«Слушай, сын мой, наставление отца твоего и не отвергай завета матери твоей, потому что это — прекрасный венок для головы твоей и украшение для шеи твоей».
***
Окраины Суррея, утопленные в сером мареве, встречали уже привычными промозглым ветром, норовящим проскользнуть под воротник, и моросящим дождём, острые иглы которого врезались в неприкрытые участки кожи. Раскисшая земля ускользала из-под ног. Местный суровый пейзаж совершенно не радовал глаз и навевал тошнотворную тоску, а скверная, даже для английской весны, погода распаляла воображение и мучила застуженный мозг навязчивыми грёзами о надёжном стане, согретом жаром от затопленного камина, и кружке горячего сидра. Частый в этих местах гость натянул шляпу пониже, дабы укрыться от отбивающей дробь по лицу мороси. Чавкающей поступью он прошел в сторону одинокого поместья. Башни с кованными шпилями возвышались над холмами, постилающимися вдали, и врезались в хмурое мартовское небо. С массивных ворот на прибывшего косили взор причудливые вензеля в форме змей благородной породы, а створки были наглухо заперты от каждого случайно или же не без повода забредшего в эти края. Постучав посохом по воротам, мужчина облокотился на него и, выудив из кармана пачку папиросок, ловким мановением пальцев испарил из неё собравшуюся влагу. Прикурив, он принялся ждать разрешения хозяев войти на их территорию. Припозднившегося гостя окружило облако дыма. Он поджал тонкие губы и устремил хмурый взгляд сквозь железные прутья высокого забора. — Антонин! — невысокая девушка в легкой серой мантии и c палочкой в тонком запястье мчалась по дорожке, ведущей к воротам, — Invenirenós! Доступ во владение хозяев был открыт, — окурок торопливо испепелён. — Не бегала бы ты под дождём, одетая бес пойми во что, душа моя, — он внимательнее осмотрел наряд спутницы, вероятно, накинутый наспех и, получив в ответ лишь безразличный взмах ладонью, неторопливо последовал за ней. Снег успел сойти и оголил разрушенную временем плитку на подходе к величественным дверям дома. Силуэты мраморных статуй в полумертвом плюще с трудом проглядывались сквозь слои грязи, а прудик, расположившийся неподалеку от беседки из белого камня, в которой Антонин любил жарким летним днём выкурить папироску-другую, вышел из берегов, покрылся тиной и теперь больше напоминал болото. Просторные сады с лабиринтами из живой изгороди демонстрировали взору свой плачевный вид, сильно отличавшийся от хрустящей зелени в теплое время года. Впрочем, неухоженность близлежащей территории не отменяла поистине царских масштабов поместья Слизеринов: главная жилая постройка, усыпанная множеством балконов, арок и башен, фонтаны, давно пустующая конюшня, флигели для гостей поместья, не уступающие главному зданию в своей монументальности. Да и Мерлин его знает, сколько веков все это здесь стоит, так и не потеряв своего великолепия. На входе в главный холл Антонин постучал по каменной плитке посохом, вмиг избавившись от влаги на одежде и грязи на ботинках. — Сегодня в полдень прилетела сова с сообщением о твоем скором визите. Я переживала, что ты можешь поменять планы, — девушка протянула тонкую ручку и, подпрыгнув на носочках, сняла шляпу с головы мужчины. — Отец смог распугать даже призраков, они все где-то попрятались. Скука смертная, докси бы его побрали! — Я здесь как раз, чтобы поднять старику настроение отличными новостями, — он пригладил копну влажных каштановых волос с редкими проблесками седины и подмигнул юной хозяйке поместья. — Ну же, иди сюда. — Ох, какой же интриган! — ухмыльнулась в ответ и бросилась в родные объятия. Антонин возвышался над ней почти на две головы. По-отечески запустив пальцы в золотистые локоны, он прижал её ближе к сильному плечу и поцеловал в макушку. Отстранившись от друга, девушка развернулась к нему спиной и прицелилась, чтобы примостить шляпу на поручень лестницы. Умелый бросок, — и шляпа встретилась лицом к лицу с хозяином поместья, невовремя появившемся на широких ступенях. Среднего роста мужчина в слегка старомодном, но элегантном костюме-тройке поправил очки, чуть не слетевшие от удара, поднял шляпу, отряхнул её от пыли и бросил на присутствующих в холле виновников сего казуса флегматичный, типичный для него взгляд. — Шуму как от своры собак, — он медленным шагом спустился с лестницы и отдал шляпу в руки дочери. — Вели эльфам отнести верхнюю одежду Антонина в гостевую гардеробную. Пусть приведут её в порядок, если потребуется. Взяв гостя под руку, он повёл его наверх, покидая юную хозяйку в холле. «Хрыч. Да и бес бы с ним, честное слово!». Прогулка по поместью Слизеринов, как и прежде, не вызывала у друга семьи бодрых эмоций. Обветшалые стены не отличались гостеприимством: скрипящие половицы, жуткие тени в коридорах, и дрожь по телу, вызванная отнюдь не сквозняком, гуляющим то тут, то там. И это лишь западное жилое крыло. Заявиться в остальные части главного строения без хозяев под боком было сродни самому изощренному способу самоубийства. Расположившись в удобном кресле, стоящем напротив стола в кабинете хозяина, Долохов достал из грудного кармана рубашки зачарованный заклятием расширения бархатный пурпурный мешочек. — Альвис, друг мой, — он протянул предмет мужчине, который разместился за дубовым лакированным столом. — Все в лучшем виде. Хозяин дома принял свёрток с мелкой дрожью в руках. Худыми подёргивающимися пальцами принялся грубо его развязывать. Достав с десяток колбочек с тёмной, почти чёрной жидкость, он расставил их перед собой. Откупорив одну, нагрел её с помощью своей палочки и глубоко вдохнул заклубившийся пар. — Спасибо, — благодарный взгляд серо-голубых глаз. Он свободнее устроился в кресле, снял очки, и потянулся вниз за бутылкой огневиски, надёжно спрятанной в шкафчике стола. Без лишних вопросов разлил жидкость цвета жжёной карамели по двум роксам и один из них левитировал гостю в руки. — Вальбурга приглашает Литу в Эдинбург, — Антонин сделал глоток из своего стакана и устремил взор на Альвиса в ожидании реакции. Слизерин размял шею и надавил пальцами на глазницы, будто пытаясь сбросить наваждение. На привлекательном некогда лице запечатлелись растраченные годы и пережитые личные трагедии. Тени под глазами намертво впечатались в бледную, почти прозрачную кожу, усыпанную веснушками, а неглубокие морщины покрывали каждый её сантиметр. — Ты прекрасно знаешь, что я не могу покинуть поместье, а одной ей нечего делать в вашем оппозиционном кружке… — мужчина запнулся. — Уже тысячу раз было обговорено, что на наше участие можно не рассчитывать, — он прикрыл глаза и обмяк в кресле. Долохов поднялся на ноги и вмиг оказался у стола друга. Опустившись на одно колено, обхватил широкими ладонями его худую руку с выступающими венами. Беспокойный взгляд зелёных глаз из-под ресниц и томительное ожидание момента, когда хозяин дома придет в себя и обретёт возможность продолжать диалог. Одна минута. Две. Пять. Десять. Пятнадцать. Альвис мягко высвободил руку из ладоней Антонина, невесомо касаясь его скулы. Движение спазмами неловкости отдавало в мышцы, а нервные окончания накалились. Моргнув несколько раз, он завёл руку за спину и взъерошил копну своих русых волос, по счастливому стечению обстоятельств так и не тронутых благородным серебром. — Прости, — глубоко вдохнул Альвис, — так что там? — Вальбурга. — И что опять пришло в голову этой ведьме? — Блэки не знают, как к тебе подступиться с предложением рассмотреть вероятность союза. Младшему, смею напомнить, уже восемнадцать, — Антонин поднялся на ноги и левитировал початую бутылку огневиски точно к себе в руки. Бесцеремонно отпил прямо из горла. Впрочем, на статус аристократа он никогда не метил. — Без обид, дражайший, но ты губишь девчонке жизнь. — Блэки, как и все остальные, уже как три года не появляются у нас на пороге. Что за идеи проповедует отпрыск Гонтов, что вы уделяете им все свое свободное время? И как хватает спеси предполагать, что я рассмотрю идею с замужеством без личного прошения Ориона? Слизерин усмехнулся. — Дело-то благое, Альвис. Министерство, которое обязано защищать наши права, совсем позабыли заветы Салазара, и давно пора переиграть все карты. Я даже подумывал о возвращении в Союз, но нас, кажется, начинают слышать, понимаешь? — Я не ощущаю притеснения своих прав, а этот ваш, прости меня святая Моргана, Лорд, — Альвис скривился и закатил глаза от упоминания титула вчерашнего подмастерье. — Еще с десяток лет назад бегал по моим поручениям наряду с тобой. Как вас занесло в игры на политической арене? — Почти двадцать лет назад, — поправил Антонин, — и времена меняются. В местном обществе, как я уже сказал, пора навести порядок. Том имеет все перспективы для этого. Он силён и умеет вести за собой. Смог заручиться поддержкой аристократии, безумцы вливают в его кампанию десятки тысяч галлеонов! И не мне их осуждать, все хотят спокойствия, безопасности и права голоса, особенно сейчас. К слову, — щелкнул пальцами, — места безопаснее, чем наш, как ты выразился, «оппозиционный кружок» по всей магической Британии не сыщешь. Наша малышка будет под присмотром. Пусть я провожу там не так много времени, но Регулус и младший Крауч постоянно носятся по территории с палочками наперевес, а уж Вальбурга точно будет бегать с ней как с яйцом фаберже. Просто подумай: Лите без году двадцать и она имеет полное право выходить в свет и представлять вашу семью. В событиях последних лет нет ни грамма её вины. За пеленой эйфории, наконец-то притупившей тревогу, Альвис не мог проанализировать все сказанное сразу, но отсутствие привычно тянущего в желудке треволнения, поселило в обычно беспокойном, а сейчас, хоть и замутненном, но ровном словно штиль разуме, мысли о том, что предложение не самое скверное. В конце концов, девятнадцатилетнюю девчушку вряд ли будут волновать политические интриги. А восстановление близкого общения с Блэками и остальными представителями священных династий пойдет им только на пользу, даже если идея старой подруги со свадьбой отпрысков не выгорит. Семейное дело покрылось многолетней пылью. Работой с тёмными артефактами, постольку-поскольку занимался лишь Долохов, иногда сотрудничая с поставщиками из Индии. Больших денег это не приносило, но, слава Салазару, наследства династии хватало на то, чтобы обеспечить безбедную жизнь еще нескольких поколений. После кончины жены Альвис сгорел в одно мгновение, — не возродившись, как феникс, а, продолжая медленно тлеть изнутри, как и положено смертному. Он овдовел волей несчастного случая восемь лет назад и вместе с тем обрёл животный страх за жизнь единственной дочери. Страх, который постепенно вносил колючий холод в их отношения. Слизерин отказывался принимать то, что ошибся в своих принципах воспитания. Он сделал все для обеспечения безопасности своего ребёнка: домашнее обучение с лучшими менторами из разных уголков магического мира, проверенные по всем каналам связи гувернантки, в поле зрения которых Лита находилась каждую секунду своего взросления на случай, если его не будет рядом. Вновь охвативший разум морок заставил расплыться в кресле и откинуть голову на его спинку. «Дерьмо». В последние годы из-за политических перипетий и обрыва связи со многими из чистокровных его состояние ухудшилось. Испортившийся характер дочери не привносил ярких красок, а Антонин захаживал в гости только по запросу пополнить запасы любимого убийцы тревоги. Выйти даже на порог поместья не представлялось возможным. Страх хватал за горло и с наслаждением сжимал каждый хрящик. «Дважды дерьмо». — Веди ко мне вашего революционера.