Свобода

Время глубоко за полночь. В лаборатории только свет настольной лампы и немного от фонарей на улице. Было бы меньше, если бы один заботливый изгой не вскрыл окно снаружи да так и оставил его открытым. Странная была у Бродяги привычка - вот так вваливаться в пространство Брута и уговаривать идти спать. Только заканчивалось это часто длиннющими философскими беседами или сексом. Чаще - сначала одним, а следом - вторым. - То есть это твоя свобода? Брут честно спокоен. Разве что спорить, второй час играя словами и не находя понимания в глазах собеседника, немного утомительно. Ничего, у Брута есть опыт с Икаром, а с Бродягой всё-таки проще: он рациональные доводы если не принимает, то хотя бы понимает. И опровергает их тоже рационально. - Да. Возможность идти, куда хочешь, выбирать то, что нравится или нет, не быть привязанным ни к чему. Брут хмыкает и в порядке бреда кидает: - Иногда связанные люди более открыты к своим чувствам... Синие глаза напротив вспыхивают пламенем. - Серьёзно? Ты сам-то хоть раз был связанным? - Был, - Брут улыбается и почему-то бросает задумчивый взгляд на потолок. - И не раз. Но связывать, конечно, интереснее. Бродяга ёрзает и пересаживается так, чтобы лучше видеть Брута. Обоим ещё непонятно, та ли эта точка, когда философия перетекает в порно, и балансировать вот так на грани с гудящей от недосыпа и близости очень странного и непонятного человека - в кайф. Обоим это доставляет чуть ли не садо-мазохистичное ощущение азарта: дойти до черты, не задев триггер. Или задев так, что станет не больно, а по очень неправильной причине приятно... - То есть ты из тех, кто любит лишать воли? - Бродяга откровенно огрызается. - В БДСМ волю проявляют обе стороны, - парирует Брут, поворачиваясь к оппоненту. - Если отнять у саба волю, выйдет чистейшее насилие. - Где тогда грань? - Тебе показать? На минуту они зависают, смотря друг другу в глаза. Оба хотят перевернуть ситуацию, оба хотят быть сверху, быть сильнее. Но сегодня Бродяга играет не на своём поле. Голос подводит его, когда он выдыхает, чуть не срываясь на стон: - Да... Это всё, что нужно Бруту. Он встаёт и в один шаг оказывается около Бродяги, утягивая в поцелуй. Ему отвечают и - ох, сколько рвения для новичка... Хотя целуется тот всегда рьяно и отчаянно. Кусается - рвёт чужие губы. Обводит языком зубы и толкается глубже, постоянно меняет ритм и тянется руками - а куда? - к затылку, груди, плечам, от поясницы выше или ниже - никогда не угадаешь. Брут делает шаг назад, стараясь отдышаться. Бродяга тыльной стороной ладони утирает слюну и мстительно улыбается. Хорошо. Отлично - ещё посмотрим, кто кого. Брут отходит к одному из лабораторных шкафов: они идут во всю ширину стены и все с зеркальными дверцами. Он ненавидит это обманчивое ощущение неодиночества. Ненавидит, когда на него в ответ смотрит пара тусклых глаз. Но сегодня - исключение. Зеркало как нельзя кстати подойдёт тому, что он собирается сделать. Из глубины нижнего ящика Брут достаёт то, что должно разрешить их спор о свободе, и поворачивается к Бродяге. Он демонстрирует моток белоснежных верёвок - чуть растягивает на больших пальцах, наблюдая за реакцией Бродяги. Тот еле заметно хмурится и неосознанно дёргает щекой - что-то не так. - Тебя когда-нибудь связывали? - Было дело, - насмешливо, но нервно фыркает Бродяга. - Это был... положительный опыт? - он специально предполагает от противного: люди гораздо легче опровергают ложное, чем соглашаются с правдой. Щека дёргается вновь и в разы заметнее. Бинго. - Тем лучше, - Брут делает шаг, оставляя верёвки в одной руке, а второй касаясь подбородка изгоя. - Будет с чем спорить. В ответ улыбаются, это шаг в комфорт. Знакомая зона - их маленький взаимный троллинг для разогрева. Брут проводит большим пальцем по чужим губам, вводит чуть глубже: контраст шероховатой, грубой кожи и влажного горячего языка сносит снова и снова. Бродяга обводит языком фалангу, не прерывая зрительного контакта. Пользуется положением - пока может. Брут уже чувствует тяжёлое возбуждение, но сегодня им обоим придётся быть терпеливыми. Очень, сука, терпеливыми. Пора начинать. Брут без предупреждения разворачивает Брода лицом к зеркалу, и, склоняясь к самому уху, проговаривает: - Я оставлю тебе возможность говорить... - Как великодушно, - фыркают в ответ и тут же шипят - Брут прикусывает его мочку. - Не заставляй меня передумывать. Зеркало отражает каждую мелочь. Это то, что Брут любит в них: стоять за спиной Бродяги, но видеть эмоции, огоньки в синих глазах, отслеживать боль и наслаждение, которые, впрочем, не редко смешивались в нечто одно. - Я хочу, чтобы ты говорил со мной. Хочу слышать твой голос. Брут целует Бродягу в шею и чувствует, как от сказанных слов жилка у того под челюстью забилась сильнее. И не сдерживает улыбку - хищную, как видит в отражении. Рука ложится на плечо и тут же соскальзывает ниже: Бродяга давно остался в обычной чёрной майке, так что теперь пальцы Брута скользят по коже. На плечах рябь прыщей и родинок прерывается шрамами, хочется отследить парочку особенно глубоких, и он не сдерживает себя, обводит самыми кончиками и продолжает вести вниз, вдоль вен по внутренней стороне сгиба руки, к предплечьям, запястьям и, наконец, сделав виток по ладони, заломить руку за спину. От резкости сразу после ласки Бродяга скулит. - Нравится? - хладнокровно уточняет Брут, подтягивая вторую руку, устраивая их параллельно друг другу. - Иди-ка ты нахер... В переводе с изгойского это вполне себе означало "да, ещё как". Брут хмыкает. - В следующий раз - обязательно. И завязывает первый узел. Бродяга тут же притихает. Брут знает, каковы первые минуты во время связывания: тело особенно чутко прислушивается к чувствам. Он фиксирует руки надёжно, верёвку протягивает так, чтобы не натереть лишними движениями, но потом грубо проверяет свою работу на прочность, втискивает палец между зафиксированных предплечий Бродяги и тянет, чтобы показать: - Теперь руками ты не воспользуешься. Брут, всё ещё стоя за спиной, протягивает руку и накрывает пах Бродяги. - Ого... Он честно не ожидал такой реакции: да, обычно изгой не скрывал своего возбуждения. Напротив даже, мог схватить за запястье и весьма однозначно указать на то, какие последствия имеют слова и действия Брута, но сейчас... Сейчас Бродягу заколотило. Дрожь прошла по всему телу и вылилась в какой-то совершенно сорванный и прерывистый вздох. Издеваться тянуло сильнее, чем обычно. - Скажи, - Брут ведёт рукой вверх, с одной стороны, уводя от причины столь красноречивой реакции, с другой, распаляя всё больше. Его ладонь задевает край майки, чуть касаясь кожи живота, но тут же нажимает выше, к груди... - Что ты хочешь? Бродяга стонет. - Тебя... - Конкретнее, - пальцы сжимают сосок, и, даже несмотря на не сильную чувствительность, Брод закусывает губу, чтобы не сорваться на совсем жалобный скулёж. Зеркало отражает загнанный взгляд, и Брут чувствует грудью, как напряжена спина Бродяги. Чуть снизить градус, тише... Он переходит на шёпот. - Отпусти себя. Помнишь, что я сказал в начале? Власть в твоих руках. Если ты прикажешь прекратить... - Нет. Его рык выходит низким и угрожающим. Брут почти приходит в восторг. - Хорошо, - пальцы бегут ещё выше, в этот раз на горло. Чтобы почувствовать, как Бродяга дышит. - Очень хорошо... Что ты чувствуешь? - Что уже стены готов ебать, - шипят в ответ. Как всегда красноречиво. - Стены предложить не могу, но вот пол... И легко толкает Бродягу под коленом, лишь намекая на то, что нужно сделать. Он валится на колени без приказа. - Умница, - тянет Брут, нагибаясь, и зарывается носом в волосы за ухом, но в его сторону тут же поворачиваются, клацая зубами. Не то чтобы с намерением навредить, а чтобы показать, на каком месте Бродяга вертел его похвалы. - А это было зря. Брут впивается в затылок Бродяги, утыкая того в пол. Остатки верёвки быстро оказываются в руках, и Брут по наитию продолжает связывать - руки помнят всё сами. Белая верёвка восхитительно контрастирует с чёрной одеждой и загорелой кожей. Движения ловких пальцев похожи на танец: обвести предплечья Бродяги ещё раз; потянуть на себя, заставляя прогнуться или вновь привстать, чтобы протянуть верёвку поперёк груди; мимоходом почувствовать биение чужого сердца под руками; вокруг плеч - ещё и ещё. Брут обходит Бродягу со всех сторон, укладывая, направляя, дразня. Он встаёт рядом на колени, чтобы обвязать спереди. Когда верёвка ложится под ключицы, Бродяга всхлипывает, и пытается опуститься, чтобы чужие пальцы вновь оказались на горле. О кинках изгоя Брут был осведомлён прекрасно. Однако сегодня - не его игра. И всё же нужно похвалить парня за стойкость. Он перехватывает верёвку левой рукой, оставляя пальцы правой там, куда их направил Бродяга, и мажет языком поверх приоткрытых губ изгоя. Того вновь начинает трясти. Брут думает, что уже сам готов ебать стены. Последний узел даётся ему тяжело, но он всё-таки закрепляет шибари, оставляя достаточно длинный "хвост". Потому что картинка, сложившаяся ещё до начала не даст Бруту прервать начатое на середине. Теперь спина Брода почти наполовину скрыта хитрым сплетением. Брут дёргает за него, так же резко заставляя подняться с пола, как и опрокидывал на него. - Смотри. Изгои никогда не были эстетами, но что-то во взгляде Бродяги заставляет полисянина ликовать. Возбуждение обоих будто уходит на второй план: остаётся только движение линий на груди парня. Их ход отследить сложно, но так желаемо. Верёвка петляет, перекрещивается, поворачивает назад... - Красиво... Бродяга впервые комментирует его работу. Впервые комментирует вообще что-либо в плоскости эстетики. Это вызывает в груди почти интимную нежность. Брут тянет его на себя, укладывая головой на колени, и убирает волосы от лица. - Ты никогда так не дрожал от моих прикосновений. - Ага, сам бы, блять, попробовал не... Брут хмыкает на привычные попытки огрызаться и вдруг смотрит на потолок. - Видишь крюк? Бродяга отслеживает направление взгляда. - И? - Скоро ты окажешься на нём. Ох, он бы многое отдал, чтобы узнать, какую картину выдало богатое воображение Бродяги. Но руки опережают мысли. Брут встаёт резко (Брод неприятно ударяется затылком об пол) и седлает изгоя. - Тихо. Ничего страшного я с тобой не сделаю - как договаривались. Одно слово и всё закончится. Он старается быть серьёзным, но в издевательски ласковых нотках проскальзывает "и ты никогда не узнаешь, что же я задумал". Бродяга только хмыкает, подаваясь бёдрами вперёд. Брут буквально задницей чувствует, как у него снова встаёт, и не сдерживает тяжёлого вздоха. Чёрт бы с ним, он почти вслепую нащупывает узел на груди Бродяги и дёргает на себя. Поцелуй выходит хуже чем первый: Брод явно собирался трахнуть его хотя бы языком, раз над остальными вариантами он не властен. Брут думает, что этому рту нашлось бы более эффективное применение, но одёргивает себя: план другой. Он буквально отдирает парня от себя, смотря, как ниточка слюны повисает на секунду в воздухе между ними. Тоже своего рода связь, тоже - верёвка. Брут сползает с Бродяги и тянется к его штанам. Изгою приходится встать на лопатки, чтобы его наконец смогли раздеть. Однако и здесь разочарование, Брут зачем-то оставляет бельё. - Пиздец, да сними ты уже... - За плохое поведение, - рука накрывает член поверх трусов, но Бродяге пофиг: он пытается толкнуться. - Я вообще должен был оставить тебя так. Чтобы ты и дальше мог только об пол тереться и умолять о большем. Так что скажи лучше спасибо. Рука исчезает с паха, и парень скулит. Брут вновь отходит к шкафу и достаёт ещё моток. - И раз ты был таким нетерпеливым, лишим-ка мы тебя возможности двигаться вообще. Страх, кольнувший Бродягу чувствуется за километр. Казалось бы, куда дальше? Но Брут снова оставляет его на животе и принимается за ноги. Его, наверное, можно назвать фетишистом. Иначе он не может объяснить, почему мысли о крепких бёдрах Бродяги заставляют его машинально потянуться к себе. А сейчас, когда его тело бьётся под ним, когда безнаказанно можно трогать, трогать везде и изгой не сможет осадить за неспешность... Брут дарит себе этот момент: ведёт пальцами от сильных икр к бедру... Чуть играется, запуская руку между, поглаживая с внутренней стороны, поднимается выше и крепко сминает задницу. Бродяга, кажется, правда решил исполнить своё намерение ебать хоть не стены, так пол: он судорожно подмахивает, но даже намёка на ритм в этом нет. Брут чувствует, что он на грани, так что обвязку ног проводит быстро. Техника не подводит его, верёвка ложится идеально, и парень поражается растяжке Бродяги: его ноги заломлены назад так, что между кончиками пальцев и головой при желании будет не больше сантиметров пятнадцати. В таком положении любое движение саба исключено. Брут ложится рядом, заглядывая в синие глаза. - Как ощущения? Мучает ли он Бродягу сейчас? Да. Однако кладёт руку на щёку и чутко гладит большим пальцем - от такой заботы изгоя развозит совершенно. Он прижимается к руке сильнее и трётся. Не может больше без тактильного контакта - догадывается Брут. Последний моток верёвки с уже привязанным к нему массивным кольцом легко долетает до долгожданного крюка на потолке. На секунду Брут хватается за него обеими руками и - повисает. Вообще ощущения на подвесах - потрясающие. Конечно, Икару они нравились больше, но Брут тоже успел оценить. А теперь он подарит полёт Бродяге. - Я буду осторожен, но если что-то пойдёт не так... - Если ты ещё хоть раз попросишь сказать, я откушу тебе член при первой же возможности. Должно было звучать то ли угрожающе, то ли комично, но стоны чуть ли не через слово делали фразу такой... уязвлённой. Бродяга сейчас полностью в его руках. Брут продевает одну из верёвок - ту, что зафиксирована чуть повыше таза - в кольцо и не без усилий поднимает Бродягу в воздух. Вся небольшая масса парня вдруг давит на талию, заставляя выдохнуть весь воздух, затрудняя дыхание в принципе. Не помогает и то, что Бродяга оказывается подвешен головой вниз. Кровь быстро отливает от конечностей, и, кажется, он готов попросить пощады, когда Брут подтягивает верёвки в районе рук и балансирует конструкцию. - Смотри, - он вновь указывает на зеркала. У Брута возникает навязчивое ощущение, что он сейчас Бродягу распял. Иначе он не может объяснить загнанное дыхание и умоляющий взгляд у такого-то чертёнка. И обоих почему-то от этого дичайше развозит. Бродяга зафиксирован на уровне его глаз. Он легко сжимает его щёки одной рукой, а потом - отталкивает от себя. Брода раскачивает, всё сильнее и сильнее. Брут откровенно играется с ним, то притягивая, то отталкивая, то останавливая и отходя, чтобы полюбоваться. Рассвет начинает чуть пробиваться через лабораторные занавески, и сумеречный свет выделяет фигурку в белых путах. - Знаешь, я мог бы оставить тебя так, - хмыкает Брут. - Ждать, пока придёт Икар, а сам бы поспал - как ты и хотел в начале вечера. - Скотина... Брут вновь подходит ближе, чуть приспускает одну из верёвок, опуская бёдра ниже и забираясь наконец пальцами под резинку трусов. - Скотина, - соглашается он, двигая рукой и слушая стоны, срывающиеся на крик. - Твоя скотина. Бродяга задыхается оргазмом.

***

- Где ты этому научился? - Бродяга растирает затёкшие запястья. Бруту тяжело собрать мысли: всё-таки ничего ему изгой при случае не откусил, но после такого охренительного минета собраться было тяжеловато. - А... Ну, у Икара была очередная гиперфиксация. Мы тогда кран какой-то проектировали, заспорили о центре тяжести и распределении нагрузки... А на следующий день он приходит с верёвками и просит показать ему на деле. - Ты Икара здесь подвешивал?! У парня, кажется, то ли культурный шок, то ли инфаркт. - Ну, да. Только без секса, чисто из любопытства. Икара вообще нихрена не возбуждает, он это... - Кастрированный? - Сам ты кастрированный, - бурчит Брут. - Асексуал. Только в бредовые идеи и влюбляется. - А ты? - Икар - мой друг, - это почему-то звучит настолько обречённо, что Бродяга подсаживается поближе и, чуть подумав, ложится к распластанному на диване Бруту под бок. - Но его как шибануло идеей, так и вышибло обратно. А мне понравилось. Мы потом с Лией пробовали, тоже чисто из интереса. Я даже фотографировал её пару раз подвешенной - красиво выходило. Хотели и фотосессию рекламную в таком стиле сделать, но ей продюсер запретил: слишком эпатажно для образа золотой девочки. - Получается, и в Полисе есть свои изгои? - Конечно. Не все у нас такие свободные, как ты. Оба хмыкают и внезапно понимают, что в этом споре, кажется, нашли середину.