Ода ненависти

      В тот же вечер Драко думает, что идея Поттера позвать его на свидание дуэль должна быть признана абсолютно идиотской. Как и все, что этот придурок вообще делает и о чем думает.       Потому что только идиот будет тащить его по этажам через весь замок в сторону, кажется, гриффиндорской гостиной, где мстительные и трусливые львы всем прайдом разорвут его на кусочки. Хочется ускориться, потянуть за ладонь, сжимающую его руку в болезненном объятии. Заставить сбиться с ритма, побежать следом, и расшибить чугунную голову о какую-нибудь удачно выросшую в воздухе стену, чтобы Поттер больше даже не пытался верховодить.       О, поверьте, если бы Драко выбирал место для свидания дуэли, это были бы Запретный Лес с пугающе хрустящими под ногами ветками, вершина Астрономической башни, от ветров на которой стынет кровь в жилах, или хотя бы полутемный подвал с сетками паутины для антуража. Нет, может, Поттер тоже вел его в подобное место, чтобы жестоко и беспощадно забить своими фирменными Экспеллиармусами до смерти, но выглядел он при этом вполне мирно, и никаких признаков мрака, магической нечисти и коварных лабиринтов смерти по всему седьмому этажу не наблюдалось.       Пока Драко не сделал первый шаг по лестнице восьмого, удивленно распахнув глаза.       Конечно, таинственная комната, исполняющая желания. Они сделают арену для себя сами.       Поттер наворачивает круги вдоль одной из стен, на поворотах несильно встряхивая волосами, и Драко почти любуется тем, как в его заломленных бровях и поджатых губах отражается тяжелый мыслительный процесс.       — Потерялся, Поттер? — ехидно вставляет он, отчетливо представляя себе проделанную в стене дыру, сквозь которую когда-то отчетливо было видно комнату с покореженными манекенами. — Забыл, где Амбриж прикрыла местный клуб почитания тебя? Разреши напомнить: прямо здесь.       Издевательский кивок указывает на пустоту справа от тупоголового кретина, и Драко первый кладет ладонь на ручку двери, отпирая ее и тут же врываясь внутрь. Торжествующая улыбка озаряет лицо: даже здесь Поттер облажался! Но место улыбки тут же занимает удивленный возглас, когда он получше вглядывается в полумрак комнаты, а в спину ему врезается, очевидно, ломанувшийся следом Поттер.       От прикосновения его груди к своей спине и ощущения рук, тревожно схватившихся за плечи, чтобы или удержать, или устоять самому, Драко вздрагивает в окутывающем его кольце вкусных и теплых запахов, и отшатывается сначала вперед, подальше от прикосновения, а потом, оценив обстановку, назад, в крепкие путы рук.       Дело в том, что комната действительно принимает вид мрачного и холодного тренировочного зала из прошлого, она полна зеркал и изрядно помотанных жизнью манекенов, но в ее центре стоит, пошло оглядываясь и отражаясь в каждой зеркальной грани, широкий темно-синий диван, почти такой же, как в его собственной гостиной, только не кожаный, а бархатный.       Мерлин, звенящая пошлось! От этого сочетания у Драко смешок встает поперек горла, и он оборачивается на Поттера, чтобы прокомментировать его идиотский (в который раз) выбор, и натыкается глазами на приоткрытые губы, которые тут же сминают его рот жестким поцелуем.       Толчок в спину, скрип закрывающейся двери, и Драко, глотая воздух, шагает внутрь, почти спотыкается на ровном полу, ругается сквозь зубы:       — Да какого черта ты…       — О, Малфой, заткнись, — нагло перебивает его Поттер, прерывавшийся, только чтобы запереть дверь.       Похоже, он решил взять реванш. Как еще объяснить, что резким жестом тот отворачивает Драко от себя, одной рукой удерживает за шею, а второй бегает по телу смазанным движением, поглаживая, сжимая, бесстыдно изучая изгибы талии, пересчитывая ребра, одним рывком расслабляя завязки мантии, с блаженным стоном трогая дрожащую грудь?       Драко откидывает голову на поттеровское плечо, с трудом хватает ртом воздух вперемешку с шелковыми волосами и стонет, срываясь на беспорядочные поцелуи в шею сбоку, куда только и может дотянуться. Без привкуса противной перечной мяты аромат Поттера кружит голову похлеще огневиски на голодный желудок, и Драко с ужасом осознает, что брюки из легкой костюмной шерсти натягивает ощутимый стояк, до которого загребущие лапы доберутся буквально через несколько секунд, если сейчас же не остановить их.       — Прекрати, — предупреждающе бросает он, и попытки вырваться из удерживающих его рук уверенно пресекаются, — не трогай меня! Отвали, придурок!       Когда не ты зажимаешь кого-то, а кто-то властным жестом держит за грудки, за клочки уплывающего сознания, за самое нутро, лишая воли и рассудка… Тогда становится не до шуток. Не до небрежно брошенного «сдавайся», срывающего соперника в оргазм.       Здесь под вопросом уже собственная репутация, разрушить которую — значит добровольно упасть в грязь и измазаться в ней, как свинья. Драко брезгливо поджимает губы и сильнее бьется в кольце рук, не желая даже мысленно сравнивать себя с кем-то грязным и ничтожным, годным только в тарелку на ужин. Если сейчас же не вырваться, ужин сделают из него!       Рука на шее на мгновение сжимается, слегка припугивая, вышибая из тела дух, заставляя крупно вздрогнуть и толкнуться бедрами навстречу облизывающим тело потокам спертого воздуха, горячего, как в пустыне.       — Испугался? — угрожающе шепчет Поттер ему на ухо, и Драко слышит в его голосе улыбку, перед тем как ответить:       — Да пошел ты.       — Пошел ты.       С этими словами его безжалостно толкают в сторону притянувшегося ближе, как по-волшебству, дивана. Драко падает рядом с ним на колени и озлобленно вскрикивает от удара, выхватывая из кармана палочку. В Поттера мгновенно летит связывающее, и, о Мерлин, он наконец перестает управлять ситуацией, только смешливо и издевательски стреляет глазами с закручивающимися в них зелеными искрами.       Такой мятежный, что хочется ударить. И Драко делает это, устремляет кулак под дых, заставляя зазнавшегося героя согнуться впополам. Тот едва держится на прижатых друг к другу ногах, когда Драко запускает жесткую руку ему в волосы, надавливая на кости черепа сквозь кожу, склоняя врага поближе к земле, упиваясь его слабостью и злобой. Снизу доносятся кашель и почти кряхтение, а потом громкий стон, как надеется Драко, бессильной и всепогощающей боли.       Он успокаивает хватку на макушке Поттера, меняя ее на мятежную ласку ластящихся к рукам кудрей, от которых его отвлекает абсолютно все, включая самого их обладателя.       — Еще что-то скажешь? — переспрашивает Драко, выхватывая какое-то неразборчивое бормотание из шорохов на уровне его поясницы. Слегка колючий подбородок сердечком мстительно-нежно приподнимают пальцы, заставляют вытянуть шею, взглянуть себе в глаза с уровня почти-что-пола — в яростной зелени полыхает летнее пожарище, и это возбуждает в груди жажду обладания. — Я не слышу, Поттер.       — Пошел ты, — повторяет тот с абсолютно сумасшедшим выражением лица, мотает головой, высвобождаясь из легкой ласки, и плюет ему под ноги.       Этот крохотный жест заставляет Драко взорваться, и он тянет Поттера за веревки, поднимает на свой уровень:       — Как ты смеешь, ублюдок? — шипит он, и крошечная капля слюны (хоть бы ядовитой) ложится на смуглую щеку, точно так же, как самого Драко облизывала несколько дней назад искра из палочки поттеровского дружка. — Подавись.       Одним резким жестом он отправляет Поттера в сторону дивана, стараясь сделать так, чтобы тот ударился максимально больно, не о мягкую обивку бархата, а о деревянные перегородки каркаса внутри, под слоем ткани. Сам он подходит со спины, одним движением палочки снимает путы с обтянутых веревками ног и подтягивает мудака к себе за бедра, толкаясь пахом в дешевую ткань его брюк, скрывающую ягодицы, расписываясь невидимой подписью посреди округлых полушарий задницы, как между двух тесных строчек.       Тихий стон оглушает его в полной рваного дыхания комнате, наверное, Поттер пропахивает ткань дивана носом, когда Драко дергает его на себя… А тот, отчего-то освободившись от остальных веревок, переворачивается в сжимающих его за ноги руках и сваливает Драко неловкой ломаной кучей на пол.       Тот вскрикивает, приложившись головой о твердое ребро дивана. В ушах звенит, в глазах темнеет, и он не сопротивляется, когда его подтягивают за грудки на подушки, чтобы укусить за распахнутые в крике губы. Одна из них рвется, затапливая рот жестким привкусом крови, Драко кашляет, отплевывается, брезгливо исторгая из себя красные пятна вместе со слюной, потому что глотать себя он точно не будет.       — Мудила, — говорит кто-то из них, может, сразу оба, и тут же за резкой фразой оба замолкают, целуясь и драконя свежую ранку еще больше.       Драко подташнивает. Он отворачивается, выталкивает пробравшийся ему в глотку наглый язык подальше за пределы челюсти, но жесткие руки удерживают его голову с обеих сторон. Единственное решение, которое приходит на ум — сжать зубы прямо на мякоти языка.       — Ах ты кусаться? — шипит змеем, будто соревнуясь с ним, Поттер. Он заламывает Драко руки одной ладонью и продолжает жадно вылизывать его рот.       Из его хватки не удается вырываться, как Драко ни выкручивает запястья, как ни выгибается, как ни пинает сильное и ловкое тело. Нет, его только сворачивают в странную позу с руками, заведенными за спину, а на вызывающие на дуэль бедра садятся сверху. Мягкость дивана прогибается под их телами, топя в темно-синем бархате, съедая с потрохами, вжимая в себя до последней капли.       Паха касается что-то теплое, уже знакомое, сладко пульсирующее, он уже знает, что это, он трогал его в пустом коридоре в прошлую встречу, и теперь горячий геройский член трется уже не о ладонь, а о него самого, вырывая из груди подлый шокированный стон.       Возможно ли, что это месть за тот раз? Должно быть, Поттер жалко трепетал весь день после позорного оргазма, прятался от друзей, отмывался от воспоминаний в душе. Фантазия о смуглом мокром теле с бегущими вниз потеками воды заставляет застонать снова. Драко ненавидит себя за стоны, за подлую ярко-красную реакцию кожи на то, что с ним творит чертов Поттер…       Волосы которого все такие же мерзкие и абсолютно отвратительные, а руки — ни разу не аккуратно сжимающие Драко сухие, царапающие тело лапищи! А ужасающе мягкая задница, прижимающаяся к его бедрам! А пропитавшийся вкусом крови рот, который снова нападает на него в безумной схватке!       Слишком. Это все слишком. Ненормально, нереально, остро и чувственно. У Драко едет крыша.       — Голова кружится, — жалуется он в короткий огрызок времени между болезненным поцелуями.       Удивительно, но Поттер отстраняется с тихим вздохом, откидываясь назад. Ноги Драко постепенно немеют под его весом, прижатый к дивану, он не может даже рыпнуться. Заведенные за спины запястья аккуратно отпускают тоже, по телу от этого проносится легкий импульс опустошения, невесомости, неимоверной тяжести, голова бессильно падает на грудь, уставшая так долго быть запрокинутой.       Всего лишь пауза, далеко не конец. Просто остановка, чтобы переждать пару мгновений или минут, пока они снова не сорвутся в бешеную ярость драки.       — Бесишь, — отвечает ему спустя время Поттер, его голос угрожающе вибрирует. — Определись, наконец, чего хочешь. Никогда не можешь сказать прямо, да, Малфой?       — Не понимаю, — выдыхает Драко, мутным взглядом провожая его смазанные движения.       На фоне темной серо-синей стены со смутной окантовкой двери видно только загорелую кожу, кажущуюся белоснежной на фоне окружающего полумрака. Сам Драко, наверное, и вовсе на призрака похож.       — Зажимаешь меня у кабинета после уроков, — раздраженно объясняет ему, как маленькому, Поттер, — целуешь и дрочишь посреди коридора, извиняешься за оскорбление, но продолжаешь оскорблять и дальше. Делаешь больно и сам же гладишь, успокаивая. Ты либо чокнулся, Малфой, либо чокнулся и хочешь утянуть меня за собой.       Тихий смешок служит ему ответом. Драко качается навстречу сильному телу на своих коленях, проходясь поцелуем по губам, кладет ладони на твердые плечи, скользит ими вверх по ключицам, по шее, зарываясь, наконец, в волосы. Почему-то накатывает неумолимое спокойствие, как если бы весь стресс вдруг вытащили из организма по ниточке и разом намотали на катушку.       Пальцы трогают упругие волны, слегка расслабившиеся от их порывистой борьбы, накручивают завитушки на указательный и средний, пропускают сеточку волос сквозь всю пятерню, тягуче-медленно перетекают вниз, обратно к шее и плечам, перекатывают под собой напряженные мышцы.       Поттер не ударяет его в нос и даже не отшатывается, а подставляется под ласки, изредка зажимаясь от щекотки, и в какой-то момент даже срывается на стон. Только он не звучит как стон боли. Скорее, как стон наслаждения.       — Ты идиот, Поттер, — почти миролюбиво отвечает ему Драко. — Только чокнутый будет издавать такие звуки из-за того, как его трогает враг.       — Только чокнутый будет так трогать врага, — парирует с новым стоном Поттер, распахивая блестящие восторгом, иронией и ненавистью глаза.       Точно ненавистью. Ничем иным это быть не может, уж постарайтесь поверить.       Его собственные руки почти нежно ложатся Драко на талию, и он плавно перетекает поцелуями на беззащитное бледное горло, оставленное за пределами неусыпного контроля. Заметить это Драко удается, только когда его рефлекторно отшатывает в сторону, подальше от щекочущего прикосновения, но чужие руки держат крепко, так, что не спрятаться.       Из горла вырывается болезненный истеричный смех, подбородок некрасиво вжимается в плечи, в защитном жесте Драко вытягивает вперед ладони и попадает Поттеру прямо в очки.       — Мазила, — шипит тот, подняв оправу к макушке на манер женского ободка для волос, а на его переносице красиво разливаются краской два симметричных пятна от дужки. — А еще ловец!       Драко не слышит его. Он гипнотизирует взглядом румяную красноту, похожую на ту, что появляется на его собственной коже. В странном порыве он прижимается губами к немым пятнам, зависшим между уголками глаз и горбинкой носа, и целует их беспорядочно, случайно соскальзывая на трепещущие под прикосновениями веки.       Музыкальная шкатулка будто заводится во второй раз. Их снова срывает в стихийную ярость драки.       Поттер присасывается к его губам, снова наполняя рот ржавым привкусом крови, шарит руками по его телу, расстегивая, а после разрывая пуговицы, молнии, застежки и замочки, матерится сквозь зубы и пытается как можно скорее добраться до голой кожи, только мешая себе беспорядочными движениями.       — Стой, — просит Драко, ноги которого гудят и горько плачут от тяжести.       — Ни за что, — нагло ухмыляется его мучитель, все же соскакивая на пол, но только для того, чтобы одним движением уложить Драко на спину и устроиться сверху.       Рубашка болтается где-то на локтях, мешая двигаться, штаны тоже оказываются частично расстегнуты, подтяжки хитрыми завитушками, совсем как волосы Поттера, рассыпаются по коже Драко, вместе с ними по груди и животу рассыпаются мокрые укусы, от которых тело выгибается в пояснице само по себе, а член снова наливается кровью.       Когда его накрывают влажным и горячим чем-то прямо через ткань трусов, Драко пораженно стонет не столько от приятного ощущения, сколько от внезапно открывшейся глазам картины сдавшегося и рассыпавшегося в вечном проигрыше врага. После такого они никогда не будут на одном уровне. Драко заочно признан победителем.       И проигравшим тоже.       Потому что его подбрасывает на диване прямо в мокрый блядский поттеровский рот, и он стонет так громко, что Поттер исчезает с оказавшейся спустя мгновение голой головки члена, чтобы сказать:       — Тише, Малф…       И заткнуть самого себя же посреди фразы — поцелуем.       И выбить у Драко почву из-под ног, заставив почувствовать свой привкус на языке.       Минутами ранее его тошнило от привкуса крови. А сейчас ему неожиданно все равно на свою горечь, сладость или кислость, потому что он совсем их не чувствует.       Он чувствует только теплые влажные руки, бережно сжимающие его член грубыми, мозолистыми, отвратительно-сухими пальцами, от которых хочется отключиться, позорно сдаться самому, толкнуться в жаркое тепло ладоней в ответ, рассыпаться осколками по паркету и, черт возьми, просто и прозаично кончить.       — Сделай это, — равно дыша, приказывает он.       Что «это»? Даже малейшего представления у Драко нет. Просто «это». Сожми, оближи, подрочи, засунь себе глубоко в глотку, раз ты уже упал так низко, чтобы дотронуться до Драко языком.       Поттер улыбается перед тем, как сказать, вызывающе прижавшись к нему грудью, все еще запертой в рубашке:       — А я уж думал, не предложишь.       Только Драко порывается спросить, чем это Поттер так доволен, как тот скатывается вниз, куда-то в ноги, и довольно жмурится, заглатывая головку его члена. Наверное, чтобы откусить, потому что зубы больно касаются нежной кожи, и Драко шипит, запуская руку в сбившиеся от пыла битвы кудри, контролируя, заставляя остаться на месте.       — Рот шире. Царапаешь, — злобно выдыхает он, внутренне дрожа от пошлой картинки, зависшей перед глазами: его бледные разведенные бедра, удобно устроившийся на коленях между ними Поттер, слабый, ничтожный, перекатывающий на языке его член и ни капли не стесненный этим фактом.       На пробу Драко толкается в его рот, моля Мерлина, чтобы Поттер послушался и не сжал его зубами, взрывая мир перед глазами. Тот давится, но послушно открывается шире, до странного щелкающего звука челюсти, до первого потека слюны, каплей собравшегося на подбородке.       Рука, зависшая у него в волосах, гладит и перекатывает на пальцах воздушные волны, млея от нежности, пока ее обладатель подбрасывает на постели бедра и беззастенчиво ввинчивает в Поттера свой член. Далеко не самая удобная поза для того, чтобы трахать его в рот. Так что Драко останавливается, давая ему пару секунд передышки, и властно нанизывает на член лохматую геройскую голову, стараясь не сжимать спутанные кудри слишком сильно.       Ответом ему служит утробный стон, легкими отголосками звучащий в податливом горле, и Драко вдавливает Поттера в себя глубже, ближе, чтобы почувствовать, каково это, когда вибрации мягко обнимают член, но Поттер выбивается из хватки, пригвождая его руки к подушке, и откашливается в сторону, перед тем как снова вернуться к его члену.       Он специально не смотрит Драко в глаза, прячет их за черными блестящими ресницами, и тот замирает, смущенно осознавая, что блестят они от влаги.       Прежде чем Поттер начинает снова двигаться на его члене, но после того, как он падает обратно, вбирая его в рот и перекатывая на языке, Драко касается его скулы, чтобы большим пальцем стереть с него следы слез. Тот замирает, переставая, кажется, даже дышать, и поднимает глаза.       Его язык слабо щекочет уздечку, и Драко срывает от выражения его лица, от мокрых ресниц, от мелькающего под воротом рубашки стройного тела, от распирающего собственное тело ощущения головки в горячем геройском рту, злобно выдыхающем оскорбления и упреки, но послушно расслабленным сейчас для его члена.       Кончает он на выдохе, безвольно съезжая пальцами со скулы на волосы, подбрасывая рефлекторно бедра поближе к прикосновению, и его дергает, когда уздечка проезжается по ласковой глади языка. Он трется о нее сам, легкими движениями бедер, пока Поттер не отшатывается, почувствовав на языке вкус его спермы, а на его лицо не падают случайные белесые потеки.       Теперь Драко тоже проиграл. Растворился в удовольствии, сорвался, не выдержал, измучился ожиданием и бесконечной сексуальностью… То есть, конечно, не этим, вовсе не этим…       Да кого ты обманываешь, Драко?       — Отпусти, — просит Поттер, по лицу которого размазаны мутные потеки вражеского оргазма.       — Ни за что, — выдыхает тот, собирая их пальцами, размазывая еще больше, заталкивая их в голодный и растраханный рот гриффиндорского мальчика, с шоком взирающего на него из той же позы.       Поттер тушуется, пытается уйти от пальцев, гладящих изнутри его язык, тепло щеки, ребристое небо, но Драко говорит аккуратно:       — Он только что был в тебе.       И от его слов по щекам Поттера разливается огненный румянец, который Драко не видел никогда в этой чертовой жизни.       Вау. Он так сильно смутил золотого святошу? Стоит ли ему продолжить, чтобы продать воспоминания о хорошенько выебанном в рот Поттере в ближайшую газету? Стоит ли остановиться, запечатав эти воспоминания навеки только для них двоих?       Драко решает бунтовать, продолжать, унижать, развязывать руки и болезненные порывы души. И тянет Поттера на себя, на свою грудь, из которой чужой вес мгновенно вышибает дух. Зеленющие глаза смотрят непонятливо, черные брови заламываются в идиотском выражении какого-то чертового невинного олененка.       Крышу срывает окончательно, потому что Драко, преодолевая брезгливость, целует его, чувствует себя на его губах, измазывается в пятнах спермы, покрывается пятнами ярко-красного румянца и толкается, толкается языком в податливый дрожащий рот.       — Что ты делаешь? — шокированно шепчет Поттер, отстраняясь от прикосновения, но Драко вновь затыкает его: запускает руку в спутанные и уже наполовину прямые прядки, грубо сжимает поцелуем его рот, чтобы тут же сплестись языками в медленном и горячем танце.       Бессмысленно отрицать: они оба уже проиграли. Фатально, бесповоротно. Значит, можно проиграть снова.       — Предлагаю тебе себя, — решительно произносит Драко… Надломленным голосом. Придавленный чужим весом, он едва дышит и только старается не тереться чувствительным членом о грубую ткань брюк, которые Поттер не удосужился снять. — Или тебя мне. Все равно.       — Я не понимаю, — отшатывается от него Поттер, невольно повторяя реакцию самого Драко где-то чуть раньше.       — Ты кончил. Я кончил. Один-один, — поясняет он этому волшебному идиоту. — На ничью я не согласен. На проигрыш тоже.       — Малфой, ты рехнулся? — тревожно бормочет тот, поднимаясь (Слава Мерлину!) с него и на нетвердых ногах замирая возле дивана.       Драко выпрямляется следом, сбрасывая с ног зависшие посреди икр брюки, а с локтей — частично порванную рубашку. Подцепляет пряжку поттеровского ремня, призывно блестящую напротив его груди. Тянет за нее, заставляя Поттера придвинуться ближе, вцепиться в его голые плечи, слегка потеряв равновесие.       — Вряд ли ты кончишь, если я вставлю в тебя член, — продолжает размышлять Драко, ловко расстегивая его ремень. — Значит, я снизу.       — Ты ненормальный, — вздрагивает Поттер перед тем, как положить свои руки сверху на его в попытке остановить.       — Ты только что отсосал мне, Поттер. Кто из нас ненормальный?       — Оба! — истерично заявляет он, не оставляя попыток оторвать от себя Драко.       — Я свяжу тебя снова, — угрожающе тянет Драко, освобождая от хватки ремень и ударяя Поттера по рукам. — Завались, наконец. Ты и так достаточно облажался сегодня.       — Ты совсем охренел!       Возможно, вы, как и Гарри, думаете, что у Драко слишком извращенные понятия о проигрыше. Но не стоит забывать, что в первую очередь он Малфой. А Малфои добиваются своего любыми способами, не чураясь пугающих общественность методов.       Сейчас они идут на равных, и если Поттер решит его выдать, то больно ударит по репутации, которую он долго и упорно выстраивал. Сами посудите, разве может Малфой облажаться? Показать себя слабым, пресмыкающимся? Да ни в жизнь.       Это Поттер помешался на нем, а не он на Поттере. Разобиделся, как девчонка, на неосторожный комментарий о волосах. Игнорировал его до победного, пока сам Драко не рассыпался в фальшивых извинениях, слишком взбешенный тем, что на него не обращают внимания.       В конце концов, это Поттер теперь ходит с дечоночьими кудряшками. И сосет члены. И стонет ему в рот, когда кончает. Вот пусть Поттер и останется крайним.       И Драко дергает его ремень, наконец, расстегивая его и оставляя болтаться по обе стороны брюк. Подцепляет пальцами замочек, спускает штаны ниже, мстительно гладит нежную кожу бедра рядом с кромкой трусов. И слышит разбитое и потерянное:       — Драко?       От которого вздрагивает всем телом, тут же забираясь пальцами под ткань боксеров снизу, со стороны ощутимо оттягивающей ткань мошонки, вмиг находя ее и перекатывая в руке.       Он скользит ладонью выше и уничижительно улыбается, собираясь пошутить про то, что у героя не нашлось времени побриться, как вдруг его пальцы замирают прямо рядом с постепенно твердеющим членом:       Кудряшки у Поттера даже там.       Во рту пересыхает в мгновение ока, и он удивленно смотрит на Поттера снизу вверх, все еще не отнимая руки, которая ребром слегка задевает его достоинство. Во всех смыслах.       Только то достоинство, что в штанах, опасно дрожит от прикосновений и мягкими движениями поднимается из-за приливающей к нему крови. У Драко же кровь приливает к щекам, особенно когда их взгляды пересекаются, и поттеровский член дергается отчаянно сильно.       — Хочешь, чтобы я дотронулся? — спрашивает он, облизывая быстрым движением губы и замечая положительный ответ еще до того, как Поттер откроет рот, просто по очередному движению его члена.       — Отвали, — пристыженно и тихо просит тот, но этот ответ абсолютно не верный, что Драко буквально может почувствовать. Это его личная сыворотка правды. Детектор лжи, как говорят магглы.       — Хорошо, — мягко соглашается он, вынимая ладонь из его все еще идеально надетых на тело трусов, размашистым жестом оглаживает бедро и резко сдирает к чертовой матери бесящую ткань, закрывающую от него налитый кровью и уже полностью стоящий член.       Который под его внимательным взглядом мелко вздрагивает еще раз.       — Стой, — доносится беспомощная просьба сверху, и Драко просто игнорирует ее, потому что любые его ублюдские комментарии — всего лишь очередное подтверждение, что Гарри Поттер — подлый трус и лгун.       Драко сплевывает на ладонь мутную и слегка розоватую от затягивающейся на губе ранки слюну, резким движением проходится по всей длине члена от головки до основания, и слышит сверху пораженный вздох. Бедра толкаются ему навстречу, отчего розовая головка мажет его по подбородку, заставляя Поттера подавиться воздухом вновь, но Драко отшатывается от него, продолжая сжимать только мокрой от слюны рукой.       Никакого с него минета. Слишком много чести такому бесславному ублюдку.       — Не рыпайся, — скалится он, второй рукой удерживая Поттера за бедро на месте. Для верности. — Иначе выйдешь отсюда без него.       Поттер вздрагивает, и его болезненный даже на вид стояк слегка сжимается, вызывая у Драко тихий смешок и широкую ухмылку.       — Зачем ты делаешь это? — в который раз прерывает его Поттер, впрочем, не делая при этом попыток освободиться, так что Драко благосклонно отвечает:       — Не твоего ума дело.       И продолжает надрачивать геройский член, спуская с сильных ног зависшие посреди тела брюки. Прямо на пол.       Они падают у него на глазах, как падает Поттер в них же, хотя, кажется, он давно уже пробил своей чугунной головушкой дно, и падать дальше просто некуда.       Но он сам сдирает с себя рубашку через голову, расстегнув только несколько верхних пуговиц, и Драко почти смеется, представляя, что тот раздевается так всегда. Гриффиндорский неандерталец.       Но Поттер почему-то не смеется, а смотрит на него с вызовом, вихрящемся в чарующей зелени, с огоньком праведной ненависти в глазах.       — Снизу, Малфой? — спрашивает он.       — А ты жаждешь подставиться под меня? — издевательски тянет Драко в ответ.       — Нет. Удивлен, что подставляешься ты.       Прежде чем Драко успевает осмыслить то, что несет этот очкастый придурок (ах да, уже безочковый — те даже не болтаются на макушке, а валяются неизвестно где), сильные руки переворачивают его на диване вверх ногами, и тут впору бы возмутиться вдвойне, но по его бедрам скользит горячий, шелковистый член, влажный от слюны, по единственному входу в тело тяжело и пошло ударяют яйца.       Это сухо и мало приятно, но будоражаще. Так что он плюет на ладонь снова, краем глаза замечая, как то же самое делает Поттер, и его тихо рвет на кусочки от осознания того, чем они вообще, черт возьми, занимаются.       Они смотрят друг другу в глаза, растирая по членам общую слюну и сталкиваясь руками. Драко дрожит и ахает, когда по его уже давно вставшему члену чувственно скользит первым толчком член Поттера, легко щекоча его короткими кудряшками, а его руки упираются в подушку по обе стороны от Драко, и он почти жалеет, что они лежат на чертовом неудобном диване…       Когда комната услужливо подбрасывает их на кровати, в которой Драко утопает сразу же, прижатый сверху тяжелым телом. Сейчас они оба голые и возбужденные. И прямо сейчас он докажет Поттеру, что именно этот придурок помешался на нем и заслуживает теперь вечность гореть в аду.       Бутылек с кокетливой надписью «смазка» и лента странных блестящих пакетиков падают рядом с его лицом, больно ударяя по носу.       — Ауч, — шипит он, пытаясь вывернуться и убежать от Поттера подальше. — Это что за хрень?       — Контрацепция, — просто отвечает тот, ослепительно ему улыбнувшись. А потом открывает один пакетик и надевает на свои пальцы прозрачную резинку, щедро смачивая ее жидкостью из флакона.       — Зачем? — встревоженно выдыхает Драко и мгновенно зажимается, когда под мошонкой его касается мокрый холод «контрацепции».       — Снизу, Малфой, — настойчиво повторяет Поттер.       Только сейчас до Драко доходит, что снизу — это совсем-совсем снизу. То есть, до конца. Поттер не хочет трахнуть его пальцами. Он хочет вставить в него член.       — Я имел в виду другое, — потерянно стонет Драко.       — А что в этом может быть «другим»? — откровенно насмехается над ним Поттер, удобно устраиваясь на закинутых почти до потолка бедрах Драко. — Мне спустить тебя на пол и выебать в рот?       — Нет! — тревожно вскрикивает Драко, хотя это, наверное, все же лучше, чем секс. — Нет, — уже тише повторяет он, возвращая лицу бесстрастность, — нет, это именно то, чего я хотел.       — Хотел, Малфой? Как давно?       Драко хочет его убить. И только поэтому не отвечает, а качает головой, отворачиваясь. Он больше не скажет ничего, что может его скомпрометировать. Ничего.       Поэтому на первые пару движений пальцами он не реагирует, только трусливо поджимает хвост и губы. Он молчит, когда Поттер зовет его: «Малфой». Он молчит, когда Поттер зовет его: «Драко».       И только когда он убирает пальцы, наклоняясь к нему, чтобы поцеловать в висок, щеку, уголок губ, Драко поднимает на него глаза и оттаивает, замечая в его взгляде и действиях волнение, а не желание сделать больно.       — Не еби мне мозги, Поттер, — резко бросает он, пугаясь самого себя, — Еби меня.       Тот замирает на мгновение, но клокочуще смеется в ответ, и это первый раз, когда он вообще смеется над шуткой Драко, а не посылает его к черту и уходит со своими дружками.       Но еще больше он удивляет Драко, когда склоняется, чтобы поцеловать его в нос. И встает, тормоша свои брюки в идиотской попытке найти… Палочку?       Он направляет ее на Драко, шепчет незнакомое ему заклинание, и от страха дрожат опустившиеся на гладь кровати коленки. Драко крепко зажмуривается, боясь, что сейчас останется без руки или даже без члена, но он чувствует только легкость и скрипящую чистоту где-то внутри себя.       И он сжимается на постели от жуткого ощущения использованности. И паники.       Руки, бесконечно трогающие и таскающие его этим вечером, снова касаются тела. Только теперь они переворачивают его на живот, будто он чертова пушинка. Такая же, которая сейчас короткими кудрями щекочет его собственное бедро.       Когда он стонет от безысходности и зажимает руками глаза, Поттер копается сзади и снова шуршит теми блестящими пакетиками, Драко узнает их по звуку. А потом его бедра разводят в стороны обе ладони, и он рефлекторно вжимается в кровать, чувствуя неприятное прикосновение резинки к своему анусу.       И непонимающе оборачивается через плечо, как вообще может выкрутиться, чтобы удостовериться, что его действительно трахают не членом и не одной из рук, все еще сжимающих его бедра.       Между ягодиц пошло торчит голова с идиотскими и абсолютно прекрасными кудрями. И Поттер вылизывает его языком. Через презерватив. Только что очистив его магией. А серьезные зеленые глаза смотрят на него так, будто хотят сожрать.       Это одновременно смешно, смущающе и жутко горячо, особенно когда попытавшегося отшатнутся Драко притягивают обратно на ласкающий его язык, и теплые губы касаются его кожи в гребанном поцелуе, пусть и случайном.       Никто не будет его в попу целовать? Как бы, блять, не так.       Весь горящий румянцем, Драко утыкается лицом в запястья и воет от переполняющих его чувств. Поттер сверху издает булькающий смешок, останавливается на пару мгновений, меняя язык на палец и вдавливает его внутрь, заставляя поджать живот, вздрогнуть, испугаться.       Будто предупреждая реакцию, он с громким шлепком опускает руку прямо Драко на задницу. Продолжая трахать его при этом одним пальцем, а в остальных перекатывая переполненные яйца.       Разве может быть больно и хорошо одновременно? Ему не должно быть хорошо снизу. «Снизу» — про уступки, про слабость, про запретный белый флаг и разрушенную гордость. Но ему чертовски восхитительно в этих гребанных декорациях. Он с ужасом понимает, что почти счастлив быть нанизанным на кого-то. На Поттера.       Который заставляет его подбросить бедра, трахая сначала двумя, а потом тремя пальцами. И который в третий, черт возьми, раз, меняет идиотскую маггловскую резинку, чтобы натянуть его на член.       Мудаки эти магглы. Даже секс умудрились испортить.       Вернее, какой секс? Дуэль…       Ой, да пошли вы на хер, мысли. Секс. Секс. У Драко Малфоя секс с Гарри Поттером, уяснили?       И во время этого секса он стонет, как дешевая шлюха из Лютного переулка. Срывает голос, стеклянным взглядом провожает смазанную подушку, рыдает от боли наслаждения, когда в него толкаются особенно глубоко, инстинктивно трепыхается бедрами навстречу, обратно, снова навстречу, склоняется поясницей все ниже к кровати и в редкие паузы, когда член выскальзывает из него полностью, раскрывает ноги шире.       Ни одной осмысленной фразы не остается в голове, когда Поттер переворачивает его к себе и заставляет подняться на дрожащих ногах. Драко не понимает ничего, мутным взглядом очерчивая его силуэт. А потом упирается спиной во что-то холодное, с ужасом встречая взгляд расширенных серых глаз в отражении. Зачем-то Поттер подвел его к зеркалу. И теперь подхватывает под одно из бедер, заставляя шататься на второй дрожащей ноге, как цапля.       — Я упаду, — предупреждает заплетающимся языком Драко.       — Я удержу, — уверяет его Поттер, устраивая и вторую его ногу на своем теле, заставляя обхватить поясницу.       Судя по дрожи, ни на секунду не оставляющей их тела, долго это в любом случае не продлится. Кто-то из них сорвется либо в оргазм, либо на пол…       Додумать мысль Драко не успевает, потому что Поттер всаживает свой член так глубоко в него, как он не представлял, что возможно… Он вообще никогда не представлял. И не грезил, не думал, не прятал палочку под подушкой, чтобы очистить в ночи штаны и внутреннюю сторону одеяла.       Конечно, нет.       И сейчас он тоже не представляет. Просто смотрит вбок, где тоже ребрятся огромные зеркала от пола до потолка, где видно, как сексуально он обхватывает Поттера ногами за талию, пока этот самый Поттер насаживает его на себя, а его задница соблазнительно поджимается и вздрагивает с каждым толчком.       Крайне внимательным взглядом из-под почти закрытых от наслаждения век (ну вы поняли), Драко выхватывает крошечные кусочки силуэтов и ощущений. И дышит невыносимыми пряностями, от которых его нос заложило еще на пути в эту идиотскую комнату.       Поттер особенно сладко проезжается по его стенкам внутри, целует Драко своим блядским ртом, которым успел вылизать его во всех, кажется, местах, и пошлая фантазия о том, как бы идеально губы Поттера легли на его член сейчас, заставляет Драко громко вскрикнуть, кончая, теряя ощущение реальности, не чувствуя ничего, кроме бесконечного наслаждения.       И ненависти. Конечно, ненависти.       К Поттеру, который замирает под ним, тоже изливаясь — внутрь, в жаркое тело, куда-то глубоко в Драко, правда, в резинку. Его руки и ноги слабеют, и он шатается, как пьяный, когда опускает Драко на пол, убедившись, что тот уперся пятками достаточно надежно, чтобы стоять без помощи.       И оба они валятся на кровать, затраханные и уставшие. Чтобы, отдышавшись, Драко смерил ленивым взглядом сияющего, как начищенный галеон, Поттера, и сказал:       — В следующий раз снизу будешь ты.       Тот отфыркивается недоверчиво и смеется.       — Какой следующий раз, Малфой?       — Два-два. Я не сдамся так просто, Поттер. Ты должен мне поражение.       — Какое самомнение, — улыбается Поттер еще шире, сжимая его в медвежьих объятиях и целуя в еще горящие румянцем щеки.        — О, замолчи, — бубнит в ответ Драко, переплетая их подрагивающие ноги в крепкий узел.       И Гарри молчит.       Молчит, чтобы подло отомстить Драко этой же ночью: спихнуть его с волшебной кровати, сбитые простыни на которой будут напоминать волны, а возмущенные возгласы Драко — крики чаек над морем.       И где-то там обязательно будут черные кудри, блестящие на солнце и пахнущие чарующими теплыми специями, и красный, как рак, Драко, сгоревший под двумя солнцами сразу — обычным и гриффиндорским.       И он посвятит этому новую оду ненависти.       В следующий раз.