И вот запах железа ударяет в ноздри, пробуждая спящие доселе инстинкты.
Крипер мажет большим пальцем по чужой шее, стараясь собрать как можно больше живительной влаги, и пробует её на вкус, одним движением шершавого языка слизывая все добытое. И на смену животному удовлетворению от такой затравки шустро является животное влечение. Запах чужой крови, забившийся в каждую пору, сочится мёдом из разможжённых коленей и локтей, из разбитой губы, и всех мелких недоступных его взору увечий. Возникло намерение впиться в них смертельной хваткой, не позволяя пропасть даром такому сокровищу. Но от таких ранений толку мало…Ведь ему хочется напиться Дэрри вдоволь.
Ткань несчастной футболки рвётся слишком быстро и податливо под натиском чудовищных лап. Дэрри вздрагивает, как птенец, которого кошка поймала прямо в зубы, а затем глубоко вздыхает, на ходу захлёбывась большой порцией воздуха. Обнажённую грудь ласкает чужой язык с тысячью и тысячью мельчайших игл, что раздирают чувствительную кожу. Ох, он делает это явно не из дружеского порыва.Тогда зачем…?
Дэрри сдавленно стонет, когда широкий язык ненароком задевает сосок. Несчастный переживал за любые уязвимые части тела, и от этого содрогался как в последний раз перед потенциально болезненным жестом. Возникла иллюзия, что Криперу нравится этим заниматься — вылизывать чужое тело, добротно вываленное в земле и невесть чьих останках. Но только эта лукавая мысль успела проскользнуть в голове, нечисть отстранилась и без всяческого предупреждения выверенно полоснула четырьмя когтями по только что обласканной груди. Из тонких, но глубоких ран немедленно начала вытекать кровь. Жертвенный крик, не оборвавшийся на самом интересном, тянулся придушенным мычанием ещё долго. А агония от боли в разорванных мышцах терзала мозги на кусочки, пока Дэрри корчился в лапах монстра. Раны пульсировали и изнывали. Несмотря на относительно аккуратный внешний вид, под кожей, по ощущениям, все было перемешано в кровавую кашу так, что даже вздохнуть было невозможно без боли. Подонок снова прильнул к его груди, присасываясь к свежим ранам и вбирая в желобки на языке все до последней капли крови. А Дэрри лишь искал на что опереться в этой гнилой тесноте. Сделать попытку вырваться прямо сейчас — подписать себе приговор. Одно резкое движение, и Крипер отхватит от него целый кусок и не подавится.Ведь никогда нельзя тревожить тварь, когда она ест…
К сожалению, размышления о наиболее устойчивом положении давались с трудом. По близости не было ни одной подходящей опоры: балки, перекладины или, на крайний случай, дряхлого стула. Дэрри боязливо опускает ладонь на чужое твёрдое плечо, по всей видимости покрытое вместо кожи хитином или чем-то похожим на него. Часть веса теперь приходится на руки, что не остаётся без внимания чудовища. Он отвлекается от своего занятия, но лишь затем, чтобы посадить Дэрри ещё ближе к себе, шире разводя его ноги и прислоняя к своему торсу.Запах болота и свежей крови ударяет прямо в ноздри
От этого сочетания моментально начинается головокружение. Потеря немалого количества крови только добавляла дров в этот стремящийся ввысь огонь, так что теперь даже держать глаза открытыми и не поддаться падению в бессознательное Дэрри было трудно. Свой же замедленный пульс был слышен в ушах, и, заходясь в лихорадке, он опирается лбом в чужое плечо, лишь раздражённо шипя от нарывающих кровоточащих ран, что всё ещё свидетельствуют о том, что он живой. Безобразные мускулистые руки гладят его спину подозрительно нежно.В рамках такого существа как Крипер, безусловно.
Для человека это скорее ощущалось как плотоядный и собственнический жест. Что отчасти являлось правдой, ведь он хотел обладать этим телом. Или по крайней мере, большей его симпатичной частью. Объемными лёгкими, зоркими карими глазами, незастеленными дымкой, или упругой кожей, что так послушно проминалась и рвалась даже под малейшим давлением. Покровы Крипера были, напротив, непробиваемы даже пулей, но пытливый и помешанный ум иногда так хотел узнать какого это — быть обтянутым чем-то таким же уязвимым и гладким. Пахом он трётся о Дэрри. Бессовестно и гнусно. Упираться мокрыми ладонями и пытаться себя высвободить — бессмысленно. Казалось, Крипер даже не замечает этих попыток. Его хватка была мёртвой, а выражение лица неестественно удовлетворённое. На уголках его ссохшихся губ остались подтёки крови. И вся эта гримаса ужасала Дэрри, который поневоле мог разглядеть всё до мельчайших подробностей. Лоскуты кожи на его лице, испещрённые морщинами, висели, едва прикрывая мясо в спокойном состоянии. Но сейчас, когда он заведён и наслаждается прилившей от недавней трапезы силой, эти лоскуты слегка приподнимаются с помощью костей, обнажая лицевые мышцы. Старые, но насыщенно алые, лежащие под комком из противного фиолетового цвета связок. Из его скул в два ряда выступают костяные наросты, больше походящие на акульи клыки, видимо, чтобы удобнее было рвать жертву при близком контакте. Разрыв связок Дэрри обеспечен, разведи он его ноги ещё шире. Крипер больно впивался между них, нагло потираясь своим полу вставшим членом, пока чужие колени тёрлись о холодный каменный пол, из-за ссадин ощущавшийся словно калёное железо. — Дэ…рри…, — монстр скрипел это ему это прямо на ухо, тяжело дыша и едва выговаривая имя по слогам. Оцепенение охватывает каждую клетку тела, вынуждая жертву разрождаться ненавистью к себе и к своему похитителю. Ужас накатывал волнами соизмеримыми с цунами не от того факта, что Крипер знает имя Дэрри, а от того, как он его произносит. Практически мертвецким голосом, прокрадываясь в самую глубь ушной раковины, он называет его так, как будто уже его присвоил.***
Он на самом деле его присвоил. И тогда, когда Дэрри закусывал губу от унизительных фрикций, и тогда, когда тот дремал в бреду, в углу выделенных ему четырёх сырых стен, на обветшалом матрасе. Стоило Криперу только открыть дверь и поразить слух скрипом его имени, он просыпался. В градинах пота на лице, слипшимися прядями у лица и задранной футболкой, которую он увёл из кучи хлама, принадлежащего трупам. Просыпался и, прийдя в сознание за пару мгновений, старался отползти как можно дальше к стене. Мелко подрагивал, чуя как он шагает по направлению к нему. Он знал, что это только раззадоривает сволочь, но поделать с леденящим ужасом от убийцы, который заходил к нему, не отмыв руки от чужой крови, ничего не мог. Дэрри всё думал, что его оставили его для чего-то более масштабного, как основную деталь или завершающую… Но день сменялся днём, а смерть все за ним не приходила. Приходило чудовище, что аккуратно, по-издевательски заправляло растрёпанные пряди за ухо и гладило по бёдрам. Оно не умело испытывать благородные чувства, и не хотело, чтобы Дэрри испытывал к нему что-либо, кроме беспрекословной верности и похоти. Эту добычу он впервые хотел оставить живой и вечно боящейся.Ведь так кровь гораздо горячее.
Вскоре он разрешил Дэрри наблюдать издалека, как он корпит над своими модификациями, уродливо ссутулившись за своим столом. Чавкающие звуки разрыва плоти и сшивания её между собой сухими нитями, вызывали недобрые мурашки по коже. Слёзы давно кончились, оставив после себя лишь боль в глазах и выжженную беспросветную тоску. Напряжение за все эти дни дьявольских пыток достигло своего апогея. а сбросить его самому возможностей почти не представлялось. И только непослушное тело подсказывало единственный вариант, неизбежный, но дрянной. И Крипер этим обязательно воспользуется.***
Дэрри убедит себя, что бредит, и всё это кошмарный сон, который уже успел стать его верным спутником. Убедит, что более подходящего момента для того, чтобы совершить смертоносную шалость не найдётся. Выждет после очередной «операции», сидя в углу и поджав ноги, пока чудовище соберётся в новую вылазку за добычей, и неуклюже нагонит у выхода. Он притянет его за ворот футболки и вопьётся в сжатые чёрные губы. Готовый сию же секунду быть впечатанным в стену или брошенным на пол словно мешок. Но этого не происходит. Вместо этого Крипер подхватывает его обеими руками под ягодицы и одним резким движением приподнимает так, чтобы он может обхватить его ногами за пояс. Дэрри жмётся к нему на грани отчаяния, просовывая ладони под лоскуты кожи на лице и моментально пачкая их в едкой лимфе. Прямо сейчас он позволяет себе падать так низко, вести себя так развратно и каждым своим движением провоцировать разложить себя на ближайшей поверхности. Всё возбуждение концентрируется внизу, пульсирует и расширяет каждый сосуд. Оно горит в груди, как только Дэрри встречался с ним взглядом. Он бы с радостью съездил по этой гадкой физиономии исключительно из брезгливости, но в зобу дыхание спирает, когда его несут ближе к грязному столу с небрежно сдвинутыми в сторону инструментами, и он ощущает на себе последствия подаренной над собой власти. Его больно ударяют спиной о столешницу, выдавливая болезненный вопль. Все надежды на «быстро и до полуобморока» гаснут, когда маньяк приспускает штаны и вжимается прямо между ног. Дэрри и раза говорить не надо, чтобы его ладони, поражённые лёгким тремором, обхватили толстый ствол, что в то же мгновение толкнулся в них до самого корня. Крипер так же упрям и бесцеремонен с Дэрри, как Дэрри бесстыж с ним. Щадить не будет — сразу засадит так глубоко, что глаза на лоб полезут. До позорного крика и губ закусанных. После такого тот забудет о том, что разлагается заживо в логове хищника, как минимум на пару дней. А после этого он обязательно найдёт выход своей тоске снова. А может даже и самому себе. Чужие затуманенные глаза, казалось, были не слепые, а только скрывали свой меткий взгляд под дымкой. Хозяйский, но ледяной. Такой же хозяйский, как его грязные засосы на теле, граничащие с укусами. И Дэрри не хочется принадлежать ему, до смерти не хочется, но как же его возбуждает этот факт. Когда Крипер оттягивает кожу на его плече так сильно, что она начинает рваться, Дэрри даже не пытается его остановить. Он пытается только не сводить зубы до сколов и треска. Боль трансформируется в жгучее желание, даже когда он наблюдает, как изверг пережёвывает кусок его кожи. Живот сводит от такого зрелища, и Дэрри приоткрывает рот, шокированный и заворожённый. Он всё ещё гладит чужой член, не замечая с каким подозрительным самозабвением Крипер стал подаваться вперёд. Он опускается ближе к его лицу, и опаляет кожу дыханием с примесью сырого мяса с кровью.Его мяса с кровью..
Только не это. Только не то, о чём Дэрри думает. Только не вкус собственной плоти в соке собственной крови. Тающий на языке и растекающийся по горлу рекой адреналина. Огонёк в мозгу вспыхивает чёрной искрой, опуская занавес сознания. И Дэрри целует в ответ отчаянно, до ненависти горячо и малодушно. Захватывая в ладонь сноп седых волос, что из загривка у монстра росли. Он хочет ещё. Ещё этого вопиющего блаженства, распирающего изнутри. Хочет, когда как одержимый джинсы рваные с себя стягивает движениями рассеянными. Когда Крипер сжимает бока до синяков и входит в него уверенно и изнурительно медленно. Тишина на мгновения закладывает уши, позволяя вторгаться в себя лишь эху судорожных вздохов. — Какая же ты сука…, — Дэрри шепчет, гневясь от желания и боли. Безобразно и гадко. Он принимает его, стараясь сосредоточиться на внутренних ощущениях, игнорируя обволакивающую его смердящую чёрную слякоть. Крипер кряхтит над ним, румянец на чужих щеках ложно воспринимая за удовольствие. Но это лишь приступ восхищения патологическим. Прожилки своего мяса, застрявшие в зубах, ласкают язык, не давая забыть о том, как восхитительно вызывающе это было. Когда оно выпускало сок и заполняло им рот. Вкус себя вперемешку с навязчивым блаженством, что буравило Дэрри все органы ниже пояса, сводило с ума и доводило до восторга. Крипер давил на рёбра практически до хруста. Кожа была горячей, соблазнительно горячей для человеческой особи. Особенно, когда она трепыхалась под его тяжеловесным телом, борясь с адской болью от изливающейся кровью раны. А внутри было ещё жарче. Вторгаться в эту плоть было даже приятнее, чем он представлял. Как крепко она обхватывала его орган, не желая пропускать глубже, но будто умоляющая не выходить из неё полностью. Всё тело Дэрри ощущало себя как нежная кожа под лезвием бритвы — её изнанка так зверски зудела, что ему хотелось почесать себя изнутри. Десятитонные молоты стучали по черепу изнутри, выбивая одно единственное слово:«Чёрт, чёрт, чёрт»
***
Дэрри не мог дать себе отчёт, сколько прошло времени, прежде чем тварь с него слезла, Но трезвый ум начал возвращаться не сразу, борясь с возбуждённым разбитым телом за владение его сознанием. Кромешная темнота приютила его, когда он снова и снова забивался туда залечивать свои раны. Кроме одной… Дэрри — его любимая безделушка, у которой был свой срок годности. Пока его кровь не испортится, а кожа не сойдёт полностью.