Казнить нельзя поцеловать

— POV Рихарда — Каждый новый день становится моей персональной изощрённой пыткой. Я ощущаю себя бездушной машиной, лишённой каких бы то ни было эмоций — их отключили, чтобы я окончательно не сошёл с ума. Каждую ночь я до боли в висках зажимаю уши, пытаясь игнорировать звуки плотских утех Шнайдера и Пауля за соседней стенкой. Но всему ведь есть предел, не так ли? В одну из таких ночей я сдаюсь и решаю: с меня хватит. Либо я найду другой номер, либо заночую в коридоре. Всё лучше, чем быть благодарным слушателем этих извращенцев. Я по очереди перебираю в голове всех остальных ребят, к кому могу пойти и попросить пристанища на одну ночь. Оливер? Да ну нахер. Нет. Однозначно нет. Тилль? Он, конечно, тот ещё одуванчик, когда выплеснет весь свой адреналин на сцене, но тоже нет. Мне просто неловко его тревожить — последнее время он выглядит довольно мрачным, а тут я ещё со своими проблемами. Остаётся… Флаке. В какой-то степени, он и правда самый адекватный из нас всех. Об этом говорит хотя бы то, что он благоразумно заселился в номер этажом выше моего, заранее зная, что спать спокойно эти двое из ларца ему не позволят. Я поднимаюсь к нему и, чуть-чуть колеблясь, осторожно стучу в дверь. Вдруг он всё знает? Или не знает, но догадывается по моему дикому взгляду, что я вынужден переживать последние пару недель? С одной стороны, мне очень хочется с кем-нибудь поделиться всей этой ситуацией. Невозможно же держать всё в себе, так? Но потом я вспоминаю нашу с Оливером последнюю беседу и лишь крепче сжимаю зубы. Спустя пару минут, щёлкает дверной замок и в проёме возникает чужое заспанное лицо. Я улыбаюсь своей самой обаятельной (вышло натянуто) улыбкой и пытаюсь обратить всё в шутку: «Наши голубки совсем распоясались. Можно я у тебя посплю сегодня?». Флаке окидывает меня оценивающим взглядом — точно что-то подозревает — и молча кивает. Более того, он любезно одаряет меня подушкой и даже достаёт из чемодана своё тёплое пальто — второго одеяла у него нет, а спать под одним со мной и я бы не стал. Я сворачиваюсь калачиком на полу и начинаю считать про себя: вдох, сто, выдох, вдох, девяносто девять, выдох, и так далее. По иронии судьбы, этому меня когда-то научил Шнайдер — кто ещё, кроме барабанщика, будет засыпать, отсчитывая не овец, а ритм собственного дыхания? Утром, спустившись на завтрак, я в очередной раз застаю одну и ту же сцену. Она буквально выплавилась у меня в мозгу за всё время пребывания в туре, и до чего же это меня раздражает: Пауль примостил голову у Шнайдера на плече, который, в свою очередь, недвусмысленно обнимает того за талию. Кристоф почти сразу поднимает на меня ехидный взгляд. Специально меня провоцирует, мартышка этакая. Хочет добиться от меня хоть каких-нибудь комментариев — знает, что я уже на грани. Но мне, на удивление, нечего сказать. Вообще. Ведь действия значат гораздо больше слов. Остаток завтрака я провожу, ещё раз тщательно продумывая свои дальнейшие действия в отношении Шнайдера. Ещё один день, ещё один отель. Как только мы заселяемся, я начинаю нервничать: выжидаю подходящей возможности, чтобы отвести Кристофа в сторонку ото всех и «поговорить по душам». Где-то через полчаса после начала очередного алкогольного марафона, он встаёт и направляется к себе в номер, пошатываясь — сначала в душ, потом в постельку. «Всё как мамочка наказала» — усмехаюсь я про себя. Пауль уже было поднимается, чтобы направиться вслед за Шнайдером, но тот останавливает его. Мол, ему надо пару минут побыть одному и «проветриться». Я улучаю момент, пока все заняты друг с другом, не обращая на меня внимания, и быстро догоняю его. Настигнув Кристофа уже в его номере, я плотно закрываю дверь на щеколду. Я крепко хватаю его за запястья и разворачиваю к себе, прижимая к стене. На его лице — довольно красивом, чёрт побери, лице — расползается возбуждение и триумфальная ухмылка. Несколько секунд я выравниваю дыхание. В конце концов, начинаю говорить, с самой вежливой интонацией, на которую я способен сейчас: — Тебе не надоело от меня бегать? Я же вижу тебя насквозь. Ты хочешь меня, только меня. Или я неправ, Кристоф? — он глупо улыбается и опускает взгляд, пытаясь изобразить стеснение. Но я-то понимаю, что эта эмоция — фальшивка. Стесняются от чувств, а их в этом педике нет ни на грамм — только тонны похоти. Это меня невероятно раздражает, так что я хватаю его за подбородок и буквально заставляю посмотреть себе в глаза, повторяя свой вопрос более вкрадчиво. На этот раз его ответ положительный. — Что ж, как я и предполагал. Знаешь, ты никогда не умел прятать свои эмоции, у тебя всё на лице — и в штанах — написано. Одним пальцем я поглаживаю чужие влажные губы, левой рукой упираюсь в стену рядом с головой Кристофа. — Мне нужно было время — разобраться, кто мне больше нравится. — моё движение он воспринимает как знак взаимного желания. Я ослабляю хватку на его запястьях, мягко их поглаживая. Затем разворачиваю его к себе спиной, чуть нагибая вперёд и прижимаясь пахом к его заднице. В ответ слышу нетерпеливое хныканье. Он и так уже готов. Я выдавливаю из себя улыбку и продолжаю диалог, пытаясь донести до него свою точку зрения: — Когда ты хочешь кого-то, ты отдаёшься ему целиком. Ему и только ему. Я не хочу ни с кем тебя делить. С этого момента ты даже и пальцем не прикоснёшься к Паулю. Понял меня? Я начинаю медленно покачивать торсом, невзначай дразня Шнайдера. Я знаю наверняка, что он не устоит. И я, как всегда, прав. — Д-да, Риш. Я понял. Я н-никогда в его сторону больше не посмотрю, если ты так хочешь. Честное слово. Он выворачивается из моей хватки и тянется к моим губам, желая поцеловать. Разбежался. Я отступаю назад и с усмешкой качаю головой. — Не так быстро, зайчик. Ты получишь это, когда я посчитаю нужным. Докажи мне свою преданность. Докажи, что хочешь исключительно меня. Приходи завтра ночью, если ты этого достоин, и тогда я дам тебе всё, чего ты так хочешь. Браво, Рихард! Первоклассное исполнение. Зал взрывается овациями. Не сказав больше не слова, я разворачиваюсь и ухожу к себе. Не к Флаке, а именно что к себе. Ложусь на кровать. Жду. Кристоф невероятно предсказуем. Не проходит и двадцати минут, как Пауль, спотыкаясь, проскальзывает ко мне в номер. Пьяный и совершенно разбитый. Сквозь слёзы и всхлипы он лепечет что-то про то, как холодно Шнайдер его отшил. Сказал, что вовсе никогда и не любил. И бросил. Какой же он всё-таки ребёнок. Мне больно слушать то, как он страдает. Я молча встаю с кровати и заключаю дрожащего Пауля в свои объятия, да так крепко, что чуть не ломаю ему все двенадцать пар рёбер. — Пауль. Пауль, солнышко, послушай меня, — он понемногу затихает, пряча лицо у меня на груди, но его плечи всё ещё содрогаются от всхлипываний. — К чёрту Шнайдера. Правда. Он тебя не заслуживает. Даже мизинца твоего не стоит, уж поверь. Ты для него слишком идеален. Пауль неловко улыбается, на его ресницах подрагивают слезинки. Я целую его. Сначала в лоб, потом в мокрое веко, потом в нос. А потом в губы. Он отвечает мне. Сначала неуверенно, потом довольно охотно. Я на мгновение отстраняюсь от него, уточняя: — Я… Пауль. Я сейчас думаю о том же, о чём и ты? Он кивает. — Я хочу этого, ты даже не представляешь, как. Но ты уверен, что готов к этому сейчас? Он хихикает и целует меня вновь. Тогда я присаживаюсь на постель, мягко утягивая его за собой. Он залезает мне на колени и начинает покрывать поцелуями шею. — Какой же ты пьяный… Просто невозможно, — я немного протестую, просто для порядка. Пауль благоразумно игнорирует все мои протесты. — POV Пауля — Я не спеша раздеваюсь, прерывая наш с Рихардом поцелуй только для того, чтобы стянуть с себя свитер. Он легко толкает меня на постель, и сам ложится рядом, оглаживая рукой мою грудь. Чуть погодя он нехотя отстраняется и тянется к прикроватному столику — там стоит бутылочка лосьона. — Брось, от тебя и так прекрасно пахнет. — бросаю я, посмеиваясь. Рихард усмехается и, задумавшись на несколько секунд, вручает лосьон мне. Даже так?.. Что ж, меня два раза просить не нужно. Я расплываюсь в довольной улыбке. Я делаю всё очень осторожно — не хочу причинить ему ни капли боли, особенно после того, как он обращался со мной. Я смазываю два пальца в лосьоне и аккуратно подготавливаю его. Потом привожу в готовность и себя — когда перед тобой лежит он, хватает всего пары движений. Медленно погружаюсь внутрь. В процессе я подмечаю множество вещей, которых раньше не испытывал ни с кем другим. Солоноватый привкус его нежной кожи — я мягко покусываю и тут же зацеловываю каждый сантиметр его шеи. Сладкая дрожь в его голосе, когда он зовёт меня по имени. Влюблённая улыбка до ушей, когда я прижимаю его запястья над головой, припоминая аналогичный его жест, проделанный пару недель тому назад. Кстати, у Рихарда получилось лучше. Наконец, он заканчивает — почти сразу за мной. Он не спеша переворачивается на спину и заключает меня в крепкие объятия, словно больше никогда не собирается отпускать. Мы лежим так очень долго, так, что я почти успеваю заснуть. Немного отойдя от всего произошедшего, я понимаю, что очень хочу пить. «Жажда увеличивается прямопропорционально силе проявления любви» — заключаю я и слезаю с кровати, чтобы взять с кофейного столика бутылку газировки. Я немного трясу её по старой привычке, и, когда открываю, на меня с шипением выплёскивается куча пены. И меня, и Рихарда внезапно прорывает смехом — слишком долго мы лежали в полной тишине. Он катается по кровати, сотрясаясь от хохота, и я заливаюсь, осев на ковёр. Спустя пару минут я вроде успокаиваюсь, и пытаюсь наконец-таки попить — и Рихард опять начинает хихикать. Его смех такой красивый, и в то же время такой заразный, что я не могу удержаться — вода брызжет струйками у меня через нос. Это ещё больше нас раззадоривает. В конце концов, мы выдыхаемся и нас вновь окутывает уютная, почти домашняя тишина. Меня накрывает такое умиротворение, словно я вместе с Рихардом уже целую вечность. Я ложусь на постель рядом с ним и кладу голову ему на плечо. Он прислоняется щекой к моей макушке, предварительно её чмокнув. Он укутывает меня и себя пуховым одеялом. — Сладких снов, Пауль. Кстати, — он наклоняется к самому моему уху, так, что от его шёпота меня бегут мурашки, — я люблю тебя. — Даже в кромешной темноте я понимаю, что он сейчас улыбается. И я улыбаюсь ему в ответ. Я почти мгновенно погружаюсь в сон, тёплый и умиротворённый. Впервые за долгое время. — POV Шнайдера — Я буквально сгораю от нетерпения весь следующий день. Шутка ли — моя тактика и правда сработала! Рихард так сильно ревновал меня к Паулю, пока мы с ним развлекались последний месяц, что мне даже немного стыдно. Я надеюсь, он не думает, что я действительно хотел Пауля, а не только его… Я не могу дождаться завтрашнего вечера, чтобы наконец показать и доказать Рихарду свою любовь. Уверен, ему понравится. Он будет моим. А я буду его. На следующее утро у нас опять концерт — слава Богу, последний в этом туре. Все ребята выглядят очень измотанными, в то время как я весь на иголках из-за волнения. Я не могу отвести свой взгляд от Рихарда. Он ведёт себя более благоразумно, полностью меня игнорируя. «Наверное, не хочет, чтобы остальные знали о наших отношениях. Мы ведь сошлись сразу, как я бросил Пауля» — думаю я. И хотя во взгляде остальных я читаю полную осведомлённость о произошедшем, никто из них не подаёт виду, словно это самое что ни на есть будничное событие из всех происходящих. Возможно, они просто благоразумно не хотят лезть в чужую Санта-Барбару, и на том спасибо. Что насчёт Пауля? Он словно воды в рот набрал, и делает вид, что меня не существует. Хотя несчастным он тоже не выглядит. Видимо, это всё, на что я могу рассчитывать — всё-таки я был немного груб с ним прошлой ночью. Надеюсь, он нашёл кого-нибудь, у кого смог переночевать, и ему не пришлось бронировать себе новый номер. Сегодня я увижусь с Рихардом. Один на один. Моё сердце истерично бьётся. «…Быть может, вот оно?»* Завтра и узнаем.