Казнить нельзя поцеловать

— POV Рихарда — Первые лучи солнца мягко пробирается в мою спальню. Птицы уже начали распевать дифирамбы новому дню. Первые несколько секунд после пробуждения моя душа парит в облаках — пока я не вспоминаю, что произошло накануне вечером. Мой взгляд рассеянно бежит по комнате и натыкается на Оливера — тот, как ни в чём ни бывало, сидит в кресле напротив и… Так. В руке он сжимает наполовину пустую бутылку вермута. Окей, возможно, этот день будет сложнее, чем я ожидал. Я сажусь на постели, стараясь не делать резких движений — по понятным причинам. — Утро доброе. — тишина. — Ты хочешь обсудить это сейчас? Или может я сперва душ приму? — ни слова в ответ. Отлично. Я достаю из чемодана несколько вещей, которые мне сегодня понадобятся, и направляюсь в ванную. Там я наконец-то встаю под струи очень горячей воды — и как я не до сих пор не заработал ожог? — и долго смотрю в одну точку, пока из моих мышц немного уходит боль от вчерашних постельных трюков. Когда я полностью чист, отпарен и переодет в свежую рубашку, я возвращаюсь обратно к Оливеру — он перебрался на постель. Я сажусь у него в ногах, и выжидающе смотрю — он собирается озвучить мне те свои требования, о которых столько говорил вчера? Не похоже, что Олли вообще в себе. Он сидит, пялясь мутным взором куда-то мне за спину, и медленно потягивает остатки алкоголя прямо из горла. В конце концов, его взгляд фокусируется на мне, и он вспоминает, о чём же хотел со мной поговорить. — Всё, чего я хочу — отомстить ему за то, что он разбил мне сердце. Единственная причина, почему я втянул во всё это тебя — ты заметил, как я снимал ваши любовные утехи. Блять, серьёзно? То есть, если бы меня тогда чёрт не дернул посмотреть на приоткрытую дверь, этого всего сейчас бы вообще не было? Хотя, Бог с ним, мне уже как-то всё равно. Будь что будет, ничего исправить уже нельзя. — Я хочу сделать ему больно. Так же больно, как он когда-то сделал мне. Я хочу втоптать его в грязь. И теперь ты любезно мне в этом поможешь. Ты воспользуешься тем, что они оба буквально теряют голову при виде тебя, и полностью разрушишь их отношения. Для Дон Жуана Рихарда — раз плюнуть. — он сдавленно смеётся, — На Пауля мне всё равно, а вот Шнайдеру ты должен дать надежду на долгие и счастливые отношения. И, немного погодя, бросить. От всего этого абсурда у меня начинают болеть виски — я осторожно массирую их кончиками пальцев. А я вообще способен на то, о чём меня просит Оливер? Разве я могу вот так вот унизить того, кто был моим лучшим другом уже далеко не первый год? Не знаю. Я тяжело вздыхаю и поднимаюсь с кровати, собираясь уходить. — Оливер, мне нужно подумать. Я не могу принять решение прямо сейчас — ты же понимаешь? Когда я уже поворачиваю ручку двери — опять не поддаётся. Неужели он так и не открыл этот чёртов замок со вчерашнего вечера? — он окликивает меня. — Эй! Мы с тобой ещё не закончили. Я мешкаю несколько секунд, но затем покорно иду обратно, усаживаясь теперь уже на самый край кровати. — Как я и сказал тебе вчера: если ты не отплатишь мне кое-чем взамен, я выложу всё видео, до последнего пикселя, в интернет. Но ты, похоже, не совсем меня понял. — по моей спине пробегает холодок. Что ещё хочет от меня этот ненормальный? — Давай объясню. Если ты не выполнишь мою маленькую просьбу, которую я уже озвучил, — угадай что? — Да. Я отправлю копию Паулю. И в подробностях распишу ему, как ты ей собирался шантажировать их сладкую парочку. Даже Шнайдер будет в шоке. Пауль, конечно, человек не злопамятный, но за такое он тебя никогда не простит, уж поверь. Так что, можешь даже не надеяться, что у вас с ним что-то получится. Остальные члены группы вообще с ума сойдут, когда обо всём узнают. Ты потеряешь всех, кто тебе тут дорог. И всё — потому, что ты не согласился выручить меня. Закончив свой дьявольский монолог, он неспеша поднимается и мягко берёт меня под руку. На негнущихся ногах я следую за ним прямо к двери, которую он галантно отпирает и придерживает для меня. Странно. Очень странно для того, кто минуту назад буквально угрожал мне. — Но ты всё же поразмысли об этом, не торопись. Суета нам ни к чему. Договорились?

*****

У меня стойкое ощущение, что это день никогда не закончится. Концерт проходит на ура. Отделавшись наконец от толпы навязчивых фанатов, я поспешно удаляюсь к себе в номер вместе с остальными ребятами. Конечно, первым делом мы напиваемся до приличной кондиции — чем ещё заняться после концерта? Кто-то болтает, кто-то слушает музыку (опять System Of A Down, что ж такое). Всё как обычно. Пауль и Шнайдер изредка одаривают меня совсем не двусмысленными взглядами. Намекают на то, чтобы ретироваться в их комнату и повторить то, что мы с таким упоением репетировали несколько дней назад. Я не обращаю на них внимания — сейчас мне не до этого. Мои мысли заняты только одним вопросом — как мне поступить? Согласиться на то, что предлагает Оливер? Или найти способ избавить от злополучного видео — должен же быть выход? Пару часов спустя все разбредаются по своим делам — кто сразу в постель, а кто в бар, полироваться. Мы с Флаке остаёмся наедине. Болтаем о чём-то ещё пару минут. Когда разговор совсем сходит на нет, я всё же решаю — я должен пойти к Шнайдеру и Паулю, и поставить их в курс дела. Они-то смогут мне помочь и заодно образумят Оливера, так? Я решительно направляюсь в сторону их комнаты. Уже подойдя к номеру, слышу звуки какой-то непонятной возни. Прикладываюсь ухом к деревянной двери: ну конечно. Стоны, вздохи, и собачий скулёж Кристофа — и так понятно, чем они там занимаются. Я начинаю злиться. После того единственного раза, когда я распробовал — какого это, обладать им, когда я понял, что Шнайдер его вовсе не любит, я просто не могу допустить, чтобы они продолжали быть вместе. Ни за что. Дверь соседнего номера, чуть дальше по коридору, тихо отворяется. Из неё выплывает Олли, медленно направляясь в мою сторону. Его лицо — белое, как мел, это видно даже в сумерках. Я понимаю, что он вынужден был слушать весь этот спектакль за стенкой с самого его начала. И в этот момент я абсолютно понимаю все его чувства. Решено. — Эй, Олли, — шепчу я ему, — По рукам. Я сделаю то, о чём ты меня просил.