! И ему было абсолютно похер на то, что я-то его люблю! Закончив свой монолог, он раздевается до конца и аккуратно складывает свою одежду (перфекционист, мать его) на полу около кровати. — Я вижу, ты уже догадываешься, к чему всё идёт. Правильно. Сначала мы с тобой немного повеселимся, а потом поболтаем о моих планах на тебя и твоих «друзей». Он проводит кончиками пальцев вниз по моей спине, останавливаясь на ягодицах и настойчиво их поглаживая. Затем он забирается на кровать и буквально седлает меня. Я очень хорошо чувствую, чем этот безумец упирается в мою задницу. Не могу поверить, что это со мной делает Олли — добрый, тихий чудик Олли. Я открываю рот в попытке воззвать к его благоразумию, но осекаюсь. Если я скажу хоть слово ему поперёк, он, скорее всего, сделает мою пытку ещё невыносимее… Если это вообще возможно. Он приникает ко мне вплотную, и в тот же момент боль пронзает каждую клеточку моего несчастного тела. Этот псих входит в меня без всякой подготовки! Теперь я уже кричу по-настоящему, на что он недовольно ворчит и кладёт свою голову мне на плечо. Он шепчет мне что-то неразборчивое, а затем начинает свою пытку. Туда, сюда, туда, сюда, задавая медленный и невероятно мучительный темп. Я чувствую, как тонкая струйка крови стекает по внутренней стороне моего бедра. Спустя несколько минут… Минут ли? А может, часов? Я совершенно потерял счёт времени во всём этом сюре… Он начал вколачиваться в меня с такой силой, что я по инерции отлетаю то взад, то вперёд. Я всё ещё пытался поддерживать эту «весёлую» игру, чтобы он окончательно не слетел с катушек и не навредил кому-нибудь из нас, или даже самому себе, в порыве отчаянного гнева. Мы закончили почти одновременно, и я рухнул на сбившиеся простыни. Оливер сделал вдогонку ещё пару фрикций, пока силы окончательно его не покинули. Он ложится на меня сверху, и я чувствую, как пара слезинок падает на моё лицо. Бля, серьёзно? Вообще-то, это я тут должен заходиться рыданиями и чувствовать себя раздавленным. Однако, я не чувствую ни капли грусти. Может, я и правда настолько чёрствый, как утверждала моя бывшая жена? Всё, что я сейчас чувствую — жалость. Мне жаль Оливера. — Олли… Сними с меня наручники, прошу. Я всё равно никуда не убегу. К тому же, у меня реально болят запястья. Он молча освобождает мои руки, убирая злосчастную игрушку подальше в тумбочку. Падает обратно в кровать, стараясь не смотреть мне в глаза. Сворачивается калачиком, поджимая коленки к груди. Вздохнув, я достаю плед, который всегда беру с собой на случай особенно прохладных ночей — точно не этой — и укрываю его худые плечи. Повинуясь секундному порыву, я невесомо целую его в лоб. — Знаешь… Я прощаю тебя. Поговорим об этом завтра утром, если ты захочешь. Хорошо? Я укладываюсь поудобнее, насколько это возможно в моей деликатной ситуации, и начинаю засыпать. Нам обоим надо немного передохнуть — завтрашний день обещает быть далеко не лёгким…