Шиповник

      Приближался вечер. Уже успевшая покрасоваться в новом платье перед всеми домочадцами Лизавета задумчиво перебирала свои драгоценные украшения в поисках идеально подходящего к наряду. Предстоящий бал все же немного тревожил её. Ей все-таки было уже 17, и многие окружающие её люди, исключая, впрочем, её родителей, ожидали от Лизы другого, в общем-то, несвойственного ей поведения, ведь юная дворянка никогда не отличалась излишним кокетством. Она просто была чрезвычайно мечтательной, озорной и несколько капризной барышней, построившей свое мировосприятие и мировоззрение на романах, причем надо отметить, что преимущественно русских, а не французских, как делали большинство её сверстниц. Но всякий раз, когда подобные мысли обуревали её, Лизавета вспоминала неоднократно повторяющиеся слова своей матери о том, что мнение общества — это далеко не самое главное, и Лиза обязательно будет счастлива в жизни, если просто будет самой собой. Вот и сейчас барышня решительно отбросила прочь надоедливую тревогу и сосредоточилась на украшениях. Она решила дополнить свое платье жемчугом и бриллиантами, что подчеркнуло бы всю его воздушность, не отягощая образ, но все еще создало бы эффект сияния и света вокруг девушки. В конце концов и драгоценности, и прочие дополнения вроде изящного резного веера слоновой кости и элегантных перчаток были выбраны, и вызванная нетерпением скука отразилась на точеном личике барышни. Лизавета тяжело вздохнула. Меряя просторную комнату шагами вдоль и поперек, она никак не могла придумать, что ей делать до того момента, пока не прибудут первые гости. Музицировать настроения у нее не было совершенно, дополнительно отрабатывать танцевальные па она не видела необходимости, в чем, в общем-то, была права. Лиза подошла к небольшой книжной полке, лениво пробежалась пальцами по корешкам книг, но разгонять скуку чтением тоже не хотелось. Сумерки едва только тронули край ясно-голубого неба своей сизо-фиолетовой краской, но жара уже почти спала, и на сад при усадьбе опустилась тихая благодать хорошего летнего вечера. Стрекотали где-то в траве сверчки, упоительно сладко пахли в теплом вечернем воздухе заботливо высаженные садовниками цветы, и Лизавета решила отправиться в сад, раз уж тот сегодня был так прелестен пред ней. Сад был сплошь и рядом засажен розами. Красные, белые, кустовые, плетистые, персиковые, двухцветные, чайные — они пестрели по краю усадьбы, вдоль аллей и посреди клумб. Сделано это было главным образом потому, что розы нравились Лизаньке более всего, а Михаил Александрович был рад лишний раз порадовать дочь. Сад мало чем напоминал порядком популярные в то время (особенно среди провинциальных дворян) английские, выстриженные и отмеренные по линейке сады. Насчет сада домочадцы всегда сходились во мнениях — всем нравилась в этом деле легкая неухоженность, некоторая «природность», этакая щепотка естественного хаоса среди узких дорожек и широких светлых аллей. И вот сейчас Лиза находила особенное удовольствие в этом маленьком путешествии по полузаросшим тропинкам своего цветочного царства. Вообще кроме роз, конечно, были и другие цветы. Тут садовникам особых ограничений не давалось, и сажали они все, что хотели. Не так давно, например, один из них притащил неизвестно откуда маленький и чахлый росток шиповника, но добился-таки того, чтобы и это невзрачное растеньице красовалось в саду усадьбы. Лиза вовсе успела позабыть об этом хрупком кустике и застыла в изумлении, когда на том месте, где еще некоторое время назад в середине черной кучки свежевскопанной влажной земли робко тянулись к солнцу побеги кустарничка, увидела пышный густо-зеленый куст с крепкими ветками и одуряюще медово пахнущими нежными цветами, кремово-розовыми по краям и белыми в середине, около желтой сердцевинки. Радостное чувство затрепетало в души Лизаветы Михайловны от вида этого, как оказалось, сильного молодого растения. Лиза аккуратно, стараясь больше ничего не повредить, сорвала один цветок и осторожно заправила в прическу. Было уже достаточно поздно, и барышня поспешила домой, дабы успеть подготовиться к балу.

***

Стемнело. Сумерки туманной пеленой окутали все вокруг. К сверкающей разноцветными огнями усадьбе Адашевых откуда-то вывернул неприметный экипаж. Извозчик остановился у кованых ворот, и из кареты выбрались вначале молодой господин в несколько запыленном дорожном костюме, а затем опрятный человек средних лет в цилиндре и с моноклем в позолоченной оправе в глазу. Оба забрали свой скромный багаж, состоящий всего из одного клетчатого саквояжа и одного маленького чемоданчика, и направились к вычурной ограде имения. Ворота были не заперты — хозяева ждали гостей. Досточтимый польский дворянин и его сын, а это, как мог догадаться читатель, были именно они, по широкой аллее, обсаженной соснами, добрались до самой усадьбы, и дворецкий склонился в учтивом поклоне, открывая им двери. Стоило гостям зайти в просторную прихожую, как из гостиной практически выбежал Михаил Александрович Адашев. — Станислав! Сколько лет, сколько зим! Здравствуй, друг, — тут они обнялись и троекратно облобызались, — как твое житье? Как служба, как семья? Ян, стоявший за батюшкиной спиной, отчаянно изображал какую-нибудь фарфоровую вазу и надеялся, что его не заметят. У отца было множество совершенно незнакомых юноше друзей, при этом почему-то отлично знавших его. — Янек! Мальчик мой, как ты вырос! Я ведь тебя вот таким помню, — господин Адашев показал, каким примерно он помнит Яна, — а теперь ты вон какой вымахал! Ну офицер, ну жених! — и Ян тут же оказался сжатым в медвежьих объятьях хозяина поместья. К счастью, долго это не продлилось — Михаил Александрович снова переключился на старого друга и повел его в гостиную — знакомить с женой, показывать усадьбу и говорить о всяком. Молодого же дворянина отправили отнести нехитрый дорожный скарб в гостевые и подготовиться к балу по случаю их приезда, о котором вскользь упомянул Адашев. Оглядывая богатое внутреннее убранство здания, Ян то и дело замечал любопытные лица слуг и служанок, прятавшихся за прикрытии дверьми и занавесями. Стоило ему их приметить, как слуги, хихикая, скрывались с глаз долой. А проходя мимо дубовой лестницы с резьбой на перилах в виде виноградных листьев, молодой человек приметил на самом её верху подол чьей-то юбки и услышал тихий девичий смешок. Но, быть может, то ему просто показалось. В любом случае, предстоял тяжелый вечер. Нет, Ян любил балы, званые вечера и всё такое, но долгая дорога, удушающая жара и незнакомое место угнетали и смущали его. В конце концов юноша решил немного передохнуть, а затем собраться и на балу показать себя настолько достойно, что никто из других гостей не усомнился бы в том, что дворяне польских губерний ничем не хуже российских благородных дам и господ.

***

Бальный зал блистал россыпями ярких огней. Начищенный узорный паркет, позолоченные рамы висевших на стенах картин, инструменты музыкантов и драгоценные камни в украшениях гостей — все сверкало и блестело в теплом свете свечей большой люстры и дорогих канделябров, расставленных в углах комнаты. Гости говорили, шутили и смеялись, ожидая, пока хозяева поместья придут и откроют бал, объявив о начале танцев. И вот наконец в зал плавно прошел Михаил Александрович с Марией Николаевной под руку. Подняв бокал с шипящим золотистым вином, господин Адашев начал приветственную речь гостям. — Добрый вечер, господа и дамы! Сегодня я созвал вас сюда, чтобы отпраздновать приезд моего старого друга, благородного дворянина Станислава Розмановского, а также его сына — Яна Розмановского. Ну и конечно же, дорогие друзья, я позвал вас, чтобы повеселиться, славно потанцевать и выпить этого отменнейшего шампанского! — он отпил из бокала, — Дамы и господа, объявляю бал открытым! Музыканты, полонез! По залу заструилась мелодия. Дамы и кавалеры выстроились и вскоре закружились по залу в незамысловатом рисунке. После полонеза в зал вдруг легко, будто плывя, зашла еще одна гостья, а точнее хозяйская дочка. Все восхищено ахнули — сегодня Лизавета была особенно хороша в великолепном небесном платье, сверкающих жемчугом и бриллиантами украшениях и легких атласных туфельках. В её чудных темно-каштановых волосах красовался свежий, источающий медовый запах цветок шиповника. С веселою улыбкою на лице девушка поочередно здоровалась с гостями, пока не дошла наконец до единственных двух людей, кого она еще не знала и кому не была представлена, — отца и сына Розмановских. Лиза присела в реверансе. Стоявший неподалеку Михаил Александрович подошел и представил её: — А это дочь моя, Елизавета Михайловна. Ты, Слава, конечно, помнишь её еще малышкой. А Ян, верно, и вовсе с ней знаком не был. — Конечно, не был, Миша. Мы же тогда на родину уехали, а Люблинская губерния больно далека от Петербурга, — Розмановский-старший незаметно пихнул сына в плечо, не позволяя тому забыть об элементарных приличиях. Молодой человек дернулся, будто очнувшись ото сна, и привычно приложился губами к протянутой ему изящной ручке барышни, стоявшей рядом. Та взглянула на него из-под пушистых темных ресниц смешливо и чуть лукаво, а затем упорхнула прочь, должно быть, отправившись разговаривать с группкой юных дам, судя по всему, являвшихся её подругами. Ян проводил девушку взглядом. Она была вовсе не похожа на идеал красоты, поскольку имела какое-то собственное очарование, складывавшееся из всех её черт и повадок, и привлекала внимание она в первую очередь той странной смесью истинной грации и непосредственной шаловливости всего её существа. Легкое кокетство не придавало её образу злой ноты тяжелой опошленности, присущей обычно столичным красоткам, столь любящим жестокое веселье интриг и шантажа. Возможно, стоило бы пригласить её на танец. Но не успел Ян сделать и нескольких шагов по направлению к дочери хозяина дома, как в послышались первые такты менуэта, и дворянину пришлось танцевать его вновь с излишне смешливой и звонкой девицей в платье странного розоватого оттенка. Едва танец закончился, молодой человек поспешил к Лизавете, стремясь пригласить её станцевать следовавший по бальному распорядку следом вальс. — Добрый вечер, милые дамы. Прошу прощения за прерывание вашей беседы, но я желал бы говорить с Елизаветой Михайловной, — он повернулся к оной и склонил голову в легком поклоне, — Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на вальс, — произнес Ян, держась настолько достойно, насколько это было возможно. Он был далеко не повесой, и имел мало чего общего с ветрогонами, которыми столь часто становились обеспеченные молодые люди благородных фамилий, но знал основы культуры балов и приемов, хоть и никогда их не любил. Возможно это, конечно, было лишь следствием того, что Люблинская губерния не располагала таким обилием и пышностью светских мероприятий, как находившийся рядом Псков или Ярославль, или Москва, и что уж тут говорить о столице, городе сверкающих огней, — Петербурге? Но то было не важно. Лиза улыбнулась и ответила: — С превеликим удовольствием, сударь. Я буду рада составить вам пару в этом танце. Можно было заметить, как её глаза блеснули игривостью, и Яну показалось, что он может разглядеть таящихся там бесенят. Правда, побеседовать они толком не успели — чарующие ноты вальса потекли меж группками приглашенных, призывая к танцу. Лизавета танцевала великолепно. Давно Ян не встречал дамы, составлявшей ему такую хорошую танцевальную пару, и вальс был прекрасен. Цветок шиповника в волосах Лизы дурманил сладким запахом, зал казался сплошным блестящим вихрем, а девушка смотрела на него лукаво и весело. От всего этого голову заполонила странная легкость, будто серебряный звон. Но вальс закончился и барышня упорхнула прочь, исчезнув из виду. Только шепнула незаметно напоследок, прикрывшись веером: — Будьте добры, пригласите меня на мазурку. Это, право же, мой любимый танец… Ян замер. Судя по всему, хозяйская дочь была очень избирательна в выборе кавалера для танца, а это был хороший знак. Мазурка, кстати говоря, всегда нравилась молодому человеку больше других танцев, да и сам он считал её своим коронным бальным навыком. Предложение девушки даже вызвало в нем некоторый азарт, но додумать мысль дворянин не успел. Та дама в розовом вдруг словно появилась из ниоткуда и практически поволокла его к одной из группок гостей. Разговор там велся совершенно неинтересный, но по-настоящему участвовать в нем от Яна и не требовалось. Спустя какое-то время все равно заиграла полька, которую пришлось танцевать со смешливой девицей, размышлял он все равно исключительно о прошедшем вальсе и будущей мазурке. На кадриль, к счастью, ему удалось пригласить уже другую барышню, да и выпитое шампанское, пусть и в небольшом количестве, добавило юноше веселости и энергии. Что было весьма кстати, учитывая, что пресловутая мазурка шла следом. Лизавета появилась будто из ниоткуда. Заигравшая музыка заставила всех гостей бала собраться и приготовиться. Дамы одновременно щелкнули веерами, и танец начался. Пары закружили по залу, но Ян с Лизой вдруг оказались в самом его центре. Впрочем, сложные, быстрые движения мазурки занимали все их внимание. Ян то тихо и плавно, то бойко и шумно, с топотом подошв и ноги об ногу, выделывал знакомые па. Рядом легко, будто перышко, двигалась грациозная фигура Лизаветы, то удлиняя, то укорачивая шаги своих изящных ножек и прыгая так, будто она и вовсе ничего не весила. Оба они были ловки и молоды, и, глядя на то, как красивы, упруги были их движения, можно было бы подумать, что мазурка — танец весьма простой. Когда, пройдя несколько кругов, пара остановилась, Ян плавно опустился на одно колено, а Лизавета Михайловна, искристо, счастливо улыбаясь, обошла вокруг него, все присутствующие на балу громко зааплодировали. Стараясь ничем не выказывать истинных усилий, требующихся для этого танца, молодые люди легко кивнули публике головами и удалились каждый в свою сторону. Но вскоре вновь встретились на котильоне. Бал был скорее домашним, камерным, и оттого имел в себе не столь много танцев — котильон завершал его. Пары кружились по залу, и сквозь музыку можно было слышать веселые разговоры и смех гостей. — Вы прекрасно танцуете, — смеющиеся глаза Лизаветы поблескивали шоколадными и медовыми оттенками в неверном свете свечей. Время пролетело быстро, и была, должно быть, поздняя ночь. — Эта фраза в той же степени относится и к вам, — Ян улыбнулся непринужденной искренней улыбкой. — Долго ли вы с вашим папенькой собираетесь оставаться в нашем поместье? — Вас тяготит наше присутствие? Не волнуйтесь, мы вскоре отбудем в Петербург. — Вовсе нет. Здесь, знаете ли, порой бывает ужасно скучно. Я рада, что вы развеиваете мою скуку. Для чего же вам в Петербург? — Вы, право же, истинный следователь, Елизавета Михайловна, я будто и вправду на допросе. Я намерен был продолжить в Петербурге обучение и в скором времени начать службу офицера. — Так вы мечтаете стать офицером? Что ж, будьте с тем осторожны. — Отчего же? — Петербург увлекает чрезвычайно. Среди офицеров часты и карточные игры на баснословные суммы, и, — она понизила голос, — конечно же, дуэли. Веселая жизнь хороша, но нельзя же отдаваться ей полностью! Кстати говоря, — будто бы невзначай спросила она, — нет ли у вас той, за кого бы вы вышли на дуэль при случае? — Поверьте, нет, — он рассмеялся, но резко посерьезнел и почти прошептал, вглядываясь в острые и благородные черты лица девушки, — но мне кажется, что может появиться… Лизавета хихикнула, и в глазах у нее было какое-то непередаваемое нежное чувство, сродни умилению чему-то прекрасному, будь то произведение искусства или наступление весны. Остаток танца молодые люди молчали. — Проводите меня в сад, пожалуйста. Я бы желала сорвать новый цветок — мой, кажется, не пережил этого вечера. — С превеликим удовольствием, — Ян учтиво предложил барышне сгиб локтя, и они направились в сад через летнюю террасу. Благо, тот самый, приглянувшийся Лизе куст шиповника рос не так уж далеко от усадьбы, и свет от нее все еще не давал молодым людям врезаться прямо в скульптуру или дерево, но все же создавал легкую вуаль таинственного сумеречного освещения. Около куста пахло дурманяще сладко, можно было услышать стрекотание одинокого сверчка в траве и отдаленный шум экипажей, в которых уезжали гости. Лизавета сорвала вожделенный бутон и, чуть нервно сжимая его в тонких пальцах, взглянула на Яна проникновенно и будто бы решительно. А в следующее мгновение юноша почувствовал легкое, воздушное касание губ у уголка рта и успел заметить спешно удаляющуюся в сторону дома фигурку девушки. Он неверяще коснулся того места, куда буквально только что она поцеловала его, чувствуя, как его лицо полыхает ярким пламенем. Вот тебе и бал в гостях у батюшкиного друга…