Шиповник

      Начало июня 18** года выдалось необычайно теплым, и солнце от рассвета до заката радовало жителей поместья дворянина Михаила Александровича Адашева золотистыми ласковыми лучами. Не радовало оно только юную дочь помещика, Лизавету. Вот и в то утро она была крайне недовольна чересчур ранним по её мнению пробуждением, вызванным пробравшимся сквозь деревянные ставни и тюлевые занавески рассветным нежно-персиковым светом. Барышня потянулась и накрыла голову подушкой в надежде вновь погрузиться в сон, но, полежав так с минуту, решила, что такой фокус провернуть ей сегодня не удастся, и резко села на постели, дотянулась до бархатного шнура колокольчика и неистово зазвонила, вызывая служанку. Внизу послышался сначала грохот, затем громкие причитания, и вскоре по лестнице застучали туфли бедной Марфы, разбуженной ни свет ни заря прихотью своей барышни. Спустя пару минут горничная, запыхавшись и покраснев, в сбившемся набок чепчике вбежала в опочивальню. Лизавета прищурилась, окидывая Марфу взглядом. —Ты чего это туфли напялила, праздник что ли сегодня какой? — с неудовольствием в голосе спросила дворянка. —Ой, барышня, какой уж тама праздник! Вам, поди-ка, батюшка ваш, благородный Михал Саныч, не сказал, что у нас в имении гости сегодня будут? — все еще отдуваясь после утренней неожиданной пробежки, протянула Марфа. Личной служанкой Лизаветы она была уже давно, так что привыкла к её капризам. —Какие еще гости?! Батюшка опять не соблаговолил ничего мне рассказать! У меня наверняка даже платья подходящего нет, чтобы гостям показаться! —Отчего ж нет, Лизавета Михална! У вас-тко, вон, целая гора этих платьев, неужто нужоного не подберете? —Да ничего ты не понимаешь, Марфа! Тебе и льна отрез — счастье, а я не могу в одном и том же платье перед другими благородными господами показываться. Батюшка обязан свозить меня сегодня к портному, да как можно скорее! А пока приготовь мне то, нежно-голубое, с кружевом по краю, и белые стерлядки и позови Акулину, я умыться хочу. Ну и ванну мне пусть наберут, да чтоб теплую и побыстрее, а не как в прошлый раз! —Барышня, может лучше не белые? Вы ж по траве да по дорожкам ходить будете, так прачки вовек ваши туфельки не отстирают! —А я хочу белые, и где мой таз для умывания, я спрашиваю? Марфе оставалось только тяжело вздохнуть и отправиться вниз за Акулиной и другими слугами. У юной барышни был довольно тяжелый характер, что, естественно, отражалось на её прислуге. Лизавета откинулась обратно на постель, раскинув руки по сторонам. Известие о приезде гостей заинтересовало её, и юной дворянке уже не терпелось выведать у горничных и у родителей всё о загадочных приезжих. Немного позже вернулись обе служанки, Марфа направилась в гардероб подготавливать наряд для барышни, а Акулина стала помогать ей умываться. В соседней комнатке слуги таскали и грели воду для ванны. Сама барышня была вполне довольна устроенным с утра пораньше переполохом и с удовольствием наблюдала за тем, как вокруг нее суетилась прислуга. Привыкшая к петербургскому образу жизни, Лизанька, как звал её отец, вовсе не собиралась отказываться от роскошного житья в летней усадьбе. Впрочем, все расходы уважаемый Михаил Александрович считал совершенно оправданными, глядя на красоту своей единственной дочери. Та и вправду была настоящей красавицей и завидной невестой в свои 17 лет, хотя самой ей было глубоко все равно на это. Лизавета Михайловна по большей части интересовалась модными нарядами и аксессуарами, конечно же, обожаемыми ею балами, прогулками, верховой ездой и книгами — в общем, всевозможными развлечениями и увеселениями. Не то что бы она плохо училась или была глупа или ветрена, просто веселиться и шутить над гувернантками и учителями Лизе нравилось куда больше, чем склонять французские глаголы или разучивать гаммы на фортепьяно. Родители прощали ей эти маленькие шалости и всячески потакали капризам дочери. Её мать, Мария Николаевна, и вовсе порой говаривала, что в молодости была точно такой же, и что Лизанька вольна наслаждаться жизнью в свои годы столько, сколько пожелает. Лизанька, естественно, с этими высказываниями соглашалась и исправно наслаждалась жизнью сколько себя помнила. Сейчас же Лиза немедля спустилась в столовую, шустро юркнув на свое место. — Bonjour, maman et papa! — поздоровалась барышня с родителями. — Здравствуй, Лиза, неужто тебе опять плохо спалось? Мы слышали, как ты звала слуг рано утром, — заметила Мария Николаевна. — Ах, maman, вы знаете, как тревожит меня этот солнечный свет. В Петербурге, право же, он никогда не нарушал мой покой, и каждое лето я не могу к нему привыкнуть! — Chéri, не приказать ли нам повесить в твою спальню шторы поплотнее? — предложил Михаил Александрович. — О, нет-нет, papa,я в порядке. Меня куда больше интересует известие, полученное мной сегодня от Марфы. Правда ли, что к нам сегодня приезжают некие гости? — на этих словах у Лизы заблестели глаза от предвкушения готовящегося приема. — Вот же хитрая лиса! Все уже узнала, я только собирался тебе сказать. К нам приезжает мой давний приятель, благородный господин Станислав Розмановский, да сын его — Ян Розмановский. Он-то, должно быть, уже совсем вырос, хотя, по моим расчетам, он немногим старше тебя. Мой дорогой друг едет в Петербург по делам, но заедет в наше имение ненадолго. — Ах, papa, я так рада! Будут ли танцы? Будет ли ужин? Пригласили ли вы наших соседей? — Сбавь свой пыл, милая. Я всенепременно устрою своему другу достойный прием, но не ожидай бала comme à Saint-Pétersbourg! — Я вас поняла, но это не отменяет того, что мне срочно нужно новое платье. Я хочу после завтрака отправиться к портному в Псков. — Ma chère, неужели у тебя мало платьев? — спросила Мария Николаевна. — Но, maman, это же незнакомые мне господа, я не могу показаться пред ними в старом наряде, как какая-нибудь нищенка! — Хорошо, уговорила, будет тебе и портной, и платье. Потап отвезет тебя, да возьми с собой Марфу и Настасью, пусть помогут в дороге и у портного. Наши гости в любом случае прибудут ближе к ночи. Лиза захлопала в ладоши и принялась в ускоренном темпе поедать свой завтрак, чтобы быстрее отправиться за обновкой.       В слободе Тоболенец уже несколько дней стояла жаркая и солнечная погода, так что дорога была сухая и почти не ухабистая. Лизавета примостила изящный локоток на открытое окно кареты и мечтательно наблюдала за редкими облачками, проплывающими в небесах. — А как думаешь, Марфуша, хорош ли собой сын батюшкиного друга? — вдруг вопросила она, совершенно сбив с толку служанку. — Эк выдумали, барышня, мне-то почем знать? — Какая ты скучная, Марфа! Ни о чем с тобой толком не поговоришь. А ты чего скажешь, Настасья? — Оно ж непонятно, Лизавета Михална, а вы чагой-то о молодом дворянине заговорили? Никак жениха присматриваете? Лиза весело рассмеялась, а Марфа толкнула Настасью в бок, чтобы та помнила о рамках приличия. — А может быть и да! Всяко мне интересно, каков он да кто. Батюшка говорит, он мне почти погодок. О, а может, если он красив, применить какой-нибудь из столичных приемов на балу? Скажем, изобразить обморок? — сегодня Лизавета была особенно весела и игрива и остаток поездки провела в размышлениях о предстоящем вечере, изредка рассуждая о чем-нибудь вслух. К портному барышня со слугами добрались быстрее обычного. Филипп Филиппыч, по происхождению француз, но давным-давно живущий в России портной, был несказанно рад видеть одну из своих постоянных клиенток. — Bonjour, Лизавета Михайловна! Давно вы не заглядывали ко мне за новым нарядом! — Здравствуйте, Филипп Филиппович! Все не было подходящего случая, но теперь мне срочно нужно новое платье и, конечно же, не дурное. Сумеете ли вы сшить мне таковое до сегодняшнего вечера? — Да, ну и задачку вы придумали, однако, но для вас постараюсь что-нибудь сделать-с. У меня были заготовки, это поможет ускорить шитье. Но какое же платье вы хотите? — Ммм, я бы непременно хотела открытые плечи, широкие рукава и, конечно же, атласный широкий пояс! По цвету… может быть, кремовое с вышивкой? О, и я хочу, чтобы были бусины или ленты! Филипп Филиппыч хмыкнул, крякнул, охнул и пошел рыться в своей мастерской. Изредка оттуда доносились радостные или расстроенные восклицания на французском. Спустя некоторое время портной наконец-то выбрался из завалов тканей, булавок и выкроек с кипой материалов в руках и гордо продемонстрировал их покупательнице. — Вот, смотрите, Лизавета Михайловна. Есть на выбор эта небесно-голубая ткань с жемчужинами, вот эта цвета слоновой кости с золотом и эта кремовая с цветочной вышивкой. Я, конечно же, дополнительно нашью другие украшения, ежели захотите. — Эта небесная — просто прелесть! Ей более ничего не нужно, в остальном — делайте все на ваше усмотрение. — Вот и отлично! Мерки я ваши знаю, а выбор просто великолепный! Этот цвет подчеркнет вашу юность и аристократическую бледность, обещаю, вы будете совершенно неотразимы в этом платье! Пойдите прогуляться и возвращайтесь через три часа — постараюсь управиться в срок. — Как славно! Я давно не гуляла по Пскову. Марфа, Настасья, за мной! Лизавета оставила портному время с запасом и вернулась позднее, чем через три часа, и не прогадала — когда она зашла, платье только-только было закончено. Филиппа Филиппыча не просто так звали мастером своего дела — платье было настоящим шедевром. Легкое и нежное, цвета небесной лазури, расшитое жемчугом и атласными лентами, оно было будто символ самой юности и красоты. Лиза восторженно прижала руки ко рту. — Ах, Филипп Филиппыч, вы настоящий волшебник! — воскликнула она, разглядывая новый наряд. — Я так и знал, что вам понравится, — довольно улыбался портной, упаковывая платье в коробку и готовясь получить кругленькую сумму за свое очередное произведение искусства.       Домой Лиза ехала счастливая и мечтательная, будучи вся в предвкушении бала, кои столь редко по её мнению проводились в летней резиденции.