Сдаться.
То, чего хочется сейчас больше всего.
Ожог, какой-то глупый ожог стал тем, что действительно добило его окончательно! Когда проходит действие адреналина после утомительной погони сквозь отравляющий дым и пробирающий холод из разбитых окон, Игрок наконец вспоминает про полученное ранение.
Это что, произошло впервые? Впервые задело огнём от воспламенившейся люстры со свечами на полу? Вовсе нет.
Но кому не знакомы моменты, когда самая незначительная мелочь под действием обстоятельств становится последней каплей на пути к нервному срыву: упавшая ручка, задетый косяк, горячая тарелка? Вот и сейчас произошло то же самое.
Вот и в какой-то миг гость наступает на повреждённую ногу и тут же сваливается на пол. Тихо, не произнеся ни звука. Он не плачет, не кричит — лишь задирает голову к потолку, как будто бы не понимая: а что случилось-то? Почему он упал? Ноги внезапно перестали слушаться сами собой? Вот забавно… И эта мрачная безысходность, которая в то же время похожа на печальное безразличие, видна на лице лишь благодаря обманчиво уютному свету из комнаты до.
Нужно немного отдохнуть — всё будет в порядке. Это всего лишь ожог, верно? Конечно, пластырь этого не исправит, но, может быть, ему хватит сил добраться до Джеффа и найденного золота, чтобы купить ключ от комнаты с магическим растением? Это всё происходит не в первый раз, это всё ему уже так знакомо. Причин для паники и беспокойства совсем нет.
Так почему же ему именно сейчас не хватает сил подняться обратно?
Измученным ползком Игрок подбирается к книжной полке и облокачивается на неё спиной, откинув голову и шумно вздохнув. Поверхность неровная и угловатая — его позвоночник точно не скажет «спасибо» на это. Но как будто бы именно в этот момент всё это настолько не имеет значения, что даже в обессиленном положении, да ещё и в комнате без света, можно со всей точностью сказать: «До лампочки».
Однако только гость прикрывает глаза, как над ухом слышится монстроподобное дыхание. Не услышать его в абсолютной тишине вокруг, когда не слышен даже дразнящий кем-то в глубине здания скрип пола, ещё нужно постараться.
Конечно же.
Что ж, Скрич давно перестал быть проблемой.
Игрок скучающе разлепляет слабые веки и поворачивает голову, чтобы взглянуть на существо.
То, что оно пару секунд не вопит и не оставляет его в покое моментально после встречи глазами, заставляет мозг неожиданно перезагрузиться. Игрок вдруг дёргается от парящего, пока что тихого, шарика и неверяще моргает пару раз, будто пытаясь разогнать туман перед взором.
До этого момента у него никогда не было возможности разглядеть летающего монстра — он постоянно линял да так шустро, как только на него глянешь. А сейчас Визг прямо перед ним, парит на одном месте, понемногу вертя своими тёмными отростками. Он действительно в форме шара, покрытого чем-то вроде чернил с самой макушки и задней стороны, где торчат щупальца по кругу. Несмотря на то что кожа видна только снизу, попаданец предполагает, что ею обтянуто всё его шарообразное тело. И, не понимая неожиданного нарушения уже привычной закономерности, Игрок не отрывает взгляда от сущности и одними глазами спрашивает что-то вроде неловкого: «Тебе что-то нужно?»
— Почему сидишь здесь, человек? — беззаботно спрашивает монстр, а жуткая улыбка не сползает с его… лица.
Чёрт, что за… Почему
этот вопрос? И какого фига эта штуковина умеет говорить? Этот своеобразный вопросительный «ответ» Скрич считывает сразу же и, насколько позволяет его одновременно выразительная и не очень мимика, хмурится, не дав человечишке даже обдумать всё как следует.
— Что, не думал, что мне хватит мозгов понимать ваш язык? — вредно поддевает он, покачиваясь в воздухе. — Я тебя очень удивлю: не только твой любимый светильник здесь умеет разговаривать.
— Какой светильник?..
— Голубой! — выплёвывает монстр. — А это его здешнее погоняло, хи-хи! А что, как он представляется тебе? «Путеводный… Свет»? — Скрич спрашивает пренебрежительно, всё ещё улыбаясь и сверкая маленькими глазами.
Ну… Врать, что ли?
— Да… — сконфуженно отвечает человек, с нескрываемым презрением отодвигаясь от парящего на его уровне маленького существа.
— Хе-хе, — хрипло хихикает монстр, — «Путево-о-одный», — протягивает Скрич, словно пробуя слово на вкус. О чём-то задумавшись, он замолкает и смотрит куда-то в сторону наверх. — А знал бы ты, какой «путь» он тебе «ведёт», уж точно не захотел бы ему следовать.
Это что ещё за неудачная попытка отбить у человека его последнюю надежду и веру в единственное добродушное существо здесь?
Конечно же, он не осмелится выразить своё возмущение вслух здесь и сейчас, но капля недоверия и уверенного несогласия слышна в его последующем вопросе, который он сам не верит, что задаёт:
— Прости, что ты имеешь в виду?
Скрич молча обращает на него внимание, но поначалу не более. Эта тишина уже было натолкнула человека на мысль, что, возможно, монстру не понравилось обращение на «ты»… Но, чёрт, кто он такой, чтобы вообще знать какой-либо людской этикет и оскорбиться на его нарушение?
— Да так, мысли вслух, — как-то мечтательно отводит взгляд коварное существо, а потом любопытно как бы между прочим интересуется: — А ты правда веришь, что ему важна твоя жизнь?
Ничего себе. Какие же странные вопросы он задаёт ему прямо в лоб! Не то чтобы сложно было предположить, что здешние монстры имеют разум, но даже высшее существо в виде самого настоящего человека — волей не Божьей, а Сатаны, судя по всему, забредшего в проклятый Отель — пребывает в некотором удивлении и растерянности от событий, происходящих прямо сейчас.
Как он правда хотел бы ответить этому провоцирующему его непонятно на что визгуну, что, конечно, Свету важна его жизнь: он же так отчаянно пытается помочь ему! И, мол, как вообще можно такое спрашивать?
Но дело в том, что вопрос бездушной сущности, видящей своим развлечением пугать и кусаться, — то, что самому человеку у Света уже так давно хочется спросить.
«Почему тебе не всё равно?»
«Почему ты мне помогаешь?»
«Почему… Ты всё ещё не злишься на меня?»
— Не знаю… — честно отвечает Игрок, уже без задней мысли отворачиваясь от довольного монстра, чтобы хоть как-то не дать ему насладиться его оправданной тоской.
— Не веришь, — констатирует Визг. Но Игрок пытается сопротивляться:
— Нет, не не верю, — как-то отстранённо говорит он, но тут и ежу понятны его сомнения. Хотя не очевидно ли, что из-за того, что он сомневается, он и ответил, что не знает? Но ничего больше в свою защиту гость не произносит. Безысходно вздохнув, он поникло устремляет взгляд в пол, на собственные ноги. Ощущение, что в его голове только что был такой весомый аргумент, что тут же взял и испарился, не оставив человеку возможности выиграть хотя бы в этой маленькой и незначительной словесной битве с опасным монстром, способным откусить ему целую конечность, если захочет.
Однако он понимает, что действительно не знает. За Свет говорят его беззвучные слова и безмолвные действия, его старательные попытки помочь. Но что есть Путеводный Свет? Всё ли это, на что он способен? Есть ли что-то, стоя́щее за этими действиями и насколько же оно чисто? Сколько тайн и загадок таит
эта сущность и какие же цели преследует на самом деле? Не способный найти ответы на эти вопросы, Игрок уныло укладывает лицо на руки, обнимающие колени, чтобы хотя бы создать иллюзию маленького укрытия от всего вокруг, включая существо, что по какой-то причине сейчас ведёт себя относительно дружелюбно.
— Как жаль, — даже не скрывая своего безразличия, монстр беспечно вздыхает, понимая, что больше не услышит ничего в ответ, кроме этого пустого отрицания. — Мне уж казалось, ты понял, что здесь к чему.
— Что я должен понять? — гость поворачивает голову, грустно смотря на собеседника одним глазом.
— Что нельзя верить Путеводному Свету, человек! — выкрикивает Скрич, будто выдаёт нечто настолько очевидное, что глупо такого не знать, и коварно усмехается: — О, ты и понятия не имеешь, что он такое
на самом деле!
Монстр говорит это громко, жутко и с ломающимся голосом, как безумец, пытающийся внушить здравомыслящему человеку свою правду, и сопровождается это злобным, понятным только ему, смехом.
— Он зовёт себя Путеводным Светом, но, поверь, ты даже не знаешь настоящего имени этого чудовища, коим он является! — существо взлетает повыше, чтобы заставить жалкого человека смотреть на него снизу вверх. — Он врёт тебе, человек, он водит тебя за нос! — Скрич приближается, заставляя Игрока опасливо смещаться назад вдоль шкафа. — А ты, такой наивный, действительно веришь, что он пытается спасти твою несчастную жизнь!
От последующего пугающего смеха, которому совсем не сопутствует соответствующая естественная мимика, что ожидаешь увидеть даже на едва человекоподобном лице маленького монстра, гость вздрагивает. На его глазах почти показываются слёзы. Как такое может быть? Он верит в то, что говорит ему
настоящее чудовище здесь? Нет, он не верит ему! Так прекрати сейчас же реветь!
— Оу-у-у, тебе всего лишь нужна надежда, не так ли, хи-хи? — не прекращает монстр. А у смертного и мысли не было, что эта надоедливая летающая тварь способна на такую мыслительную деятельность. Почему эти сущности так хорошо понимают чувства, слабости и страхи людей, так хорошо знают, на что давить и как обмануть? — Надежда умирает последней? Так значит, вы, людишки, будете цепляться за любую надежду, в какую бы ловушку ни вела вас эта слепая и безрассудная вера?
— Я знаю, что ты пытаешься сделать! Прекрати сейчас же, у тебя ничего не выйдет! — едва уберёгшись от того, чтобы не упасть на спину, зацепившись за собственную одежду, выпаливает Игрок, не в силах остановить подступающие слёзы страха и своего отчаянного отрицания.
— Я пытаюсь помочь выбрать тебе правильную сторону, глупец! Их всего лишь две: Путеводного Света и… О, нет, вовсе не наша…
Твоя! — Скрич приближается к самому лицу, но упирается в неожиданно появившийся перед ним деревянный предмет. И тут же замолкает.
Человек, ещё не побывав в гостях у Фигуры, уже успел найти Крест.
Ха-ха, вот же повезло, жалкий негодяй!
— Пож-жалуйста… — руки Игрока трясутся вместе с мистическим оружием в них, а голос предательски дрожит. Прошло всего пару секунд, а словам этой маленькой гниды хватило этого времени, чтобы заставить беспомощного человека давиться собственными безостановочным слезами. Изнемождённый гость переходит на истеричный шёпот: — Прекрати…
Он совсем один. В этом страшном, опасном, бесчеловечном месте…
Что ещё, кроме как вера в загадочное и молчаливое существо, которое, в отличие от остальных, ещё не пыталось его убить, у него должно, чёрт возьми, остаться?
Тем не менее, как бы ни пытался он себя сейчас оправдать, он действительно осознаёт: да, быть человеком так
жалко.
— Пожалуйста, уйди! — умоляет человек и беззащитно отталкивает монстра Крестом, не способный собраться с духом, чтобы пустить надёжное оружие в ход и покончить с этим, хоть и на совсем небольшое количество времени.
Тыкнутый магической деревяшкой, Скрич отлетает и неопределённо ахает:
— О нет! Только не это! — по-настоящему испуганно пищит он. Игрок разжмуривает мокрые глаза, сквозь плывущую пелену горьких слёз глядя на существо. Его же маленькие горящие глаза тут же приобретают насмехающееся выражение, а лицо вновь расползается в жутчайшей улыбке. — Прошу-у-у, — наигранно жалобно протягивает он, — не используй эту штуку! Не позволяй Путеводному Свету снова издеваться надо мной! — громко смеясь, вопит сущность, вновь приближаясь к поистине растерянному Игроку. Тот пугливо подаётся назад, а от деревянного оружия начинают отлетать слабые голубые искорки. — Мне каждый раз
так больно, когда ты это делаешь! — фраза должна казаться обиженной, но Скрич лучезарно улыбается, обнажая белейшие зубы, способные прокусить человеческую плоть. — Человек, ты же не любишь боль? Почему ты заставляешь чувствовать её и нас тоже? Вы всегда так поступаете, глупые люди! Вы такие эгоисты, даже по отношению друг к другу!
Когда и без того последние нервы оказываются на пределе, вмиг обоих ослепляет вспышка.
Процесс изгнания проходит как в тумане. Достаточно всего пары секунд, чтобы за Крестом и ярким голубым, обещающим безопасность, светом монстра разглядеть было практически невозможно. Игрок мотает головой, не желая слушать его обжигающие самое сердце слова. Но сквозь магический треск и энергетический гул ему всё же удаётся разобрать прозвучавшее последним настолько невменяемое, что гадай, насколько наигранным оно было:
— Как же ты ужасен!
Светящийся кукловод!
Крик то ли настоящей боли, то ли обычного недовольства Скрича был заглушён лязгом энергомагических кандалов и какого-то неестественного шума, природу которого обычному человеку, не знающему, что такое существовало в реальном мире, всю свою жизнь, трудно объяснить. Он вообще мало во что верил, пока не попал
сюда, в это не поддающееся описанию теми законами мироздания, что ему известны, место.
Тёмная комната погружается в тишину. Словно ничего особенного здесь и не происходило.
На все эти странные события ушло так мало времени, что входная дверь ещё даже не начала светиться…
* * *
До Джеффа дойти всё же не удалось. Слишком много ранений получило ослабленное человеческое тело. А ведь он ещё даже был не в библиотеке.
Какой позор.
Ничего не меняется — всё происходит так, как происходило всегда. Вокруг смертоносно тихо, а в голове шумит рой беспорядочных мыслей. По полу веет свежей, что не свойственно этому месту, прохладой, а незажившие глубокие раны горят огнём. Разум кричит «Вставай!», «Беги!», а тело теряет с ним связь и отказывается повиноваться, что остаётся лишь гадать: вокруг темно или Игрок просто не в силах раскрыть уставшие глаза?
Ни руки, ни ноги, ни веки, ни губы — ничего, абсолютно ничего не желает откликнуться мысленным командам.
Но скоро станет легче. Скоро не будет ничего, кроме самой настоящей тишины и убаюкивающего голоса рядом, словно из-под толщи воды, как в глубоком сне, успокаивающего перед временным забвением. Игрок ждёт этого голоса. Игрок всегда ждёт этого голоса.
Его появлению предшествует звук невесомых шагов, слышных лишь благодаря тому, что носитель идёт на невысоком каблуке, да и то выяснять Игроку не под силу. Он так и не способен определить, действительно ли он
слышит Путеводного Света.
— С-свет… — хрипло зовёт гость, изо всех сил стараясь разлепить глаза, но малейшая его попытка сопровождается гулом в ушах и накатывающей новой волной усталости такой мощи, что трудно поверить, что он всего секунду назад думал, что хуже быть просто не могло. У человека даже не хватает силы назвать имя проводника полностью, и его удивляет, что он способен чувствовать что-то ещё вроде маленького укола вины где-то глубоко в грудной клетке.
Путеводный Свет бесшумно присаживается на корточки, склоняясь над Игроком и едва ощутимо кладя светящуюся ладонь ему на макушку. Он мягко и медленно проводит по растрёпанным волосам, внимательно слушая едва способного говорить смертного.
— Я… М-могу тебе верить? — на последнем издыхании спрашивает он, вкладывая все оставшиеся силы, что у него были, в то, чтобы просто
заговорить после того, как его путь оборвался. Он никогда прежде не был способен этого сделать. Но волнующий его, действительно важный вопрос придал ему сил совершить, как до этого казалось, невозможное. На каждом слове голос его становится всё тише, слабее и беспомощнее. Он не способен увидеть Света, он не уверен, что способен будет услышать и запомнить его ответ. Но вокруг так тепло, спокойно… И, когда Игрок расслабляет напряжённые мышцы, отпуская угасающую надежду хоть немного пошевелиться и подняться, становится ещё и тише. Как будто бы пустота поощряет его за то, что он перестаёт бороться за
эту жизнь.
Сверху слышится шелест ткани, как будто бы рядом с человеком кто-то покачнулся, перенося вес для более удобного положения. Лёгкая рука заботливо и умиротворяюще, как летний ветерок в траве, спускается от макушки к шее, бережно переходит на расслабленные плечи и дальше вдоль по руке, покоящейся в согнутом в локте положении у самого лица с закрытыми глазами, пластырем на щеке и истрескавшимися губами.
—
Выбор всегда будет за тобой, — шепчет голос, после которого то ли вскоре, то ли спустя мучительную вечность наступит самое настоящее ничего. —
А теперь засыпай. Тебе нужен отдых.
Игрок не понимает, слышит ли он: Путеводный Свет ведь никогда не говорит вслух. Его голос как далёкий-далёкий сон: в самый момент чувствуется что ни на есть реальным, но, когда пропадает, невозможно вспомнить ни тона, ни настроения, ни его тембра. И единственное, что даёт человеку понять, что этот голос его согревает, успокаивает и усыпляет, — это его собственные ощущения тепла, умиротворения и томной усталости.
Так ли оно на самом деле? У Игрока никогда не было возможности увидеть истинной формы своего самопровозглашённого проводника, если она у него вообще есть. Прямо сейчас Путеводный Свет ему улыбается? Какая у этого благородного, таинственного существа улыбка: добродушная, а может, искренне гордая? Или всё сразу?
…А, быть может, у него есть клыки? И прямо сейчас тот Свет, которого он знает как Путеводного, смотрит на него вовсе не с заботой и бескорыстностью, а зловещей забавой и непостигаемым превосходством?
Преградой к желанной правде служат лишь тонкие, обессиленные веки.
То, как Игрок проваливается в желанное небытие, где нет ни боли, ни опасности, ни страха, можно сравнить с тем, как отпускаешь нить воздушного шарика или змея.
Легко и беззаботно?
* * *
Вовсе нет. Трудно и тоскливо.
И, пока он не знает того, что действительно таится за успокаивающим шёпотом и безобидным сиянием на дверях и ключах, он будет желать лишь одного.
Верить.
