Полторы недели спустя.
— POV Рихарда — Моя душа утопает где-то в бесконечной чёрной бездне. Она кровоточит раскаянием за всё, что я совершил и истекает ярым, но совершенно бесполезным желанием искупить все мои грехи. Эта пустота — такая спокойная и умиротворяющая. Но в то же время в ней столько печали, что я бы обязательно разрыдался, если бы только мог. Меня разрывает желание докричаться до Кристофа, упасть ему в ноги и умолять о прощении. Но я не могу. Здесь, где я застрял — я ничего не могу. Здесь время идёт по каким-то своим, неведомым мне окольным путям и неподвластным мне законам. Мне лишь остаются лишь мучения и бесконечные душевные терзания. И поделом, пожалуй. Неожиданно, я чувствую… что-то. Что-то, спустя миллионы секунд, а может быть часов или лет… Я не знаю, что это. Но это точно лучше, чем то, что было до этого. Я чувствую, как неведомая сила, которая до этого нарастала, буквально выталкивает меня из забвения обратно — в реальный мир, который я покинул. Нет, я не хочу. Нет! Это больно. Очень больно. Я хочу остаться там, в бездонной тишине. Может быть, там я найду своего друга. Он же тоже… умер? Но это ощущение… Или человек, который дарит мне это ощущение… Он настойчив. Внезапный толчок, и вот я уже здесь — обратно, в своём теле. Моё тело болит. Очень сильно. Мои глаза плотно закрыты. Где-то вдалеке, на фоне, я слышу размытый больничный шум. Когда я немного прихожу в себя, к нему добавляется пара голосов: — Чш-ш-ш, похоже, он сейчас очнётся. Это… Флаке? Да, это точно он. Мои ресницы начинают дрожать по мере того, как я пытаюсь приоткрыть словно налитые свинцом веки. — Рихард, ты меня слышишь? — Рихард, ау? — это Тилль. Ещё один мягкий толчок. — Тилль, ради Бога, хватит его трясти. Он придёт в чувства тогда, когда его тело будет готово. А так ты только больше его разбередишь, он и так, небось, не совсем в себе. Тебе бы вот было приятно, если бы тебя так трясли, пока ты был в полусознании и с такими травмами? То-то же. — Ой, да ладно тебе. Не хрустальный он, не развалится. Ссорятся, как старые супруги — всё как обычно. Наконец-то, мне удаётся разлепить веки. Я резко вздрагиваю, потому что дневной свет бьёт мне в глаза. Я поворачиваю голову на бок, и вижу двух своих коллег. На постели — у меня в ногах — сидит Флаке. Рядом с ним на стуле — Тилль. — Доброе утро, Спящая Красавица. — говорит Флаке с нотками радости в голосе. — Как самочувствие? Я хочу ответить, но не могу — горло режет сухостью. Я всеми мыслимыми и немыслимыми движениями глаз пытаюсь показать, что мне нужно — воды. Тилль меня понимает. Он помогает мне сесть на больничной койке, придерживая за спину, и подносит к моим губам стакан с водой. Я жадно пью. — Сколько я был… в отключке? Тилль пожимает плечами. — Неделю. Может, чуть больше. Я закрываю глаза, в отчаянии откидываясь на подушку. — Шнайдер… Боже. Тилль усаживается обратно и накрывает мою ладонь своей. — Не волнуйся за него, с ним всё хорошо. Полиция подоспела почти сразу после аварии. Они поняли, что в салоне ехало два человека — там кроме тебя была ещё его куртка. Пошли искать и заметили, что он зацепился за ветвь какого-то дерева, торчащего у подножия скалы. Кристоф в порядке. Отделался только кучей шрамов и синяков, да растянул связки на лодыжке. Поправится, куда он денется! От внезапного осознания своего счастья мне хочется прыгать до потолка. Я счастлив — ни больше, ни меньше. Я не убил его! Он жив! Мой друг Кристоф жив и здоров. Но затем и другое осознание прошибает меня холодным пóтом. Я неуверенно спрашиваю: — Как много… вы двое знаете? — Мне начать с самого начала? Я киваю. — Хорошо. Флаке, будь другом, сгоняй-ка мне за кофе. — Тилль делает многозначительный жест бровями. Флаке закатывает глаза и выходит, бормоча «Господи, да пожалуйста, очень надо…» — Мы ещё давно заметили, что между вами троими что-то странное происходит. Я имею ввиду тебя, Пауля и Кристофа. Вы словно объединились в какой-то тайный кружок по интересам только для своих. Да и конкретно с тобой что-то было неладно — ты ходил весь как в воду опущенный и витал в тумане. А Оливер очень явно что-то скрывал, только мы не могли понять, что именно. А потом ты пришёл к Флаке ночью, попросил перекантоваться. Пытался обратить всё в шутку, но по твоему голосу казалось, что ты прямо там на месте разревёшься. Флаке обсудил это со мной на следующее утро, и мы пытались понять, что за чертовщина вообще происходит. А потом выяснилось, что Шнайдер расстался с Паулем, а тот, в свою очередь, внезапно очень хорошо начал ладить с тобой. Мы сначала вообще ничего не понимали. А потом та роковая ночь, когда ты решил подвезти Кристофа до дома. Мне тогда позвонили прямо из госпиталя, сказали, что он очень просил меня за ним приехать. Я одолжил машину у соседа-механика и примчал сюда так быстро, как только мог. Пока мы ехали, он не выдержал и выложил мне всё, что знал. Про его отношения с Олли и с Паулем, и про то, как ты к нему якобы подкатывал. Как вытолкнул из машины и сказал, что это ему от Оливера. Когда мы приехали домой, я собрал всех остальных вместе и попросил его повторить эту маленькую увлекательную историю. Оливер даже отпираться не стал — сразу сознался во всём и подтвердил мои догадки. Но всё-таки, вся эта ситуация — какое-то невероятно гадкое и запутанное дерьмо. Флаке вернулся в палату. Без кофе. Он кивает Тиллю, а тот ему улыбается. Я не знаю, что и сказать. — Но вы… Вы простили?.. — Простили ли мы тебя? — подхватывает Тилль, — Ну, за других я сказать не могу. Но можешь наверняка знать, что мы с Кристианом тебя точно простили. Тобой очень жестоко манипулировали. Ты бы слышал, как Оливер умолял тебя простить его, пока ты был в коме. Он признаёт, что вина за всё произошедшее лежит только на нём. Кристоф тоже не держит на тебя зла. — А Пауль? Что насчёт него? Ответа не следует. Тилль встаёт вместе с Флаке, открывая дверь в палату. На их лицах играет безумная ухмылка. — Почему бы тебе не спросить его самогó? Входит Пауль. Его глаза — красные и припухшие. Похоже, что он плакал несколько дней подряд, а то и больше. — Думаю, нам с Флаке пора. Не скучайте тут. — шепчет Тилль и, взяв Флаке под руку, выскальзывает из комнаты, плотно прикрывая за собой дверь. — Пауль… — у меня перехватывает дыхание но я продолжаю. — Паль, пожалуйста… Прости меня. Я никогда, ни разу в жизни не хотел причинить тебе зла. — Я знаю. — с грустью отвечает он, садясь на край кровати. — Я — настоящий подонок. Я заслуживаю смерти после всего того, что я наворотил. Тебе, наверное, лучше уйти. Так будет лучше для всех. — С чего ты решил, что я собираюсь куда-то уходить? — Пауль с искренним непониманием выгибает бровь. — Тебе не противно находиться рядом с о мной после всех моих действий? Пауль плавно наклоняется ко мне, даря мне лёгкий, но нежный поцелуй. Аккуратно убирает отросшие волосы с моего лица и говорит: — Я люблю тебя, балда. — Ты… Ты сейчас серьёзно? — Когда Кристоф меня бросил… Как какой-то ненужный мусор в сточную канаву… Я обратился к своему лучшему другу. Единственному в мире человеку, кто понимал мою ситуацию и мог мне посочувствовать. Мне нужна была поддержка и чувство защиты. Чувство того, что я кому-то нужен и что меня действительно любят. Ты был тем, кто дал мне это чувство. И ты дал мне завладеть собой. Ты был просто в беспамятстве от любви, это невооружённым глазом было видно. Когда ты сказал что любишь меня, это меня до глубины души тронуло. Правда. Я раньше никогда не встречал таких искренне любящих и заботливых людей, как ты, Рихард. Я понял, что тоже люблю тебя. Понял, но не сказал — в этом моя вина. Я должен был тебе это сказать. Тогда бы ты наверняка хоть словом обмолвился о том, что Оливер тебя шантажирует. Но знаешь, даже когда я узнал о том, что ты сделал, и о причинах всего этого… Это никак не повлияло на мои чувства к тебе. Конечно, сначала я был, мягко говоря, в ахере… И я всё ещё не до конца отошёл, надо сказать. Но я был уверен, что ты уже раскаиваешься за свой ужасный поступок. И, похоже, не ошибся. Я ведь прав? Ты сожалеешь обо всём этом? — Конечно, ясен пень. Видит Бог — если бы у меня была машина времени, я бы незамедлительно вернулся назад и сделал абсолютно всё ровным счётом наоборот. И никто бы тогда не пострадал. И Оливеру я бы помог — сразу отвёл бы его к психотерапевту. Господи, мне так жаль… Невероятно жаль. Пауль одаривает меня своей лучезарной улыбкой, а на глазах у него опять выступают слёзы. — Я знал. Знал, что я в тебе не ошибаюсь. Рихард, солнце моё, я люблю тебя. Люблю больше жизни. И ничто теперь этому не помеха, будь уверен. — И я тебя люблю. Думаю, даже больше чем ты меня. — я усмехаюсь, а Пауль без лишних возражений снова льнёт ко мне, сливая наши губы в поцелуе. В этот момент в палату возвращаются Тилль и Флаке. Надо же, они прямо как всегда вовремя. — Ой, ёмаё… Вам обязательно здесь этим заниматься? Мы с маленьким невинным цветочком Кристианом не хотим смотреть на ваши публичные проявления любви, уж простите. — Флаке? Невинный? После того, как вы встречаетесь уже несколько лет? Ага, как же, держи карман шире. — Ой, да заткнись, Пауль! Бесишь меня, как обычно. Я посмеиваюсь — всё наконец-то возвращается на круги своя. — Да ладно вам… Просто он такой, какой он есть. И я бы не хотел, чтобы он был кем-то другим. Я улыбаюсь, а Пауль переплетает наши пальцы и нежно сжимает мою руку в своей.Полгода спустя.
— POV Тилля — Не скажу, что день, когда Рихарда выписали из больницы и он вернулся домой, был лёгким. Скорее наоборот. Оливер, как только увидел его, потерял дар речи, а затем бухнулся на колени и начал вымаливать прощения за всё то дерьмо, в которое он Риху втянул. Тот, в свою очередь, лишь молча поднял Олли с колен и сжал в крепких объятиях. Рихард сказал, что глубоко в душе он всегда знал, что Оливер именно тот добрый и отзывчивый человек, каким мы все его знаем и любим. А ещё заверил, что впредь мы все не будем воспринимать эти его качества, как должное, а наоборот, отнесёмся к этому всерьёз. Чем дальше шли дни, тем больше восстанавливалась та сильная связь между нами, которая, казалось, уже не могла заново образоваться после всего того, произошло. Мы вновь обрели то невообразимое доверие друг к другу, на которое уже даже и не надеялись. Наша дружба стала только крепче. Олли и Кристоф снова сблизились. Уж не знаю, что из этого выйдет, но уточно не то, что в предыдущий раз. Шнайдер все ещё немного корит себя за то, что он заварил всю эту кашу и за ту жестокость, с которой он использовал Оливера в прошлых отношениях, и иногда опять просит его простить. Олли всё ещё немного ненавидит себя за то, что по его вине случилось с Кристофом. Но ничего страшного. Со временем всё плохое пройдёт, а всё хорошее — останется. Таков уж закон природы. Я и Флаке… Что ж, у нас всё по-старому. Счастливы вместе, как и всегда. Только любим друг друга ещё сильнее. Рихард и Пауль настолько души не чаят друг в друге, что аж на сердце радостно. Теперь ничто их не разлучит, даже они сами. События последних нескольких месяцев были лишь проверкой их любви на прочность, и они успешно её прошли. Тем лучше, что это случилось тогда, когда все мы были рядом и смогли их поддержать. Я надеюсь, что они всегда будут так же счастливы вдвоём, как сейчас. Более идеальной парочки, на мой взгляд, во всей Вселенной и не сыскать.Конец.